Испытания Феликса

      Письмо выпало из моих дрожащих рук, но я поднял его с пола и положил на стол.       — Не может быть. Я был уверен, что они давно зажарили моих голубей… всех десятерых. Ан, взгляни!       Ан подошла поближе, неодобрительно покосившись на голубя (она небезосновательно недолюбливала этих не блещущих интеллектом птиц).       — Отправитель: Школа Магии в Северном Лесу… — девушка презрительно скривилась и нахмурилась. Она прекрасно помнила все, что я рассказывал об этом замечательном заведении. — Получатель: Волшебник Феликс, Башня на краю Срединного Леса. А ты разве единственный волшебник Феликс во всей стране?       — К счастью, — кивнул я. — Иначе мне придумали бы какое-нибудь дурацкое прозвище.       Нож слегка подрагивал в моих руках, когда я вскрывал конверт, но вот письмо оказалось на столе. Та самая серебристая бумага, эта слишком знакомая печать… и почерк моего декана… Преодолев волну отвращения, я все же поднял бумагу к глазам.       Любезнейший Феликс,       Я, разумеется, отдаю себе отчет, насколько неприятно такому лентяю как ты получать какие-либо напоминания о существовании своей alma mater, но вынужден сообщить, что ты, дорогой мой бездельник, должен не позднее 13 числа месяца июля явиться на порог Школы Магии для того, чтобы предстать перед нами, твоими учителями, и держать экзамены, результат которых подтвердит или опровергнет твое право называться волшебником. С наилучшими пожеланиями,       Никодимус,       декан факультета Чистого Волшебства.       Подтверждающие экзамены… вернуться… учителя… школьные товарищи… эти мысли отрывочно завертелись в голове, словно одно из мутных зелий в алхимическом котле… мое сознание упорно отвергало подобную возможность, и происходящее — после нескольких лет свободы вновь погрузиться в этот наикошмарнейший из моих снов — казалось не вполне реальным. А между тем, тринадцатое — ровно через неделю. Какие Искусства я должен буду отвечать? Перед кем? Старые змеи и словом тогда не обмолвились о подобных испытаниях! Неужели того, что они устраивают при выпуске, им недостаточно?!..       Я обернулся к Ан, ожидавшей моих комментариев. Мои эмоции, похоже, были превосходно отражены на лице, потому что девушка нахмурилась еще сильнее и вопросительно кивнула на листок в моей руке.       — Еще одни экзамены… Они хотят, чтобы я приехал в Школу тринадцатого… бред… Экзамены — это, конечно, ужасно, но… еще хуже то, что я опять окажусь среди этих пауков… Меня трясет от одной мысли об этом…       Тут я заметил, что меня на самом деле слегка трясло: письмо дрожало в моих руках в такт словам. Я положил злополучную бумагу на стол, подошел к Ан и крепко сжал ее пальцы в своих. Благодаря ей ко мне вернулась хоть какая-то часть уверенности… но это уж слишком! Все, что я… и Ан с таким трудом выходили за это время, рушилось на глазах, как карточный домик у неумелого фокусника.       — Все будет хорошо, — твердо произнесла девушка. — Я в тебя верю. — Услышав мой ответный вздох, она поняла его по-своему. — Если хочешь, я могу поехать с тобой.       От этой неожиданной мысли сердце екнуло в груди и окатило меня жаром, но на смену ему пришел холодок. В Школу никогда не пускали никого, кроме учителей, учеников и слуг. И никогда на порог ее не ступала женская туфелька. Они не позволят.       — Они не позволят, — озвучил я свои мысли, снова вздохнув. — Никаких гостей и никаких женщин в стенах Школы. Впрочем, — пробормотал я, не желая отпускать надежду, — может быть… Может быть, что-то изменилось… я постараюсь выяснить это на месте и тут же дам тебе знать. Ах, если бы рядом был постоялый двор или еще что-нибудь в этом роде… — Поездка стала осознанной необходимостью, — отметил я, услышав свои слова, но от этого мне ничуть не легче.       — Все будет хорошо, — с серьезной уверенностью сказала девушка. — Ты подготовишься и все сдашь, я нисколько в этом не сомневаюсь. Могу помочь тебе готовиться, если хочешь. Только сейчас мне уже пора.       — Да, конечно, — кивнул я. — Приходи завтра.       Я поднес ее руки к губам и поцеловал обе. Порой она сердилась, когда я так делал, порой нет, но Ан пришлось просто смириться с тем, что мне это нужно, так же, как я смирился с тем, что прежде казалось мне безумно странным.

~

      Слушая ее удаляющиеся шаги, я ощущал, как меня с небывалой прежде силой захлестывает волна страха. Но должна, должна быть какая-то защита от всего этого… Посоветовав себе успокоиться, я уронил голову на руки и попытался мысленно оказаться рядом с Ан. Ее образ мелькнул и рассеялся, но, проклиная свою плохую память, я заметил вокруг себя какие-то светящиеся сгустки. Словно пятна солнечно-золотистого и лунно-серебристого света, спокойно плавающие и, разумеется, невидимые для обычного взгляда. Неожиданная догадка озарила меня: это она. Анхеле. Ее мысли обо мне. Ее забота. Ее внимание. Ее тепло, принявшее зримую форму. Может быть, это и есть та защита, которая мне нужна. Я провел пальцем по сгустку, он послушно истончился и увеличился, следуя за моим движением. Словно маленький щит… Я смог бы окружить себя куполом, но пятен слишком мало… Я задумчиво зажал между двумя пальцами другой сгусток и вытянул его в тонкую нить…       Кокон! Радостное озарение вызвало безумную улыбку. Я знаю заклинание, которое поможет мне сделать нити и сплести из них защитный кокон, ограждающий меня от зла… Я начал действовать, не медля ни секунды, и через некоторое время меня окружило звездное сияние любви… Я радостно вздохнул, крепко закрыл глаза и, распахнув их через несколько мгновений, вернулся к обычному зрению, все еще ощущая под пальцами заботу и нежность.

~

      Подготовка проходила тяжело. Ан навестила меня на следующий день, но после была, к моему сожалению, занята и не могла прийти. Я обложился книгами и своими записями, стараясь запомнить как можно больше всего, но уже вскоре голова моя начала кипеть, а мысли — плавиться. Тогда я рисовал, и рисунки эти были напряженными, чуть страшноватыми и одухотворенными.       На исходе очередного дня я почувствовал странную опустошенность. Страх перед грядущим усилился, и мне казалось, что Ан покинула меня… что она только из вежливости предлагала свою помощь, что я не нужен ей и никогда не был нужен. И я ругал себя за эти мысли, я твердил, что это не так, но что-то мешало мне увериться в обратном до конца. И, попытавшись увидеть кокон, я заметил, что нити совсем истончились, а их сияние почти погасло. А когда я коснулся одной из них, она медленно растаяла, оставив на пальцах золотистую пыльцу. Погрустнев, я снова погрузился в книги, но внутренние терзания не давали мне как следует сконцентрироваться на читаемом.

~

      — Какое счастье, что ты снова рядом! — воскликнул я и, заключив Анхеле в объятия, крепко прижал ее к себе.       Ан, кажется, слегка опешила от неожиданности.       — Ай, Феликс, отпусти пожалуйста, ты меня задушишь, — задыхаясь, проговорила она.       Держа девушку за плечи, я немного отстранил ее от себя, но лишь затем, чтобы взглянуть ей в глаза и широко улыбнуться.       — Я тоже очень рада тебя видеть, — сказала Ан, хотя ее глаза смотрели на меня все еще несколько удивленно. Да, она не очень любит крепкие объятия и тому подобные вещи, но постепенно смиряется с их неизбежностью. — Что такое, у тебя что-то произошло?       — Да нет, ничего. Просто мне было безумно одиноко.       — Понимаю, — сочувственно улыбнулась Ан. — Извини, но я не могла прийти раньше.       — Ясно, — кивнул я, отпуская девушку. — Ничего страшного… То есть, конечно, страшно, но теперь ты здесь, со мной, и это главное. Кстати, чтобы приехать в Школу тринадцатого, мне нужно отбыть сегодня вечером. Может быть, ты видела внизу лошадь. Мне одолжили ее из королевских конюшен. Правда, я просил черную, а дали рыжую с белыми пятнами. Воображаю себе, как будут смеяться мои школьные "товарищи", если я встречусь с ними.       — Все будет хорошо, — уже в очередной раз за последние несколько недель повторила Ан. — Чтобы развеять твои страхи и переживания и приободрить тебя, я решила тебя кое с кем познакомить. Ты не против?       — Смотря с кем, — настороженно откликнулся я.       — С Эмри. Она мой хороший друг и очень наслышана о тебе. Она сейчас ждет внизу.       — Ладно, — кивнул я, — спускаемся.

~

      По сравнению с хрупкой Эмри даже изящная и грациозная Анхеле казалась грубоватой.       Я отвесил ей поклон волшебника, а эта черноволосая девушка присела в ответном реверансе.       — Эмри, — представилась она, поправив пышные кудри и улыбнувшись мне своими темными глазами. Казалось, ее переполняет энергия, но я знал, что могу и ошибаться…       — Феликс, — улыбнулся я в ответ.       — Волшебник, верно? — взгляд моей собеседницы светился неподдельным интересом. — Здорово! Странно, что мы не встречались раньше!       — Я не очень любил гулять, —пожал я плечами.       — К слову о прогулках, — вставила Ан. — Пойдемте в парк, там и поговорим.       Некоторое время мы шли молча, а в мою голову закралось нехорошее предположение, что Эмри пришла посмотреть на "живого волшебника", словно зевака на невиданное животное. Подобные творения, впрочем, умеют избавляться от назойливого внимания: единорог разрывает мужчин на куски, рогатый заяц смертельно ядовит, а одно прикосновение к нежной коже бальзаминного зверя подарит незаживающие язвы…       Однако, — резонно возразил я сам себе, — Анхеле не стала бы знакомить меня с кем попало, а мне пора бы перестать заранее думать о людях плохо.       Вскоре мы нашли в парке уютную скамейку и присели на нее — я посередине, Ан по правую руку от меня, Эмри — по левую. Беседа протекала легко и непринужденно: Эмри весело щебетала всевозможные интересности (она оказалась весьма начитанной юной леди и обнаружила большие познания даже в тех областях, о которых я имел очень смутное представление), я охотно поддерживал ее темы и поднимал свои, Ан вплетала свои мнения и суждения.       Правда, чернокудрый друг моей милой Анхеле слегка озадачила меня, когда обратила внимание на узел, которым был завязан на мантии мой пояс, и бескомпромиссно заявила, что это узел концентрации, иначе и быть не может, и я наверняка подвязываю мантию подобным образом с закрытыми глазами при свете утренней звезды. При этом она ничуть не хотела сказать, что узел ужасен, нет, все было абсолютно серьезно. Я рассмеялся и ответил, что, увы, нет, Эмри, однако, не переменила своего мнения и предположила, что тогда это узел полуконцентрации, раз я не выполняю обряд. Ну что ж, не буду спорить, может быть, это я чего-то не знаю.       В общем и целом, день прошел приятно, а вечером, когда настала пора прощаться, я накинул дорожный плащ, запер башню на ключ, взгромоздился на рыже-белого коня (волшебники и леди всегда ездят боком), помахал на прощание девушкам и неспешным шагом поехал по лесной дороге.

      ~

      Когда разглядывание деревьев изрядно наскучило мне, я решил проверить кокон и обнаружил, что свечение увеличилось далеко не так сильно, как я ожидал, а встреча с Эмри, хоть и развеселила меня, не внесла в мою защиту ни единого нового пятнышка.       …Видимо, мы с ней пока еще слишком далеки, чтобы питать друг друга энергией, но, возможно, со временем все изменится… Со временем, временем… успею ли я таким медленным шагом добраться до Школы вовремя?.. Я шепнул коню, чтобы он скакал чуть быстрее, и зелень замелькала вокруг меня, лесная дорога вилась впереди… Ан?.. Чтобы не смущать Эмри и всем быть наравне, мы не соприкасались душами так тесно, как обычно… Нет, нет, нет, я не злюсь на нее из-за того, что она привела друга, хотя мне и хотелось бы, чтобы мы попрощались в более… камерной обстановке. Нет, — еще раз твердо сказал я себе, сильно сжав поводья, — нет. Остается только надеяться, что кокон выдержит тот напор, который мне предстоит.

~

      Не узнать эти каменные стены, увитые цепким плющом, было бы непросто. Подъезжая к воротам, я напустил на себя невозмутимый вид, но, разглядывая крепостную стену и высокие шпили укрытых за ней построек, подумал, что мало кто способен остаться равнодушным к этому зрелищу. Нет, серые камни вполне обычны, так же, как дерево и все остальное, даже внутренний сад, но обитающие здесь змеи пропитали своим ядом каждый глоток воздуха, каждую пылинку…       Стражники распахнули ворота, признав во мне волшебника, но едва я успел въехать во двор и спешиться, меня окликнул до боли знакомый голос.       — О-о-о, вот это да! Какая встреча, какая встреча! Рыжий конь! Феликс, ты не перестаешь смешить меня и после выпуска!       Я резко обернулся и встретился взглядом с Тармеусом, одним из своих школьных "товарищей". Однако на этот раз я не спешил отводить глаза и робеть. Тармеуса это, похоже, позабавило. Он отдал поводья подоспевшему слуге и расхохотался, оглядев меня с головы до пят:       — О, да я гляжу, ты строишь из себя смельчака, Несчастливчик! Милостью пожалевших тебя учителей ты смог сдать первые экзамены и теперь возомнил о себе невесть что, верно? Ну ничего, с тебя скоро собьют спесь, — фыркнул он и скрылся за тяжелыми огромными дверьми, ведущими в учебное здание (учебным зданием был больших размеров красивый особняк из редкого серого камня. Еще за стеной были жилые помещения — не меньший по размерам дом, украшенный горгульями, — огромный сад, не лишенные изящества хозяйственные постройки. Все вместе это образовывало нечто вроде небольшого города).       Моего коня отвели в конюшню вслед за черным красавцем, а я набрался смелости и перешагнул порог места, где учился столько нескончаемых мучительных лет.

~

      Глядя сверху на все бесчисленные пролеты главной лестницы, на магические узоры на перилах и кованые прутья невообразимых форм, я подумал, что всегда любил высоту… Правда, мое молчаливое восхищение омрачило воспоминание о том дне, когда несколько учеников факультета Алхимии попытались ради смеха перекинуть меня через перила. Просто для того, чтобы я повисел, развеялся, и какой-нибудь преподаватель, честя меня на все корки, втащил незадачливого школяра обратно. Так и случилось. После этого я неделю отбывал наказание. Мои оправдания никто и слушать не желал, учителя ехидно посмеивались, иные кричали, и все в один голос заявили, что виноват во всем я. Увы, мои отсталые мозги до сих пор не поняли почему, ну да что об этом. Отдраивать полы было бы даже весело, если бы меня не пинали под ребра и не величали так, как не снилось и самым невиданным созданиям.       Хватит. К черту дурные воспоминания. Ан любит меня. Она верит в меня. Я со всем справлюсь. Это главное.       Решительно выдохнув, я постучался, открыл дверь и оказался в кабинете декана. Мебель всегда была такой же изящной, а количество магических инструментов на полках и стенах возросло. Схемы магических фигур, ключи, статуэтки, карты, резное дерево, вышитый символами ковер… И язвительно улыбающийся седой волшебник, глядящий прямо на меня. Я скользнул взглядом по его бархатной синей мантии и посмотрел ему прямо в глаза. Тот усмехнулся и тут же отомстил мне за непочтительность.       — С какой ноги вы вошли, Феликс? С левой? Кажется, память ваша стала еще хуже, милейший. Как жаль, что, несмотря на все мои старания, вы так ничему и не научились! — между тем декан внимательно следил за моей реакцией, отыскивая брешь в моей защите. Я внутренне напрягся. Ни в коем случае нельзя позволить ему это сделать! Как только он увидит слабое место, декан тут же начнет наносить по нему точные, взвешенные удары и тогда… я мысленно вздрогнул… он нить за нитью расплетет кокон, причиняя мне немыслимую боль, и я предстану перед ним беззащитным… жертвой для погружения в неверие, страх и отчаяние — истязаний худших, чем линейка, бьющая по пальцам на его уроках. Нет, Анхеле, я не отдамся старому змею!       Я открыл было рот, но учитель пренебрежительным жестом заставил меня замолчать:       — Не пререкайтесь, любезнейший. Какая вопиющая неблагодарность — возражать своему учителю. Смею надеяться, я все же гораздо умнее и опытнее вас и лучше вижу ситуацию. Я прекрасно знаю вас, Феликс, — жестко добавил он, когда я помотал головой, имея в виду, что у меня не было намерений с ним спорить. — Наглый глупый мальчишка, возомнивший о себе невесть что.       Я снова попытался вставить слово, декан снова оборвал меня, заметно раздражаясь.       — Вы — ничтожество, мой юный друг. Вы ломаного гроша не стоите.       Ложь. Ложь. Это ложь. Я многого стою. Анхеле любит меня. Анхеле верит в меня.       — Конечно, сейчас вы стоите и ждете, когда я замолчу и отпущу вас. Что ж, извольте, юноша. Я отметил вас, и вы можете быть свободны. Но я не желаю вам удачи. Вы никому здесь ничего не докажете, "небесное создание". Все прекрасно знают, что вы представляете собой. Ни-че-го. Так что не обольщайтесь. Ваша комната — номер тринадцать, экзамен завтра в главном зале. Ваше время — десять часов утра. А теперь — прочь с глаз моих, неудачник!       Я с облегчением покинул кабинет декана как можно быстрее, чтобы не дать тому возможности продолжить свою тираду.       Это было ужасно, но, кажется, кокон спасает меня. Я знаю, ты любишь меня, Ан. И я чего-то стою, о, да, стою, что бы ни говорил декан. Пусть брюзжит себе на здоровье, меня его слова не трогают.       Воодушевляя себя подобным образом, я поспешно спускался вниз по лестнице, так кстати почти безлюдной.       — Отвратительный цвет, Феликс, — услышал я сзади негромкий усталый голос. — Разве это цвет для мантии? Ты же знаешь, я желаю тебе добра.       Гейл, Мастер сочинения пентаграмм и других магических фигур. Я обернулся и вежливо кивнул. Слова мастера Гейла задели меня за живое, и, прежде чем я успел подумать, изо рта вырвались слова:       — Анхеле и Эмри сочли его прекрасным.       — Девушки? Не волшебники? Люди? — вздохнул учитель и осуждающе покачал головой. — Ох, ты расстраиваешь меня, Феликс, — преподаватель поправил ленту на своем седом "конском хвосте" и вперил в меня укоряющие бесцветные глаза. — Уверяю тебя, я понимаю все гораздо лучше тебя, что уж говорить о людях!.. Люди!.. И ты доверяешь их мнению?.. Сколько раз говорил я тебе, что люди — безнадежные, беспросветные идиоты?.. Ох, Феликс, не водись ты с ними, — вздохнул Гейл, возвращаясь на нужный ему этаж. — Бросят они тебя, непременно бросят. Уж я-то знаю. Я тебе добра желаю, Феликс.       Нет, нет, нет. Этого не случится, думал я, с ужасом понимая, что Гейл пробуждает во мне страх и недоверие, и что мой учитель только что уничтожил несколько нитей кокона. Вдруг он прав? — мелькнула мысль, убравшая еще несколько нитей. Нет. Нет. Нет. Стоит поддаться лишь раз — окунешься в отчаяние с головой.       Самое страшное, что я когда-то верил ему. И совершил несколько страшных ошибок не без помощи мастера пентаграмм.       Гнусный лицемер. Дай же мне быть собой! Перестань пичкать меня, — вспомнил я свою боль.       Нет. Я не слушаю его.

~

      Помню, как я радовался своей башне, пока не стал тосковать в одиночестве. Ведь я мог ставить что угодно куда угодно, никто не отпускал ехидных комментариев по поводу моих вещей, не портил мое имущество, не рылся в моих бумагах… А здесь, в жилых помещениях, все было совсем не так. Во-первых, комнату всегда делило двое, а то и трое или четверо учеников, причем мастер Никодимус всегда старался поселять рядом друг с другом как можно более ненавидящих друг друга волшебников. Во-вторых, соседей по комнате никогда не смущало взять у тебя что-то нужное для них, разбросать остальное, а потом неустанно глумиться над твоей нерадивостью и ленью. Поэтому все самое ценное для меня я носил с собой. Моя тяжелая сумка была еще одним предметом глумлений и издевательств. Просто чудо, как она отделывалась лишь незначительной потерей внешней красоты, улетев из окна в кусты или упав с лестницы в один из самых пыльных углов. Правда, бумаги после этих приключений всегда были немного мятыми.       То, что я не мог носить с собой, я прятал. Все время в разных местах…       Однако, шагнув в тринадцатую комнату, я обнаружил, что мне предстоит провести остаток дня с Алиссиумом — чопорным волшебником, облаченным в мантию из каких-то красивых дорогих тканей. Я мало пересекался с ним в свои годы обучения в Школе, но, думаю, это все же лучше, чем Эльнах, с которым я жил, пока был учеником. Тот впадал в лютую ярость по любому поводу, все, находящееся вокруг него в радиусе ста метров, считал своим и, стоило ему разозлиться, начинал ломать, рвать и вышвыривать в окно свое и чужое. Преимущественно чужое. Пытаясь его остановить, я однажды получил несколько чувствительных ударов, попытавшись ответить ему с помощью магии, снова был наказан учителями. В тот раз в их неподражаемо блистательных речах упоминались бесчувственная горгулья, выродок и прочая и прочая. Я не должен был, эдакий мерзкий собственник, мешать разминаться способному ученику. О, да, он был способным в том, что касалось драк… Алиссиум смерил меня уничижающим взглядом, протер свои ногти, накрутил на палец светлый локон и медленно протянул, другой рукой поглаживая подлокотник кресла:       — О-о-о… вот это но-овость… Я в одной комнате с Бездарностью…       — И тебе привет, Алиссиум, — невозмутимо откликнулся я, вспоминая мою милую Ан и мысленно прикидывая, смогу ли я здесь повторять свои записи. По правилам вечером кормят только тех, кто провел в стенах Школы или своей комнаты не меньше определенного количества часов, а есть хотелось. — Вообще-то меня зовут Феликс.       — Аах, прости, Несчастливчик. Можно вопрос: ты нарочно делал себе такую глупую прическу или так получилось?       — А ты нарочно растягиваешь слова или у тебя контузия? — не сдержался я, хотя прежде, скорее всего, лишь залился бы краской и решил отрастить волосы.       — Вот тут ты ошибся, — усмехнулся мой "собеседник". — И сейчас ты в этом наглядно убедишься. Тармеус рассказал, что у тебя появилась Дама Сердца… Будет интересно, если мы на нее посмотрим, правда?       На этот раз я не смог скрыть своих истинных чувств. Расширившиеся глаза и побледневшее лицо сказали все лучше любых слов.       — Вот я и говорю, что ты Бездарность, — фыркнул белобрысый волшебник. Кокон неслышно звенел от напряжения. — Проникновение в сознание второго уровня. Незаметное, но очень действенное…       — Это запрещено, — еле вымолвил мой онемевший язык.       — Только для таких бездарностей как ты, — осклабился негодяй. — Вот почему ты такоой сме-елый… Возомнил себя ее защитником или еще что-нибудь в этом роде!.. — Алиссиум зло рассмеялся. Кокон таял… — Интересно, какая она из себя?.. А может, пригласить ее погостить, а? Не придет? А если с тобой что-нибудь случится? Интересно, как на нее отреагирует школьная защита?       — Не смей этого делать.       — Ой-ой, что ты там пищишь? Да… если она приедет, ты получишь подтверждение своих чувств, Несчастливчик… А если нет, может быть, твои жалкие мозги просветлеют!..       — Алиссиум. Если ты попытаешься…       — То ты нажалуешься декану? "О, нет, мастер Никодимус, Алиссиум хочет сделать что-то плохое с моей подружкой! Ах, да, она обычный человек!.. Как это, мастер? Вы на его стороне?!.." — мерзавец скорчил жалостную рожицу и снова рассмеялся.       Я быстрым шагом вышел в коридор и отправился готовиться в парк.

~

      Но и в парке, предоставленный сам себе, я не мог отделаться от мерзкого смеха Алиссиума и, вместо того, чтобы повторять материал, думал о том, как спасти Анхеле. Кокон уже исчез, и мне с каждой секундой становилось все хуже.       Кажется, я даже могу предположить, что он затеял. Письмо, написанное моим почерком и в моей манере: просьба срочно приехать по неотложному делу. Ан не бросит меня, и школьная защита… вполне может ее… убить… Нет! Я не позволю!       В итоге, остаток вечера ушел на то, чтобы написать и отправить (пришлось повозиться с поиском магического голубя) Анхеле письмо, в котором я сообщал, что у меня все в относительном порядке, хотя и довольно мерзко, и, к сожалению, ничего не изменилось, в Школу, как и прежде, никого не пускают, так что пусть она будет за меня спокойна и пожелает мне удачи, а я буду думать о ней.       Не мог же я написать: "А-а-а, Ан, ни за что сюда не приезжай, мои "товарищи" хотят сыграть с нами злую шутку". Эмоциональные письма сразу же перехватываются деканом, а сдержать чувства при таком никто не сможет.

~

      Алхимический зал, в который меня отправили по билету, ничуть не изменился. Все тот же полумрак, свет, проникающий через маленькие оконца под потолком, неимоверное множество столов и полок с неаппетитными ингредиентами.       Оторвав взгляд от маленьких черных глаз-бусинок, утрамбованных в банке и рассматривавших меня оттуда, я подошел к темному дубовому столу и, сдерживая дрожь, поднял глаза на мастера Индиго.       — Алхимия ведь не относится к чистому волшебству, — пролепетал я, мысленно сжимаясь в ожидании потока ругани.       — Нет, юноша, — неожиданно миролюбиво проговорил доселе неизвестный мне учитель. — И вы должны будете сдавать мне несколько иной предмет… Верность магии. На мой взгляд, это все, конечно, безобразно, но я ничего не могу поделать… приказ декана.       — Верность магии? — прошептал я.       — Да. Вы должны будете сделать и претерпеть несколько ужаснейших вещей во имя магии.       — Что именно? — тяжело сглотнул я, осознавая, как давно и безнадежно хочу есть.       — Окунуться в страх, погрузиться в боль и унижение и отказаться от привязанностей. Во имя магии.       — Нет, — пробормотал я, — нет… Не снова…       — Отказываясь от испытаний, вы теряете звание волшебника, — пожал плечами Индиго.       Я только мотал головой, не в силах выдавить из себя хоть звук.       — Так вы согласны или нет? — седой учитель одернул рукава своей елово-зеленой мантии и поправил выбившийся из "хвоста" кудрявый локон. Невинное движение, но меня начало мутить буквально от всего вокруг. Голод же не смог унять даже отчаянный ужас.       — Будем считать, что согласны, — развел руками преподаватель, сжал пальцы в кулак и произнес короткое заклинание переноса. В мгновение ока я, содрогающийся и старающийся не проглотить скачущее в горле сердце, оказался распластан на большом лабораторном столе — словно жертва для заклания. Мастер достал с ближайшей полки флакон с черной жидкостью и стал мазать мне ей веки, затем скулы, подбородок, ключицы… запястья и ладони. Мгновения спустя, все, окружавшее меня, расплылось в глазах, а я падал, падал, бесконечно падал в какую-то бессветную бездну, пронзаемый самым живейшим и оледеняющим страхом из тех, что мне довелось испытать. Страх, пронзающий до костей, тысячи глаз, вперившиеся в тебя в темноте. Знание о том, что они есть и всегда следят за тобой, ожидая ошибок, сковывает движения, а они — высасывают вместе со страхом душу. Животный, безотчетный ужас, переходящий в самую настоящую физическую боль. Я чувствовал, как корчился, но не видел своего тела. Лишь слышал вопль, полный боли и отчаяния, мой вопль. Я кричал и плакал, но истязания не кончались. Бархатные голоса — мои верные и любящие друзья — учителя, заменившие мне родителей, школьные товарищи, заменившие братьев, шептали в уши, что боль можно прекратить, все будет хорошо, как только я признаю, что всецело принадлежу Школе и верен лишь магии… "Лишь несколько слов… стоит лишь отречься от своих глупых привязанностей. Это все детские игры, Феликс. Пойми, повзрослей! Она непременно бросит тебя. Она и сейчас тебе не друг. Вспомни, сколько раз она злилась на тебя. Вспомни, сколько раз причиняла тебе боль…"       — Нет! — закричал я, и мой крик сорвался на визг. — Это вы, вы — настоящая боль! Анхеле — мой друг, моя радость, моя любовь! Вы, вы терзаете меня! Вы пили мою кровь все эти годы! — вопил я, превозмогая боль. — Вы сделали меня этим жалким существом! Но я не сдамся! Я не сломаюсь! Я не в вашей власти! Я верен себе, а не Школе!       Вдруг я почувствовал, как дергается в конвульсиях мое тело. Но это не остановило меня, я продолжил кричать…       — Вы все исказили, все, что могли! И вы — это не магия! Я верен магии, и я волшебник! Но я не ваш раб!       Боль стала настолько невыносимой, что дальше я смог воспроизводить лишь некоторые гласные…       И вдруг все прекратилось.       Открыв глаза, я увидел мастера Индиго. На улице царила ночь.       — Никодимус не признает тебя волшебником, — покачал тот головой. — Но я попробую переговорить с мастером Элькейми, деканом факультета Алхимии. Может быть, он сможет чем-то тебе помочь. Но сейчас не это главное. В Школу прошла женщина. Твоя подруга.