Влюблённый в суицидника

      Пшеничные волосы рассыпались между тоненьких пальцев девушки, что сидела на скамейке под большим дубом в неприметном скверике. На ее коленях устроилась голова их хозяина, умиротворенно дремавшего, пока эти же маленькие ручки продолжали перебирать каждую прядку.       У Люмин никогда не получалось отрастить волосы — как только они становились длиннее хотя бы на сантиметр, у неё возникало ощущение такой невыносимой тяжести, будто на её покатые плечи кто-то сел. Однако у её брата подобных проблем никогда не было — оттого его густые распущенные волосы сейчас и ниспадали золотым водопадом с ее ног и скамьи.       Звонкий и неожиданный чих Итэра согнал с него дремоту. Девушка хихикнула, и две пары идентичных янтарных глаз столкнулись взглядами, пока ее рука продолжала блуждать среди его волос.       Они молчали и смотрели друг на друга, а их лица так и не выразили ни одной эмоции.       Люмин прекратила перебирать пряди, начиная собирать между пальцев по три волосинки и выдергивая их от корня. Лицо ее брата скосила гримаса ужаса и боли, но он, сжав зубы, не выдавал и писка.       — 2406… — произнесла она тихонько. — 2409…       Каждые три сорванных волоска падали все вместе на асфальт, отзываясь невообразимой болью на голове их хозяина.       На глаза юноши выступили слезы, и открыв их, он увидел вместо неба лишь потолок, на который пленкой наложился сумрак.       Проснувшись, Итэр снова забыл, сколько на этот раз волосков сорвала его сестра, ибо в определённый момент боль настолько заполнила его мозг, что тот сбился со счета, однако он прекрасно знал, что узнает число следующей ночью, когда она снова начнёт вырывать ему волосы в очередном кошмаре. Или жечь ресницы. Или отрезать ему мочки ушей. Или…       Неважно.       Взгляд его глаз все ещё был в пелене неприятного сна после пробуждения, пока молодой человек не решил агрессивно потереть отяжелевшие веки. Затем повернул голову к тумбочке, уперевшись взором в упаковку препаратов, что ему выписал невролог, и которые оказались абсолютно бесполезны.       Зарывшись пятерней в свои волосы, он словно убеждался, что они все на месте. За все эти ночи, наполненные тревожными снами и кошмарами, не позволяющими парню нормально выспаться, в своих снах он лишился уже по меньшей мере 2409 волос, и пока неизвестно, сколько он потерял на этот раз.       Однако несмотря на то, что состояние Итэра ухудшалось от отсутствия здорового сна, он всегда немного расстраивался, когда его кошмар незаметно заканчивался — ведь только там он ещё мог увидеть ее лицо. Пусть Люмин и всегда творила с ним совершенно страшные вещи в его сознании, он был рад видеть ее там. Ведь в реальной жизни такой возможности у него не было.       Парень неспешно оторвал голову от подушки, на которой рассыпались его длинные светлые волосы и посмотрел на телефоне время. До будильника ещё оставалось чуть больше, чем полтора часа, однако желание поглядеть очередной триллер с ним и его сестрой в главных ролях у него отсутствовало. Лучшим решением он посчитал вставать прямо сейчас и собираться на работу.       Итэр тихонько прокрался в ванную, дабы ненароком не разбудить хозяйку квартиры, у которой он снимал комнату — мадам Пин. На эту милую старушку он вышел совершенно случайно, через девочку с потока в универе, что вроде как обучалась на юрфаке, ее точно звали Янь Фэй. Мадам Пин жила на одну пенсию и сдавала небольшую комнатушку студентам за совсем копеечную квартплату, дабы оплачивать с этих денег коммуналку.       Однако после смерти Люмин парень не знал, как продолжать обучение, более того — он в принципе не понимал, как дальше жить.       Стоя под струями холодного душа, блондин надеялся смыть с себя свой недосып, но в итоге прилив бодрости не наступил — разве что мурашки пронеслись по телу, а волосы прилипли к спине и ягодицам. Итэр сделал воду теплее. Люмин любила холодный душ.       Собственно, на незнании, как жить, жизнь юноши не закончилась, так что сейчас он уже суетился, как мог — взял академ и работал где придётся, лишь бы просто обеспечить своё нынче ставшее бесцельным существование и занять все своё время настолько, чтобы у него его не оставалось на удручающие мысли и самокопания.       Молодой человек выдавил остатки бальзама для волос и нанёс по всей длине. Под душем стало стоять в разы комфортнее — в отличие от сестры, холодный душ ему все-таки не нравился. Люмин с детства закалялась, оттого находила это освежающим. Ещё и мятный мужской шампунь использовала, с этим мерзким запахом. Итэру всегда не нравились эти ароматы мужских банных средств, дезиков и одеколонов — он находит их слишком уж удушающим. Парфюмы он вообще любые терпеть не может, а на некоторые у него даже аллергия.       Если совсем откровенно, он искренне не знал, зачем ему, вероятнее всего, последнему из их семьи, продолжать жить эту жизнь, и настолько старался потеряться в рутине, чтобы об этом даже не приходилось думать… но вопрос висел над его душой и мерзким липким страхом обволакивал ее.       Капли разносились по всему телу, закатываясь в самые непредсказуемые места. Теперь стало горячо. Когда-нибудь Итэр научится нормально подбирать температуру воды. Но ему нравится это обжигающе жаркое ощущение на коже, лёгкие, заполненные тёплом.       При этом Итэр всегда был категоричен против мыслей о самоубийстве. Он не пойдёт путём сестры. Он будет продолжать жить за них двоих. Из принципа. Чтобы на том свете у него была возможность предъявить ей за то, что ему пришлось отдуваться за обоих.       С тяжелым выдохом изо рта парня словно вышел пар, а на щеках и носу проступил румянец, и он вновь подставил голову под струи воды, смывая с длинных волос бальзам.       Люмин, ну какая же ты сука. Вот с какими мыслями ходил Итэр последние полгода со дня ее смерти. После этого обычно в горле образовывался ком обиды, который сколько не сглатывай, все равно оставался там, и за этими мыслями приходили следом другие — о том, как же сильно он скучает.       «Тебе не казалось жестоким добровольно оставить меня одного?..», — заключал он, и только после этого ком начинал медленно рассасываться.       Выйдя из душа, закрутив волосы в тюрбан из махрового полотенца, Итэр хотел было воспользоваться глазными увлажняющими каплями, да вот только их поиски прервал звонок.       — Дайн, ты мне с первыми лучами солнца теперь звонишь? — не то чтобы Итэр произнёс это без претензии.       «Ты погоду видел, о каком солнце речь, — парировал его Дайнслейф, и светловолосый уже на этом этапе потерпел поражение, ибо небо было затянуто тучами, готовыми вот-вот вылить на Ли Юэ весь свой скопленный дождь. — Тем более, зная как ты спишь, я и не сомневался, что ты уже бодрствуешь».       — Блин, все, ладно, перестань, терпеть не могу этот твой аргументирующий тон, — выдохнул в трубку парень, понимая, что крыть ему нечем.       «Я вообще звоню так-то предложить тебя до работы подбросить — все равно Паймон в школу отвозить, мне по пути», — Дайнслейф всегда предпочитал быстро переходить к делу.       — Правда? — тон блондина моментально смягчился и брови в умилении сложились домиком. — Храни тебя все семеро, Дайн, не забываешь позаботиться о шурине!..       «Только давай без вот этих вот "храни все семеро", замыслишь сам чего хорошее, так вы как давай в религию ударяться, — вечно Итэр забывал о его отношении к религии — он сам-то был больше агностиком, но Дайн вообще всегда относился к категории прям очень уж скептически настроенных людей. Богов — нет, астрологи — пиздаболы, гадалки — шарлатанки. В общем да, максимально категоричный молодой человек. — Я подъеду к восьми где-то, будь готов».       — Хорошо-хорошо, спаси-и-ибо большущее-пребольшущее! — что уж там, Итэр поплыл — добираться самостоятельно до работы в прогнозируемый ливень ему совсем не хотелось.       «Все, тогда до встречи», — заключил Дайн перед тем как положить трубку.       Итэр же не сдерживал довольную лыбу — можно сказать, день начался хорошо.       Дайнслейф приходился Итэру… ну, можно сказать, другом по несчастью — он был парнем Люмин при ее жизни. У них были весьма серьезные и продолжительные отношения, так что боль утраты блондины делили между собой. Стоит признать, что когда они встречались, Итэр Дайна сперва недолюбливал, потом лишь свыкся и принимал его, и только смерть девушки смогла максимально сблизить этих двоих. По сути, сейчас Итэр ни с кем, кроме как с Дайном и его племянницей — Паймон, даже не общался — они были его единственными друзьями.       Итэр не станет отрицать, если заявить, что только благодаря им он совсем уж не поехал крышей.