это твои губы

артем будто с крыши упал и летит, летит. вокруг мелькают лица: даша, отец, семья леонида, будто толпа народу, хотя на самом деле вроде и нет. а в голове в это же время у него мелькают образы его пациентов (на внешность он запоминает не очень хорошо, больше их болезни). вот перед ним человек — запутавшийся, потерявшийся — вот он разбит абсолютно, прям как артем сам будет через несколько секунд и еще пока что не сказанных фраз — вот этот же самый человек плачет от счастья, облегчения, дрожит аж весь. у стрелецкого руки трясутся (тоже дрожат), будто в судороге. леня. его счастливое «выздоровевшее» лицо он постарался запомнить больше, сильнее остальных. через 5 минут леня полетит камнем с крыши. крайний его пациент. все что у артема есть — надежда (надежду эту хочется всем вокруг удавить на корню, поэтому у него остается только лишь желание, голое, жгучее и голодное), что не последний. «да, признаю» — тысячи голосов талдычат у него в голове (громче всех отец и даша почему-то, неужто она не понимает?). стрелецкий уже не летит. у него кружится голова, подташнивает, но он чувствует, что крепко стоит на своих двух. они с денисом смотрят друг на друга. до этого его в зале не было. после перерыва пришёл, наверное. денис смотрит уверенно и прямо (но в душу не заглядывает, там демоны кусачие больно, он-то уже нырял, знает). в его взгляде нет ни упрёка, ни мольбы. он ничего не ждёт. переживает разве что, губы вон поджаты (всегда так делает когда очень сильно волнуется). он помнит, как они в старшей школе бывало запрутся вдвоем в кабинке школьного туалета и курят. или, опять же, за школой. или у дениса в квартире. там вроде как и можно. тема хотел попробовать (чисто из научного интереса), дэн хотел казаться крутым (только для кого — не ясно, кроме темы не смотрел и не знал никто; это, конечно, не то чтобы тайна, но никому они больно все равно не трепались), но все равно нервничал, губы поджимал. че нервничал, непонятно? выпускной класс, а они биологию прогуливают. крутятся по дворам, курят (одну на двоих. всегда). — ты опять с отцом поругался, тём? — чего? — нервный, говорю, сегодня. че как? все ок? — денис всегда улыбается так, что стрелецкому вмиг уютно становится, будто пьёт горячий вкусный чай, который у самого артема редко получается, и макает в него овсяное печенье (мамино любимое. было. его самого от него чуть ли не блевать тянуло. раньше. ныне же и вкусно, и хорошо), — с отцом посрались? — не буду даже спрашивать как ты понял, сам знаю, что и гадать тут нечего. он опять насел на уши мне, блять, что психология не моё. по его же собственному, обязательно единственному верному, а как иначе, я что-то хочу ему доказать, но способностей у меня никаких нет. только жизнь себе угроблю. ну, говорит так. артем тушит сигарету и заламывает пальцы. — слушай, тём. из меня такой себе мотиватор, мнение моё нельзя назвать экспертным, это ты же у нас умный слишком, все знаешь, сам только что сказал, но, — денис сжимает его плечо крепко, но максимально комфортно, — если ты уверен, что это твоё — не останавливайся. ты шаришь в этом, в людях, так, что… ну сам знаешь, в общем. не позволяй никому там решать, что тебе делать со своей жизнью. никакой девчонке, ни друзьям, — саркастично смеётся, — ни даже мне, если уж на то пошло, ни твоему отцу. ну проебешь ты все, да хуй с ним, но это будешь ты. тема не может сдержаться, глядя на такое сосредоточенное лицо друга, прыскает и скалиться. дэн может только выдать притворно обиженный взгляд, но хватает его ненадолго. стрелецкий чувствует себя каким-нибудь судном, бросившим якорь или причалившим наконец к берегу, — ни один шторм его не сдвинет с места (которое на самом деле путь). хоть и смеётся, но слова дэна не передать словами (ха-ха), как важны. на них косятся редкие прохожие одного из тысяч московских двориков, но как в этих ебучих неправдоподобных сериалах для молодежи, им плевать на всех и вся вокруг. денис предлагает ещё сижку, потому что предыдущую тема выдул почти в одного. они затягиваются и наблюдают за плывущими облаками. клише на клише, но правда ведь хорошо. на выпускном они в шутку танцуют вместе, ну, потому что за 10 лет школы артем вообще не искал себе пару (некогда ему вообще-то, да девушки все вокруг читаемы так легко, что он сам скоро загадку свою потеряет такими темпами), а его друг, как удивительно, именно на балу (какой бал, блять, тусовка выпускников в актовом зале с девочками, вырядившимися как на настоящий королевский вечер, с парнями, слава богу, удосужившимися погладить рубашки, с «тайно» пронесенной алкашкой и «хитовыми» песнями) оказавшись без пассии, не смог бросить друга в беде. почему-то, когда он же сам зовет стрелецкого на «танец», поджимает губы. через месяца три где-то, денис поцелует стрелецкого младшего, когда тот объявит о своём поступлении на психфак. тема не то, чтобы мечтал об этом поцелуе (по правде — самая большая его хотелка, на одном уровне с «утереть нос отцу»), но последние три года был уверен, что оказавшись в такой ситуации, не отказался бы от этих постоянно тёплых рук и от этих вечно улыбающихся губ на своих. это все неправильно (наверно?), но артему хорошо и он готов остаться в этом моменте навсегда. с перерывом на подышать и подрочить другу(?). потом идут годы (летят) и их преследует тысяча последних разов, когда они целуются/засыпают в объятьях друг друга/трахаются. но конец действительно приходит — у темы свадьба на днях, а на мальчишнике только друг детства, с которым они целуются до кругов перед глазами, до нехватки кислорода в лёгких, будто они на глубине, будто тонут (они тонут), до сжатых челюстей (хочется сжать в объятьях, придушить, вжать другого в себя, остаться так на всю жизнь). тема кусается, засосы ставит, синяки от пальцев оставляет. дэн не может — дэн хочет — нельзя же друга подставить. оба стараются звука не издать, последний же раз — надо сделать вид будто и не хорошо сильно (хорошо пиздец как, слов, как обычно, не хватает). засыпают в объятьях друг друга, а проснувшись делают вид будто и не было ничего. курят только. последнюю сигарету на двоих. и денис губы свои жмет. хочется чужие (теперь чужие). артем придёт к даше (не может пока при дэне и в мыслях называть это место домом), будет делать вид примерного жениха, денис набухается в хлам, будет пробовать найти себе кого-нибудь, кто, оказывается, не артем стрелецкий, а значит автоматом не то, и оба думают что это план не на вечер, а на оставшуюся жизнь. дэну по большей степени все равно, виноват артем или нет. он на собственной шкуре знает, что тема ошибок допускать не привык, особенно, если так уверен. дэна от всех отличает то, что он знает, что без своей профессии, без своего дела, артема стрелецкого не существует (для себя самого, в первую очередь). дэна отличает то, что он знает, что от него нельзя ничего ожидать, его действия нельзя предугадать, нельзя ни к чему принудить, иначе это не артем стрелецкий, а значит автоматом не тот. лучше всех знает. «нет, я не признаю себя виновным.» — звучит долгожданный гром среди хмурого неба. денис делает вид что не ожидал, вид, что расстроен и в шоке, деланно удивляется: «тём, чего ты творишь-то, тём», - тянет свое старое как мир "тём", просто чтоб одернуть себя, закрепить, прорвать плотину в зале. под нестройный гул чужих ахов, охов, возгласов, матов и возмущений теперь смотрит на тёму. всегда смотрел только на него. артем всегда не смотрит в ответ; боится что чужой взгляд найдет в нем то, чего быть не должно. прячет глубже, так, что денис не находит в нем, но знает, что сам скрывать больше не сможет (но будет пытаться) и губы уже не поджимает.