Стигматой выжгло новый гимн

— Ну, смотри, Пётр Юрьевич, — Игорь ухмыляется в ответ, останавливаясь возле ступенек, засовывает руки в карманы и обводит взглядом весь свой родной отдел. — У нас все делятся на два типа — ссыкунов и собак. Собаки всегда доведут дело до конца, умрут, но преступника поймают. Ссыкуны же просто сваливают всю ответственность на других. Но мы с тобой, Хазин, ни к тем, ни к тем, не относимся. Ты слишком умный для ссыкуна, а я — для собаки. Только вот я одного понять не могу, что ж у нас-то забыл. Собираешься и дальше невинным людям наркотики подбрасывать? Тогда вынужден тебя расстроить, Петь, не получится. Я не позволю. Гром задумчиво пожал плечами, медленно спускаясь вниз. Он тут же расплылся в улыбке, задорно поглядывая на остальных сотрудников, буквально прожигающих его любопытными взглядами. — Сожалению, ребят, сегодня явно не ваш день. Солидная горка банкнот, лежащая на столе, снова перекочевала к Игорю, который, немного подумав, передал её какой-то бабушке, просто проходившей мимо. Вот он, честный борец за справедливость всея Петербурга. — Ну что, Пётр Юрьевич, продолжим нашу экскурсию? — Игорь ухмыляется, оборачиваясь на Хазина. Да уж, видимо такое представление ему очень и очень в новинку. — Вы не переживайте, они просто на увольнение моё ставили. — Игорь Константинович, а давайте-ка выйдем поговорить, а, — Петя затаскивает его в какой-то закуток, не дожидаясь ответа. За этим наблюдает половина отдела, Цветков произносит себе под нос что-то вроде «вот это материал для дискавери», но Хазину уже как-то похуй. – Не осуждай за то, чего не понимаешь, майор. Усëк? Петя не подкидывал наркоту невиновным. Никогда. А вот тем, кто умудрился уйти от наказания, избежать тюрьмы, обмануть или дать судье взятку — вполне. За наркотики брали сразу и без поблажек, и пусть сидели эти твари не за изнасилования или убийства «по неосторожности», а за незаконные приобретение, хранение, перевозку, изготовление и переработку, но сути это не меняло. Хазин вершил правосудие, слепо, но всего на один глаз, как Фемида, решившая приподнять повязку. Но это всë лирика, лирика, Грому все карты раскрывать не обязательно, поэтому Петя меняет маску на лице, говоря как ни в чем не бывало: – Продолжим экскурсию? — А ты тогда нахрена сюда приехал, гадёныш? Думаешь, здесь никто не узнал о твоих делах? Думаешь, тыкнешь меня носом в то, что я якобы чего-то не понимаю, и я тут же признаю, что был не прав? Хрена с два, — Игорь практически рычит, когда хватает Хазина за рукав и резко дёргает на себя, следом впечатывая в ближайшую стенку с такой силой, что, кажется, с неё сыпется штукатурка. — Заруби себе на носу — здесь тебе не Москва, и правила совсем другие. Гром всё-таки отпустил парня и, очень наигранно улыбнувшись, похлопал его по плечу. — Да, конечно, давайте продолжим. Игорь практически чувствует себя победителем, выходя из этого закутка и поправляя на себе куртку. Пусть Хазин не пытается пудрить ему мозги своим «не понимаешь». Гром понимает всё, и даже больше. Он ведь пожил на свете побольше, чем этот московский мент, а значит, не такой уж и тупой. Игорь улыбается Диме, проходя мимо его стола. Забавный парень, целеустремлённый такой. Они раньше были напарниками, по крайней мере, пытались ими быть. Но Гром — это Гром, а он не умеет доверять кому-то, а тем более, работать в паре. Хазин проходится по всему участку, здороваясь и представляясь каждому по отдельности и красиво улыбаясь ровными зубами (спасибо брекетам всю среднюю и старшую школу). Светленький мальчишка откровенно скучает над папкой с делом, чертит карандашом в тетрадке смерчи и спирали. Печенье, которое Петя полчаса назад купил в кофейне, отправляется к нему на стол. Хазин не добрый, Хазин просто адаптируется и мимикрирует. Чтобы выжить, надо строить отношения с коллективом. У Пети после незапланированного столкновения со стеной гудит в голове, затылок простреливает болью. В глазах плывëт. Хазин кривенько улыбается какому-то незнакомому парню из участка, и выходит подышать. Игорь вроде должен показать ему район, значит, сейчас выйдет следом за ним. Петя хлопает себя по карманам, ищет зажигалку и сигареты, затягивается. А ведь хотел бросать. Учитывая то, что Глыба мог просто-напросто сложить Хазина пополам, не особо напрягаясь, или закинуть себе на плечо, не удивительно, что от удара у Пети закружилась голова. Придëтся всë же рассказать ему, иначе он не доживëт до конца экскурсии. Не один Хазин тут, похоже, не умеет рассчитывать силу. Вертит в пальцах сигарету, жмëтся головой к спасительно прохладной кирпичной кладке, жмурится. Дверь хлопает, и Пете не нужно открывать глаза, чтобы понять — там стоит его новая головная боль, во всех возможных смыслах — Игорь. Хазин снова натягивает на лицо маску московского, ëпта, интеллигента. Прежде чем Гром успевает открыть свой рот (поганый), Петя частит: – Я не подбрасывал наркоту невиновным. Только тем, кто виноват, а суд их оправдал. Фу, блять, теперь только ждать — или перед ним извиняться за попытку избиения стеной, или расхерачат лицо, а Петя даже не сможет дать сдачи — если он въебëт Игорю, Игорь отмахнëтся, если Игорь въебëт Пете, то он улетит. Игорь хмыкает, с интересом глядя на Хазина, с какой-то стати пустившегося в откровения. — Ого. Так ты, выходит, у нас тоже борец за справедливость? Что ж, должен тебя огорчить — неправильный ты способ выбрал, Петь. Гром поджимает губы, роясь в карманах кожанки. Хочется курить, а ещё хочется отослать этого парня подальше от отделения, подальше от Питера, подальше, наконец, от Игоря. — Я не буду читать тебе нравоучения, ты ведь уже взрослый мальчик. Но и извинений ты от меня не дождёшься, — Гром зажимает фильтр сигареты между зубами и щёлкает зажигалкой, прикрывая её ладонью — ветер всё ещё дует. Игорь всё ещё хочет наорать, избить, поставить на место и — на своё же удивление — молчит, нервно и раздражённо дымя сигаретой. Не на того, как говорится, напал. У Грома железное терпение, которое никогда не давало сбои. Ну, до сегодняшнего дня. Что-то не так с этим Хазиным. Кроме того, что он законченный ублюдок. — Ну про борца ты загнул, конечно., — Хазин взмахивает рукой с зажатой меж пальцев сигаретой, сыпется пепел, — а чем мой метод плох? Гром выглядит… нормальным. Обычным, Пете нет резона его опасаться, если не брать во внимание тот факт, что Хазина только что чуть не прибили. А так, да, бояться, в сущности, нечего. — Я, конечно, понимаю, что я тебе не особо понравился, но ты можешь в следующий раз не пытаться меня убить? Ты привык к борьбе без правил, грубому допросу свидетелей, но вот…вес среднего комара, — Петя наконец отлепился от стены, и тихо, разочаровано вздохнул, теряя успокаивающую прохладу, — если бы ты решил заехать мне по лицу, скажем, около кабинета Прокопенко, я бы через весь участок до двери пролетел. Петя делает несколько шагов вниз по ступеням, а потом смотрит на Игоря, и понимает, что ему до одури хочется выкинуть какую-нибудь глупость. Иногда на него такое накатывало — зацепиться за заднюю площадку трамвая, проехаться на ленте выдачи багажа в аэропорту, поспорить о чëм-то глупом и наверняка опасном просто ради интереса. Хазин сглотнул слюну, ещё раз подумал, какой херней он занимается, и, одним глазом поглядывая на Грома, высунул язык, туша сигарету о его основание. Этому фокусу научили старшаки ещё в школе — язык ближе к основанию почти не чуствителен к горячему, главное не сжечь горло. Петя сбился считать, сколько он выиграл денег и желаний такими дурацкими пари. Боль почти неощутимая, зато каков эффект! Хотя Игоря таким не проймешь, зато Цветкова, подглядывающего из окна, и думавшего, что Хазин не замечает — вполне. — А ты сам как будто не понимаешь? — Игорь усмехается и делает короткий перерыв в одну затяжку, прежде чем продолжить. — Подкидывая другим наркотики, пусть даже и виновным, ты опускаешься на их уровень. Это мерзко, это подло, да и вообще, каждый когда-нибудь получит по заслугам. Необязательно их к этому подталкивать. Слыша про «вес среднего комара», Игорь невольно фыркает от смеха. Улыбка получается немного щербатой, но зато искренней, и Гром невольно ловит себя на мысли, что Хазин впервые увидел его настоящую улыбку. Не вымученную, не ехидную, не какую-нибудь ещё. — Как пойдёт, Пётр Юрьевич, ничего не могу обещать. В нашем деле, знаете ли. Брови Игоря в который раз за этот день ползут вверх, когда он смотрит на чужой высунутый язык и на тлеющий кончик сигареты. Разумеется, он знает про эту штуку, но видеть её в исполнении полицейского..забавно, конечно. — А ты точно в полиции работаешь? Просто ведёшь себя по-детски, — Гром ухмыляется, в этот раз беззлобно, а потом кивает головой в сторону улицы. — Пошли, я тебе район покажу, обещал же. — Брось. Ты не лучше моего знаешь, что правосудия не будет, Фемида слепа, что значит не столько то, что она не предвзята, сколько то, что она ничего не сделает, пока ей под меч не привести виновных. Петя уверенно шагает с крыльца, его чуть заносит на второй ступеньке, и он в полтора шага, пошатываясь, переступает на асфальт. Обалдеть, Гром улыбается. И не пытается вцепиться Хазину в горло. Вот, что юмор животворящий делает. Иррационально хочется снова отжечь что-нибудь такое, что делают подростки, пытаясь впечатлить ровесников. В пятнадцать лет он нырял рыбкой с моста на слабо, пытался съесть десять сникерсов за пять минут, лазал на пятиэтажку и творил простую хрень от нечего делать. Сейчас ему зачесалось повторить — не что-нибудь из списка, а просто «впечатлить» Игоря. В голову лезли поединок с драконом и свержение политического режима, но обе идеи были отметены — исключительно из-за недостатка времени на реализацию. Потом Петя решил, что он не попадал бы и в половину всей хуйни, что с ним происходила, если бы он вовремя включал мозг. Самое время начать им пользоваться. Игорь никогда не умел нормально вести диалог, а тем более с теми, кого недавно пытался уебать об стену. Именно поэтому вместо нормального рассказа про их район у Грома выходило что-то вроде «ну.э.вон там набережная» вперемешку с «ещё раз попытаешься затащить меня в какой-нибудь угол — руку сломаю». Типичный Игорь, типичный диалог с Игорем. В конце концов, он всё-таки выдохся, остановившись возле какого-то магазина. — Слушай, я заебался. Давай в участок вернёмся, мне работать надо. И тебе, кстати, тоже. К слову сказать, слышать мат от Грома — всё равно что услышать от Кирилла Гречкина слова раскаяния. Игорь тяжело вздыхает, снова одёргивая на себе куртку, и глядя на Петю (Петю? С каких пор Хазин успел стать для него Петей?) уставшим и заебавшимся взглядом. Ну вот зачем его выдернули с работы ради.ради этого? Видимо, Прокопенко на старости лет малость преисполнился. — С радостью, Игорëк. — Когда-нибудь Хазин перестанет язвить, и вселенная схлопнется, — А где у вас тут аптека ближайшая? Райончик оказался… Ничего. Набережная, магазинчики, поребрики, вроде бы приличная шаурмячная неподалёку. Было, правда, несколько вопросов — во-первых, зачем Игорь рассказывает ему про набережную, если его вроде как попросили показать район с точки зрения полиции, а не с точки зрения экскурсовода, а во-вторых, почему Гром перемешивает «э-э-э» и «а-а-а» с какими-то невнятными угрозами. Ещё и матерится, фу таким быть. В общем, к середине «прогулки» Петя просто смотрел себе под ноги и пытался понять, в какой момент его жизнь превратилась в такой сюр, и что ему теперь с этим делать. Возвращаться в душный участок к душным коллегам не хотелось, потому что «а зачем». Дай бог, если выдадут нормальное задание, а то ведь заставят бумажки перебирать, и будет Петя целый день изводить остальных полицейских тупыми разговорами ради разговора и бегать то покурить, то за кофе. Что за жизнь? — Слушай, а тот парень, светленький такой, у него случайно не «Молния» фамилия? — Во-он там, — Игорь хмыкнул великодушно ткнул пальцем в противоположную от здания полиции сторону. — Но я с тобой не пойду, учти. Делать мне нечего, как по аптекам бегать, Петенька. Гром, если честно, был бы и рад рассказать про их район с точки зрения полиции, да вот только не Хазину. Пётр Юрьевич из МВД не был тем человеком, с которым Игорь хотел бы обсуждать какие-либо рабочие моменты. — Нет, не «Молния». Это Димка Дубин, наш местный активист и так называемая «собака», — Игорь фыркнул, неопределённо махнув рукой в воздухе. — Ладно, заболтался я с тобой. Удачи в поисках аптеки. Гром действительно развернулся спиной к Хазину и, засунув руки в карманы, неторопливым шагом направился в сторону участка. Конечно, кинуть его посреди улицы на произвол судьбы было не самой лучшей идеей Игоря, но, в конце концов, кто он такой, чтобы таскаться с этим московским пареньком, как с писаной торбой. — Увидимся в участке, Пётр Юрьевич. — Бля, Игорь Константинович, ты реально шутку не понял, или прикидываешься? — Петя с крайней степенью разочарования на лице смотрел на удаляющуюся спину. Шутку явно не оценили. Ну ничего, до Димы потом докопается, зря придумал, что ли? Не очень-то и хотелось. Петя отправился в аптеку точно в указанном направлении, но попал туда всë равно не сразу — в Питере улицы какие-то путаные, ничего не поймëшь. Хазин купил нурофен, парацетамол, и, до кучи, жëлтенькие витаминки и гематогенку с ëжиком. Хуйня, которую ему так хотелось сделать, приобрела более социально-приемлемый вид, а в голове нарисовался план. Нарушая все морально-нравственные принципы, Петя открыл дверь в участок с ноги, сразу всех оповещая о том, что явился Хазин собственной персоной. Широкая спина Грома в его дебильной куртке находится быстро — Петя подкрадывается сзади и хлопает по плечу: — На, майор, подсласти шоколадкой своё хмурое ебало. Ёжик с обëртки осуждающе смотрит прямо ему в душу. Вместо развёрнутого ответа о том, почему эта шутка слишком тупая даже для московского наркодилера, Хазину в ответ прилетает средний палец от Игоря, который даже не удосужился развернуться к нему лицом. По приходу в отдел к Грому возвращается его обычная работоспособность, и вот он уже сидит за своим столом, согнувшись над папкой с делом, которую какой-то идиот, проходя мимо, захлопнул. Видимо, из добрых побуждений. Когда Игоря кто-то хлопает по плечу, он даже не успевает развернуться — его локоть со всей дури дёргается назад, чтобы заехать кому-то под дых. Судя по сдавленному мату и очень знакомому голосу, этим кем-то был Хазин. — А, ой, — на лице Грома нет и капли сочувствия, когда он наконец-то разворачивается к парню лицом, ехидно улыбаясь. — Прошу прощения, не признал сразу. А за шоколадку спасибо. Может, ещё и кофе мне сделаешь? В этот момент Игорю кажется, что ёжик с обёртки абсолютно наглым образом пытается послать его нахуй. — Сука-Игорь-блять, — выдыхает сквозь зубы Петя, прижимая руки к животу. Если бы не какой-никакой пресс, Гром, кажется, выбил бы ему позвоночник через живот. — Обещал же не пытаться меня убить, — грустно подытоживает Хазин, уходя на безопасное расстояние от Игоря, — а за кофе своего напарника посылай. Несмотря на последнюю фразу, к «напарнику» Петя идëт сам, приставая к нему с тем же тупым вопросом про молнию. Дубин оказывается не таким проницательным, зато честным. — Я не догоняю ваш московский юмор, объясняй сразу. — Ну как же, — Хазин почти светится, — вы же были напарниками! Один Гром, другой — Молния, а вместе гроза района! Это не самый удачный прикол, даже, прямо скажем, идиотский, но Дима хохочет так, что на них оборачиваются люди. Петя поддаётся его заразительному смеху, и ему кажется, что у него от смеха скоро откажут почки. Цветков опять ошивается поблизости. Веселье прерывает Прокопенко, с вполне закономерным заявлением, что Хазину пора браться за работу, и приносит какую-то папку с делом. Петя мается с бумажками, рисуя карандашом на подвернувшемся стикере листики и спиральки. Щас бы ещё подаставать «Игорëшу», а не вот это все.