Я, мы, нас

       Серёжа горячий, словно солнце. Словно пожар летом в Петербурге. Чувственный, волевой и в какой-то степени одержимый, сумасшедший. Волков любит его целиком. Каждую клеточку его тела, каждую родинку и веснушку, каждый шрам на его теле. Он ловит каждое слово и даже вздох, слетающий с этих, часто обветренных, губ.        У Серёжи потрясающие рыжие волосы, как грива у льва. Такие же шикарные и нежные. Олег любит трогать их, переплетать между пальцами, заплетать в маленькие косички.        У Серёжи очень бледная кожа. Она обгорает на солнце в два счета. Дотрагиваться до неё иной раз бывает страшно, кажется, что обязательно останется синяк. На фоне смуглого Олега, чья кожа вечно выглядит как после хорошего отдыха у моря, Серёжа — богатый дворянин Петровского времени, ни грамма загара.        А ещё Серёжа очень шумный. Настолько, что во времена их жизни в общаге, они старались спать по отдельности. До сих пор Олег не понимает, как в таком худом, бледном теле есть столько сил в голосовых связках.        — Олеж, — томно вздыхает Серёжа, утягивая Волкова за собой на кровать. Его глаза уже полуприкрыты. Он полностью отдается происходящему.         — Серёж, подожди. Я только зашел, — пытаясь увернуться от хаотичных поцелуев, говорит Олег. Однако выходит это плохо. Разумовский целует везде, куда добираются его губы: руки, плечи, грудь, шея, щеки.         — Олеж, пожалуйста, — молит дрожащим голосом Сергей. Этому голосу Волков противиться не мог. Мужчина быстро снимает футболку, нависая над Разумовским, отвечая на поцелуи. Серёжа снова плавится. Он сходит с ума. Чужие холодные губы обжигают кожу. Серёжа выгибается, сильнее подставляется. Он обожает, когда его целуют в шею.        Олег быстро расправляется с чужой белой рубашкой. То, как она сидит на Разумовском, каждый раз просто пробирает Олега до мурашек. Волков не может не представлять, как каждый раз он снимает именно эту рубашку, расстегивая пуговицу за пуговицей, обнажая прекрасные бледные молочные плечи, ключицы, грудь, слегка подкаченный живот. Олег языком ведёт от грудной клетки вниз, ловя взглядом то, как сильно вздымается грудь Серёжи и как он, приподнявшись на локтях, все равно запрокидывает голову от нетерпения, сильнее обнажая шею.       Иногда Волков чувствует себя настоящим зверем или вампиром. Он с жадностью припадает к чужой бледной шее, начиная её целовать и прикусывать, оставляя ярко-бурые отметины.         — Олеж, ах, хн, — хнычет Серёжа, пытается нехотя отстранится. — Следы останутся.         — Какой ты у меня капризный, — усмехается Волков, выдыхая во впадинку между ключицами, игриво проходясь по ней языком, вызывая очередную волну дрожи по телу Серёжи.        — Нет, хн, просто… ах… хах… завтра конференция, — чудом выдыхает Разумовский, с легким испугом и нетерпением наблюдая за тем, как Олег снова спускается вниз, оставляя легкие поцелуи на его животе.        — Олег, ах, Олег, — только и успевает выговаривать на выдохе имя возлюбленного, стоит Волкову расстегнуть и спустить чужие штаны. Олег медленно, дразняще целует выпирающие тазовые косточки. Спускается вниз, оставляя мокрый след от языка. Все это он проделывает, не прерывая зрительного контакта с Серёжей. Наблюдая за тем, как ярко-синие глаза жадно смотрят на него, подталкивая к дальнейшим действиям. Возможно, Разумовский был бы и рад откинуть голову назад, чтобы не краснеть от этих темно-коричневых глаз, что буквально пожирали его, но он не может. Серёжа чувствует себя зайцем, которого загипнотизировал удав. Он чувствовал, как его медленно начинает сжирать похоть и нечеловеческое желание большего.         — Быстрее, п-п-пожалуйста, — с жаром выдыхает Серёжа, наблюдая за тем, как Олег медленно снимает с него остатки одежды.         — Мы куда-то спешим? — усмехается Волков, проходясь ладонью по чужому члену.         — Господи! — вскрикивает задушенно Разумовский, комкая между пальцами рук белые простыни.         — Серёжа, не богохульствуй, — снова усмехается Олег, на этот раз проходясь языком по всей длине Серёжи. Разумовский задушенно выдыхает, запрокидывает голову и позволяет себе упасть на подушку, продолжая комкать простыни в руках. Он с ума сходит от подобных выходок Волкова. Олег всегда такой в постели: медленный, спокойный и нежный. Он вечно следит за состоянием Сережи, за тем, чтобы ему было хорошо, иногда забывая о себе самом.         — Серёж, ноги расслабь немного, — просит ласково Олег, притягивая Разумовского за талию, закидывая его ноги к себе на плечи, продолжая оставлять россыпь поцелуев на чужих бедрах.          — О-ол… ах, ах, хааа, — обрывается на половине имени голос Серёжи, когда Волков берет его член целиком. Разумовскому кажется, что он сходит с ума. Олег слишком хорош для него. Его рот горячий и такой приятный, а руки так властно сжимают его бедра, что Серёжа сам не замечает, как его собственные пальцы вплетаются в чужие волосы, сильно сжимая их и чуть оттягивая, но Олег продолжает, никак не протестуя.        — Олеж, хва-хватит! — хнычет Серёжа, специально тянет чужую голову на верх, слегка постукивая пятками по широкой загорелой на солнце спине.         — Серёж, всё хорошо? — отстраняется все же от чужого тела Олег, обеспокоенно смотря на свое рыжеволосое чудо, которое сейчас выглядит как домовенок. Рыжие волосы всклокочены, глаза большие, слегка напуганные, лицо всё красное от смущения.          — Я… я… — Серёжа явно смущен и снова не может ничего сказать. Как же это заводит Олега. Мужчина сходит с ума каждый раз, когда во время секса, Серёжа путается в словах или вообще их забывает. Он любит доводить его. Доводить почти до беспамятства, до состояния, когда Серёжа может выговорить только его имя, когда весь мир Разумовского сужается до него одного.          — Иди сюда, — тянет на себя Волкова Серёжа, снова припадая к чужим губам, сначала обхватывая своими бледными ладонями чужое смуглое лицо, а чуть позже спуская их вниз, рваными движениями пытаясь расстегнуть и снять чужие черные джинсы.          — Серёж, ты опять спешишь? — разрывая поцелуй, выдыхает в губы Олег. Мужчина аккуратно проходится большим пальцем по чужим, припухлым от поцелуя губам, перемещая ладонь на горящую алым цветом теплую щеку. Серёжа льнёт к прохладной ладони, пытается её поцеловать. Мужчина медленно проходится губами по огрубевшей коже, неожиданно высовывая язык, медленно поднимаясь вверх, облизывая пальцы. Когда один из них оказывается в плену рта Серёжи, Олег шумно вдыхает воздух носом, словно настоящий свирепый волк, продолжая смотреть в ответ в эти лукавые синие глаза напротив.        Разумовский любит руки Олега. Они такие большие и смуглые по сравнению с его собственными, а пальцы — толстые и длинные. Серёжа чувствует какое-то томное возбуждение каждый раз, когда Волков, задумываясь, бьёт ими по столу или любой другой поверхности. А воспоминания о том, какое наслаждение эти пальцы могут дарить, вечно настигают не вовремя, но от этого дарят не меньшее удовольствие.          — Серёж, в тебе терпения ни грамма, — утробно рычит Волков, резко вытаскивая пальцы из чужого рта, опрокидывая Серёжу на спину, приставляя мокрые от слюны пальцы, ко входу, аккуратно проталкивая один из них. Разумовский в ответ лишь выдыхает и слегка прикрывает глаза.          — Какой же ты лис, — хмыкает Олег, проталкивая сразу три пальца внутрь, чувствуя, что они не встречают никакого сопротивления. — Хитрый непослушный мальчишка, — продолжая растягивать Серёжу, провоцирует Олег. Он знает, как сильно Разумовского заводят подобные разговоры.          — Ты сам играл с собой, — кусает кожу на шее Волков, специально, чтобы оставить красный след от зубов. — Что же тебе помогало? Мне казалось, я спрятал все твои любимые игрушки.          — Олеж, — тяжело выдыхает Серёжа, неугомонно ёрзая на пальцах, прося нечто большое.          — Так хорошо, что уже даже ответить не можешь? — усмехается Олег, видя, как в ответ ему яростно то ли машут, то ли кивают головой.         — Ну, иди сюда, — вытаскивая пальцы, говорит томно Олег, видя, что Серёжа уже весь в предвкушении. Волков дергает чужие бедра на себя, от чего Серёжа проезжается слегка спиной по простыням, запрокинув руки назад. Сейчас он такой горячий, раскрытый и жаждущий, что Волков чудом подавляет желание наброситься на него. Олег всегда имел сильный контроль, и сейчас он его не подводит.        Волков методично, даже чересчур специально медленно надевает презерватив, наблюдая за тем, как Серёжа хмурит брови и сжимает подушку над головой, в попытках привлечь внимание. Придерживая возлюбленного за молочные бедра, на которых уже выступили красные следы от его собственных ладоней, Олег одним толчком входит на половину, тут же наблюдая за тем, как Серёжа резко открывает глаза и поднимается весь вверх, упираясь руками в деревянное изголовье кровати.          — Р-резко, — хнычет неожиданно Серёжа, надавливая пятками на чужую поясницу, подталкивая к следующим движениям.          — Серёж, посмотри на меня, — просит слегка обеспокоенно Олег, нависая над Разумовским, свободной рукой проводя по чужим скулам.          — Ещё, ахаааа, — жалобно выдыхает Серёжа, закидывая свои длинные руки на спину Олега. Волков делает ещё один толчок, входит до конца. Серёжа в ответ ещё громче вскрикивает, запрокидывает голову и с силой сжимает чужие плечи.          — Серёж, — тяжело выдыхает Олег, сжимая в руках простынь, борясь с невыносимо сильным желанием начать двигаться быстрее.         — Олеж, — скулит Серёжа, смотря своими потемневшими голубыми глазами на Олега. Вот этот момент. Именно его так любит и ждет Волков. Момент, когда Серёжа целиком и полностью его, когда он видит и чувствует только его.        Олег делает пробный толчок и, не чувствуя сопротивления, перехватывает увереннее чужие бедра, сильнее их сжимая, начиная грубо входить.          — О-о-а-ах-хнг, — силится что-то сказать Серёжа, подставляясь под чужие поцелуи. Олег буквально натягивает его на собственный член, идеально растягивая под себя, попадая по простате. Кровать начинает жалобно скрипеть.         — Глуб… хнг-аххах, — выстанывает Серёжа, захлёбываясь в собственном голосе. Олег сильнее сжимает чужие бёдра, чувствуя, как мягкие стенки плотнее обхватывают его член, продолжает толкаться размашисто и быстро, часто меняя темп, чтобы Серёжа не привыкал. Волков аккуратно припадает к чужой груди, оставляя на ней хаотичные поцелуи, слыша, как голос Разумовского снова сбивается.        Неожиданно Олег чувствует острую боль на спине. Чужие ногти с силой вжимаются в кожу, будто бы пытаются её разодрать.          — Сука, — резко хватает Серёжу за шею Волков, начиная душить. В ответ на него с явной насмешкой смотрят два янтарных глаза.          — Ублюдок, даже здесь, — рычит Олег, резко замирая, продолжая сжимать чужую шею          — Сильнее. Олег, силь… — закашливается Птица, даже не пытаясь сопротивляться, закатывая глаза от удовольствия. Волков резко отскакивает, подрывается с кровати, пытается быстро надеть одежду, судорожно думая, как быстрее вернуть Серёжу.          — Ну, что ты так, — разочарованно выдыхает Птица, распластавшись по кровати, — я думал, мы ещё немного поиграем.          — Пошел нахер, ублюдок! — рявкает в ответ Волков, застегивая быстро штаны, шаря глазами в поисках своей футболки.         — Какой ты грубый, Волков. А с ним ты такой нежный, — играюче произносит Птица, садясь на край кровати. — Серёжа, тебе не больно? Серёжа, тебе хорошо? Серёжа, Серёжа, Серёжа, — передразнивает Олега Птица, наблюдая за тем, как в карих глазах начинает разгораться настоящий пожар ненависти.          — Отъебись уже от нас! — рычит разраженно Волков, зная, что этому ублюдку только это и нужно.          — Олеж, я бы с радостью, — ехидно отвечает мужчина, вставая с кровати, приближаясь к Олегу. — Да вот только знаешь, мне очень нравится Серёжа, — Птица проводит тыльной стороной ладони по своему лицу, опуская её медленно вниз, следя за тем, как Волков жадно наблюдает за его каждым движением. — А ещё… мне нравишься ты, — Птица в два шага сокращает расстояние между ними, почти прикасаясь своими губами губ Олега, но тут же получает кулаком в скулу и, шатаясь, отступает.          — Это же и его тело тоже, — цокает недовольно Птица.          — Я знаю, как эта вся ерунда работает. Серёжа не чувствует эту боль, в отличие от тебя, — раздраженно отвечает в ответ Волков, разворачиваясь и направляясь в гостиную.          — Зато он все это может вспомнить. Я могу ему это показать, — усмехается в ответ Птица, явно чувствуя, что задевает за живое. — Как думаешь, он простит тебя? А вдруг нет? Вдруг он уйдет, Олег! И у него снова останусь только я.          — Только попробуй, — грозно говорит Волков, чувствуя, как его скулы сводит от невыносимого гнева.         — Ну, я могу ему правда ничего не показать. Серёжа просто посчитает, что отключился во время, ну, вашей игры, — повел игриво бровями Птица, снова медленно подходя к Олегу сзади.          — Что ты хочешь? — сжимает кулаки Волков, готовясь ещё раз ударить Птицу, если это понадобится.         — Тебя, Олеж, — обхватывает своими большими руками со спины Олега Птица, зацепляя их в замок на груди.         — Да пошел ты, — резко расцепляет чужие руки, раздраженно разворачиваясь, выпаливает Олег.          — Да ладно тебе, Олеж. Я же тот же Серёжа. Ты ничего не теряешь, — снова провел тыльной стороной ладони по всему своему телу Птица.          — Ты — не Серёжа, — сквозь зубы процеживает Олег, отходя на несколько шагов назад, упираясь бедрами в стеклянный стол Разумовского.         — Ой, да, ладно тебе, Волков! Хватит из себя строить невесть кого. Ты любишь Серёжу, Серёжа любит тебя, а я люблю хороший секс, — расплылся в хищной улыбке. — Это же сделка с малой кровью.        Олег прекрасно понимает, что Птица прав. Однако что-то внутри него самого никак не дает своё согласие. Это же измена. Измена Серёже. Или все же нет? Если она во спасение? Разве это может быть изменой?          — Олеж, а представь, если бы мне нравился не ты, а допустим, — тут Птица специально потянул время, наблюдая за тем, как лицо Волково обезображивается в негодующей гримасе. — Гром. Игорь Гром. Думаю, у него член не меньше, чем у тебя. Слушай, а может, это проверить? Он же недалеко тут живет, — Птица не успевает договорить, как его резко хватают за руку и укладывают на стол, с силой прижимая.         — Только вякни что-нибудь, я клянусь… — рычит Волков, тут же расстегивая свои джинсы.        Волков входит резко в тело Птицы, начинает быстро двигаться, придерживая того одной рукой за шею, а второй за бёдра. Движения с каждой секундой становились всё резче и жёстче, хватка всё сильнее, а язык Птицы всё развязнее.          — Интересно, что бы было, если бы мне действительно понравился бы Гром, а, Олеж? — тяжело дыша, язвил Птица, выпуская свои когти и впиваясь ими в ногу Волкова, вызывая у того сдержанный вскрик. — Ты бы меня с него снимал, — задышал загнанно, — или трахался бы с нами?          — Сука! — рявкает Волков, сильнее вжимая Птицу в стол, буквально вбиваясь в податливое, раскрытое тело. Стол неистово скрипел и начинал пошатываться. Волков буквально натягивал на себя Птицу, слыша, как тот начинает чертыхаться, прекращая злословить, из-за нехватки воздуха.          — Тебе же, аххаха, нравится, — выдыхает несдержанно Птица, сильнее подставляясь под чужие толчки, начиная специально сжиматься, чтобы сильнее позлить Олега.          — Закрой рот! — рявкнул в очередной раз Олег, резко сжимая чужую шею.          — Сильнее, — стонет в ответ Птица, выпуская крылья, впиваясь пальцами в столешницу, вытягивая руки. Волков сильнее сжимает чужую шею, чувствуя, как бешенно бьётся Серёжин пульс. Именно эта мысль его отрезвляет, и Олег быстро отдергивает руку, наблюдая за тем, как Птица, до этого блаженно закатывающий глаза, резко их открывает и снова впивается своими когтями в олегово бедро. Волков взвывает, но продолжает двигаться, лишь с мыслью о том, что это поможет скорее вернуть Серёжу.          — Ну, давай, Олег. Трахни уже меня, как ты это можешь! — кричит в ответ Птица, провоцируя.        Волков хватает Птицу за рыжие волосы, наматывает на кулак, тянет на себя и буквально выплёвывает в ухо: «Заткни рот и расставь ноги шире, ублюдок!» Птица буквально млеет от таких слов. Он податливо расставляет ноги шире, выпячивает задницу, сильнее хватается руками за стол, выгибаясь, как кошка, и наконец-то получает своё. Олег трахает его как в последний раз. Сильно, жестко и радикально. Он чувствует, как внутри Серёжи всё пульсирует. Он уже на грани. Птице осталось немного. Ещё чуть-чуть. Он так близко. Волков резко подхватывает Птицу под ноги и разворачивает его себе лицом.          — Ещё ахха, ещёёёёё, — молит Птица, его глаза то и дело закатываются, дыхание уже сбилось окончательно, он почти повизгивает при определенно сильных толчках Олега, сильнее расставляя ноги, для большего проникновения.         — Глуб… ахха жеееахахеха, — стонет Птица, теряясь в ощущениях. Злословить или вообще что-либо говорить нет сил. Слова путаются в голове. Остается только стонать, кричать, подставляться и слушать то, как загнанно дышит Олег, сильнее сжимая его бедра.         — Давай же! — нетерпеливо рычит Волков, левой рукой, обхватывая чужой член, начиная надрачивать его в такт своим толчкам. Темп становится невыносимым. Мир сужается только до них троих: Олег, Птица и Серёжа, который даже не представляет, что происходит. Олег силой надавливает на головку, продолжая двигать рукой, замечая, как Птица внутри уже начинает подрагивать. Совсем немного.         — В-в-внутрь! — кричит Птица, резко поднимаясь всем телом, ударяя руками по столу, в один прекрасный момент делая на нем трещину, в тот момент когда Волков резко выкручивает своё запястье, доводя его и себя до оргазма.        Олег чудом успевает выставить руки, уперевшись по обе стороны от всё ещё Птицы, который разомлевший лежал на столе. Все его тело, вплоть до крыльев, подрагивает. По бедру Олега течет кровь, но тот, видимо, этого даже не чувствует.          — Ну, вот, ахха, — тяжело и загнанно, как конь после долгого забега, выговаривает одно за другим слово Птица, — а ты не хотел. Тебе же этого не хватает с Серёжей.         — Мне хватает всего, — тяжело выдыхает Олег, чувствуя, как на него накатывает невыносимая усталость. — Не лезь больше к нам.         — Я бы с удовольствием, Олеж, — расплывается в слишком довольной улыбке Птица, словно кот, объевшийся сметаной, — но боюсь, что этому не бывать! — Птица приподнимается на локтях и говорит Волкову точно в губы: «Мне очень понравилось трахаться с тобой, Олежа!» С этими словами Серёжа отключается, а Птица уходит. Волков еле успевает подхватить тело Разумовского, чтобы оно не упало на стеклянную поверхность. Олега до дрожи раздражает всё, что происходит. Он ненавидит себя за то, что пошел на поводу у этого ублюдка. Надо было придумать, что делать дальше, так как мужчина понимает, что эта их встреча явно была не последней.        Вымыв Серёжу и уложив в кровать с новым постельным бельём, Олег принимается за себя. Он с полчаса стоит под душем, оттирая мочалкой эти ужасные черные прикосновения. Кожа на бедрах и плечах становится красная, на ней появляются микротрещины. Наконец-то выйдя из ванной, Волков обрабатывает и перевязывает свою рану, возвращаясь к Серёже, который все ещё спит. Остаётся надеяться на то, что Птица сдержит своё обещание и Разумовский ни о чём не вспомнит.        Сев на край кровати, Олег аккуратно проводит рукой по волосам Серёжи, не желая его разбудить. Просто хочется дотронуться до настоящего Серёжи. Разумовский морщит слегка нос и приоткрывает сначала один глаза, а потом второй. Он явно вымучен.          — Олеж, — охрипшим голосом сонно мямлит Серёжа. — Прости. Я не хотел, — на глазах мужчины выступают слёзы. Волков проклинает Птицу в тот же момент. Этому ублюдку нельзя было доверять.         — Олеж, я правда не знаю, как отключился! Я не хотел. Мне было так хорошо! — рыдает Серёжа, не в силах даже подняться. Олег, облегченно выдохнув, ложится к Разумовскому, прижимая его к себе.         — Серёж, всё хорошо. Ты, главное, как себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает Олег, целуя нежно Серёжу в лоб и глаза.          — Всё хорошо, но устал очень, — как-то разочарованно отвечает Разумовский, прижимаясь сильнее к Олегу. Он буквально хочет вжаться в него, укутаться, как в плед, спрятаться от всего мира. — Я счастлив, — нежно целует Серёжу в губы Олег, прижимая к себе сильнее, чувствуя, как чужие шаловливые руки прижимаются к его промежности.          — Серёж, давай просто полежим вот так, — тихо шепчет в ухо любимому Олег.          — А как же ты? — смотрит своими огромными синими глазами Серёжа. Олег всматривается в эти невероятные глаза и чувствует, что на сердце становится тепло.          — Серёж, я тебя так люблю, — обнимает в ответ Серёжу Олег, сжимая его футболку сзади, комкая между пальцами. Разумовский не понимает такой порыв чувств от Волкова, но обнимает его в ответ, медленно расслабляясь в сильных и надежных руках.          — Олеж, я люблю тебя тоже, — тихо шепчет в ответ Серёжа, закрывая глаза, растворяясь в нежности и ощущении защиты. — Мы, Олеж…