Девочка устала

Длинные разноцветные волосы как обычно были собраны в две косички. Белые, с парой красных прядок – в одну, а красные, с парой белых – в другую. Разноцветные глаза горели во тьме гаража, и лучше единственной свечки, освещали тьму. Тьму её собственной души. Шото не могла сказать, что она злобный человек, но не могла и опровергнуть этого факта. Она просто всегда была малоэмоциональной, слегка аристократичной особой, что предпочитала молчать и говорить только то, что считает нужным, и только по делу. А потому на публике чаще всего молчала... На публике... Наверно вся её жизнь делилась на две половины: 'На публике' и 'Сама с собой'. Потому что будучи 'Сама с собой' , она могла хоть иногда быть самой себе хозяйкой, говорить на любимые темы и слушать то, о чём хотелось слушать. Слушать себя саму. Девушка признавала, что это весьма странно, вести беседы с самим собой, но... Если не с собой, то с кем? Старший братец Нацу вечно пропадает то в университете, то со своей девушкой, изредко бывает дома да и вообще... Не особо то он любит свою младшую сестру. И это нельзя обьяснить, потому что он не может этого обьяснить. А потому, приходится принимать как факт. С любимой сестрицой Фуюми? Смешно... Она конечно очень добрый и светлый человек, что всегда поймёт и поддержит, но интересы у них совсем разные, да и Нии-сан постоянно пропадает на работе, со своими младшеклашками. С отцом или матерью? Ну... Первая лежит в психиатрической больнице, и девушка только недавно смогла перебороть себя, и то, не без помощи одноклассника, чтобы начать ходить к ней. Что уж там говорить... А с отцом всё ещё хуже... Он, конечно же, изменился с того момента, как стал героем номер один: стал добрее, общительнее... Только вот два факта остались фактами: "Он не перестал считать её его оружием", только вот теперь не понятно, против кого и... "Ненависть не куда не делась, она осталось прежней, а значит, и он не до конца изменился". Сигарета упала на бетонный пол гаража. Тишине и спокойствии пришёл конец вмести со звоном будильника. Этой ночью Тодороки вновь не спала, окунувшись в свои собственные мысли о жизни. Этой ночью девушка вновь мечтала о смерти. "И с каких это пор я мечтаю покончить с собой?"

***

Свет дня, красота, свобода. Она уже не пленница в стенах собственного дома. Теперь она пленница окружающих её людей, что не дают быть собой, что не дают дышать ей спокойно... А какая она на самом деле? Не понятно... В детстве она, совершенно точно, было очень солнечной девочкой, что мечтала стать героем; в возрасте шести-семи лет она была слегка вредная и вспыльчивая, а далее... Далее она стала такой, какая есть сейчас. Сильная и независимая, неприкосновенная для бабников и... Готовая в любой момент сломаться. И, кажется, она уже достигла своего предела. Об этом говорили измотанные сердце и душа. Об этом говорили лёгкие, в очередной раз за утро обжигаемые никотином. Об этом говорили глаза, что готовы были закрыться хоть сейчас, прямо перед воротами академии UA. Но нужно было терпеть. "Сегодня... Сегодня я обязательно посплю, " – подумала Тодороки и зевнула. Ложь. Это в всего лишь наглая ложь. Та самая ложь, которую она преподносит сама себе вот уже более недели. С той самой ссоры с отцом. Весьма крупной ссоры с отцом — Ей, Шото, привет! – раздался голос позади, когда девушка наконец докурила сигарету и вошла в ворота школы. — Привет, двумордая, – раздалось оттуда, откуда прилетел к ней первый возглас. — Здравствуйте, ребята. – остановилась Шото и натянуто улыбнулась однокласснику и... Предмету своих девичьих воздыханий. И как её только угораздило так безответно и безвозвратно влюбиться в Грозу всей параллели, Мегавспыльчивого монстра, Императора Взрывокиллера, Каччана, Бакуго Кацуки? Да очень просто! Ведь любят не за что-то. Любят за душу. А душа блондина, притягивала юную Тодороки всем чем только можно. Своей широтой и вспыльчивостью, своим неустойчивым спокойствием и своей эмоциональностью. Он в, отличии от неё, не думал, что скажут окружающие люди, не думал, какие последствия будут у его действий и временами казалось, что он вообще никогда, не о чем и не о ком кроме себя не думает. А ещё... Он не был бабником... И не замечал её... В упор не замечал её... Знаете, этот самый глупый закон подлости? Закон, который гласит: "Влюбляйся во всех тех, кто стопроцентно не влюбиться в тебя в ответ". Шото так в жизни 'повезло', что этот самый закон, решил не обделить 'счастьем' и её. Только вот это самое 'счастье', было второй причиной, почему она которую ночь пропадала в единственном месте в доме, где она хоть как нибудь могла уединиться – в старом гараже, которым То-сан не пользуется уже энное количество времени, и постепенно гробила свои лёгкие парой тройкой сигарет за ночь. — Как дела? – Изуку со своим 'другом' были уже совсем близко, когда девушка резко почувствовала тошноту, поступающую к горлу, и головокружение. Она и не заметила, как сознание стало покидать её и, прежде чем она упала на чьи то очень тёплые и сильные руки, в её уставшей голове промелькнула фраза... Как я до этого докатилась?

***

Был самый что ни на есть тихий день. У Энджи–сана тогда выдался выходной в его геройской деятельности, который он, к счастью или к сожелению, решил провести с сыном и двумя своими 'горячо любимыми' дочерьми. Только вот Нацу удалось слинять из дома по добру по здарову, у Фуюми оказались неотложные дела в школе, и она вполне честно покинула дом, а Шото благополучно заперлась в гараже, дабы повздыхать из-за нового, да и вообщем то первого, парня в которого она втрескалась. Только вот спокойно ей посидеть не дал пьяный вздрыг отца. Мало того, этот самый 'пьяный вздрыг' попортил ей психику основательно. А дело было так... Младшая Тодороки спокойно себе седела в гараже, рассматривала созданные самой ей плакаты и ледяные узоры на стенках, слушала музыку и... Думала, что может сделать со своей безответной и явно вечной любовью, которую она приняла совсем недавно. Нет. Она конечно понимала, что любит Бакуго довольно давно. С самого начала учебного года. С самого первого их разговора. С того самого момента, как он обратился к ней: "двумордая", и как она тогда съязвила ему в ответ что-то типа: " Чо надо, подорванный неучь? "Но только вот признавать тот факт, что она влюбилась, да притом с первого взгляда, в какого-то 'глупого, зазнавшегося урода, который её точно никогда в жизни не полюбит, даже под страхом смерти' совсем не хотелось. Не хотелось признавать и тот факт, что жизнь в очередной раз решила сыграть с ней здую шутку, и подтвердить правильность фразы: "Любовь зла –полюбишь и козла". Только со временем Шото поняла, что Катсуки не такой уж 'глупый, зазнавшийся, самовлюблённый урод' и что она его уже точно никогда не разлюбит. Ведь с каждым его унижение, девушке становилось только легче да приятнее, ведь он всё таки обращал на неё хоть какое-то внимание. Из воздыханий её вывел оглушительный стук в ржавую двер гаража. "Кто и что здесь забыл?" – пронеслось в голове разноцветноволосой, когда она, встав со старого и жутко скрипучего серо-белого дивана, пошла отпирать дверь. Перед лицом её предвстала не самая приятная картина. Старатель – явно порядком напившийся за прошедшие часа два, а может и три, еле стоял на ногах, облокачиваясь на грязную стену всё того же здания. От отца шёл не самый приятный запах, содиржавший в себе нотки алкоголя, табака и чего то ещё. Однако сочетание это было ужасно. А ещё, ужасно было то, что Энджи-сан, находясь в таком состоянии, явно хотел о чем-то поговорить со своей дочерью. Она же, то ли с дуру, толи по незнанию, впустила его в своё личное пространство и усадила на диван, а не отправила домой проспаться. И хотя она очень не хотела видеть его, воспитание не позволяла отправить То–сана куда подальше. Разговор действительно выдался... Тяжёлый. Столько мата и оскорблений в свой адрес, Шото ещё не разу в жизни не слышала. Не слышала она и того, на сколько отвратительной особой является, что портит всем жизнь и что сам факт её существования ужасен. Она не раз получала пощёчины. Она не раз получала удары, оставшиеся синяками на её бледной коже и ранами на душе. Она получала ожоги от причуды отца, когда он говорил про то, что она лишь жалкое оружие, не имеющее ни прав, ни желаний, ни эмоций, и будущего, и не повеновенно своиму хозяину. Она получала порезы... Отец прихватил с собой ножь подарерый ей ему на день рождения. В тот 'час пыток' юная Тодороки страдала, но ни разу не пикнула. Она гордо держалась, не позволяя себе размякнуть, дать слабину. Всё хорошее в миг забылось. Осталась только боль... Боль... И понимание одного... Отцу нельзя доверять...

***

Очнулась Шото в Лазарете. Было так же светло, как и в начале дня. Только вот... Было ещё и мокро... Мокро на лице... "Я плакала? Плакала будучи не в сознании" – первым делом промелькнуло в голове, и девушка открыла глаза. А затем... Она почувствовала чью-то руку на своих волосах. И какого же было её удивление, когда она поняла, что эта самая рука принадлежит предмету её воздыханий, Бакуго Кацуки, который сидел рядом с койко и, опустив голову шептал что-то типа: "глупая" или "любимая, как ты умудрилась довести себя до такого состояния". Стоп. Что? Любимая? Сломались рамки и границы. Сломались нормы. Сломалось всё, что только есть в этом гребном мире. Сломалось после одного единственного слова: " любимая". И девочка. Юная мисс Тодороки сломалась окончательно. Она резко села на койке и, быстро подняв голову блондина за подбородок и глянув ему в глаза, сделала то, о чём и мечтать не могла. Поцеловала его. Глубоко и мокро. С языком. Точнее, она начала целовать его, а затем, переняв инициативу в свои руки целовал её уже Катсуки, лаская губы и дёсла своим горячим языком. Когда подросткам уже нечем было дышать, они разорвали это 'чудо'. — Я... Я люблю тебя... – прошептала Шото. — И я тебя.