Цена жизни

Омерзительный железистый запах почти удушал. Казалось даже, проведи здесь еще немного времени, и он впитается в кожу, в мельчайшие пряди волос, отпечатается на одежде, смешиваясь с парфюмом. Кровь была буквально повсюду: багрянцем стекала по стенам, медленно впитывалась в отделку дорогой мебели, хлюпала под ногами, прилипая к подошве кожаных сапог. Не нужно было долго думать, чтобы понять, кто над всем этим постарался – напарник тянет невидимые нити, вытаскивая из бездыханных тел собственные ножи, и смеется почти безумно, окидывая взглядом плоды своих стараний. Он никогда не умел, или же, скорее, не хотел, выполнять свою работу чисто, каждый раз устраивая целое представление кровавого театра, когда можно было просто тихо перерезать цели горло и уйти. Маммону было, наверное, даже немного жаль криминалистов, которым приходилось со всем этим впоследствии разбираться. Впрочем, каждый сам выбирает, чем зарабатывать на жизнь, и слабонервным стоит держаться подальше от профессий, которые могут пошатнуть их хрупкую психику. Он лишь тяжело вздыхает и, перешагивая через отрезанные конечности, не торопясь подходит к телу, а точнее к тому, что от него осталось, дона семьи, с которой им пришлось разобраться. Мелкая организация, влияния в системе почти не имели, а все равно пытались скалить зубы на Вонголу и мешать ее делам. Можно было бы, конечно, похвалить их за смелость, да уже не кого. Тонкие пальцы ловко скользят по окровавленным тканям, одергивают полы чужого пиджака и, наконец, достают из внутреннего кармана заветную цель – портмоне. Бельфегору повезло, что оно осталось целым после его игрищ, и испорчено было лишь визуально, в противном случае ему бы пришлось долго выслушивать причитания товарища по оружию. Заляпанные кровью купюры быстро кочуют из чужого бумажника в собственный, но они были лишь приятным бонусом – что такое какие-то несколько тысяч, когда на кону нечто более ценное? – Чего ты там возишься так долго, Маммон? Мы здесь закончили, если не поторопимся, то придется снова выслушивать вопли боевого командира~ Но иллюзионист не спешит объяснять, знает – бесполезно говорить о чем-то с человеком, не понимающим ценности денег. Он лишь мельком показывает найденную ключ-карту и пару раз взмахивает ей в воздухе. – Пока ты тут развлекался, я, знаешь ли, времени зря не терял. Принц на это лишь усмехается и, закидывая руки за голову, разваливается на окровавленном диване – форменный плащ все равно уже был весь выпачкан сверху донизу. Терять уже было нечего – уж лучше получить нагоняй от начальства, нежели пытаться встать между бывшим аркобалено и его возможным богатством. Он лишь молча наблюдает за тем, как тот подходит к одной из картин, на первый взгляд являющейся простой частью интерьера, а на деле, скрывает за собой массивный механизированный сейф. Полотно летит куда-то к изувеченным телам, и принц замечает, как иллюзионист закусывает губу, оглядывая металлическую дверцу хранилища, как дрожат его пальцы от предвкушения. Из них сложился поистине пугающий дуэт – один приходил в экстаз от тепла чужой крови, разливающейся по коже, а другой от наживы, утяжеляющей кошелек. Взмах рукой с пластиковой картой, и дверца открывается сама по себе. Маммон тянет вспотевшие ладони вглубь тайника и цепляет дорогой дипломат из плотной кожи. Застежка щелкает, створки расходятся в разные стороны, и иллюзионист бегло просматривает найденные материалы, не в состоянии сдержать ухмылки. – И чего ты так обрадовался? Там же ни одной купюры. Бельфегор поднимается и, вяло потягиваясь, подходит к напарнику. Им пора бы уже убираться отсюда. – Какой же ты, Бел, недальновидный. Все это – фотографии, досье, адреса… Это то, что я смогу выгодно перепродать за деньги, куда большие, нежели те, что, в теории, могли храниться у этого низкосортного мусора. Он захлопывает дипломат, перехватывает его поудобнее, и, как не в чем ни бывало, направляется на выход. – Не могу даже представить, на что способна твоя жадная душонка ради денег~ – На все, за редким исключением. Самый простой способ узнать – это заплатить. Тебе я, может, даже сделаю скидку процента так в… полтора. *** Европа встречает промозглым ветром. Люди вокруг все время куда-то торопились, кутаясь в шерстяные шарфы, и громко, кажется, ругались на своем грубом, резко бьющем по ушам, языке. Вайпер тогда не понимал ни слова – мог лишь вслушиваться в интонацию и считывать эмоции по мимике и жестам. Ему пятнадцать, он впервые видит хлопья снега, летящие с неба, но восторг – это, наверное, последняя эмоция, которую он мог испытывать в тот момент. От холода пальцы сводило судорогой, а губы, дрожащие, стиснутые в две тонкие нитки, будто бы чернилами налились. Ему всего пятнадцать. Он не имеет совершенно никакого понятия о чужой стране, в которой находится. У него ни гроша за душой, а документов хоть каких-то, удостоверяющих личность, и в помине не было. Свидетельство о рождении? Паспорт? Гражданство? Куда там, если у него даже имя придуманное наобум, ненастоящее. И, все же, это единственное, что у него осталось от прошлой жизни, посему менять его не хотелось – да и, кажется, в местный язык оно вписывалось куда гармоничнее. Вайпер изначально понимал, что его жизнь кардинально поменяется после того, как он покинет родную страну, понимал так же и то, что будет тяжело, но не мог представить, что настолько. Видимо, судьба решила сыграть с ним злую шутку, вынуждая на побег в столь неблагоприятное время года. Если бы не его способности, он наверняка бы попросту умер где-нибудь в грязной подворотне от голода или обморожения – иллюзии помогали скрывать свое присутствие от чужих глаз, чтобы украсть немного еды, а с помощью мыслеграфии можно было найти место для ночлега, в котором было хотя бы мало-мальски тепло и относительно безопасно. Так жить, конечно, было нельзя – сил не было уже никаких, из раза в раз иллюзии были все слабее, от голода мутнело в глазах, и кружилась голова. А еще он, кажется, впервые в жизни заболел: кашель раздирал горло, дышать было невыносимо тяжело, и тогда-то он, кстати, опытным путем и выяснил, что есть менее травматичный способ использовать его поисковую способность, более мерзкий, менее зрелищный, но зато хотя бы безболезненный. С Фантазмой дела обстояли еще хуже – то ли от холода, то ли перенимая на себя состояние хозяина, она, кажется, впала в анабиоз – не издавала никаких звуков и почти не шевелилась, прячась в складках одежды владельца. Этот мрачный и, казалось, безвыходный период своего жалкого существования Вайпер, наверное, хотел забыть больше всего из прошлой жизни. Он бы, наверное, даже последовал примеру Реборна и стер себе память, если бы не был яро убежден в том, что пока это существует в его сознании, пока картины минувших событий вызывают в нем дрожь, такого точно никогда больше не повторится. Потому что это опыт, который в итоге закалил его для всех дальнейших жизненных препятствий, заставив через боль стать сильнее. *** В прошлом, наставник вечно твердил Вайперу о том, что он ни под каким предлогом не должен связываться с преступностью. Он говорил ему, что темные дела нужно вести исключительно в одиночку, ведь, будучи под чьей-то крышей, или же работая с кем-то в партнерстве, всегда был огромный риск получить нож в спину. Но, в сложившейся ситуации, у юного иллюзиониста попросту не было иного выхода: он не мог получить хоть какую-то мало-мальски оплачиваемую законную работу – в стране и без того был огромный процент безработицы, куда там до мальчишки-эмигранта, даже языка не знающего. Поэтому, в итоге, Вайперу пришлось искать пристанища под крылом у местного криминального дельца: много проблем с этим не возникло – мальчишка был согласен буквально на что угодно, как бы это не противоречило нормам приличия или морали, вгрызаясь в единственную подвернувшуюся возможность хотя бы просто выжить. Мальчишке витиевато заливали в уши сладкие речи о доверии и о том, что под такой опекой ему не стоит ничего бояться, создавали видимость организации, переживающей за сохранность своих подчиненных. На деле же, он был просто крайне полезен и легкодоступен, как расходный материал для сложновыполнимых задач: справится – хорошо, дадим еще работы, сломается – выбросим и заменим другим таким же. Но, к несчастью для них, он не был дураком и прекрасно все понимал. И, к тому же, умело этим пользовался: лгал он отменно – этого, видимо, не отнять ни у одного иллюзиониста, он прекрасно вжился в роль покорного подчиненного, делал вид, что глупый, наивный и вообще готов на все ради всеобщего блага организации. На деле же, босс даже не знал о его способностях, что послужило Вайперу неплохой подушкой безопасности – где-то подслушал того, чего не должен был, где-то избежал наказания, подсунув вместо себя иллюзорную копию. Скрыть не удалось только мыслеграфию – с помощью нее-то он и вышел на людей, способных его понять и дать ему работу и ночлег. И именно на ней основывалась его самая первая самостоятельная миссия. Это было что-то вроде проверки новичка с его непонятной, диковинной способностью, посему начальство в своем поручении было особо креативным. – Ты должен найти и достать вещицу, которую забыли забрать у «клиента» во время «уборки», понимаешь, Вайпер? Иллюзионист понимал плохо, он все еще был далек от некоторой профессиональной лексики, да и все усугублялось тем, что мужчина, говорящий с ним, не был носителем языка, допускал речевые ошибки, да еще и с акцентом. Но он не задавал лишних вопросов: молча слушал и согласно кивал, когда от него это требовалось. Попросил лишь дать ему свечи, листок бумаги и подробнее описать потерянную вещь, иначе, без достаточной информации, поиски не увенчаются успехом. И, получив достаточно сведений о цели, он устроил поистине зрелищное шоу: свечи загорелись синим пламенем от мимолетного взмаха его ладоней, он что-то тихо бормотал, закатив глаза, заставляя присутствующих завороженно вслушиваться и наблюдать за процессом. Мерцающая вспышка света ослепила на мгновение, и вот уже на листке вырисовывается своим ходом полноценная карта города. «Зрители» были поражены таинственной «магической силой» мальчишки, на деле же он, для пущего эффекта, просто скрыл иллюзией то, как чихнул на бумагу. И, завершив свой «ритуал», Вайпер, не проронив ни единого слова, забирает получившуюся карту и уходит, нагоняя вокруг себя еще большую атмосферу таинственности. Учитель был прав – он действительно начал свой путь, играя на впечатлительности недалеких иностранцев. Важно одно – его целью было любой ценой заполучить в свои руки и доставить в целости и сохранности золотое колье с изумрудами. И изначально он думал, что ему нужно обокрасть какую-то знатную особу, чье дорогостоящее украшение приметили бандиты, решив на этом нажиться, но, когда карта всеми возможными путями привела его к канализационному люку, он уже не был в этом так уверен. Иллюзионист вздыхает обреченно, поднимая взгляд к небу, но то лишь в ответ смотрело серыми тучами и осыпало его лицо мокрым снегом. Радовало одно – однажды ему уже пришлось спуститься под землю, в темноту и неизвестность, и страшнее того, что произошло с ним тогда, уже точно быть не могло, и Фантазма, более-менее пришедшая в себя, отогревшись в складках теплой одежды, была тому живым подтверждением. Крышка люка была тяжелой и поддалась напору хрупкого мальчишки не сразу, сдвигаясь с места с неприятным грохотом и лишь после немалых усилий. И первое, что он почувствовал, заглядывая в темноту канализации – это омерзительный затхлый запах, резко ударяющий в нос. – Деньги. Это все ради денег. Мне нужно просто заработать хотя бы немного денег. Вайпер тараторил это, словно мантру, спускаясь вниз по иллюзорному канату, с каждым пройденным метром все больше осознавая значимость возможности самостоятельно выбирать, за какую работу браться, а за какую нет. Ну, либо же хотя бы назначать собственные расценки, чтобы не выполнять за скотские гроши что-то…. что-то, чем он сейчас и занимался. А смрад, тем временем, все усиливался. И, достигнув дна, он чувствовал такое отвратительное зловоние, что желудок начинало сводить рвотными спазмами, но останавливаться, и жалеть себя было нельзя. В таком случае можно отсюда, в принципе, и не уходить – достойное пристанище и, впоследствии, могила, для слабака, не способного на единственное подвернувшееся поручение. Под ногами мерзко хлюпала сточная вода и… прочее канализационное содержимое, на голову постоянно что-то капало, а обоняние упрямо отказывалось привыкать к мерзкому запаху. Иллюзорные огни, созданные им, освещали пространство лишь в радиусе метра вокруг себя, но, честно говоря, большего Вайперу видеть и не хотелось. Уж лучше он будет в счастливом неведении о том, по чему ему приходится ходить и частицами чего в воздухе дышать. И его устраивал такой расклад. Он следовал карте, лишь изредка поглядывая по сторонам, и эта невнимательность и трусливое желание отгородить свою психику от подтверждения всех самых страшных опасений привело к тому, что в какой-то момент твердая опора под его ногами резко закончилась. Все, что могло пойти не так – так и пошло: он успевает уцепиться за какой-то выступ, ценой листка с указателями, выпущенного из рук, но соскальзывает из-за льющихся вниз сточных вод. И в тот момент Вайпер мог только закрыть глаза и молиться о том, чтобы его приземление произошло и не на бетон, потому что он тогда костей своих не соберет, и умрет мучительной смертью от кровопотери, и не в глубокую часть стока, потому что, прожив всю свою жизнь в пустыне, он так и не научился плавать. И молитвы, стало быть, были услышаны. Падение, конечно, все равно сопровождалось неприятной отдачей боли в спину, но, кажется, он даже ничего не сломал. Правда, от притока адреналина к крови, иллюзионист не сразу заметил, насколько усилилась стухшая вонь, стоило ему только «спуститься» вниз. Он пытается опереться на руку, чтобы подняться, но та проваливается в какое-то мягкое тепло. Обнаженной ладонью он ощущает, как быстро что-то очень маленькое начинает под ней шевелиться, стремительно покрывая собой каждый миллиметр кожи. Иллюзионист резко одергивает руку, что сопровождается мерзким чавканьем гнилой плоти, и буквально видит, как от этого движения в разные стороны разлетаются нажравшиеся черви и опарыши. Вся его рука была в… этом. Он пытается переместить центр тяжести, перевернуться, но каждая его часть тела, будь то другая рука, локоть или колено – все проваливается в сброшенные кучей, полусгнившие и взбухшие от влажности канализации, человеческие останки. Какой-то подсознательный, животный ужас полностью сковывает тело и разум – дыхание перехватывает, он не может не вздохнуть полной грудью, ни закричать, чтобы выпустить в пространство накопившиеся эмоции. И смотрит широко раскрытыми глазами. Смотрит, как огромная сороконожка заползает в глазницу, разрывая конечностями и без того наполовину вытекший глаз, как где-то совсем неподалеку копошатся крысы, вгрызаясь в стухшее человеческое мясо… и как собственные пальцы, из-за давления, погружаются в мягкие ткани. Мальчишка не замечает, как слезы начинают градом литься по его щекам. Он видел мертвецов раньше, еще ребенком. Но тогда это было не так страшно – они были почти мумифицировавшимся из-за сильного жара и сухости воздуха, обычно – единично лежащие в трущобах костлявые бедняки, умершие от солнечного удара или голода. А здесь… Здесь их десятки! И все они посиневшие и раздутые от воды и просто кишащие различной живностью, живущей в них, и их же и поедающей. В какое-то подобие здравого рассудка его привел еле заметный блеск, золотой перелив среди этой коричнево-синей каши останков. И тогда иллюзионист вспоминает, зачем вообще он сюда пришел. Руками распихивая в стороны гниль конечностей, практически прокапывая себе путь к заветной цели, он, наконец, касается грязными пальцами золота украшения, тянет к себе, но то не поддается. Он тянет сильнее, срывая колье с шеи хозяйки, прижимает находку к груди, и только тогда замечает – оно не порвалось. Голова носительницы ожерелья медленно скатывается куда-то вниз. Вайпера тошнит на собственные руки, сжимающие злосчастное колье. Желчью, водой, какими-то крохами украденной и жадно съеденной еды, которой ему приходилось перебиваться. До него дошло значение слова «уборка» в арсенале преступников. Может, босс и не знал, куда именно отправляет своего новоиспеченного служащего, но он прекрасно осознавал, что его там ждет. Но предупреждать не стал. То ли решил проверить на выдержку, то ли просто поглумиться. И когда иллюзионист, вернувшись, весь промокший, в гнилье и грязи, кидает драгоценность на стол, ему с напускным восхищением сообщают: «проверку прошел». Он был принят – это было его первой зарплатой: работа, место под крышей и пища. И тогда, до красных полос счищая впитавшийся в подкорку омерзительный трупный смрад, Вайпер четко для себя решил – как только он достаточно заработает и войдет к ним в доверие, он лично позаботится о том, чтобы каждый оказался там, обгладываемый крысами и червями. Надо только заработать денег. Больше денег. Чтобы именно он был тем, кто выставляет ценник, а не тем, кому его выставляют.