Господин Неудача

Чревоугодие — один из смертных людских грехов. Если твое сердце начало стучать — ты становишься живым. Соответственно, можешь грешить тем, чем не мог при смерти. Едой, сном и умом. Именно это и бывает, когда затворнику открывают все пути и возможности. Взять что-то одно не получается, нужно все и сразу. А вдруг потом не будет? Вдруг потом опять придется триста лет сидеть взаперти? Когда последний раз ты ел только похлебку, то и вязкая овсяная каша покажется деликатесом. Первое, второе и компот. Обязательно. Вдруг что-нибудь случится? Надо здесь и сейчас. Если можно было бы сравнивать людей с электроприборами, Вуд, несомненно, был бы пылесосом. Раньше есть он не мог по особым причинам, всегда со стороны смотрел, как развивается кулинарная индустрия, как с каждым годом появляются новые блюда. Он ненавидел всех, кто мог есть. Зилия жрала везде и при первой возможности, постоянно ныла о том, какая она голодная, но никогда не думала о Вуде. Вуд никогда бы не подумал, что может слышать запах столовской выпечки. Прилавки звучали, как самая изысканная классика, а стук ложек о тарелки только прибавлял аппетита. Элеонора ругалась, била по рукам, и даже запирала бедолагу, но Вуд всегда знал, как выбраться из заточения. Кураторша необоснованно прятала от него сладкое, запрещала поварихам смотреть ему в глаза. Элеонора еще не знала, что закрытых дверей для Вуда не существовало. Если ему не дают — дадут другим, а уже другие — ему. Система проста, как мир. — У тебя будет заворот кишок! Откуда ты только берешь эти тарелки? — Элеонора складывала посуду в пакет. — Это у вас будет заворот кишок, если вы не будете нормальную еду мне давать, — таким непривычным холодом никогда еще не дуло со стороны Вуда. Он готов был переключаться с добра на зло в любую секунду, особенно, когда дело касалось чего-то вкусного. Но видавшую жизнь кураторшу мало чем можно было напугать. Она даже иногда самостоятельно его прикармливала. Кто бы мог подумать, что активированный уголь и сироп против гриппа сотворят такие чудеса! Помимо занятий для мозговой активности был введен предмет «физическая культура», чтобы посмотреть на возможность мертвых тканей регенерировать. А Вуд только обрадовался тому, что закончилось чистописание! Буквы знал и ладно, но нет… Неймется этим людям… Элеонора, вместе с остальными лаборантами тщательно следила за подопечными, записывала все изменения и поведенческую базу в карточку больного. Не трудно было догадаться, что за два года пребывания в Лаборатории, у Дмитрия Александровича карточка была зашита толстыми шнурками, а количество листов перевалило за четыреста.

***

По наполненному коридору несся Вениамин. Его было слышно от самой ординаторской. Разогнав шумных интернов, он жестом прекратил шахматную партию. Оглядев стол, Вениамин увидел седовласую курчавую голову. — Ах ты, сволочь ушастая! — схватив Вуда за шиворот медицинского халата, Вениамин попытался поднять беглеца, но тот, зацепившись руками и ногами за стул, не дал оторвать себя от пола. Теперь одной рукой его не потаскаешь. Жрет-спит-курит, и так по кругу. В юности Вуд был достаточно щуплым мальчиком, а после смерти вообще высох, как курага. И некоторое время назад он пытался смастерить себе новое тело, новый облик. Но ничего не вышло. А сейчас Вуд ожил и делал все, что хотел — ничего. Иногда ему хотелось вернуть свои семнадцать лет и былую красоту, но сам понимал, что деваться уже некуда. Быть предоставленному самому себе было приятно, но длилось это счастье не долго: лень пожирала, звала с собой, обволакивала и приковывала к одному месту, к одной мысли. Единственным развлечением были шахматы, где приходилось рубиться со стариками за шоколадный батончик из автомата. — Шеф! Вы чего злитесь? Как и договаривались, проявляю социализацию! — Вуд тихо опустил голову, прикрывая руками ключицу. Из-под пальцев тянулись тонкие струйки никотинового дыма. — Я тебе сколько раз говорил! Увижу с сигаретами — уши оторву! И никакая Элеонора Вадимовна тебя не спасет! — взревел Вениамин, согнал со стула старика и сел на его место. Лаборант был довольно крупным и мускулистым мужчиной, но рядом с Вудом он выглядел совсем обычным. Вениамин, наверное, завидовал ему, вот и злился. Приложив руку к сердцу, Вуд театрально охнул: — Шеф! Какие сигареты? Потушив сигарету о запястье, он демонстративно показал ее лаборанту. Вуд скомкал окурок и сжал его в кулаке. Досчитав до трех, он раскрыл пустые ладони. Вениамин, наблюдая за фокусом, разозлился еще больше. — Увижу — задушу! — кинул угрозу он, поднимаясь. — Вали на физ-ру! — Негораздок*, — буркнул Вуд, доставая дымящую сигарету из-за уха. Получив известие о том, что кураторша идет проверять занятость на предмете «физическая культура», Вуд распрощался со стариками в столовой и, завязав курчавые седые волосы в хвост, быстрым шагом направился в спортзал. Когда Элеонора зашла внутрь, он уже изображал бурную (или не очень) физическую активность около турника, осматривая его под разными углами, деловито поправляя очки средним пальцем. Вот, какой он спортсмен. — А мне сказали, что ты опять в столовке с дедами тусишь. Кураторша подошла к Вуду совсем близко и лукаво улыбнулась. — Ой, нет, что ты! Я тут вовсю с утра, вместе с коллективом, — Вуд указал пальцем на кучку полудохлых ребят, топтавшихся на одном месте. В соседнем углу Надежда уныло прыгала на скакалке. — Давай тогда, раз ты уже тут, возьмем пример с Нади! А я пока запишу показатели! — Элеонора достала планшет и карандаш и, перевернув листок, приготовилась вести запись. Делать было нечего. Задрав голову на турник, Вуд вновь покосился на Элеонору, вытягивая вверх руки. — Далеко! Я маленький — не достаю, — с наигранной досадой констатировал он, указывая на расстояние. Кураторша была сантиметров на пять выше его, но эта разница ощущалась в нескольких метрах. — Давай! Турник всего на два метра, допрыгнешь! Элеонора только выгнула бровь. «Два метра». Еще сверху на турник поставить пачку сигарет и выйдет Энтони. Высоченный, как Эйфелева башня, и такой же холодный. Вуд дотянулся до перекладины и схватился сначала одной рукой, затем и второй. Постепенно сгибая локти и скрестив ноги, он начал поднимать корпус. — Господи! Вот знаешь, я же раньше, — выдохнув, Вуд повис на турнике, — я же раньше был красивый двухметровый альфа-самец! — Ага, а я Елизавета Вторая. — Не, я серьезно! — когда подбородок достиг перекладины, Вуд выпрямил руки и перекинул верхнюю часть туловища наверх. Задница неутолимо тянула его вниз. — Все девчонки за мной штабелями падали! Не сдержав удивления, Элеонора поджала губы и широко открыла глаза: — Куда падали, стесняюсь спросить? — В койку! — на выдохе произнес Вуд. Еще один такой подход и он умрет заново! Тело дрожало вместе с турником. Живот болел от напряжения, так и не успев переварить два ужина и один полдник. А ведь впереди еще был обед! Сегодня просто будет плохо, а завтра он и пошевелиться не сможет. Будет ныть и лежать неделю, умоляя Элеонору остановиться. Прыснув от смеха, кураторша согнулась в коленях, закрывая лицо руками. Несмотря на умение Вуда заговаривать зубы, фокусы с отжиманием больше пяти раз уже не прокатывали. — Все! Больше не могу! — спрыгивая, пробубнил он. — Сердце! — Сердце слева! Тебе надо развивать мышцы и заниматься спортом, а-то вон, у тебя уже на животе складка не убирается, а только увеличивается. Потерять такое тело среди жира — смертный грех, если тебе важно мнение Бога, — напомнила ему Элеонора, пытаясь сдержать очередной взрыв хохота. — Вот видишь, до чего старого довела? Мой Бог не препятствует ожирению, если тебе интересно, — театрально переложив руку на другую сторону, Вуд облокотился о турник. — Давай-давай, время — деньги, а ты концерт играешь, — Элеонору было не уломать, — раньше же даже пресс был. А сейчас совсем заленился! — Вот это новости! Я-то и не знал! — показательно втянув живот, Вуд попытался сделать серьезное лицо. Расслабившись, он рухнул тяжелым мешком на мат. — Нет, что ты! Проверяю твою реакцию и эмоциональный фон! Все ради науки, помнишь? Вуд уже сто раз пожалел о своих лешевских генах, и, несомненно, о невероятном обаянии. Куда ему деваться из любовного треугольника он не знал, но пока выходить из него было рано. Никогда не знаешь, как отреагирует влюбленная в тебя женщина. Может, просто расплачется, а может, запрет в клетке. В какой-то момент жизни он наплевал на свое отражение. До этого в зеркалах была лишь черная масса, напоминающая мазутную лужу, но теперь он очистился. И подумаешь, что дышать приходилось через разрезы-жабры! С пышной шевелюрой по плечи, серыми большими глазами и распоротым до ушей ртом это уже никого не смущало, тем более, когда они с Надеждой остались вдвоем. Раньше Элеонора приходила его стричь, но потом даваться живым под ножницы Вуд перестал, а когда челка начинала мешать обзору, он корнал ее самостоятельно, не выше бровей. Если Надежда была сообразительной и самостоятельной пациенткой, то Вуд был сообразительным и хитрым. Элеоноре приходилось возиться с ним, как с трехлетним ребенком, а он был только рад этому. С безответственных спрос меньше. Практически каждый день ей писали или звонили по поводу его поведения: то устраивает гонки по отделению от санитаров, то пытается сбежать на улицу и застревает в заборе. Иногда Вуд даже организовывал целые шоу, горланя стихи Чуковского в громкоговоритель. Но тот факт, что с ним рабочие будни в больнице стали гораздо веселее, заставлял всех работников не обращать внимания на его безрассудные выходки. — Ты смотри, скоро выпишут тебя, и чем будешь заниматься? — Элеонора украдкой положила руку ему на плечо. — Выпишут? Разве меня выпишут? Я же этот… Как его… «Особо опасен», — Вуд расплылся в ехидной улыбке, показывая пальцами кавычки. — Нет, ну серьезно! — Элеонора шлепнула того по щеке и строго посмотрела в бездонно серые омуты. — Жрать. Спать. Курить. — Не ерничай! Сегодня приезжает комиссия, будут тебя тестировать, чтобы понять, реально ли ты машина для убийств или булочка с корицей. Отпихнув руку Элеоноры, Вуд нахмурился: — А чего это с корицей? С шоколадной начинкой! — Ну да, она тоже коричневая и на нее мухи слетаются. Усмехнувшись, кураторша надела на него браслеты, и они сели на койку. Только Элеонора забыла упомянуть очень важную вещь: если он провалит комиссию, то его сразу заберут Ловцы. Но это так, мелочи. Через пару часов в палату зашла целая делегация: старуха в черном дорогом костюме, несколько научных работников из других лабораторий и главврач, семенящий следом за комиссией. Посередине палаты уже стоял стол и два стула друг напротив друга. Элеонора толкнула Вуда в плечо и тот кивком поздоровался. — Есть два стула… на одном… — шептал Вуд, за что получил от Элеоноры затрещину. — Вы бы его хотя бы побрили перед просмотром! А если вши? — надменно буркнула старуха, указывая на растрепанные волосы пациента, которые уже доставали до лопаток. — Что вы! — вступилась Элеонора, но главврач, стоящий позади, шикнул на нее и приложил палец к губам. Одно неправильное слово и всю их кантору распустят за минуту. — Я смотрю, вам понравился мой бунтарский наряд! Спасибо, мне очень приятно! — курчавые волосы Вуда начали шевелиться, будто комок живых змей. У некоторых членов комиссии на коже появились огромные мурашки, а по спине прошелся холодок. Старуха улыбнулась и указала на стул напротив себя. — Присаживайтесь, Мистер Острый Язык, — старуха записала что-то у себя на листке. Лариса Керест хоть и выглядела со стороны как невоспитанная бабка, но, к счастью, таковой не являлась. У нее был документ, подтверждающий, что все сказанное ей — законно. Она работала на Ловцов. — Какая интересная стрижка у вас. Вы решили в хиппари податься? — Лариса скрестила ноги и откинулась на спинку стула. — Или решили подражать образу Вуда, про которого твердите по ночам? — Леший это мое альтер-эго! Мне очень нравится его образ жизни. Вы только представьте! Целыми днями едите шишки, смотрите на голых русалок и достаете из болота прогнившие трупы коров. Разве, не замечательно? — Вуд все еще пристально наблюдал за женщиной, ожидая от нее какого-то подвоха. — Что вы видите на этой картинке? — Лариса показало желтое и круглое пятно в углу листа. Дети рисовали так солнце. Вуд видел множество рисунков на первом этаже: домик, окно, труба, трава, облако и оно. Солнце. — Дождь. У меня, между прочим, — Вуд театрально протер линзу очков, — глаз, как у собаки! И нюх, как у орла. Неожиданно раздался звук колокольчика. Знакомый мерзкий звон. От него на ум приходили неприятные воспоминания из прошлого, но не более. Лариса вновь взяла ручку и отметила один из пунктов крестиком. — Кто-то у вас в роду умел колдовать? У вас просвечиваются задатки магических способностей, но, судя по всему, пользоваться вы ими не можете, — Лариса нагнулась к Вуду и дыхнула на него мятной жвачкой. — Да, мать. Она была прекрасной и могучей ведьмой. А я был бы ее способным учеником, если бы внимательно слушал и не отвлекался. — Откуда вы такой к нам? — продолжала допрос Керест. — С улицы, — это они еще не знают, что он сбежал из замка Зилии, или придуриваются? А если и под другие имена копать начнут, то тогда только смертная казнь. А дурочку, которая ради него душу свою Чернобогу* отдаст, — надо еще поискать. — Вам хочется применять насилие на других людях или ваших соседях по палате? — А что, соседи — не люди? — Вуда это очень рассмешило. — Нет, совершенно нет никакого желания. Они живые и невинные, я теперь тоже. — Что можете рассказать о своем окружении? У вас были друзья? — Мое окружение — идиоты! Я им говорю: Маленькие дети! Ни за что на свете не ходите в Африку гулять! Там акулы, гориллы, крокодилы*! А они знаете что? Все равно идут! — Вуд запрокинул голову на спинку стула. — Девочка, шестой класс, рот открыла, смотрит на меня, как на Афродиту, а я ей прям талдычу! Говорю, что в Африке разбойник-злодей-Бармалей! Будет вас кусать, бить и обижать, не ходите, дети, в Африку гулять! А ей что? Ей вообще фиолетово! Представляете? Она такая: «да мне плевать вот у меня брат-недоросль, вот это страшно. А эти ваши крокодилы-гориллы, вообще до одного места! И Африка мне эта ваша вообще в пень не усралась!» Сопровождающая комиссия тем временем уже потеряла смысл слова «Африка», и с недоумением записывала что-то в блокнотах. — Бегает по Африке и кушает детей! Жадный, беспощадный, тры-ты-тыры. — Зачем? — прервал его один из врачей. — Как это, зачем? Он же злодей! — заверил его Вуд. — Так пусть не будет злодеем и все. — Я подумаю над вашим предложением, — рассмеялся Вуд, выгибая брови. Лариса нажала кнопку на рации, лежавшей по правую сторону от нее. В палату зашла группа Ловцов. «Устранение Незаконной Магии» — именно эта нашивка бросалась в глаза в первую очередь. Сердце со страшной скоростью заколотилось. В голову ударил адреналин. Нужно было принимать решение. Быстро. Вскочив из-за стола, Вуд пулей проскользнул между ног Ловцов и выбежал в коридор. Не оглядываясь, он залетел в ординаторскую и сел за шкафом. Неужели это все было сделано специально? Неужели его предали? Узнали? Ловцы долго его не искали, вытащили из маленького хлипкого шкафа и потащили обратно. — Нет! Живым не дамся! Но Ловцам было на него абсолютно плевать. Они выполняли свою работу, держали Вуда так крепко, что на веснушчатой мягкой коже оставались красные пятна. В спину уткнулось дуло винтовки. — Что я могу сказать про чудище? Он прекрасно умеет врать, уходить от ответов так, что даже мышца не дрогнет. У него совершенно искренняя вера в добро, что странно. Возможно, это последствия вашего хорошего обращения и «перевоспитания», но Термен достаточно хитер. А еще он невероятно красив, имеет миллион положительных качеств, у него богатый словарный запас, необъяснимая харизма и потрясающая ж…— Лариса дернулась и отмерла на некоторое время, — за ним все равно будет вестись строгий контроль со стороны магического комитета. Лариса протянула Элеоноре папку с бумагами и справку о выписке. Колени нервно дергались. Вуду удалось обхитрить самих Ловцов. Он спасен. Он выйдет на волю.