Право называть хозяином

Сергей неловко дёрнул уголком губ, смотря как майор валится со стоном на диван. С благотворительного мероприятия они ушли настолько спешно, насколько это было возможно приличиями, но толпа и выкрики из нее утомили их обоих. Да ещё этот поводок, про который они оба периодически забывали, из-за чего Гром пару раз едва не удушил сам себя. Но это все равно было лучше, чем купи его тот же Гречкин. Едва упав, Гром тут же сграбастал под себя подушку, тихонько ворча. Разумовский против воли улыбнулся, решив ненадолго оставить его одного, позволяя расслабиться. День для обоих определённо выдался нелёгким. Зайдя на кухню, Разум налил себе воды, смывая привкус алкоголя во рту. Шампанское на благотворительном вечере было не таким уж и плохим (пробовали и хуже на торжествах рангом выше), но он в принципе не любил употреблять алкоголь без нужды. Олег бесшумно вошёл следом на третьем глотке. Остановился, прослеживая взглядом подрагивающее волной от глотков горло, и только после того, как Сергей закончил пить, спросил: — Зачем ты привел его? После того, как Сергей взошёл на сцену, он не стал подходить к ним ближе, следил издали, даже уехал следом на другой машине, чтобы не мешать. А заодно проследить, не захочет ли кто-то из тех, кому Разумовский сорвал "покупку" натворить глупостей. — Мне... стало его жаль? — Неуверенно предположил Сергей, дерганно убирая челку. Не было ничего нелепее, чем жалеть взрослого мужчину, профессионала своего дела и грозу всей питерской преступности, как успел уверить его каждый, кто осмелился подойти и поздравить с приобретением. Жалости Гром просто не заслужил. Но и оставить его там, на сцене, сжимающего кулаки в ожидании, когда объявят того, кто его купил... Нет, он не мог так поступить. Волков стремительно подошёл ближе, даже слишком близко, вторгаясь в личное пространство, но Сергей остался недвижим, лишь приподнял лицо, смотря ему в глаза. Несколько секунд изучив его, Олег выдохнул в сторону. Сергей, несомненно, был гением, но как и у большинства слишком умных людей, его инстинктам и чутью приходилось искать иные пути для проявления вовне. Вот и сейчас: подсознание всё уже рассчитало и приняло, а личности только предстоит всё осознать. И где этот Птиц, когда он нужен? — Олег, ты что, ревнуешь? — Больше в шутку, чем всерьёз, предположил Разум, хохотнув. Только в ответ Волк смотрел слишком серьёзно, поневоле заставив Сергея задуматься. — Я встревожен. Но в целом всё хорошо. — В подтверждении своих слов он опустил плечи. Отступил на шаг, разрывая дистанцию и не поднимая головы. — Иди, Серёж. Позаботься о своём...госте. Разум нахмурился, протянул руку, касаясь чужой головы. Олег замер, покорно опуская голову чуть ниже, чувствуя, как пальцы вплетаются в волосы, поднимая чёлку. — Олег. Волков только задышал чаще, но молчал, и Разум не стал дальше его мучить. Не хочет - не ответит. Не может - тем более. Сейчас нет смысла настаивать. — Ты будешь в порядке? — Буду. Олег наконец-то открыл глаза, улыбнулся, и взял его руку, касаясь чужого запястья сначала лбом, а потом губами. — Иди. Не стоит заставлять его ждать. — Повторил он, отступая спиной вперёд в темноту.

***

Гром, за то время, пока Разумовский был на кухне, успел заснуть, и теперь тихонько всхрапывал, даже позабыв стянуть обувь, свисая стопами с дивана. Сергей припомнил, как во время пути до башни, они неожиданно, слово за слово, стали болтать о сегодняшнем ужасном во всех смыслах вечере. Обсуждать каждого, кто поднимал ставки, делиться своими подозрениями относительно планов Исаевой и Бехтиева. Гром упомянул ещё ночную смену, которая, наверное, и довела его до всего этого: Разумовский сомневался, что тот позволил бы так с собой поступить, будь он в полном сил состоянии. Разум делился с ним своими идеями, рассказал немного про своего замкнутого друга, а Игорь поведал о своей семье, состоявшей из названных родителей — Елены и Фёдора Прокопенко, и его самого, нелюдимого, эксцентричного майора полиции, на которого, словно в насмешку, надели поводок и выставили в цирке на потеху публике. Сергей тогда промолчал, но Гром заметил изменившийся на суровый взгляд голубых глаз, в котором мелькнуло золотое свечение. Разумовский, чуть посмеиваясь, подошёл ближе и как можно аккуратнее стянул с него туфли. Гром только всхрапнул чуть громче, подтягивая ноги к животу, оттопыривая упругий филей, затянутый узкими брюками. Сергей отшатнулся, рывком втягивая воздух носом, сам себя хватая за протянутую руку. Кисть дернулась, изогнувшись в воздухе птичьей лапой, жадно сжалась пару раз, но опустилась почти покорно. О, нет... Стало тошно от собственной недогадливости... и жадности. Получается, Олег понял всё раньше него? Раньше, чем за дело решил взяться Птиц... Сергей на секунду прикрыл веки, присаживаясь рядом с майором на диван. Выдохнул, открывая, откладывая окончательный вердикт. Это ещё ничего не значит. И ни к чему не обязывает. Просто Гром понравился ему как человек и он решил помочь. Не более. И если он всё ещё хочет, чтобы это было помощью, а не издевательством, стоит снять с него ошейник. Гром протяжно застонал сквозь сон от облегчения. Руки миллиардера ласково массировали шею майора, после того как стянули упругую ленту кожзама, расстегнув застёжку. Игорь вздохнул, застонал, подставляя под пальцы шею, и с импульсивной нежностью поцеловал освободившие его руки, открыв глаза только коснувшись чужих пальцев пару десятков раз. Сережа охнул, сильно покраснев и убрал челку за уши. Он… он всё равно собирался пожертвовать этот миллион на благотворительность, но увидев, как каменеет спина Грома при торгах, не смог сидеть сложа руки, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту. Он не мог не помочь. Не мог позволить получить его кому-то ещё. — Понимаю, мало удовольствия сидеть на цепи... Разумовский шумно вдохнул. Цепь, как и ошейник, Грому очень шли, и алая полоса на шее до сих пор приковывала взгляд. — Но...вам не нужно. Не надо. — Сергей аккуратно обхватил чужое лицо ладонями, не позволяя дальше целовать, улыбнулся, отпуская и отсаживаясь чуть дальше. Гром моргнул, машинально потирая след от кожаной удавки и отзвук чужого тепла на коже. Он и не думал, что их вечер закончится ТАК, но с Серëжей и не могло быть иначе. Он был потрясающим, умным, чутким, вежливым. Игорь с самой покупки нежился в его внимании, желая заполучить ещë. С Серёжей оказалось неожиданно легко, словно они уже были с Игорем знакомы чуть ли не вечность. Просто забыли по какой-то дикой ошибке. Гром даже помассировал виски, надеясь таким образом простимулировать память, но тщётно. Если это была амнезия, то сейчас он получил шанс вновь узнать потрясающего человека. И он знал, что нет ничего лучше провокации, особенно в столь странной ситуации. — Ну, я бы так не сказал... Рыжие брови шокированно вознеслись ко лбу. — Майор, — последняя буква поневоле скатилась к рыку. Запястье снова дёрнулось, подтверждая, насколько близко Птиц подступил к границам сознания. Игорь вздрогнул от рычащих ноток, прошивших его мурашками до самых кончиков пальцев. Он заглянул Сергею в глаза, замечая золотистые искорки в голодных глазах с расширяющимися зрачками. — Майор, — с придыханием повторил Разумовский, — Вам понравилось быть цепным псом? Игорь тяжело сглотнул, отзываясь на тягучие нотки в голосе Сергея и отмечая, как его губы предательски кривятся в насмешливой улыбке. — Судя по моей репутации, — Игорь облизал пересохшие губы. — Я ужасная собака. Золота в глазах стало больше лишь на миг. Разумовский погладил цепь, вдумчиво перекатывая её пальцами, под голодным взглядом майора. — Это не важно. Любого зверя можно приручить. Главное, чтобы рука была достаточно умелой. Сергей знал это как никто. Он приручил уже двоих: Волка и Птицу. Хотя, с Олегом это было больше необходимостью, чем... осознанным желанием. После армии он... разучился жить без приказов. Без смысла. Без контроля над собой, опасный даже для себя. С Птицем, впрочем, это тоже можно было назвать потребностью. В безопасности для себя и окружающих. Гром посмотрел в упор, не отводя взгляда. Его завораживало выражение глаз Сергея и мягкий, но сильный голос. Игорь не привык подчиняться, но в эти руки хотелось отдаться. — Важны не только умелые руки, — майор подался вперëд, на пробу проводя пальцами по коленям миллиардера.— Но и то, хочет ли пëс подчиниться. Не думаешь? Сергей ненадолго прикрыл веки, чтобы не поддаться хриплому, немного взволнованному голосу Грома. Игорь делал с ним что-то удивительное, даже Птица сидел тихо, с интересом прислушиваясь. — Я не думаю, Гром. Я это знаю. — Разум склонил голову вбок, рассматривая Игоря. Улыбнулся, по-новому, почти добро, бережно, но одними глазами. Поднял ладонь, медленно, давая время на ответ, положил на чужую макушку, погладил короткие, вьющиеся к концу, пряди, перебирая их пальцами. — Также нужна воля. И желание. — Разумовский рассмеялся, высоко так, звонко, неуловимо бархатно, пуская по спине майора мурашки и огненные иглы в поясницу. — А ещё, я знаю чего хочешь ты, но никак не решишься получить. Сергею тяжело давалось общение с людьми. Обычное общение. Но вот подобного рода, почти табуированного, заповедного, подкожного - до странности легко. Может, из-за ограничения людей, вовлеченных в них - всё же, это не сотни и тысячи тех, кого ему приходилось контролировать и проверять ежедневно. Может, из-за интуитивно понятной логики происходящего. Древней, звериной, уровнем проскальзывающих между телами искр и вспыхивающих под веками звёзд. Игорь смутился сильнее, для него всë происходящее было новым опытом, но как и во всëм, в этом майор тоже шëл напролом, вопреки здравому смыслу. Словно сейчас он мчался по следу, а не поглаживал Разумовского кончиками пальцев. Наконец, он решился и наклонился ещë ближе, едва задевая рыжие пряди. — Тогда, может быть ты направишь меня, — Игорь сделал паузу, — Хозяин. Последнее слово огнëм окатило Разумовского и томным возбуждением устремилось в пах. Разум хрипло, долго выдохнул. Под удивлённым взглядом аккуратно убрал от себя чужие пальцы, прищурившись до тёмно-синей тени на радужке и тяжести во взгляде, бархатной и теплой, как королевская мантия. Руки у него были правильные — сухие, цепкие, сильные. Гром против воли заметил, что они больше не дрожали, тоже весом налились, силой, мощью. — Ещё раз так меня назовешь — и убежать не сможешь. Никогда, — ладонь легла на загривок поверх рубашки, сжала, заставляя поднять голову. Игорь тяжело вздохнул, но взгляда не отвёл, а Разумовский глубоко и низко продолжил, поглаживая большим пальцем шею кругами. — Я серьезно, Гром. Я знаю, чего ты хочешь, я это чувствую, — уголки губ мимолётно приподнялись. Майор был… весьма выразителен в своих желаниях и языке тела. — И я могу тебе это дать. Но ты и понятия не имеешь, чего желаю я. — Разумовский наклонился, выдыхая ему в губы, едва-едва их не касаясь. — Я могу научить. Показать. Приоткрыть тебе ту дверь, у порога которой мнешься, давая возможность открыть её самому, решая, стоит ли оно того. А могу... Приручить. И тебя, и всех твоих демонов, принимая контроль над ними и над тобой навсегда. Забирая себе обязанность и право заботиться о тебе, всецело, а потому.... — Разумовский коротко, жгуче коснулся губ, распаляя сильнее их обоих. — Не называй меня хозяином, не желая, чтобы я действительно им стал для тебя. На сегодня я тебя прощаю, но… — Ладонь с загривка переместилась на волосы, подтягивая к себе так, что следующие слова Сергей прорычал ему в ухо, опаляя выдохом: — Не.Буди.Моих.Демонов. Птиц внутри него восхищённо заклекотал. Не то, чтобы он спал, но… Гром действительно будоражил их обоих. Игорь сидел не шевелясь, лишь разглядывая хищное лицо Сергея. Миллиардер так быстро поменялся, выдавая внутреннюю страсть, словно только и ждал момента, чтобы кто-нибудь задел эту рыжую пороховую бочку. Свободолюбивая натура Грома рычала и подвывала внутри него, но лëгкий шепот на краю сознания, едва слышно и медленно шипел: рискни. Гром никому никогда не подчинялся полностью, извивался, но умудрялся избегать наказания за свои выкрутасы. Только с этим тендером на свидание не отвертелся. Майор чувствовал, что несмотря на то, что Сергей попытался его напугать, у Игоря что-то сладко сжалось в животе под лëгкими. — Я бы и рад, — Гром аккуратно вытащил ладонь из цепкой хватки Разумовского и вернул на его дрогнувшее колено. — Но ты уже взял на себя большу́ю ответственность, когда утащил меня из-под носа у жаждущих попортить мне кровь буржуев. Сергей подвинулся теснее, по-птичьи склонив голову вбок. — Ты понимаешь, что пути назад уже не будет? — Не понимаю, — честно признался Игорь. — Какой импульсивный, — с неожиданной нежностью отозвался Разумовский и ласково прижался губами к напрягшимся губам Грома. Игорь ожидал чего угодно, но не нежности и оказался прав, потому что стоило ему расслабиться и начать отвечать, Сергей углубил поцелуй, превращая в мокрый и пошлый. Игорь попытался проявить инициативу, но был укушен в нижнюю губу. В голове Разумовского пополам с гулом крови разносился шелест перьев. Сергей оборвал поцелуй, свободной рукой аккуратно, но цепко схватил Игоря за подбородок, поворачивая лицо из стороны в сторону, любуясь. — Хитрый зверёныш, — прошептал то ли он, то ли Птиц: их натуры, их желания были настолько близко, что не разобрать, пока не станет поздно, пока они не исполнят всё. Сергей зализал собственный укус, нарочито долго, влажно, ощущая, как ломается ритм чужого дыхания и крепнет хватка на колене, перешёл мелкими, сводящими с ума поцелуями на шею, между ними произнося: — Неужели, так сильно хочется побыть жертвой, а? — хохотнул он в кожу, переводя руку с загривка на плечо, надавливая, заставляя лечь на спину. Пальцы пробежались по груди и ниже, пока ещё по ткани, слишком тонкой, чтобы хоть как-то ослабить ощущения, царапнул властно пресс. — Всегда сильный, могучий, своевольный Гром, гроза Питера.— низким, вибрирующим, чуть суховатым тоном мурлыкнул Разумовский, сверху вниз рассматривая мужчину, совсем на себя не похожего, покорно подставившего ему свое тело, с поплывшим от ласки взглядом и голодно вздёрнутым кадыком. Сергей прикипел взглядом к этой горошине, наклонился, заводя чужие скрещенные в запястьях руки за голову. Снова взял за подбородок, поднимая, любуясь, медленно, вдумчиво, охватил губами кадык, чуть всасывая кожу. Подключил зубы, оставляя четкий, смачный оттиск на грани между болью и удовольствием, метку, подспудно сожалея, что она пройдет слишком быстро - на Громе, как он понял, всё заживало до обидного быстро, действительно, как на собаке. Сергей облизал губы, отмечая сладковатый, песочно-кремовый привкус, мазнул пальцами и расхохотался, увидев темно-бежевый след тональника на подушечках. — Нет, так дело не пойдет... — сказал он строже. Схватил майора за грудки, приподнимая и хитро заглядывая в глаза. — Ты мне настоящим нужен, без косметики и брони. Живым. Уязвимым. Алчущим. С сорванным наслаждением голосом. Сергей встал, не отрывая взгляда от растерянного лица, крепче, но иначе захватил ткань и потянул за собой с дивана. В ванную, отмываться. А заодно проверить покорность возможного питомца, границы власти над ним. Ведь человек становится уязвимей без одежды. Они с Птицей наконец-то увидят Грома без всех этих тряпок, во всей его красоте, от чего нутро сводило ещё сильнее, отдаваясь в паху лёгкой, терпимой пока, болью. Ради Грома стоило потерпеть.

***

Приведя его за собой в ванную, Разумовский включил воду, а сам сел на небольшую кушетку и улыбнулся, приказывая: — Раздевайся, хитрый зверёныш. Игорь повëл плечами, начиная стягивать с себя одежду, слегка путаясь в пуговицах под голодным взглядом Сергея. Гром немного нервно улыбнулся, глубоко дыша. Только многолетняя выдержка позволила ему не подрагивать всем телом, но глаза отражали внутреннее беспокойное любопытство. Сергей смотрел неотрывно, наклонившись к Грому и смотря снизу вверх. — При нашей первой встрече ты не казался таким, — тихо рассказал Игорь, оставаясь лишь в брюках, которые спустя время слетели по его худым, но сильным ногам. Майор пнул их подальше, как нечто гадкое. Занятно, Олег после первого... сеанса сказал нечто подобное. Ну, когда прекратил смущенно бегать от него по всей башне. Сергей знал, что просто не будет, но такой реакции, честно, не ожидал. Дольше от него прятался только Птиц, пропав почти на месяц, чем изрядно облегчил Разумовскому жизнь и обучение, окончательно уверив в правильности выбора. — Один - один, — усмехнулся Разумовский, цепко разглядывая Игоря, словно хотел сожрать. Но пару секунд спустя, перехватив чужой взгляд, отвёл глаза в сторону. Он ещё успеет засмущать Грома донельзя, можно не торопиться. На попятую тот из собственного упрямства не пойдёт, пока сам Сергей его до крайности не доведёт, но этого не будет - Разум очень, очень хорошо чувствовал чужие пределы, для него - словно опутанные колючей проволокой сверху донизу, до укола в нейронах. — Гордый, сильный, ты хотя бы раз... участвовал в чём-то подобном? — Не дождавшись ответа, Сергей уточнил: — А просто... с мужчиной? Гром промолчал, но Сергею это говорило о многом. Точнее то, как стали резче движения и ярче - нить румянца по скулам. В плечи впились черные от сажи когти и сорванный до карканья болью голос вкрадчиво зашептал о том, какая славная им сегодня досталась добыча. Разумовский повёл шеей, отгоняя наведённые Птицем мысли. Гром не добыча. Он... Птиц довольно пророкотал, добровольно отступая. Свою дозу удовольствия он получал просто от наблюдения за происходящим. Гром - не добыча. Тогда кто он? Он - свой. Уже свой. Уже твой. Стал бы ты высовываться, не почуяв в нём, гордом и усталом звере, раз за разом вскидывающем голову всё выше, когда поднималась и цена, своего? Схожего, близкого, знакомого? Если бы узнавание, потребность, необходимость, долг, не подтолкнули, чтобы ему помочь? Когда трусы полетели в ворох одежды, Разумовский прикусил кончик языка, силясь остудить жар в голове. Игорь был очень красивым везде, где скользил алчный взгляд миллиардера. — Ты произведение искусства, Игорь, — шепнул он, но Гром услышал и покраснел даже шеей. Искреннее восхищение подогревало внутреннюю уверенность, и Игорь начал двигаться свободнее, несмотря на полное обнажение. Гром никогда не оголялся перед кем-то ради большего, чем просто избавление от испорченной одежды. Игорь был не из стыдливых и мог выдержать многое. Но то, что делал Сергей... Изумляло. И было куда эффективнее того, к чему он был готов. Игорь привык к взглядам, к самым разным, всегда готовый к тому, что их продолжением могут стать удары. Разумовский не нападал. И вызов не бросал. Но был для него опаснее всех, кто когда-либо встречался в его жизни. Потому что ему Гром сам хотел сдаться. Разум сам себе улыбнулся, легонько кивая. Провел кончиками пальцев по ключицам, очерчивая гордый разворот плеч, зашёл за спину, трепетно их обхватывая и поворачивая Игоря к огромному, до потолка, зеркалу, шепнул: — Посмотри, разве ты не великолепен? Эта мощная шея, — пальцы скользнули вдоль по мышцам. — Эти сильные руки, — провели от плеч к локтям, до запястий, поглаживая, очерчивая контуры. — Всё твое тело — шедевр, созданный природой. Разум отошёл на пару шагов, оставляя Грома заворожённо смотреть в собственное отражение. Чужую откровенность следовало вознаграждать собственной. Сергей прошел к раковине, на ходу снимая пиджак и закатывая до локтя рукава рубашки. Прогнулся, зная, что Игорь смотрит на него. Почти не глядя схватил один из флакончиков, выдавливая гель на руки, растер до пены, технично умываясь. Вода тут же стала желто-розовой, открывая узорчатые пятнышки на коже, белые и рыжие, веснушки и витилиго. Сергей подмигнул Грому в зеркало, вытираясь. Пригладил назад влажные волосы, становясь на вид строже и холоднее, несмотря на улыбку, после чего забрал с полки ватные диски и ещё одну бутылочку, подходя с этим набором к Грому. Крапчатая ладонь невесомым теплом легла на плечо, подтверждая приказ в его голосе: — На колени. Дождавшись, когда Игорь подчинится, Разумовский в награду погладил его за ушком, после чего смочил диск очищающим средством. Можно было опять приказать Игорю, чтобы тот самостоятельно избавился от косметики, но… Сергею самому хотелось это сделать. Тщательно вытирая каждый участок, сопровождая это лёгкими поцелуями, он открывал взгляду всё то, что скрывал макияж: легкую, ещё не кроющую кожу щетину, ссадину на переносице, подживающий уже синяк между щекой и челюстью, и совершенно очаровательную, хоть и почти незаметную родинку в уголке глаза, там, где начинались птичьи лапки хмурых морщинок. Бережно надавив на веки большими пальцами, опуская их, Сергей по очереди поцеловал каждое, ощущая, как беспокойно движутся под тоненькой кожицей глазные яблоки. Такое доверие пленило, подзуживало, возбуждало... и не только его. Сергей хмыкнул,опуская взгляд, одновременно поглаживая чужой подбородок пальцами: темная головка, прижатая к животу, мазала пресс влагой. Рыкнув, Сергей коротко, но жадно коснулся губ Игоря собственными, прикусил, чуть оттягивая, провел языком по кромке зубов, шальной и голодный. — В воду. Живо, — прорычал он, с усилием оторвавшись от поцелуя. Облизнулся, снова пробегаясь темно-синим взглядом по чужому телу, мелко подрагивающему от возбуждения. Гром никогда не замечал за собой позёрства, но в этот раз он опускался в ванну настолько грациозно, насколько это было возможно. За что и был вознаграждён долгим, скользящим по телу взглядом и кивком. — Хороший мальчик, — из уст Разумовского, едва не заставило его простонать от наслаждения, он не думал, что одними словами можно добиться столь многого. Гром с удовольствием погрузился под воду, и вынырнул, разбрызгивая жидкость. С него стекали струи и он оглаживал тело ладонями, медленнее, чем если бы просто старался смыть грязь. Сергей присел на угол ванны, нависая над ним. Тень его, как живая, резко дернулась, невесомо накрывая смуглую спину. Гром... был похож на Олега. Сильно. И не только внешне. Разум бы не смог их спутать даже с завязанными глазами, но не отметить не мог. В обоих сильно было исконное, звериное начало, в Игоре даже больше, чем в Олеге - тот сильнее нуждался в вопросах и ответах, в словах. Гром предпочитал же разбираться по ходу дела. — Я рад, что ты уверен в своем желании, но... У человеческого тела, даже столь совершенного, как твоё, есть пределы. И мне нужно узнать, до какого ты хочешь дойти. — В плане? — Отфыркиваясь от воды, покосился на него Гром. В приглушенной, автоматической подсветке, цвет глаз казался индигово-синим, особо ярким из-за расширенных зрачков. — В плане подготовки и допустимости для тебя самого. — Мягко ответил Сергей. Игорь и так позволил очень, очень многое за этот вечер, что могло бы навредить кому-то другому психологически. Он даже заснул в его присутствии, что означало, насколько комфортно ему было с Разумом. Но им обоим, очевидно, было этого мало. Осталось только определиться, что насытит их обоих. Разум протянул руку, пригиная за шею к себе. Провёл по влажным волосам, растрепав их, наклонился, втягивая носом воздух. Запахи средства для укладки и неплохого, но не совсем подходящего Грому одеколона почти исчезли, что не могло не радовать - настоящий Игорь был куда вкуснее. — Руки. Ноги. Губы. Или нечто большее - выбор за тобой. — Напоследок коснувшись губами заалевшей кромки уха, прошептал он, после чего встал. Достав из ящика с аптечными принадлежностями несколько упаковок, поставил на тот угол, где сидел ранее сам. — И пусть не обязательно говорить об этом вслух, но сделать ты его обязан, зверёныш. Это за тебя никто не решит. И пока Игорь тёр ухо, снова ему подмигнул, выходя. Уже за дверью, парой секунду спустя, произнёс: — Марго, сообщишь мне, когда я смогу вернуться. — Конечно, Сергей. Что делать с видео? Камеры в ванной тоже были необходимостью, причём суровой, а не просто блажью паранойи. И уже пару раз в буквальном смысле смогли спасти жизнь, но в такой ситуации использовались впервые. — Сохрани на дальнем сервере, и никому, даже мне, не давай права на просмотр. Я сообщу позднее, если нужно будет его удалить.

***

Олег уже готовился ко сну. Сергей застал его, увидев в открытом дверном проёме, как тот, стоя у кровати, натягивал на себя мягкую борцовку на несколько размеров больше, что использовал вместо верхней части пижамы. Штаны на нём уже были. Сергей подошёл со спины, не пытаясь сделать шаг тише и молча взял его руку, проверяя в сотый, тысячный раз узкие белесые полосы вдоль предплечья. Олег замер. Сергей поднял голову, смотря ему в лицо, но стыда не увидел, как и вины, что радовало. — Иди ко мне. Сергей распахнул руки, а Олег, повернувшись, сел на кровать, обнимая его за талию и утыкаясь лицом в живот. Разум рассмеялся, вплетая пальцы в его волосы. — Олег, спасибо. Волков согласно мыкнул, шумно дыша, но после поднял голову, вглядываясь в чужое лицо. — Значит, угадал. Сергей кивнул, рассмеявшись. — Он назвал меня хозяином. — О. Понятно, почему тогда твой стояк упирается мне в диафрагму. — Совершенно спокойно произнёс Олег. И это при том, что секса как такового, в полном смысле слова, у них как не было, так и нет. Даже поцелуев в губы - меньше, чем пальцев на руках. Сергей предупреждающе сжал его волосы на затылке, чуть оттягивая, но Олег только фыркнул, обнял крепче, надышаться не в силах. — С тобой всё будет хорошо? Или подождёшь меня? Волков замедлился, задумался, после чего царапнул невесомо чужую поясницу сквозь ткань, решив. — Оставь жилет. Сергей кивнул, отстранился, расстёгивая пуговицы, но на половине движений Олег перехватил его руки, делая всё сам. Но перед этим несколько раз коснулся ладоней губами, вызвав очередную улыбку. — Что вам обоим так мои руки нравятся? — Они чудесные, Серёж. — Напоследок прикоснувшись к одному из самых узорчатых белых пятен, тихо признал Волков. — Ты - чудесный. И я рад за тебя. Особенно тому, что эти чудесные руки видел не только он, что, пусть даже в такой малости, но Сергей открылся кому-то так быстро. Стоит только ткани сползти с плеч, как Олег ловко, быстро, забирает вещь себе, обратным ходом валится на кровать, устраивая жилет рядом, на подушке, снова утыкаясь носом в ткань. Разум только веки опускает, убирая его чёлку назад, открывая по-детски хитрые, яркие голубые глаза. Олег без чёлки (эх, ещё бы бороду убрать!) - совсем мальчишка. И Сергей этому рад. Настолько, что желание прибить кое-кого почти исчезает, почти. Забрав из шкафа парочку особо пушистых полотенец, Сергей отошёл к двери, замер в проёме, чуть повернувшись, произнося: — Спокойной ночи, Олежа. — Спокой...хорошей ночи, брат.

***

Игорь был готов сгореть от стыда. Настолько, что готов был поклясться, что когда снова залез в воду, то от соприкосновения с ним от неё пошёл пар. Ноги нервно сомкнулись сами собой. Гром почесал шею сзади, пытаясь расслабиться, но выходило туго. Плохо выходило, без Сергея-то. Стоило лишь подумать о Разумовском, как удалось опустить плечи и лечь на бортик, откидывая голову. Не успокоиться, нет - Гром покосился на чуть склонённый вбок, но всё ещё стоящий член. Опущенные в воду пальцы лениво скользнули по стволу, сомкнулись на середине кольцом, стягивая с головки крайнюю плоть обратным ходом. Игорь фыркающе выдохнул, расслабляя колени, обмякая. — Я догадывался, что стоило запретить тебе себя касаться, но...Я даже рад своей ошибке. Ты выглядишь потрясающе, зверёныш. Разумовский стоял, прислонившись к косяку плечом, улыбался с хитрым, лисьим прищуром, от которого у Грома на загривке волосы встали дыбом, и будущее предстало перед глазами как никогда ярко: Его сейчас сожрут. Разум подошёл ближе, сложил на тумбу возле ванны полотенца. Он всё ещё прищуривался, а потому прочитать по его глазам настрой Гром не мог. Пальцы Разума скользнули по подбородку, поворачивая лицо Игоря к нему, и Гром напоролся на абсолютно тёмный взгляд Сергея. Игорь замер, не смея двинуться. Он ждал приказа и он его получил. — Но на сегодня хватит... самодеятельности. Вытирайся.Быстро. И иди за мной, — голос Разумовского был бархатным и глубоким. Никакой улыбки и нежности, лишь чистая страсть и желание. Гром, пару раз чуть не поскользнувшись, вывалился из ванной под его тихий смех, вытираясь уже на ходу. Комната утопала во мраке, но Марго даже не попыталась включить свет. — Ложись на кровать. На живот, Игорь, — добавил Разум, когда майор попытался лечь на спину. — Собак берут сзади, хозяин? — шумный выдох и сильные руки на загривке и пояснице, вжимающие его в матрас, были ответом. Птица и Сергей желали пометить неугомонного зверя. Как же они его хотели. Разумовский мял горячее после ванны тело, гладил Грома везде, где только мог и бесстыдно раздвинул ему ноги. Игорь прикрыл глаза, осознавая, что там у него всё готово и член прижимается к животу. — Как грубо, — цокнул языком Сергей и прикусил его плечо легонько. Оттянул за волосы чужую голову, заставляя приподняться, переворачиваясь, потёрся кончиком носа о чужой. — Ты сам сказал, что из тебя ужасная собака, Гром. А значит, ты кто-то другой, звереныш. Кто-то очень чуткий, — пальцы вывели круг на чужом колене, в который раз заставляя вздрогнуть, разводя ноги шире. — Кто-то очень ласковый. — Сергей наклонился, втягивая в рот горошинку темного соска. Игорь застонал, закидывая свои руки на чужую шею, прижимая ближе. Сергей ощутимо, но не до боли, сжал зубы, выпустил, обдавая ареолу выдохом, заставляя сжаться ещё сильнее. — Кто-то очень, очень смелый... — спускаясь губами по его животу, Сергей царапнул внутреннюю часть бедра. Заставив Грома задохнуться блаженным скулежом, отчего всё ещё влажное от воды мышечное кольцо сжалось плотнее. — Раз ты до сих пор продолжаешь нарушать мои приказы, зверёныш, — прошипел, прикусывая его бедро, Сергей, одновременно сжимая пальцами основание, не давая наслаждению пересечь грань. Гром был близко, слишком близко, слишком много сегодня испытал, и всё это делало его даже излишне чутким и возбудимым. Сергей собирался дать ему насладиться всем этим, своим новым положением, своим подчинением, но... Он не собирался отпускать его так быстро и не позволил бы обойтись так легко, о нет! У него были сутки, чтобы довести Игоря до невменяемого состояния, до одержимости, до того, что тот больше не сможет без него жить. И он собирался воспользоваться ими по полной! Гром протяжно простонал, сжимая пальцами ткань одеяла. Сергей явно собрался вытрясти из него душу, и к своему стыду и радости, Игорь жаждал увидеть и почувствовать всё, на что был способен этот удивительный человек. Разумовский словно знал, как ему приятно и даже больше, он открывал Грому совершенно новые способы получения удовольствия. — Так кто же я? — со стоном уточнил Игорь, когда Сергей оставил новый поцелуй-укус под соском. — Ты мне ответь, — он прихватил зубами место под кадыком Грома. — Скажи мне. Игорь прикрыл веки, прислушиваясь к себе. В голове было пусто, он отдавался ощущениям и терялся в ласковых, жадных прикосновениях. Разумовский был словно повсюду, кругом. — Сейчас я вижу себя лисом, — пояснил Игорь на молчаливый вопрос голубых глаз с золотистыми искрами. Сергей вскинул бровь, предлагая продолжить. — А ты тот самый маленький принц, которому тоже следует подумать. Ведь если ты меня приручишь, дороги назад не будет. Я затоскую... — Игорь прервал речь, захлебнувшись стоном, когда в него проник палец, словно показывая: дороги назад нет и не будет. — Какой же ты наивный, Игорь. — Разумовский пропихнул второй, нашёптывая успокоительные нежности, чтобы Гром хоть немного расслабился. Его узкое колечко едва поддавалось и даже смазанные лубрикантом пальцы двигались с трудом, проникая по миллиметру в неподатливое тело. От его узости Сергея вело. — Не было у меня никакого выбора, стоило тебя на этом проклятом аукционе увидеть. Игорь, — он жадно поцеловал влажный рот, мыча в поцелуй и ловя ответные стоны горячего тела под ним.— Игорь, я бы не мог пройти мимо, никогда нет, ты будешь моим, только со мной ты будешь таким горячим, иначе я уничтожу каждого, кто к тебе прикоснётся. Ты понимаешь это? Гром, ты мой лисёнок от макушки, до кончиков пальцев, — он шептал так страстно, что Гром уже сам прижимал Сергея теснее к себе, раздвигая ноги и стараясь насадиться на пальцы, стоило Разумовскому задеть что-то внутри него. Игорь был уверен, если бы Сергей не продолжал придерживать его эрекцию, майор кончил бы от таранящих его пальцев и пылкого шёпота. — Сережа, пожалуйста, я сейчас с ума сойду. — Потерпи, потерпи хороший мой, — Птиц довольно скалился его губами, но это наваждение длилось лишь секунду — он знал, что сейчас не его время, нет. Упорства, ласки и терпения, чтобы подчинить Грома им окончательно, хватало только у Сергея. — Хоро-о-ший, нежный, горячий... Мой, только мой, — хрипло дышал Разум, на каждое слово касаясь ствола губами, всё выше и выше, пока не облизал уздечку. Самому в штанах давным-давно тесно, даже мокро, а не просто влажно, но рано, рано... Игорь — очень сильный человек, очень мужественный. И даже получив удовольствие, такое постыдное, греховно-сладкое, может только сильнее замкнуться, посчитав, что так быть не должно. Слишком привык быть сильным, брать все на себя. Его нужно убедить, раззадорить до того, чтобы он не только позволил, но и сам пожелал, захотел, так сильно, чтобы после пути обратно не было. Чтобы он сам себе признал: понравилось. И захотел ещё. От языка, широко и влажно вылизавшего промежность, Грома аж подкинуло на кровати. Он выл, задыхался стоном, когда Сергей облизывал и его, и собственные пальцы, смачивая слюной, языком внутрь пробираясь. У Грома стыдливо полыхали уши и руки, так и тянущиеся закрыть лицо, но Сергей предупреждающе рыкнул, склоняясь снова, сгибая, чтобы было удобнее, глубже, интимнее, приятней, прижимая чужие колени к груди. Мускус заставлял ноздри хищно вздуваться. У Игоря с багровой головки текло, непрерывно, узкой белесой терпко-соленой нитью семя, щекотно заливая мошонку и промежность. Сергей урчал, слизывая его в одно длинное, лакомое движение языка. Три пальца внутри двигались вполне свободно, ласково, но не настолько точно, чтобы этого было достаточно. Он поднялся, облизываясь и целуя лениво, ведя кольцом пальцев по чужому члену. Хмурился мимолётно, думая о рубашке и том, что под ней, но решил это оставить на другой раз. Выдавил на ладонь смазку, согревая между пальцами, пока та не стала столь же теплой, как и он. Мажет щедро, внутри и снаружи, тщательно подготавливая Игоря, обходясь для себя парой движений влажного кулака с прерывистым выдохом. Сергей приставил головку возбуждённого члена к сфинктеру, потираясь, словно дразня любовника, но не проникая в манящее нутро. Поцеловал закинутую на плечо щиколотку и спросил: — Ты готов, Игорюш? Гром разве только не поскуливал от нетерпения и такого расхристанного вида Разумовского, придерживающего его ноги. Рыжий дьявол смотрел на него с улыбкой, но в глазах блестело беспокойство. Игорю мстительно захотелось не отвечать подольше, чтобы помучить того, в чьих руках он плавился. Но прикосновения к промежности заставляли Игоря сглатывать от нетерпения, выгибаясь на кровати. Слитным движением Гром перекатился, наваливаясь на Разумовского и прижимая того к кровати. Заставляя Сергея изумлëнно выдохнуть. — Не дразни, — рыкнул Игорь, замечая, как дрожит его голос, сводя раздражение на нет. Но Разумовский так довольно оскалился, что Гром чертыхнулся. Миллиардер и тут его перехитрил, довëл так сильно, что Игорь сам на него бросился. — Не боишься, что я тебя затрахаю? — Гром коварно присел на возбуждëнный член Сергея, потираясь промежностью. — Как можно, — с восхищением отозвался Разумовский. — Я очень, очень, очень... — он мягко притянул к себе Грома за шею, сминая пальцами влажные волосы. — Ты даже не представляешь, как я этого хочу, — он улыбнулся, едва касаясь губ Игоря своими, так что их дыхание смешивалось, создавая интимное пространство одно на двоих. Гром отстранился, так что рука Сергея проскользила по его шее, плечу, груди, царапая короткими ногтями сосок, пока Игорь осторожно опускался на горячий член. Разумовский часто задышал, вминая пальцы в его бëдра и с шипением выпуская воздух из лëгких сквозь сжатые челюсти. Игорь несдержанно застонал, откидывая голову назад и открывая беззащитную шею, вид которой заставил Сергея охнуть и поторопить Грома, массируя большими пальцами чувствительную кожу. Игорь замер, когда опустился до конца, чувствуя как пот стекает по лбу и спине. Сергей тоже не двигался, лишь поглаживал его ноги, наслаждаясь ощущением жара внутри Грома. Для них двоих пути назад уже нет, Игорь сам на него запрыгнул. «Сам» — прокаркал Птица. Разум кивнул, соглашаясь с другим собой. Сам. Гром, умница, всё сделал самостоятельно. И винить в том, что Сергей его теперь не отпустит, он может только себя. Разумовский положил ладони на подвздошные кости, поглаживая, удерживая, не давая двигаться размашисто, в полную силу, как бы самому этого не хотелось. Он двигался мерно, потихоньку, почти убаюкивающими фрикциями, по каплям, по долям доводя до пика. Гром был поджарым, сильным, но стройным до истощения. Сергей, положил ладонь на низ его живота, ближе к паху, надавливая. Хмыкнул довольно, пригнул за шею ближе, слизнув с верхней губы испарину, шепнул лукаво, прикусывая мочку красного уха: — Ты невозможный, зверёныш. Ещё немного глубже, и я смогу прочувствовать себя внутри тебя, — произнёс он, проминая мышцы рукой вновь, вскидывая бедра выше, входя сильнее и резче. Игорь гортанно вскрикнул, подмахивая быстрым движениям и прижал свою руку поверх руки Сергея, усиливая давление. Он чувствовал, словно Разумовский проникал рукой внутрь. Мышцы Грома напряглись и Сергей насадил его до упора, переворачивая и дотрахивая, яростно вбивая в кровать. Сперма Игоря брызнула ему на живот, задевая каплями подбородок и губы Сергея, который с открытым ртом выстанывал его имя и через пару фрикций кончил следом, прямо внутрь Грома, словно хотел поставить самую глубокую метку. Они тяжело дышали, вминая пальцы в друг друга, урча от нежности и расслабленно смазывая липкий пот. Игорь думал, что будь это клей, они бы больше никогда не распались на две отдельные личности, и так и остались в этой кровати, спаянные навеки. — Игорь, — тихо позвал Разумовский, слизывая сперму Грома со своей губы, словно сливки. — Да? — Гром, тяжело дыша, заметил белëсые подтëки на подбородке Сергея и потянулся, стирая свою сперму широкими размашистыми движениями языка. — Зверëныш, — довольно разулыбался Разумовский, двигая головой и ловя зацелованные губы в сытый поцелуй. — Зверёныш, ты теперь мой? Игорь только мог, что сглотнуть ком нежности в горле, коротко кивая. Разум оскалился, прижимаясь влажными губами к его лбу, одновременно обнимая. Пальцы с упором провели по лопаткам точно птичьи когти, прижимая ближе. — Что ж... вот теперь можешь называть меня своим Хозяином. Гром нежно провëл руками по огненным волосам, притягивая Сергея ближе и без слов запечатывая их союз поцелуем, сначала лëгким и тëплым, затем углубляя, переплетаясь ногами и руками ещë крепче. Провёл носом по веснушчатой груди. Гром собрался было заснуть, но припомнил взгляд, каким его наградил телохранитель Разумовского. По себе уже знал, что так смотреть никто не будет. И разобраться с этим стоило поскорее. — Я должен ревновать хозяина к его зверинцу? — Игорь с любопытством наблюдал, как Разумовский бархатно рассмеялся в его шею. Мысли Грома были настолько очевидны, что Разум мог пальцами обвести их контур на коже. Только-только зарождающаяся ревность Игоря приятно грела сердце, убаюкивая насытившихся демонов. — Нет, Игорь, не стоит. Ты всё увидишь сам, зверёныш, и всё поймёшь. — Сергей поцеловал своего свободолюбивого лиса. — Но я могу вас познакомить, если пожелаешь. Гром хмыкнул, чуть растерянный от такого предложения. — И твой волк не будет против? — О, — Сергей поцеловал Игоря в макушку. — Ты ему понравишься. Точнее, уже понравился, раз Олег решил их свести. Гром прижался к Сергею и утянул того в голодный поцелуй. У него мурашки по коже забегали от таких мыслей. Как это будет? Каким зверем окажется волк Сергея? Виска коснулись губы, выметая всё дурное, успокаивая. - Не думай. Не сейчас. Утром всё решим. Вместе. Игорь кивнул, с удовольствием исполняя приказ своего хозяина. Не первый и не последний - уж точно!