Ты чей?

Кто-нибудь, помогите Минхо принимать нормальные, адекватные решения. А не: – Минхо, бери Джисона, и поехали рванём все вместе на горнолыжный курорт. И вроде все счастливы, все довольны, но Минхо так преждевременный инфаркт получит. Джисон ведь такой, что суёт свой маленький, чуть красноватый из-за мороза носик везде и всюду. То воды ледяной решит хлебнуть, думая, что она тёплая, то в сугроб провалится, когда побежит искать лыжную палку, которую случайно выкинул. Иногда хочется привязать к себе этого непоседу, чтобы не дай бог снова куда-нибудь не вляпался. Безопаснее всего, конечно, в отеле. Тут тепло, сухо, нет ёлок, на которые из любопытства мог залезть младший, чтобы потом дрожать как осиновый лист, потому что страшно спускаться. Одним словом – спокойствие. Юнги в очередной раз шикает на Джисона, что тайком пытался заменить свой сок на кое-что покрепче. На обиженную моську Мин обнимает младшего, придвигая его за талию ближе к себе и щёлкая по носу, из-за чего тот мило морщится. Губы Юнги находятся в опасной близости от копны слегка непослушных волос, когда Джисон уворачивается от них и вылезает из объятий. Если бы не это, Минхо точно сошёл с ума. Ну или вмазал бы Юнги. Так, по-дружески. Шивон чуть ли не насильно вливает в Минхо алкоголь, потому что: – Ты слишком напряжён, расслабься. Мы сюда приехали повеселиться, а не на твою кислую мину пялиться. Через некоторое время все, не считая Джисона, уже были навеселе. Тихо шикнув на этих алкоголиков, младший решил немного подышать свежим воздухом. Выходить на улицу сейчас опасно, так что Джи ограничился лишь открытым настежь окном в своей спальне. Заснеженные склоны величественны, необъятны. Они холодны и суровы. Но даже среди них есть свои тепло и уют. Так и с людьми. Не бывает однозначных злодеев, у каждого есть своё слабое место, страхи, мечты и надежды. Джисон пугается, когда чувствует на талии чьи-то нежные руки. Обернувшись, он видит Минхо и успокаивается. У него взгляд затуманен из-за выпитого и направлен на губы младшего. Минхо тянется к нему за поцелуем, но его мягко останавливает чужая ладошка и хитрый прищур. – Закрой окно, а то я замёрз, – просит его старший, и Джисон послушно исполняет, слегка приподнимаясь на носочки и наклоняясь через подоконник, чтобы достать. Минхо кладёт руки на ягодицы младшего, сжимая их и выбивая из Ли удивлённый вздох. – Согреешь меня, Сон-и? – чуть хрипло спрашивает старший, усиливая хватку. Младший ловко выкручивается из плена рук, хитро улыбаясь. Он наклоняется прямо к уху Минхо, шепча: – Я ещё несовершеннолетний, братик, – издевательский поцелуй в нос и гордая походка прочь. Минхо так и остаётся возле окна, обескураженный донельзя. В голове вертятся два вопроса: "Меня, чёрт возьми, только что отшили?" и "С каких пор Джисон увлекается хентаем?" Но оба остаются без ответа, и старший решает потом об этом ещё раз как следует подумать. А сейчас уже нужно ложиться спать, далеко за полночь, как никак. Шивон успевает что-то пошутить о том, собираются ли Минхо с Джисоном спать в одной кровати, но оказывается прерван возмущёнными взглядами обоих. Чон с Юнги переглядываются хитро, когда парни всё-таки заходят в одну комнату, но судьбу испытывать не решаются. – То есть проблема только в том, что ты несовершеннолетний? – неожиданно спрашивает Минхо, почёсывая младшего за ушком. Джисон поднимает на него недоумённый взгляд. – Ну, я про ситуацию у окна. – Да, Минхо-я, – бормочет Джи и опускает взгляд. Он даже себе не хочет признаваться, что попросту оттягивает момент близости. Джисон считает своё тело жутко непривлекательным. Оно угловатое, худощавое, костлявое, бледное. Наверняка Минхо будет неприятно. Его явно интересуют более пышные бёдра, более аккуратное телосложение. Он просто разочаруется. Джисон бы сам разочаровался, так что тут он уверен на все сто процентов. А пока есть возможность скидывать всё на возраст, он будет этим пользоваться.

***

Джисон готов сейчас сквозь землю провалиться. Безумно смущает стоять вот так в женском отделе под, кажется, прожигающим взглядом консультантки и выбирать грёбаные чулки. Для себя. А всё потому, что Минхо – крыса, тайком слившая информацию об их с Джи половой жизни (а точнее, о её отсутствии) Юнги с Шивоном. И главное, что у всех троих непоколебимый аргумент. Возраст согласия, будь он неладен. А главное, будь неладен сам Джисон, который этого возраста уже достиг. И тогда эти двое с шилом в одном месте решили поговорить с самим младшим. А тот поломался-поломался, а потом выложил всё как на духу. Заговорщецки улыбнувшись, парни потащили бедного Джисона в торговый центр и пнули в нужный магазин, выбирать себе «самые лучшие чулочки, чтобы Минхо ахуел и у него сразу встал». В начале Джисон хотел на отвали выбрать первые попавшиеся, простенькие чёрные. Но потом его самого будто током прошибла вся эта идея. Он упорно искал "те самые", которые однозначно будут лучшими. И нашёл ведь. Белоснежные полупрозрачные чулочки, доходящие примерно до середины бедра. Сверху небольшая кромка ажурных бледно-розовых рюш. То, с каким лицом Джисон нёс их на кассу, нужно было видеть. Щёки, нос и кончики ушей по цвету были точь в точь как те кружевные стринги на стенде неподалёку. Шивон, как настоящий Шугар Дэдди (читать как: единственный человек, который додумался взять с собой деньги), расплатился и с широченной улыбкой положил упаковку с чулками в небольшой рюкзак младшего. Дома Джисон всё-таки до поры, до времени, закинул их подальше в шкаф. Потом как-нибудь решится померить их, чтобы узнать, по размеру ли они вообще, но не сейчас. Слишком смущающе, бедный подросток-девственник Джисон не готов пока к такому. Он вовремя успевает отойти от шкафа и сделать вид, будто бы ничего и не было, потому что в следующую минуту в комнату заходит сам Минхо, улыбаясь обезоруживающе. Он ненадолго остался у них погостить, чтобы пока не расставаться с младшим, а родители и рады тому, что сын рядом. Снова объятия, снова глубокие синие глаза, снова дрожь по всему телу. Джисон слишком прекрасен для этого мира, слишком неземной. Если бы Минхо был художником, то первое, что бы он запечатлел в своей картине, – глаза Ли Джисона. И это будет самой сложной картиной в мире, потому что нет таких цветов и оттенков, способных передать их красоту, глубину, их очарование. Они лучше любого гипнотизируют, завораживают. «В мире есть ещё люди с синими глазами», – скажете вы. «Но такие только у Джисона», – ответит Минхо. Губы его тоже могут составить конкуренцию любому произведению искусства. Даже сейчас – с трещинками, с ранками от покусываний, чуть обветренные. Они всё равно самые сладкие, самые мягкие и самые родные. У кого-то нежность ассоциируется с цветами, у кого-то с материнскими руками. А у Минхо она ассоциируется с улыбкой Джисона. Такой искренней и светлой, безвозмездно дарящей всем тепло. И посвящена она только ему одному. Всем другим младший улыбается по-другому: более закрыто, более холодно. Только Минхо может видеть её. Джисон, которого знают все, вообще отличается от того, какой он на самом деле. Шкаф забит чёрными футболками с вырвиглазными принтами; рваными джинсами, на которых дырок больше, чем слой ткани; кожанками и толстовками на восемь размеров больше. Речь пропитана сарказмом, а взгляд пропитан холодом. Тот самый типичный и клишированный бэд бой и завоеватель дамских сердец, которые потом будет нещадно растаптывать. Но на деле же сейчас он лежит с Минхо в обнимку, сжимаясь в своём жёлтеньком свитере от холода и позволяя укрыть себя тёплым пледом, не забывая закинуть на старшего ноги в миленьких носочках с кроликами. Он шепчет Минхо о том, как сильно его любит и заливается румянцем, когда слышит то же самое в ответ; глядит на него с непоколебимой нежностью и заботой. Да и сердце его принадлежит только одному лишь Ли Минхо, и никому другому.