Испугалась?

Это чудо произошло со мной в 2005 году. В январе. Пятнадцатого. В субботу. Без пятнадцати три ночи. Неожиданно... Я тогда проснулась от того, что у меня сильно заболел живот. Невыносимая боль... Как-будто в тебя тысячу иголок тыкали... Я позвала маму. Она - папу. Мама подбегает ко мне, провела своей ладонью по моей щеке, поцеловала в лоб и сказала: "- Началось, родная. Держись..." В этот момент у меня отошли воды. Отец быстро начал собираться и на бегу, и говорил маме, чтобы она собирала мои вещи. "Почему именно сегодня? Срок на другой день стоял..." - говорила я сама себе. А внутренний голос отвечал: " - значит так надо... - он на секунду замолчал. - а ребёнка, будешь все-таки одна растить?" Чёрт! Снова эта мысль! Почему я её не могу выбросить из головы! Что в нём такого, что я не могу его забыть! Зачем он ворвался в мою жизнь... Зачем?! Меня снова захлестнула невыносимая боль. Я начала кричать. Было больно, было страшно... А вдруг что-то пойдёт не так, как надо? Мама вызвала нашу местную скорую. Она ехала минут пятнадцать. Но эти минуты, были для меня вечностью... У меня тогда в голове была одна мысль: "- Ребёнок будет расти без отца" И как только я об этом думала, внутренний голос противно запищал: - Что ж теперь-то плакать? Сама же тогда ушла, ничего ему не сказала... Если бы сказала, то жизнь твоя была совсем другая... Ты. Боялась. Стать. Счастливой!" - говорил мне внутренний голос, не переставая. Всю беременность, родители мне говорили: " - Твой ребёнок не будет знать отцовской любви! Ты же росла с отцом! Почему ты своего оставляешь без него! Ты думала о ребёнке, когда уходила от него? Ушла, ни-че-го ему не сказав! А он очень хороший мужик, такого тебе и надо!" - говорили мама и папа. В чем-то они были и правы. Ребёнку нужен отец. Но... я сильная. И смогу обеспечить и себя, и дочку. Дышала я часто и глубоко. Я понимала, что это естественный процесс, через который проходят, проходили и будут проходить все женщины на земле. Я держалась как могла. Чтобы сильно не кричать, я хватала простынь и сжимала её. Сжимала так, что пальцы рук начинали болеть. Я закрыла глаза. И мне пришёл его образ: Стройный, плечистый, кудрявый... Его серо-голубые глаза, в которых я могла тонуть вечно... Его ямочка на правой щеке, когда он улыбается... Вспомнила, как он всегда вопросительно поднимал одну бровь, когда его что-то интересовало... Я не заметила, как приехала скорая. Идти я не могла. Они положили меня на кушетку и понесли в машину. Всю дорогу я мучилась. Мы ехали в Москву. Как только я узнала, что беременна, я решила, что буду рожать в столице. Всю дорогу мама держала меня за руку. От каждого толчка боли, я сжимала её руку. Больно... Врач вкалывал мне обезболивающее. Капельницы... Но я понимала, ради чего я это терплю. Ведь скоро появится на свет моё... рыжее счастье. Почему рыжее, спросите вы? Потому что я хочу, чтоб дочка была похожа на меня, а характер похож... на Лисицына. Папа не поехал с нами. Он остался дома. Решил подготовить всё к приезду внучки. И снова эта невыносимая боль! Как же хочется выть волком. Убейте меня, пожалуйста! На меня было ужасно смотреть. Никто не знал моё состояние. Таз раздвигало на живую, живот болел невыносимой болью, сердце стучало в бешеном ритме, будто я марафон пробежала. Хотелось кататься по полу... Было всё в кучу: тошнило, болело... Да когда же всё это кончится! Я кричала от боли. Как зверь. Хотя почему как? В тот момент я и была зверем. Через сорок минут мы были уже там. Меня положили на кушетку на колёсиками и повезли сразу в родовую. По дороге мне приложили какую-то маску, чтобы воздух поступал. Я была уже обессиленная. Но я понимала: это еще далеко не конец. Там были еще цветочки, ягодки сейчас будут. С меня сняли одежду и одели какую-то прозрачную ткань, шапочку, чтоб волосы не мешали а дальше... *** Я рожала около четырёх часов. Было ужасно больно. Плод упёрся плечиками и не хотел вылезать. Весь этот процесс, мама сидела рядом и держала меня за руку. Если я не слышала врача, то она повторяла его слова и говорила мне. Потом боль меня захлестнула в последний раз и раздался оглушительный плач. "- Девочка!" - сказала акушерка, положив на меня рыжее счастье. Как только мне ребёнка положили на грудь, я моментально почувствовала искреннюю любовь к нему. Я почувствовала себя мамой. Это было такое счастье, что не передать словами. Он еще совсем маленький и беззащитный. Ручки и ножки совсем крошечные. Мне хотелось его прижать к себе и никому его не отдавать. Но врач забрал его, чтобы взвесить и померить. Рост: 55 сантиметров, а вес: 3 килограмма 900 граммов. *** И вот прошло уже шестнадцать лет и я все никак не могу на любоваться на свою дочь. Высокая, стройная, красивая, короткие волосы и... рыжие. Характер всё же отцовский: упрямая, ревнивая, немногословная, задумчивая. Что мне ещё напоминает об отце дочери, так это его отчество в свидетельстве о рождении. Я ей никогда не рассказывала, кто её папа. Нужно было ей рассказать тогда, когда она была ещё трёхлетней девочкой... Если честно, но и сам Лисицын не знает, что Женя его дочь. Он приходил к нам, когда дочери было три года. Я тогда из-за границы приехала. Спустя неделю я услышала стук в дверь, открыла и на пороге он... Лисицын. Он тогда спросил от кого она, а я, дура, ответила, что не от него она. И сказала ему, чтобы он уходил... он не вовремя... Я закрыла дверь, замкнула её и ещё долго сидела около неё... Он, видимо, тоже постоял минут пять около квартиры и ушёл. Нет! Он был как раз вовремя! Мне нужно было тогда ему всё рассказать. Но наш бравый майор Соколова... испугалась... Вопрос: чего испугалась? Быть счастливой? Или что дочь росла бы с отцом? Что ты испугалась?Юлька! Ты струсила! Ты же ребёнка оставила без отца! Дура..! И потом ещё этот "Садовник.." Да, нахлынули чувства! Но... я не сказала и тогда ему ничего... Хоть мы и были вместе... Женя и не догадывалась тогда, что я и Костя вместе. Мы даже у меня дома не встречались. Только у него. Но я снова уехала, уже надолго. Потом всё рухнуло... *** Женя копия Лисицын. Повадки его: ямочка на правой щеке, когда улыбается, также поднимает вопросительно бровь, если что-то интересовало, глаза его... серо-голубые. В этих глаза мне хочется смотреть бесконечно. Все так, как я хотела. Но волосы мои: короткие, до плеч и рыжие. Костя всегда рядом со мной и дочкой. Я чувствую, что он ко мне неравнодушен. Но я не отвечаю ему взаимностью. Просто. Друзья. Снова... но я рада, что он всё равно рядом. На работе, или когда едет с ФЭС, заедет к нам. Женя тянется к нему. И это не удивительно. Когда он с Женей разговаривает или играют вместе в игры, мне хочется подойти и сказать им всю правду. Сейчас уже поздно говорить Лисицыну, что Женя дочь его, а Жени, что Лисицын её папа. Не простит ни Женя, ни Лисицын. Нужно было рассказать Косте всю правду тогда, в 2008 году, когда он пришёл в девять тридцать утра, в субботу, двадцать девятого августа...