Белые пионы

Северин возвращаясь с "междусобойчика" у Мальцева лениво глазел по сторонам и думал - поразительный город эта ваша Москва - жизнь тут никогда не стихает, не то что в этом вашем Рубцовске. Уже одинадцатый час, а на площади у вокзала ещё народу куча. Он уже подходил к Курской когда услышал оклик бабки-торговки адресованный какому-то плечистому, стриженному под машинку парню рядом: – Эй парнишка! Купи пиончики, подари девушке! Последние у бабушки остались, жалко назад везти, помнутся в электричке! – Не, бабуля, я в часть тороплюсь с увольнения. Дачница только рукой махнула, и принялась заворачивать цветы в газетку. Это были пышные, огромные белые пионы, с лепестками нежными, как тело любимой женщины. Наверняка и пахнут так, что хоть святых выноси. Северин вдруг почувствовал как в его мысли ломится настойчивое озарение из разряда тех что случаются лишь когда ты подшофе. Он окликнул бабку, и та повернула к нему хитрое морщинистое лицо в обрамлении пестрого платочка. –Погодите, любезнейшая. Почем цветы? – За трешку отдам. Загуляли вы товарищ, прощения покупаете, для жены? – Угу - хмыкнул Северин. Бабка лукаво прищурилась. – Для своей, прощенья вымаливать, или для чужой? – Для будущей. - буркнул Северин ища три рубля в кармане. Ох уж эти бабульки, корячутся в своих огородах, потом пргородным моргам пятилетку в три года делают. Отдав бабке трёшку, и получив белые пионы он отправился прочь от метро, в сторону комуналок. Он старался избегать шумных улиц, идти сквозь тихие дворы, чтобы не помять букет, а догоревший закат тем временем сменялся уютным желтым светом из окон. За одним из них сидит она, читает что-нибудь, или делает уроки с сыном. Он не давал себе подумать - какая это глупая затея, плестись в ночь, без всякого плана но с цветами. Глупость конечно, и она может даже не дома... И скорее всего вообще уже спит. Может даже не услышит что он пришёл. Он бережно прижимал к груди влажноватую газету, не думая что может испачкать рубашку. Пионы пахли окутывая его сладким облаком нежного аромата - так что хотелось дышать полной грудью, хотелось жить... Подъезд закрыт и кода он не помнит. Да если бы и помнил - звонок всех соседей разбудит. Может и она уже легла, она ведь рано ложится. Он взял с земли мелкий камушек, и словно запах пионов его окутал образ прошлого - ему девятнадцать, и он бросает в окошко камешек, а затем подтягивается на козырек над входом женской медовской общаги, чтобы только оказаться в постели с той, что откроет ему. Но не с любой, а только с ней. С Лилей. Какое же окошко её... Черт, а если проснется не она а сын? А если она не выйдет? Решит что он совсем ку-ку если так поздно приперся, перевернется на другой бок и уснет, решит что он пьян в стельку и чудит. Один за другим камешки прицельно атаковали стекло. С каждым надежда выветривалась как легкий хмель и только запах пиона продолжал оставаться стойким. За окном что-то пошевелилась, занавесь отдернулась и мелькнули рыжие кудри и знакомое лицо мигом просиявшее довольной улыбкой. С радостно колотящимся сердцем он ждал пару минут. Скрипнула дверь подъезда и Лиля в тапочках, в пщурщащем болониевом плащике поверх сорочки со смехом бросилась ему на шею, крепко целуя... Запах пионов смешался с запахом её волос, детского мыла и зубного порошка. – Привет - шепнул он совсем тихо когда они, отнюдь не скоро прервались с поцелуями. Северин все ещё не выпускал её из объятий, ощущая в прохладе летнего вечера тепло её тела сквозь тонкую ткань ночнушке. – Привет... Ты зачем так поздно. – Никогда не поздно дарить цветы. - сказал он протягивая ей букет - И сказать что любишь. – Я тебя тоже люблю. Тебя и пионы. - она вдохнула так глубоко и страстно этот любимый запах что даже встала на носочки от усердия. Задержав на миг дыхание она на миг замерла, закатив глаза наслаждаясь любимым запахом. Они ещё долго сидели в тепле летней ночи под ласковым лунным светом, шепчась и целуясь, опьяненные нежностью и ароматом белых лепестков.