И не верить бреду, что тебя нету

Знать бы хотя бы, где ты и с кем ты? Тепло ли там? Я-то на твоей планете. Слать бы тебе конверты, Как Кай Герде кубики изо льда, прямиком в никуда…

      Получив известие о смерти Наташи, Елена горько усмехается. Она не может выдавить из себя слез, несмотря на то, что грудь жжет до ужаса, и нормально вздохнуть просто не получается. Мысль о ее смерти в голове не укладывается, ведь кто-кто, а Романофф выбиралась из любой засады и передряги, была на самых опасных заданиях и всегда выживала. У нее в крови был этот инстинкт выживания, потому она и была лучшей среди вдов, потому и сумела выбраться из красной комнаты. И Лена не поверила и пошла проверять информацию, всячески пытаясь избавиться от этого ужасного чувства надежды, зная, что в ее жизни это опасно, но поделать ничего не могла. Она обратилась за помощью к Мелине, и тогда согласилась пойти с ней на разведку, но в ее глазах Белова видела смирение и скорбь.       Не зря, ведь когда информация подтвердилась, а позже об этом говорили во всех СМИ, Елена оказалась не готова. Ее будто с размаху ударили по голове и оставили дезориентированной и с жуткой болью. И, несмотря на то, что она научилась жить одна и не искать защиты у Наташи, когда их разделили, почему-то вот именно сейчас это казалось невозможным. Почему-то Елена, имея мать и отца, пускай и не родных, новых друзей и знакомых, чувствовала себя невероятно одинокой и брошенной.       А слез так и не было, хотя в груди уже по ощущениям была дыра. И заполнить ее получалось только гневом, пугающей яростью на себя, на Наташу, на Мстителей, на весь окружающий мир. Лена вымещала ее в барах, напиваясь и дерясь с незнакомцами, в спортзале, когда подвергала себя невыносимой нагрузкой, и на работе, когда ее отправляли разбираться с клиентами.       Дома же она сидела в ванной, обрабатывая раны и гоня воспоминания, когда это делала Наташа. Порой она часами изучала их фотографии с детства, поддельные и нет, впитывая в себя каждую деталь, чтобы не забыть, чтобы напомнить. Потому что воспоминания были уже нечеткие, расплывчатые, но Елена не могла позволить себе забыть, потому что это единственное, что у нее осталось. Единственное, что у нее всегда было, та иллюзия о нормальной жизни до красной комнаты. На похороны Белова не пошла. Она в принципе ее могилу не навещала, просто потому, что не могла найти в себе силы. А еще прийти на ее могилу для Лены значило признать ее смерть, а к этому она просто-напросто не была готова. Как и к тому, чтобы с кем-то это обсуждать. Она просто будто игнорировала этот факт и продолжала злиться, но это не могло длиться вечно.       Просто однажды Елена смотрела в очередной раз на их фото, то самое, что она отправила ей тогда с капсулами, наполненными антидотом, и почувствовала, как в горле давит ком, а внутри нее, будто сейчас произойдет взрыв.       - Сука ты, Наташа, - выдавила она из себя, сжимая фотографию и выпуская всю боль утраты наружу.       Лена взвыла раненным, брошенным зверем, захлебываясь рыданиями, чувствуя, как слезы стекают по лицу, капают на сжатые кулаки, и не могла даже двигаться, вымолвить еще хоть что-то.       Это нечестно, набатом было в ее голове, оглушая. Это не честно, ты опять меня оставила, когда я была уверена, что теперь мы навсегда вместе.       Видит бог, Елена устала ее терять, устала испытывать эту беспомощность, что она ничего не могла поделать, чтобы уберечь их от этого. Она была слишком мала, чтобы защитить их с Наташей, когда их забирали в красную комнату. Она была слишком труслива, обижена и не уверенна в себе, чтобы сбежать вслед за ней, найти ее и поговорить, а потом появилось то биохимическое оружие, способное подчинять волю, и Лена ничего не могла сделать. А, когда Наташа рванулась спасать вселенную, возвращать ее половину, Белова была среди тех, кого стерли. Она не могла винить себя ни в одном из случаев, и не винила, но не чувствовала себя лучше. Если бы проблема была в ней, ей было бы кого за это наказывать. А так Елена остро ощущала эту несправедливость, из-за чертовой судьбы, что была против нее.       У них с Наташей практически не осталось тех воспоминаний, где они занимались обычными делами, делали то, что делают близкие люди вместе, а не шпионы и убийцы в прошлом. То немногое она берегла в своей голове и возвращалась к этим моментам, но с каждым разом чувствовала себя глубоко несчастной.       Она вспоминала, как красила Наташу в светлый для маскировки. Елена материлась, не желая, чтобы Романофф меняла свой привычный рыжий, чтобы портила свои волосы. Наташа же шутила, что так они больше будут похожи друг на друга. А потом окончательно убила Лену заявлением, что надо еще и подстричься. Когда она наконец осветлилась и подкрасилась, Белова предложила вернуться в синий, и Наташа пообещала, что подумает, может сделает после того, как перестанет скрываться. Она вспоминала, как Наташа заснула у нее на кровати, пока они смотрели фильм в тот вечер, и Лена не могла перестать ее разглядывать. Она и забыла, какой умиротворенной та может быть, когда ее ничего не беспокоит. Кроме того, такие, как они, крайне редко могли позволить себе спокойный сон, тем более с кем-то в комнате, ведь доверять никому нельзя. Но Наташа ей доверяла, несмотря на противоположное утверждение, сказанное ранее. И Елена охраняла ее сон, успокаивающе гладила по голове, отгоняя кошмары, пока сама изучала изменения, произошедшие с ней. От той бойкой девчонки внешне почти ничего не осталось, это была взрослая изысканная женщина, которой бы работать моделью или актрисой, но жизнь распорядилась иначе.       Тот факт, что они упустили взросление друг друга, резал больнее любого ножа. Лене очень хотелось восполнить эти пробелы, расспросить Наташу обо всем, случившемся с ней за эти двадцать лет, наверстать упущенное, но сейчас она могла просто смотреть на нее и быть рядом. Довольно скоро она уснула у Наташи под боком, смакуя это ощущение не-одиночества.       Правда в том, что Наташа была для нее всем, ее детством, юностью, прошлым, настоящим и будущим. Она была ее болью, счастьем и любовью, с ней было связанно все самое плохое и хорошее, что случалось с Еленой в принципе.       А теперь ей нужно было Наташу отпустить. Но как это сделать, она просто не представляла.       Лена не могла сделать это раньше, даже когда была зла на Романофф, что та сбежала, оставив ее в красной комнате. Она постоянно думала, как живет женщина, с кем она, все ли с ней хорошо. Когда Белова узнала, что та стала мстительницей, она не могла избавиться от волнения, грызущего изнутри, хотя сама попадала в передряги почти ежедневно. Она ловила крохи информации о ней и мечтала увидеть ее. Обрести семью вновь.       Непроизвольно Елена взрастила в себе эту мечту, желание быть любимой и быть с кем-то, сидеть за одним столом всем вместе, как раньше. Она забыла, как опасны привязанности, и поплатилась за это. И ей нужно жить дальше каким-то образом.       Когда истерика проходит, Лена чувствует мокрый нос, уткнувшийся ей в предплечье, и обращает внимание на собаку. Она затаскивает ее к себе на колени и обнимает, пока та пытается лизнуть ее лицо.       Может быть, она и не знает сейчас, как ей жить и для чего. Поэтому Елена решает жить на зло. На зло Наташе, бросившей ее опять, на зло миру, разлучающему ее с близкими, на зло себе, не сумевшей это помешать.       И на следующий день решает поехать на кладбище.

16.07.21.