Гость и темная долина

15 лет спустя Лето выдалось ужасно жарким. В преддверии июля застыли в томящем зное кедры, испуская на свет свой ароматный сок, а яблоки уже во всю набирали сладость, подаренную теплом. Стена города едва стояла и вот-вот была готова упасть, но по какой-то причине замшелый кирпич старинной постройки доселе существовал в своем первозданном виде (и как же донести меру, что не помешает реконструкция?). Из-за достаточно влажного, но в то же время теплого климата многие дома требовали неотложного ремонта, ведь стоят уже четверть века ни кляты, ни мяты, хотя здесь начнут что-то ремонтировать только в случае, если эта постройка окончательно превратится в руины, однако древним храмам это не помогло. Прячась в тени домов и случайных деревьев, Альберих направлялся к таверне, замученный всепоглощающим солнцем, от которого спасения не было даже в тени. В некоторых местах трава уже иссохлась и превратилась в пожухлую жёлтую труху, в то время как жители города подозрительно притихли в своих домах, не рискуя показаться в свете чересчур горячего дня. Ноги под кожаными штанами запрели и Кэйа уже успел пожалеть о своем сегодняшнем выборе одежды, расстегивая рубашку до корсета, в надежде поймать грудью встречный ветерок. Из аптеки как обычно разило травами, спиртом и слегка химозным душком, расходящимся по переулку вплоть до таверны. Где-то внутри здания гремел склянками фармацевт, одурманенный парами очередной микстуры, варящейся в огромном котле у распахнутого окна. Альберих достиг пункта назначения, ожидая, что в душном помещении не окажется ни единой живой души помимо Дилюка, и его предположения развеялись сразу после открытия двери: работники, рыцари и даже пара монахинь скрывались здесь от небесного зверя, разводящего жар в воздухе. — Ну и как оно? — сдерживая мимолётный порыв ласки, едва не выразившийся в нежном прикосновении к чужой щеке, гость садится напротив Рагнвиндра, разливающего вместо вина сок. — Сойдет. — более отстраненно, чем обычно, отвечает парень за стойкой. Его ровный лоб расчерчивали капли пота, стекающие к скулам, а оттуда ниже... Но туда Кэйа уже не стал смотреть, ведь если кто-то станет свидетелем подобной слабости, оба станут объектами для шуточек от язвительного населения, среди которого слухи расползутся со скоростью паука, сплетающего паутину. — Что на повестке дня? Полуденная смерть? — очаровательно хлопая глазками, Альберих конечно же знал, что до шести вечера ему никто не нальет ничего спиртного, но подразнить своего сожителя ох как хочется, особенно, рискуя их социальным статусом в глазах присутствующих. — Ничего, кроме яблочного сока. — Жёстко отрезает Рагнвиндр, осекая попытку подлезть под шкуру и перепотрошить нутро. — Какой ты скучный, — недовольно вытягивает капитан, слегка закатывая лазуритовые глаза куда-то за веки. — Не он скучный, а ты прилипчивый. Ни капли стыда. — Альбедо, смакуя воду со льдом так, будто это самый дорогой алкоголь, смотрит на пришедшего с лёгкой усмешкой. Кэйа тут же переключил свое внимание на «без пяти минут фармацевта», напуская надменность через свои очи, точно нить через иглу. Нечастый гость никак не вписывался в общий контингент города, а тем более, его появление в самой таверне можно было счесть явлением Христа народу: паренёк мог спокойно сычевать в своей аптеке из-подтишка обкалываясь морфием и дыша ароматами лечебных масел. Хотя, пусть никто никогда и не видел ни следов от иглы на бледных руках, ни шприцов в его обители, большинство сплетников были уверены в его пристрастии к дурманящим веществам, за глаза называя того то наркоманом, то отравителем, но как вдруг у самих заколит в боку, так сразу подавай им микстуру. — Кто-то высунулся из своей выгребной ямы и теперь распускает тут запахи ночных горшков? — прокручивая в руке свой стакан с водой, поданный Дилюком прямо под нос, рыцарь не без неприязни смотрит на давнего сотрудника их богодельни, где тот занимал почетную роль главы исследовательской группы, вместе с которой выбирался к Драконьему Хребту, ища там остатки дракона. Быть честным, Альберих не верил в эти байки о богах, драконах и других существах, которые, возможно, могли населять Тейват. Были бы боги, они бы не допустили разрастания болезней, не было бы и бедности, несчастий и прочих ужасов, гасящих зачатки жизни. — Кто-то вновь раздвигает ноги за бутылку вина? — Альбедо, вкладывая в свою речь столько яда, сколько возможно, допивает воду, оставляя стул свободным. Покинув таверну с ощущением победы, фармацевт оставляет молодых людей в тяжёлой атмосфере. — Совсем страх потерял, — Кэйа недовольно цыкает, всем своим нутром дрогнув от оскорбления. Меньше всего Альберих ожидал услышать что-то такое от кого-то, с кем пересекаться никогда не хочет. — Успокойся. — Дилюк переставляет бокалы по цветовой гамме, ожидая, будто от этого что-то изменится и вечером опять всё не будет стоять вразнобой. — Никакого приличия, — продолжает причитать Кэйа, хмуря тонкие брови подобно императрице, чья фрейлина провинилась. — Будто у тебя есть представления об этом понятии. Альберих не смел перечить Дилюку в этой ситуации. Он послушно заткнул рот и допил воду, ожидая прохладу вечера, подобно чуду. В принципе, когда Люк тонко намекает, что пора бы замолчать, то Кэйа послушно следует чужим указаниям, но как только капля алкоголя вселяет в тело рыцаря смелость, то он не прочь устроить словесное недержание, направляемое непосредственно на пассию. За годы, проведенные вместе, молодые люди настолько притерлись друг к другу, что не смели специально находить повод для редкой ссоры. Можно сказать, их жизнь наполнена самыми яркими моментами, и многие городские знают это, завистливо прикусывая язык в присутствии видных джентльменов. Дилюк, унаследовавший винное дело отца, во всю был вовлечён в бизнес, пока Кэйа старался устроить карьеру в Ордо Фавониус, подвергаясь регулярному стебу со стороны сводного брата. Тем временем Альбедо, покинувший таверну со свистом фляги, вернулся в свое спиртовое царство, сразу натягивая на лицо маску и открывая окно. Чувствуя присутствие кого-то ещё, фармацевт смотрит по сторонам, выискивая причину своего беспокойства, и, о чудо, видит у огромного холодного котла пьяницу, забравшегося сюда каким-то странным образом. Только вот, уж больно знакомо это фарфоровое лицо, точно снятое с куклы. Запачканная травой одежда пахла лавандой и сесилией, чьи лепестки сиротливо торчали из под кожаного ремня. — Вставай, — пробурчал Альбедо, не ожидая увидеть какую-либо реакцию, — эй, тут тебе не постоялый двор! — уже громче проговорил алхимик, расталкивая чужое ватное тело, тряс за плечи, наблюдая как голова, точно собачка-болванка, раскачивались при каждой встряске. Бросив эту затею, молодой человек пришел к старому традиционному методу — нашатырь. В целом, казалось, что в городе других лекарственных средств не существует: пьян — нашатырь, обморок — нашатырь, низкое давление и задыхаешься — нашатырь. Проведя под носом алкоголика ваткой, смоченной нашатырным спиртом, Альбедо стал ожидать, когда же подействует и эффект не запоздал — незваный гость сразу очнулся, часто моргая, глядя непонимающе, будто всё это было в порядке вещей. — С пробуждением. А теперь валите, — грозно начал хозяин аптекарской лавки, скрещивая на груди руки. — Валить? Кого? — пьяница потёр спину и поправил рубашку, прикрывая плечи. Чувствуя от самого себя неприятный запах, гость раскраснелся и забегал глазами по сторонам, лишь бы не смотреть на своего оппонента. — Себя. Пара растрепавшихся кос, обрамляющих чужое лицо, как золото, прилегающее к жемчугу, окончательно расплелись, струясь вниз кудрявой путанной паклей. Грязные щеки, рубашка и руки кричали об отсутствии душа в течение нескольких дней точно, а потерявшийся левый ботинок валялся под воротами города. — Но я не суицидник, чтобы убивать себя, не путайте, я просто любитель выпить, — начал оправдываться бродяга, смотря на молодого человека фаленопсисами глаз, подстегнутыми опущенными нижними веками, посиневшими и опухшими от алкоголя. Проспиртованный насквозь, он глядел на относительно любезного юношу как на глупца. Альбедо уже задумался, а не закинуть ли этого пьяницу в котел и не извлечь из него спирт? Конечно, задумка такая себе, но если бы всё работало так, как Альбедо хотел, то вышло бы четыре цистерны этила, которого ох как не хватало. — Любителям выпить здесь не рады. — Ра-а-ады. — Протягивает незнакомец, скидывая правый ботинок. В своем нелепом виде он не замечал ничего, что могло бы идти вразрез с городскими правилами, потому продолжал безобразничать, напрочь отказываясь уходить из аптеки. Альбедо, не выдержав такого хамства, взял парня за ворот рубашки и потащил к выходу, выкидывая беднягу под дверь. Фактически рыча от злости, молодой человек напоследок плюнул тому под ноги, мысленно избивая чужое тело и вкалывая в него новые ампулы, ещё не успевшие оказаться даже в крысах. Выбивая деревянную дверь, пьяница вваливается в аптеку ураганом, выпущенным откуда-то из бездны Дракона. Ударив юношу со спины и заваливая того на пол, наглец хватается за первую склянку, наполненную соляной кислотой, и выливает разъедающую жидкость на чужую кисть. Прокричав от боли, фармацевт свободной ногой скинул незваного гостя, принявшись душить того, как только сам освободился из чужого захвата. — Грязная шваль, — сжимая руки на чужой бледной шее, он смотрит, как эвклаз чужих ярких меркнет, а после вновь разгорается в блеске тысячи огней. Фактически не сопротивляясь, пьяница выпустил тихий стон удовольствия, тем самым заставив Альбедо отпустить его. Раскрасневшись, точно облившись карминовой патокой, парень сам прильнул всем телом к хозяину аптеки. — Уйди от меня, — грубо оттолкнув нарушителя спокойствия, учёный хмурится сильнее, чем до этого, отодвигаясь чуть дальше от назойливого насекомого, проникшего сюда без приглашения. — Ну нет, я уже не согласен… вообще, я изначально не был согласен… — недовольно тянет алкоголик, почти хныча от нестерпимых ярких ощущений, которые ему по чистой случайности открыл Альбедо, — я уже готов. — К чему готов? — Недоумение исказило физиономию как искажает её невроз. — Ко всему. Ты видел меня в непристойном свете, поэтому обязан жениться! — Не обязан я тебе ничего! — вскрикивает аптекарь, сам заливаясь краской, услышав подобный бред. Конечно, несуразица несуразицей, но человеческие ощущения стыда никуда не делись. — Обязан! Тот, кто увидит даму в самом тайном облике, который она показывает только своему возлюбленному, должен на ней жениться. — Начинает разъяснения гость, — меня зовут Венти. Веди меня в алтарь. — Ты издеваешься? Ты не дама, и жениться я не хочу, и какой алтарь? Почему ты назвался именем мера? — Распутник! Козел! Изврат! — кинув в сторону Альбедо оставшийся ботинок, Венти заплакал, — совратил меня, а теперь отнекивается! Легко уклонившись от летающей обуви, понимая, что это пьяный бред, юноша не выдерживает: — Да тебе ли проповедь целомудрия читать?! — Ты не хочешь нести ответственность за свои поступки! Ты как все мужики! Хорошо, что я не понес от тебя ребенка! — кричит парень, совершенно позабыв, какого он пола. — Какие дети? Тебя чем огрело? — Но я уже полюбил тебя, — не слушая юношу, Венти расплакался навзрыд. Слезы смывали пыль с лица, открывали новые черты, неизведанные под слоем вчерашнего дня. — Почему я полюбил засранца?! — Иди проспись, — отрезал аптекарь. Ему уже порядком докучил и взрывной характер нового знакомого и собственная беспомощность. — Я могу лечь на твою кровать? — мигом оживился пьяница, хлопая глазками, точно стараясь ввести в дымку соблазна. — Сначала прими душ. Душевая находится на втором этаже, у меня дома… Короче, пошли, — молодой человек поднялся вверх по узким ступенькам, ведя за собой бродягу. После водных процедур Альбедо действительно узнал мера в облике бесхозного алкоголика. Высвобождая каплю уважения, фармацевт извиняется за свое поведение. — Ой, да что ты начинаешь? — будто протрезвев после принятия ванны, Венти отвечает спокойно, но даже сейчас, будучи ровным, как доска, его слащавый голосок выдает всю лисью хитрость, сокрытую внутри. Отказываясь от предложенной одежды, паренёк заваливается на чужую кровать, светя интимными местами. Тем временем ученый уже пожалел, что подумал о чужой трезвости. — Не стыдно? — Почему мне должно быть стыдно перед моим женихом? — слегка разведя ноги, мер улыбается, точно кисейная барышня старается завлечь непреклонного рыцаря в постель, — разве, мы не близки? — Не близки. Собери ноги до кучи. — Кинув плед поверх чужих ног, он принес с кухни две кружки чая. — Ты мне даже чай в постель принёс, как мило, — почти пища от радости лепечет гость, вешаясь аптекарю на шею. — Ну перестань. — При этом блондин не отталкивает его. Просто где-то внутри ломается что-то очень хрупкое, что-то, от чего зависит психоэмоциональное состояние. — Может, возьмёшь меня? — шепчет на ухо, заставляя последовать за ещё необузданным чувством желания, распустившегося песней алых цветов юности. И сдерживая себя, точно аскет, проведший в заключении не одно и не два тысячелетия, аптекарь очень тяжело вздыхает, выдавливая из лёгких вместо углекислого газа ядовитые пары ртути. — Не возьму. Сначала свадьба. — Вот, уже и жениться согласен, — одаривая чужую щеку поцелуем, Венти вдруг вспоминает, что вылил на руку кислоту, — как твоя рука? — Будто из мясорубки, спасибо. — Показав перебинтованную кисть перед собой, молодой человек завалил парня на кровать поврежденной конечностью, чтобы тот ощутил прикосновение шершавых бинтов к белоснежной коже. Хмыкнув на такие дерзкие действия, мер возложил руку на грудь партнёра, как бы останавливая его. Свободной рукой парнишка потянулся к собственному паху, но резко Альбедо отстранился от Венти, уже готового к продолжению. — Кайфолом, — это слово в городе имело только одно значение — вызывать полицию, чтобы арестовали наркоманов, обколовшихся в подворотне. Теперь юноша понял, что может быть несколько значений. — И куда ты собрался? — Не буду я тебя трогать. — Смущённый, отходит в сторону устраиваясь возле кровати на стуле и начав пропивать горячий чай. — Но почему? — Потому что ещё не время. И вообще, я тебя не люблю, — аптекарь смотрит на точно вырезанную из слоновой кости кожу, ест взглядом округлые бедра с розовеющей кожей, мысленно кусает девственно-чистую шею, и тайком наблюдает за своим Божеством, готовым отдаться в страстном воздаянии. — Ты девственник? Если ты ко всем лип так же, как и ко мне, то… — Да, а не похож? — перебивает парень, — между прочим, я не такой уж и старый, да и пить — не значит подставляться каждому или каждой. Просто ты первый, кто увидел меня голышом, а я воспитан по старым правилам: если тебя увидели голым, то этот человек обязан отдать тебе всего себя. — Хлопает глазками молодой человек, не осознавая, как нелепо, но уверенно звучат его слова. — Не похож, — откровенно отвечает аптекарь, — вдруг, ещё и носитель сифилиса? И что я буду делать? — Ты совсем не романтичный! Нет в тебе ничего святого! — всплескивает руками знакомый, кутаясь в одеяло. Его детская обида была ни к месту, но что поделать, Венти — человек-настроение. На этом их обмен оскорблениями был закончен и Альбедо поспешил спуститься в рабочее помещение, чтобы лишний раз не вступать в бессмысленный конфликт. Ближе к вечеру город ожил: на улицу выползли истощенные зноем жители, блуждая по улицам, чтобы растрясти застывшие за день мышцы. По главной улице города, идущей от огромных ворот, гордо, не без презрения во взгляде, заходили неизвестные, чьи глубокие ледяные глаза выражали беспристрастность, переплетенную в змеином узле с равнодушием. От прибывших пахло снегом, и, казалось, они дышат холодом, который, оказавшись на воле вне лёгких, расходился по улицам, уничтожая упоминания жары. Группа из пяти человек шли кучкованно, восседая на белых лошадях, как на троне. Сами, будучи странниками из дальних мест, одеты не по погоде: тяжеловесный мех сложен на седла коней, а льняные рубахи и широкие штаны были для них сродни нижнего белья, в котором они сейчас, так же утомленные солнцем, идут прямиком в штаб Ордо Фавониус, в надежде выловить мера. Главная из пятерки — белокурая женщина в тяжёлом красном облачении — смотрела ревностно и высокомерно, будто ощущая себя княгиней, взошедшей в свои земли для побора с граждан, а окружавшие её баскаки были готовы разорвать за свою руководительницу — только посмотри косо на гостью. Тем временем виновник торжества сладко спал в кровати своего новоиспечённого друга. Венти уже и забыл, что послы должны были прибыть сегодня, дабы принести дар и налаживать дружеские отношения. Закат уже опалил своей свежей рыжиной стену, а в открытую форточку залетел сладковатый ветерок с Утеса Звездоловов, принеся на своих крыльях ароматы валяшки и сесилий. Голая кожа горела от теплого одеяла, которым Венти накрылся по ошибке, запинав лёгкое покрывало куда-то к подушке. Вздыхая, гость просыпается, скидывая с себя увесистый ватный плед. Глядя сонно, он томно вытягивается в свежих перинах, ожидая хозяина дома. Молодой человек помнил о мрачных слухах, зияющих вокруг загадочной натуры Альбедо, но не увидел никакого доказательства: руки аптекаря чисты, точно принадлежат не фармацевту, а нимфе, присутствие подозрительных использованных шприцов, микстур, так же не замечено. Несуразное сплетение фигур, рассекающих вдоль главных улиц, поднимались к собору, хотя им по вере было запрещено заходить в обитель иного бога — можно лишь издалека наблюдать за празнедством веры иного народа. Синьора, ударившись в воспоминания о Мондштадте, с отвращением липла взглядом к случайным пьяницам, по воле случая оказавшимся в объятиях её удушающего презрения. Раньше, когда сама Розалинда была младше, этот город ей не казался настолько отвратительным, полнящимся вшивыми алкоголиками. Здесь был фонтан, ныне покрытый мхом, безводный, от того и бессмысленный, а ангел, угрюмо глядящий с вершины шпиля третьего яруса, и того покосил голову. Когда-то тут существовали сказки. Сейчас белокурая гостья имеет уверенность о их ненадобности в этом серпентарии: дети и без того находят развлечения, увы им не по возрасту. Единственное, что за эти годы не изменилось — собор. Его высоченные, точёные из кварца лезвия башен, жеманившиеся за раскидистыми каменными крыльями, являлись тенью статуи бога ветра, не менее прекрасной, чем само творение, закрывающее собой часть здания. В резных колоннах собора мог бы скрыться случайный призрак, но был бы вытравлен солями, варящимися в домах у дворца. Редикюль слоенных друг на друге плит затмился тяжёлыми, казалось бы, противоречащими архитектуре, сплетениями пинакля, вамперга, башен. Розалинда слезла с коня и уверенной походкой направилась к огромным дверям храма — порталу в мир спокойствия, возглавленный верой и свободой. Сейчас гостья понимала, что свобода может быть чрезмерной, и так отчаянно прославляемая жителями Мондштадта, она сама же душила своих подопечных, упиваясь их болезнями, ставшими последствиями этого избытка праздного времени. Алая юбка, развеваясь в сторону ветра, тянулась вслед за Синьорой, и каждый взглянувший на подолы рдяной ткани мог бы ожидать, что останется кровавый след. Острым носом ботинка женщина пнула от входа бродягу, мешавшего ей войти в обитель ностальгии. Удар был достаточно сильным, из-за чего бездомный стал рвать прямо возле её ног, но белокурая лишь нахмурилась и в конце концов, попала внутрь храма…