Разрешите присоединиться

      Мидория не сводил глаз с Тодороки. Сам же Шото, сидя на полу, только и делал, что прятал взгляд, стараясь опустить голову ещё ниже, бессмысленно унимая каменное возбуждение. Ему бы только перестать видеть эту мокрую скачку перед глазами. Изящные бледные пальцы вцепились в худые колени, слегка подрагивая.       То, что началось по признанию старшего, внезапно открылось общим влажным кинком. Изуку, с выставленной раком задницей, с пылающими от жара щеками и стекающей по губам слюной, был прижат к краю кровати. Пышные ягодицы сотрясались и алели от монотонных толчков Кацуки. Он периодически шептал что-то, срываясь на скулёж, лишь потому, что на выкрики больше не осталось сил. Бакуго сколько бы не старался держать безэмоциональную маску, но даже у него при беглом взгляде на сжавшегося в углу Тодороки, пролегала морщинка меж светлых бровей.       Всем троим было нелегко выдерживать непривычные условия, но от этого в комнате градус лишь накалялся. — Прошу тебя, разреши. — даже богам неизвестно, как Мидория смог выдать этот еле слышный, хриплый шёпот из себя.       Верхний на секунду остановился, однако затем, резко поменяв угол проникновения, взял ещё больший темп. — П-посмотри же, он не может больше терпеть. Бедная детка… — Нет. — А? — Ему нельзя. Взгляни - трахает пол. Прелесть. — и на лице блондина расцвёл усмехающийся оскал. — Он не может… он не может просто смотреть всё это время… Всемогущий, я сам сейчас не выдержу и запрыгну на него, как портовая блядь. И мне плевать, как это выглядит и что вы там вдвоём устроили. — привычный бубнёж себе под нос не оставлял Изуку даже в постели, однако слушатели были более внимательны в этот раз.       Потому в ответ мгновенная реакция в виде пары тяжёлых шлепков по ягодицам. Высокий стон Изуку потонул в подушке, в которую он вцепился крепче спасательного круга. Кацуки с ухмылкой оттянул половинку, сочнее спелых яблок налитую алым, любовно обвёл пальцем покрасневшие края, так тесно сжимающие его крупный ствол, врывающийся в парня. — Не лезь. Я уверен, сегодня тебе будет достаточно и одного члена для того, чтобы обкончать эту простынь. — Тяжёлые вздохи жаром обдавали россыпь веснушек на плечах Мидории. Наклонившись он прошептал, касаясь губами красного уха. — Он может выдержать это. Как и ты.       Кацуки возобновил толчки. Он плавно погружался, проводя головкой прямо по простате, и выходил практически полностью, доводя этим Изуку до безумия. Горячая рука легла на изнывающий розовый член, повторяя собственные фрикции. Большим пальцем он обводил головку, а потом с нажимом шёл кольцом слегка вниз и снова вверх, собирая прозрачные капли и вновь повторяя. Изуку еле смог сказать предложения, сбиваясь на рваные вздохи и всхлипы между ними. — Детка, иди ко мне… — словно в бреду повторял и повторял он. Не смотря на толкающийся внутрь член, нижний не мог перестать думать о другом парне, том, что сейчас сидел на полу. Те же мысли, но тщательно скрываемые, честно признаться, были и у доминанта.       Сидя с зажмуренными глазами, Тодороки видно проходил все круги ада, пытаясь не сорваться и не потрогать себя прямо перед парой совокупляющихся парней. Его взъерошенные цветные волосы прилипли к вискам, а стройное тело было покрыто испариной. Покрасневшая головка полностью вставшего аккуратного члена, уже сочилась, пачкая липким нижнюю часть живота. Даже лёгкое трение этой нежной кожи о собственный торс сводило с ума, заставляя пальцы на ногах скручиваться, лишь бы избавиться от излишнего напряжения.       Слова Мидории лишь подливали масла в огонь, заставляя его не только физически терпеть возбуждение, но и постоянно держать в голове мысль о том, что ему буквально запретили принимать участие в сексе со своими партнёрами, что он ждёт разрешения от верхнего, чтобы тоже засунуть свой истекающий член в эту блядскую сочную задницу.       Условия, на которые он согласился, оказались куда тяжелее, чем он думал. Смотреть на поцелуи и неловкий петтинг в начале, было куда легче. Такое периодически и так происходило в бытовой обстановке, вне сессий. Собственно так кинк и был впервые осознан самим Шото. Тем не менее акт наблюдения Тодороки, хоть и заранее оговоренный, оказался внезапно смущающим для всех троих. «Игра в слепых» была в новинку для партнёров, а сабмиссив вообще лишь на практике осознал истинный тактильный голод. Собранный и выглаженный, строгий, холодный и расчётливый. Тодороки Шото. Кто бы вообще мог подумать, что он способен быть настолько… нуждающимся во внимании и прикосновениях.       Избавив себя от разглядывания влажной картины, он не сильно помог себе, поскольку все его остальные чувства подались в гипер чувствительность. Звуки шлепков, вскрики и всхлипы их маленького солнца, получающего сейчас небывалое удовольствие без него, редкие, но тяжёлые стоны Бакуго, ласкающие слух — всё это буквально выводило из себя, заставляло вновь и вновь вспоминать, каково это — входить в жаркое и тесное, одновременно соприкасаясь с членом другого партнёра. Как же их сжимали эти стенки, как мокро от слёз и слюны становилось на плече, в которое кудрявая макушка постоянно утыкалась, ища защиты и утешения от непрерывных толчков. И это трение. Трение, трение, трение. Беспрерывное и горячее. Эти жалкие потирания липкой головки о низ живота или поджатое бедро никогда не смогут сравниться с тем удовольствием.       Перед глазами вперемешку с образами проникновения своего члена — резкое скольжение в собственную дырочку. Не нежный, растянутый секс, тот, что с Мидорией, а бешенная, грубая скачка. Та, где над ним берёт верх его пылкий и агрессивный доминант, всегда сзади, всегда прижимая за шею вниз. Та, что Бакуго разрешает только ему одному. Толчки, от которых сотрясается кровать, синяки и царапины на спине и бёдрах, колко впивающиеся в запястья красные верёвки, искусно завязанные в крепкие узлы. Горячо и больно — сладко и мокро.       Если бы только… если бы только он мог хотя бы прикоснуться к себе. Провести сжатым кулаком хотя бы раз. Натянуть голодную по прикосновениям нежную кожу, оголить головку, провести большим пальцем по уздечке… — Взгляни на это.       Мидория с огромным усилием вновь оторвал лицо от липкой подушки. Фокусировка сильно подводила его, но благодаря большой крепкой руке Кацуки, несильно вцепившейся в зелёную шевелюру на затылке, он смог снова направить взгляд на зрителя. — Какой же… он у нас красивый. А-ах! Детка, ты бы чувствовал, как он глубоко во мне прямо сейчас… Что же ты больше не смотришь? Тебе разве не нравится то, нгх, что ты видишь? — в мнимой обиде Изуку даже умудрился надуть свои пухлые губы на пару секунд. Тодороки явно возбуждался от их грязных разговоров куда сильнее, чем от полного игнорирования, что заметил и Кацуки. Большая ладонь плавно перебралась с загривка на кадык и сжала шею, перекрывая зеленоволосому доступ к кислороду. — Может, он хочет быть на твоём месте? Может он хочет быть выебанным моим членом и кричать так же… громко — жаркие губы буквально рычали на ухо Изуку, однако, все понимали, предназначались эти слова совсем другому. — Мм? Или же? Он хочет ебать тебя? Мне стоит делать это так, как обычно делает он? Или мы с тобой можем справиться без него? Может, тогда ты мгновенно кончишь, а? Ты ведь уже близко, я прав?       Головка выходит со звонким пошлым звуком под аккомпанемент глубокого вдоха и разочарованного хныкания за тем. Блондин прислоняется к изголовью, приподнимая и вновь насаживая тесного Мидорию на себя. Тот седлает и наваливается, поворачивая голову в сторону зрителя. Бархатная загорелая кожа и розовые сосочки нежно прижались к груди Бакуго. И Кацуки решается: — Подойди ближе.       Тот пару раз моргает не в силах поверить, что ему не послышалось. И поднимает голову так резко, что мокрая чёлка всколыхнулась и откинулась назад, оголяя бледный лоб. Он, наверняка не контролируя того, впивается в них наивно просящим и в предвкушении ожидающим взглядом своих удивительных глаз. Ждал, но сам не понимал, чего. Но вот приказ повторяется, и парень уже не в силах ему сопротивляться. И…       Лучше бы он ослушался. Сука. Лучше бы он остался сидеть там, зажатый и загнанный грязными мыслями, чем подошёл ближе к кровати. Ведь он увидел больше деталей. Взгляд только и успевал хватать картинки того, как из места проникновения рекой льётся липкий лубрикант. Как покрасневшее от трения колечко мышц с каждым толчком не хочет расставаться с такой правильной, приятной наполненностью. Как жадно стенки смыкаются на крупном, покрытом толстыми венами стволе, поршнем без устали совершающим поступающие фрикции. Звуки шлепков крепких бёдер и крупных яиц о мягкие, влажные ягодицы стали громче и отчетливее.       Стоило ему придвинуться к ним ближе — как настоящей псине — перебирая коленями по жёсткому ковровому ворсу, он застыл на месте. Будто тело отдало всю энергию лишь на работу органов чувств. Всё для того, чтобы он мог смотреть, слышать и жутко, жутко хотеть присоединиться. Он хотел жадной тесной хватки на своём члене, мокрые поцелуи на щеках и шее, хотел укусы и синяки на запястьях.       Однако они выглядят так, будто действительно справляются и без него. Мидория скакал на бёдрах Бакуго, откидывая голову назад и раскрывая губы в блаженстве. Бакуго же, крепко вцепившись в хрупкую талию, направлял темп партнёра. А он лишь и может, что смотреть на них, преклонив колени, словно он перед постаментом. Эти парни так жарко отдаются друг другу. Его же место — быть наблюдателем их химии длинною в жизнь, снова и снова занимая второстепенную роль в этой истории. А ведь он тоже мог бы. Они ведь оба могли хотя бы использовать его для своего удовольствия. Почему они не делают этого? Он бы смог! Он бы смог занять эту роль ради этих двоих. Беспрекословно и желанно подчиняться приказам, отдаваться во власть и делать всё для того, чтобы они были счастливы. Наблюдение без возможности прикоснуться — это настоящая пытка. Ему бы только… разрешили. — Кацуки…       Слабый зов вырывается с тонких губ, и прикрытые от наслаждения глаза Бакуго в тот же миг переводят свой взгляд на саба. Это заставляет разливаться тепло в груди. Даже несмотря на поглощение прекрасным сексом с прекрасным Изуку, блондин следит за центральным в этом спектакле. Он не может не. Он всегда способен на короткие успокаивающие и полные заботы фразы для него в такие моменты. Когда Шото всего лишь нужна маленькая ниточка связи с поверхностью. С тем миром, что вне сессии, где он бесконечно любим и оберегаем словно хрупкое сокровище. Ведь именно осознание этой невероятной двойственности любви и безразличия доносило наибольшее наслаждение и нередко помогало в достижении оргазмов. Иногда он действительно нуждался в таком жесте.       Однако этот раз действительно отличался. Бакуго не знает, что именно в глазах Шото заставило его сказать это. Возможно даже разрешило или попросило… Но внезапно для всех он просто — Наслаждаешься зрелищем, сука?       И Тодороки заплакал. Что-то в нём вместо лёгкого взлёта начало неумолимо и оглушительно спускаться в бездну. Голос, столь родной и любимый, вместо тепла и волнения был полон чистого презрения. Чем… чем он заслужил? Слёзы вначале скопились в уголках глаз, делая цветные радужки ещё больше, а затем потекли мокрой паутиной по его щекам. Щёки и нос покраснели ещё сильнее.       У Бакуго в ту же секунду будто что-то тяжёлое упало вниз и затянулось в узел к низу живота. Блять. Член, в это время скользящий по тесному и влажному, выбивающий вскрики зеленоволосого партнёра, сжимаемый до медового удовольствия во всём теле, просто физически не может стать твёрже. Так он думал до этой минуты.       Шото всегда был красив. Его высокий рост, стройное зрелое тело, чёткий профиль и алые губы. Вкупе с эмоциональной скудностью и холодным острым взглядом, он всегда выглядел так, будто сошёл с обложки самого дорогого модного журнала. Особенности внешности всегда лишь дополнительно выделяли его из толпы, заставляли говорить про эту внеземную красоту. Весь мир видел и знал, кому принадлежит Совершенство. Кацуки с Изуку всегда получали завистливые взгляды в свой адрес от многочисленных поклонников героя. Но Бакуго, хоть и признавал, хоть и гордился своим парнем, в силу своего характера редко — почти никогда — не упоминал этого факта вслух. В отличие от Мидории, который несколько раз на неделе точно вводил Тодороки в краску от нелепых комплиментов.       И вот перед глазами туман скачка возбуждения, что Мидория теперь не то, что со словами — со звуками плохо справляется. Перед ним ведь слёзы кристально чистые (которые отлично бы смотрелись смешанными со спермой на этих алых щеках) и взгляд под слипшимися длинными ресницами настолько мокрый… Перед ним блядский Тодороки. Тодороки, который, сидя на полу, как собака, начинает дрочить себе в такт их толчкам под акомпонимент водопада слёз на своём красивом лице.       Нравится. Ему действительно, блядство, это нравится.       У Бакуго в ушах белый шум. От эстетики перед глазами мёд блаженства разливается по телу, вновь, как и жаркая кровь, приливая в конец к члену, но он отчаянно пытается справиться с новообретенным кинком, потому что, честно то говоря, — слёзы. Шото плачет во время секса. Такое случается впервые. Он же не мог перегнуть… Он ведь буквально прочитал это желание в его глазах. Да, они не оговаривали подобных практик прежде, но ведь он опытный доминант в этих отношениях, он не мог ошибиться… или       Кацуки опустил бёдра и осторожно вышел из Мидории. На мгновение перехватило дыхание от пошлого звука смазки и осознания насколько жадным может быть младший, который не хочет отпускать его. Но центральный в сегодняшней сессии совсем не Мидория. — Шото, слышишь меня? Твой цвет? — мягко, но чётко, чтобы достучаться до рыдающего парня.       По началу старший просто закачал головой. — Не так. Мне важны слова. Нам следует остановиться? Мы можем не делать всего этого, если ты чувствуешь, что это больше, чем ты можешь взять. Шо-? — Зелёный. Продолжай. — слабо и через всхлипы раздаётся в ответ. Бакуго облегчённо вздохнул, он не ошибся. Тонкие пальцы безуспешно, но так мило пытались стереть слёзы с покрасневших щёк. — Всё правда в порядке, не волнуйся. — Уверен? Опиши мне. — Я хочу кончить, я так хочу кончить, Кац... нгх. Я хочу быть с вами, я не хочу быть тут один… Но вы ещё так говорите, — неопределённо провел в воздухе, — всё это. — Мне прекратить? — Нет. Пока, нет, я. Я всё ещё… — Громче. — Я всё ещё хочу… мне нравится это. Мне нравится то, что я чувствую. — Хм. Что именно?       Член плавно возвращается в тесное нутро, большие ладони до синяков впиваются в мягкие ягодицы, пытаясь заглушить растущее звериное возбуждение в Бакуго, которого становится внезапно излишне для одного партнёра. Толчки становятся глубокими и тягучими. Стоны Мидории набирают обороты, заглушая тихий лепет Тодороки. От чего тот просто закрывает рот, он не может его винить — он видит, до болезненных всполохов в глазах видит насколько ему мокро, жарко и …хорошо. Он рад за Изуку, бесконечно рад, правда. Это чувство буквально затопило его и обдало жаром по всему телу. Он тоже хотел быть там сейчас. В нём. Или под ним. Неважно. Тоже хотел бы стонать, задыхаясь и бесконечно пытаясь вымолвить имена. Почему он лишь смотрит? Почему ему не позволено? Уже более чётко он произносит: — Чувство, что я никто, что не важен для вас. Но в то же время то, как вы говорите обо мне, пока друг с другом… Это качели. Я в первый раз могу ощутить это настолько… низко и высоко одновременно. Ты же понимаешь? Кацуки, м, я-       Дьявольски довольный оскал расцветает на лице Бакуго, и, сделав мощный толчок — Изуку коротко вскрикнул и низко застонал, — блондин, всё так же не сводя глаз с Шото, вдруг опускает руку с ягодицы Мидории на мокрую от слёз щеку Тодороки и совершенно невинно поглаживает её большим пальцем. — Вот так сможешь считать, что ты тоже важен для нас?       Если бы Шото и вправду был собакой он бы взвыл от одного только осознания. Только что эта ладонь эти длинные испещренные боевыми шрамами пальцы собственнически сжимая утопали в мягкости задницы зеленоволосого. Она поддерживала их веснушчатое солнце, помогая ему опускаться на твёрдый член, проталкивала свои пальцы в эту розовую растянутую дырочку. А теперь. Она у него на щеке. Аромат пота, и смазки окутывавший его с ног до головы, наконец заполнил его лёгкие и изнутри. Источник запаха и тепла находился в каких то паре сантиметров от его языка. Он не мог ничего поделать с собой. Сам же рушил стену, о которой так долго молил доминанта. Даже если позже последует наказание от Кацуки, даже если ему это категорически не понравится — он не смог себя остановить.       Шото слегка наклонил голову и обхватил большой палец губами. А глаза, эти прекрасные глаза исподлобья смотрели на него самым невинным взглядом из всех, что он когда-либо видел. Прозрачная вязкая слюна стекала по руке, а розовый язык проходился по пальцам, словно по карамели.       Кацуки долго смотрел в разноцветные озёра напротив, прежде чем хрипло прошептал — Смотрю на твои блядские губы и не могу не думать о них на члене. Сука, хах! Нет, этот язык реально не для пальцев. Чёрт с ним, ты сдался уже в тот момент, когда начал дрочить себе. Иди на кровать. Деку, развернись.       Полувменяемый Мидория, лёжа на груди блондина, издал отрицательный возглас. — Я, гнх, я близко… Не прекращай, умоляю, не прекращай… — Повтори?       Разочарованно хныча, зеленоволосый перевернулся и спиной отклонился на Кацуки. Тот подхватив под колени, развёл стройные ноги Мидории в стороны, и, полностью раскрыв вид перед Шото, вновь насадил младшего на себя по самые яйца. — Помоги ему кончить.       Перед глазами у забравшегося на кровать Тодороки фейерверки. А прямо за ними розовый аккуратный член Изуку, что подпрыгивал в такт толчкам и крупный венистый ствол Кацуки, который так правильно входил во влажное колечко мышц.       Шото даже не успел обхватить всю головку губами, ему хватило всего пары неловких движений языком по всей длине от поджавшихся яичек наверх к дырочке уретры, чтобы довести Изуку до предела.       Глаза младшего закатились. Самый громкий и протяжный стон с хрипом оборвался и мягкие бедра сжались в оргазме. Мидория слепо закрутил головой, не зная, куда спрятать горящее от экстаза лицо. Бакуго не прекращал тугие толчки, не отводя взгляда с ошеломлённого лица Тодороки. Блядская дорожка свежей спермы, что стекала по острому подбородку и капала прямо на белоснежную простынь, узкие стенки, что так жадно сжимают его, шумное дыхание в перемешку со сбившимися благодарностями.       Бакуго давно такого не испытывал. Он смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляд — такой же шокированный как и тот, что напротив. Он даже представить не мог, что сейчас творилось в голове у старшего.       А там была буря мыслей со скоростью света сменяющих друг друга. Я ещё не заслужил. Мигало там особенно ярко. Сомнительный вывод, что сделало мутное сознание, впрочем уже привёл к не менее сомнительному решению.       Мидория уже свалил свой подтянутый зад в сторону, оставив лишь кудрявую макушку на груди Кацуки. Они оба тяжело дышали и смотрели, смотрели… Смотрели на то, как испачканные в сперме алые губы приближаются к новой цели. — Можно? — опьяненные возбуждением глаза замерли на одной точке, на ярко-алой крупной головке, подёргивавшейся прямо перед заплаканным лицом. — Можно что? — сбитое дыхание еле слышно прервалось насмешкой. — Сделать… — Не слышу тебя. Обычно ты куда собраннее, что с твоим самоконтролем на этот раз? — наигранное возмущение, ведь он знал, они оба прекрасно знали. — Сделать тебе приятно? Ртом. — всё ещё неуверенно, всё ещё с затаённой надеждой на согласие. — Хах, хочешь мне спеть, Тодороки? Не знал, что певицы теперь выглядят так грязно. — проведя шершавым пальцем по лицу, он собрал сперму Мидории и, помедлив пару мгновений, с силой протолкнул её прямо между губ, заставляя облизать. Дрожащие мокрые ресницы выдавали возбуждённую тряску, более тянуть он уже не мог. — Попробуй быть конкретнее.       Судорожный вздох и вспыхнувшее от смущения — это уже смешно — лицо, опущенное вниз. Произносить вслух все эти вещи. Они знали, что для излишне сдержанного старшего это очередная пытка. И всё равно ждали пока он… — Минет. — Хм? Вот так ты просишь отсосать мне? Настоящая шлюха, которая просто хочет, чтобы кто-то использовал её? — Прошу, позволь мне. Пожалуйста. — Только посмотри, какие волшебные слова он знает, Деку. Как думаешь, что будет веселее? Смотреть на то, как он будет задыхаться или на то, как он будет продолжать давиться своей же слюной, желая чтобы я трахнул хотя бы его глотку? Ты же даже не умеешь того, о чем просишь. Забыл?       На мгновение Тодороки показалось, будто кто-то огрел его чем-то по голове. Фантомная резь от осознания действительно провального положения проскочила всего на секунду. Но и её хватило, чтобы вспомнить провальную попытку доставить такого рода удовольствие своим парням ещё в начале их сексуальных отношений. Они — чему он безумно благодарен и счастлив — в тот раз проявили безумную участность и заботу о неумелом партнёре, но и это не спасло Шото от внутренних угрызений и глупых нашёптываний от внутреннего голоса. И зачем только полез. Опозорился. Даже на банальный отсос не способен, чем ты вообще сможешь быть им интересен. — Я помогу.       Тихий шепот Мидории разрезал тишину комнаты и тут же завоевал внимание. Кацуки отчего-то хмыкнул. — Ты ещё жив? — Не утруждай себя. Это будет забавно - посмотреть на то, как наш мальчик заставит тебя кончить своим языком. А ведь ты совсем близко к- — Хватит пиздеть. Ты что-то слишком рано оклемался, может в тебя ещё раз засадить? — Кацуки нахмурился и слегка шлёпнул по измученным ягодицам.       Звонкая трель смеха прокатилась по спальне. Изуку приподнялся на локтях и подполз к старшему, сладко выгнувшись. Он прижался к спине Тодороки, заставляя того вздрогнуть и пропустить удар сердца, это точно. Мягкий и влажный после оргазма член так приятно прижался к нежным ягодицам. — Я буду подсказывать тебе, Шото. Не переживай так сильно. — еле слышно продолжал шептать Мидория, губами касаясь его красных от стыда ушей. — Ну же, хватит смущаться от того, что сам же и предложил. Ты сможешь.       Тодороки сглотнул и кивнул головой, что младший распознал как готовность к началу. Мидория мягко раздвинул крепкие бёдра Бакуго, для большего удобства. — Отлично. Начни с лёгких поцелуев. Обычно это сносит ему крышу сильнее, чем глубокая глотка, поверь мне.       Мидория, имея богатый опыт и безумную наблюдательность в том, что и как нравится Кацуки, не соврал. Стоило ему пройти влажной дорожкой нежных поцелуев по стволу до чувствительной головки, как блондин громко втянул воздух через нос и откинул голову наверх. — Сука.       В ответ снова смех Изуку, щекой прижавшегося к старшему. Даже последний не смог сдержать смешка, вновь дыханием опалив подергивающийся член. Вдруг по спине Тодороки закружили слабые прикосновения пальцев. — Возьми его в руку и пошлёпай головкой по языку и щекам. Вот так. Да, молодец. Как же грязно это выглядит. Твои щёки теперь липкие, детка. Если бы наш драгоценный Каччан справился со своей гордостью и посмотрел на тебя хоть мельком сейчас…       Бакуго же в конец закрыл глаза и закусывал губы, не смея признаться даже самому себе, насколько он близок к собственному оргазму. Щелчок крышки лубриканта заставил его дрогнуть. Чёрт, Мидория собрался растягивать старшего, пока тот усердно сосёт его ствол? Блядство.       Изуку действительно уже кружил своей правой рукой вокруг ягодиц Тодороки, всё так же прижимаясь и выражая невероятную участливость в их «учении». Стоило среднему пальчику внезапно остановиться и слегка надавить на сжатое колечко, как Шото вздрогнул. Возглас неожиданности обдал дыханием влажную от слюны головку, холодком пробежавшись по телу Бакуго от дырочки уретры до самых кончиков волос. — Не отвлекайся. Я хочу, чтобы вам обоим было приятно. Обхвати его ртом, сомкни губы, но только осторожнее с зубами. Да, прямо так. Чуть ниже, детка. Обратно к уздечке. И давай опять вниз. — в перерывах между фразами он обсыпал его плечи лёгкими поцелуями, — Постой, кажется, нам нужно чуть больше для скольжения.       Собрав слюну на губах Шото смачно сплюнул её, растерев по стволу. — Вот, теперь будет проще. Продолжай. Чуть больше давления, втяни его в себя.       Сам же Изуку, щедро налив смазки меж ягодиц парня, уже смог протолкнуть фалангу. Не прекращая поступательных движений он погружался всё глубже. Было видно, как ощущения Тодороки сбивались и путались.       Он старался быть сосредоточенным на том, как доставляет долгожданное удовольствие своему партнеру, не упускал ни слова своего «наставника» и даже сам начинал получать кайф от того, чем занимался. Движения языка становились всё свободнее и вальяжнее, будто он уже подбирал свой собственный стиль, а не слепо следовал указаниям. Всё оказалось проще, чем он думал. Главным было лишь доверие и собственное желание.       Однако палец Мидории, что так внезапно начал растягивать его, это невозможно было игнорировать. Вскоре добавился второй. И вот теперь всё вновь стало невыносимым.       Естественно, Изуку не нужно было время, чтобы найти ту точку, что сводила с ума. С шальной улыбкой он методично толкался в неё подушечками пальцев, не давая Шото нормально вдохнуть кислород. А с крупным членом в горле сделать это было и так непросто… Поэтому он сдавленно мычал и всхлипывал, а затем вновь и вновь насаживался ртом на сочащийся, подрагивающий в крайнем возбуждении ствол. — Слышишь, как он стонет? Наш суровый парень не может себя контролировать. И всё благодаря тебе. Ох, к-кажется, я снова твёрдый, глядя на вас обоих…       Глухие стоны действительно вырвалась из губ Бакуго. Он сдерживал себя, чтобы не кончить, ведь понимал, что Шото получил не всё. Было ещё нечто, что он хотел дать ему. Но для этого пора уже останавливать эту карусель. Благо, Мидория, сам того не понимая, помогал ему.       Третий палец вошёл под глухой возглас, вибрацией отдавшийся по стволу Кацуки. И это стало последней каплей. — Шшш, это было внезапно? Извини, солнце. Сейчас будет приятнее. — Х-хватит. Пожалуйста, ос-становись. — донесся сверху хриплый стон. Алые губы остановились на подрагивающей головке. — Что? Каччан, у нашей детки только начало всё отлично получаться. Ты что, срываешь наш урок? — с лукавой улыбкой и наигранным возмущением заявил Мидория. Он как никто другой видел насколько раскраснелось в смущении лицо блондина. Слишком много нежных эмоций для их доминантного парня. А всего-то и нужно было помочь их вечно тихому и безэмоциональному партнёру утолить жажду своих кинков.       Кацуки наклонился и тихо прошептал, поймав взгляд распахнувшихся озёр напротив. — Ты чудо. Но у меня есть кое-что ещё для тебя. Ты в порядке? — У меня получилось, да? — Вопрос, Шото. — Да, я готов. — В ответ довольный кивок и закусанная в предвкушении губа. — Я теперь… Я теперь умею, правда? Я умею делать приятно, папочке? — Что? Блядство. Твой отец убьёт меня, если узнает. — Извини. Я подумал- — Нет, нет. Всё в порядке. Если тебе так комфортно, я не против. Я даже, блять. Кажется сегодня какой-то вечер новых открытий. Пиздец. — парень покачал головой от внезапного смеха. — Ладно, мы выяснили, что ты очень хорош в отсосе. Так что там с твоей холодной задницей? Она теперь достаточно разработана для меня? И хватит лыбиться, Изуку.       Изуку действительно блаженно улыбался, развалившись на смятых подушках в изголовье. Глядя на воодушевлённого Тодороки и смягчившегося до любимой Мидорией нежности Бакуго. Она всегда переполняла его к концу сессий. Когда он приближался к оргазму, то становился безумно заботливым и сыпал мягкими фразочками, а то и уменьшительно-ласкательными прозвищами.       Сразу два пальца погружаются в саба до основания, свободно расходясь внутри ножницами. Всё ещё слегка тесно, но для того, как любит Тодороки — достаточно. Зад к верху, руки заломаны за спину. Красиво. Красоту мог сейчас оценить и Мидория, что плавно обхватил ладонью свой вновь налившийся возбуждением член. Мастурбировать на совокупление любимых людей действительно было невероятно. На то, как жёстко Кацуки брал этого растекающегося в возбуждении парня — особенно приятно.       Член уже лежал на ягодицах, но не спешил погружаться внутрь, лишь потираясь головкой, размазывая липкий лубрикант по дырочке и изводя Тодороки. Ведь было так близко. Он был к этому так близко. Какого чёрта?       Бакуго действительно завис, перекатывая на языке слово и свои ощущения от него, не решаясь на то, чтобы озвучить просьбу прямо. — Скажи это ещё… — Я, я не понимаю. Пожалуйста. Мне нужно- — Скажи… То, как ты хотел меня назвать… — П-папочка? — тихо и стеснительно прошептал Шото, на что последовал глухой рык от Кацуки. — А теперь полностью. Чего ты хочешь, детка? — Возьми меня. Пожалуйста, папочка.       Бакуго вошёл быстро и полностью, выбивая воздух из лёгких и громкий вскрик. С силой вцепившись в худые бёдра он практически насаживал его, словно куклу. Раз за разом, бил по простате. Тепло разливалось по низу живота, и несмотря на дикую тряску члена и его мокрые шлепки о живот, старший был на грани. Вот бы только коснуться себя, но он знал, что за инициативу последует наказание.       Глаза за мокрыми от слёз ресницами устремились на Изуку. Кудрявый смотрел прямо на него и дрочил себе. Буквально в полуметре от них. Смотрел и наслаждался тем, что видит. Кулак проходил от головки до основания, размазывая предэякулят по члену. Пальцы другой руки, что он тщательно смочил слюной, бесстыдно проталкивались в всё ещё растянутое от долгой ебли колечко мышц. — Хочешь его? — будто шёпот дьявола на ухо. — Мгх. — лишь сбитое хныкание в качестве согласия, но оно верхнего не устраивало. — Проси лучше. Ты можешь, я уверен. Всегда было интересно, как скоро ты сможешь дойти до грани, где всё твоё высокомерие сломается и ты станешь буквально молить нас о сексе с тобой.       Внутри у Шото действительно что-то ломалось прямо сейчас. Громадными трещинами шло по всему его телу и естеству, от каждого толчка в него всё сильнее. Осознанность плавно покидала его, оставляя место лишь парению над бездной удовольствия и экстаза. А оттого слова, что слетали с его искусанных губ почти не обдумывались перед тем, как прозвучать. Он говорил всё, о чём сиренами кричало в его голове. — Умоляю, папочка, пожалуйста. Я хочу принадлежать вам. Используйте меня. Это всё, чего я прошу. Изуку, пожалуйста. Неужели я не заслужил вас? Не оставляйте меня. Нгх, ммм. Я хочу, так хочу… Я так люблю вас. Пожалуйст-       Слова потонули в поцелуе, что обрушился на него словно мощное цунами. Мягкие сочные губы притянувшего его к себе младшего так чувственно сжимали его, языки, что слились в единый танец. Влажно, жарко, мокро от слёз и слюны. — И мы любим тебя, солнце.       Мгновение и ладошка, что мягко подхватила его напряженный, изголодавшийся по прикосновениям член, направила его внутрь. Толчок бёдер Кацуки сзади. И он внутри. Там тепло и слишком много лубриканта, отчего часть вперемешку со слюной и предсеменем Кацуки вышла наружу от толчка. — Я- Я сейчас- — Собираешься кончить? Хм, а что если прямо сейчас пережать тебе твой жадный маленький член и вставить вибратор на полной мощности? Как долго ты сможешь это выдержать? Час? Два? Или ты и пяти минут не продержишься, как будешь вымаливать, сука? — Нет, нет, не- не надо. Я… Я так близко, нгх. М-можно? Можно мне кончить, пожал-пожалуйста! Кацуки, Изуку… пожалуйста!       Бакуго вмиг смягчился и поймав через плечо взгляд Мидории, мягко кивнул ему одновременно с большим глубоким толчком по самые яйца. — Ты можешь кончить, Шото. Наш мальчик так хорошо справился. Ты это заслужил, детка.       Много. Это слишком много. Тодороки снова плачет и судорожно шепчет благодарности в поцелуи младшего.       Распирающий член внутри и тесно сжимающее нутро снаружи. Стимуляция, трение кожи и жар сбитого дыхания на ухо. Его зажало между двумя телами, будто на грани миров, грани сознания. Сама мысль о том, насколько он принадлежал им в этот момент… Оргазм накатил огромной волной и взорвался внутри ярчайшим фейерверком, ослепил и выбил из сознания.

***

— Солнце, ты слышишь меня?       Чья-то рука нежно отбросила мокрую челку со лба. Веки будто налились свинцом, а тело всё ещё гудело в неге, отказываясь полностью подчиняться. Его тело обтирали от спермы и пота сухим полотенцем, вот что он чувствовал. А ещё этот сладкий знакомый голос. — Наш мальчик. Так хорошо справился сегодня. Ты в полной безопасности, милый. Мы рядом. Не вставай пока, лежи. Сейчас наберётся ванна и мы перенесём тебя туда. — Отдыхай. — возник более низкий бархатный голос и чья-то тень закрыла свет. Кто-то действительно наклонился, чтобы оставить мягкий поцелуй на его щеке. — Что это было, Каччан? — Сабспейс. Ты сам как? — Я испугался, когда он заплакал и перестал мне отвечать… — Иди сюда. Всё в порядке, Изуку. Он просто слишком чувствительный. Вы оба отлично справились.       В комнате повисла приятная тишина, нарушаемая лишь мягким сопением спящего. На веснушчатом лице окруженного теплыми объятиями Изуку расползалась счастливая улыбка. — Мы же повторим это?