Mutual

      Ханыль смотрит на него в упор пару секунд, после чего проводит пальцами по спутавшимся волосам и моргает несколько раз. Смех сам собой вырывается из пухлых губ, а парень напротив смотрит на неё с долей смятения. Он серьёзно не понимает, что сейчас ляпнул, или только прикидывается дурачком?       Это самое нелепое утро на её памяти.       — Ты, должно быть, шутишь, — Ханыль прикрывает глаза пушистыми ресницами и выдыхает. Вот же псих. — Переспать с тобой? Я не ослышалась? А не много ли ты хочешь, как там тебя, прости?       — Чан, — отвечает, совершенно не обидевшись. Замечательно.       — О да, конечно, Чан! Как мило! Так же вроде зовут и ту игрушку, верно? Какие же занимательные совпадение, как жаль, что мне совершенно нет до них дела…       — Об этом я и хочу поговорить, Ханыль! Я…       — Откуда ты знаешь моё имя, придурок? — Ханыль напрягается и подходит к нему чуть ближе, прищуривая немного сонные глаза. — Я тебе его не говорила. Что за чёрт?       — Ты можешь успокоиться и выслушать меня нормально? А потом уже решишь: помогать мне или нет? — Чан миролюбиво улыбается, чем вызывает глубоко внутри Ханыль лёгкий трепет, и протягивает правую руку для рукопожатия. Левая всё ещё придерживает край одеяла, который прикрывает его нагое тело от любопытных глаз. Или, скорее, недовольных и злобных. — Давай начнём всё сначала? Наше знакомство получилось немного странным, но я обещаю всё объяснить. Я Чан! А твоё имя?..       — Немного странным? Немного?! Всё это больше похоже на взлом с проникновением… И мне, наверно, стоит обратиться в полицию, пока не поздно!       — Не неси чепухи, проникновения ещё не было! — смеётся парень, а Ханыль тут же вспыхивает.       — Ну ты и извращенец! Ты можешь быть серьёзным или нет?       — Ты уверена, что извращенец я, а не ты? В отличие от тебя, я не покупаю игрушки для… — Чан быстро заглядывает в инструкцию, валяющуюся на прикроватной тумбочки, и насмешливым голосом цитирует: — плотских утех и знакомства со своим истинным Я. А ты из отчаянных, да?       — Слушай, ты! — вскипает Ханыль и тычет в него пальцем. — Эта тётка сама всунула мне этого волка и наплела какую-то хрень! Он мне и даром не нужен! У меня в личной жизни полный порядок!       — Вчерашняя ночь говорит об обратном, — хмыкает парень, но Ли старательно игнорирует его колкие слова и оглядывается по сторонам в надежде найти треклятую игрушку, но её нигде нет. Не может быть. Он же мог её просто спрятать, не так ли?       Но глубоко внутри она уже знает ответ на свой вопрос, но всё равно задаёт его:       — Кстати, где игрушка?       — Ты знаешь, — неутешительно шепчет Чан.       Ханыль надувает щёки и молчит. Нет! Ничегошеньки она не знает. Что за бред вообще? Они же взрослые люди, а верить в сказки — удел детсадовцев. Да даже они уже знают, что никого волшебства не существует. Всё это бредни, да и только!       — Это неправда! Ты вербуешь меня? Вы вчера накачали меня чем-то, а ночью засняли компромат, не так ли? Я теперь в вашей секте и должна поклоняться Сатане? Или кому вы там служите? Заставите переписывать все имущество? Учтите, у меня ничего нет! Я обращусь в полицию! Мой друг уже знает, где я! Он будет искать вас, психи! — у Ханыль срывается голос, а глаза полны безумства, смешанного со страхом. Ей действительно становится страшно, но лучше дать понять им, что она не одна и её будут искать.       — Что за бред? Тебе сложнее поверить, что я и есть…       — Нет! Молчи! Не говори это вслух! — она закрывает уши руками и умоляющими глазами просит его остановиться.       Может, ей все это снится? Такой вот долгий кошмар на фоне стресса и переработки? Надо ущипнуть себя да побольнее и всё обязательно кончится! Всё вернётся на круги своя, и она вновь проснётся в своей мягкой кроватки совершенно одна. Без всяких там Чанов.       — Не впадай в бессмысленную панику, Ханыль. Это делу не поможет, — ровным голосом отвечает Чан и приподнимается с кровати, не забывая придерживать одеяло. Протянутую ладонь он убрал, уже понимая, что обмен рукопожатиями с Ханыль — дело гиблое. Она скорее плюнет ему в лицо, чем пожмёт руку.       — А что поможет? Поверить в ту чушь, которую ты несёшь? Что ты и есть та игрушка и, о боже, явился ко мне ночью, чтобы посмотреть, как я дрочу? Так, что ли?       — Это для начала, — он встаёт напротив и пальцами просит девушку опустить руки, прикрывающие чуть заострённые уши. Ханыль слушается, но делает это по-своему — резко опрокидывает их вниз и сгибает узкие плечи, немного сгорбившись. До последнего пытается держать дистанцию.       — Для начала? — хмыкает Ли и отступает от него на шаг, чтобы посмотреть в эти чёрные глаза, на дне которых точно пляшет стая чертят. Нет, она точно где-то уже их видела. И тогда они явно были куда злее. — И каким же будет следующее поручение, ваше волчье величество? Что стоит между первым пунктом поверить в этот бред и последним — переспать с тобой, а?       Парень снова очаровательно улыбается, радуясь, что Ханыль наконец сдалась и готова к переговорам. Это идеальный момент, чтобы рассмотреть её вблизи. Он изучает всё ещё хмурое милое личико с небольшими веснушками и длинные ресницами, из-за всех пытаясь не опускать взгляд. Её грудь хоть и была прикрыта футболкой, но мало что скрывала. Не хотелось бы сейчас производить на неё впечатление озабоченного. Очень бы не хотелось.       Но увы, в голове Чана всё ещё свежи воспоминания вчерашней ночи, и вот так дразнить себя, находящегося и так на грани, было бы великой ошибкой. Нужно продержаться ещё чуть-чуть. Он уверен, что Ханыль согласится на его предложение. А если нет, то он обязательно придумает что-нибудь ещё. Чан во чтобы то ни стало разберётся во всём и спасёт себя из этого отвратительного положения дерьма!       — Не могла бы ты найти для меня одежду? А то ходить в одном одеяле немного неудобно и холодно, — смущённо спрашивает парень, опуская взгляд. Ему нужно произвести на неё хорошее впечатление. Возможно, даже невинное.       — Холодно? А я думала, волкам холод ни по чём! Если уж играешь свою роль, то играй убедительно, — усмехается Ханыль и обходит его бочком, пытаясь не задеть.       Ей нужно немного подумать, как действовать дальше. Да и на работу пора бы собираться. В ускоренном режиме! Хотя выговора ей сегодня уже точно не избежать. Но даже это её уже пугает не так сильно, как то… В общем, есть проблемы и посерьёзнее. Но вот презрительные комментарии от Хёнджина всё равно мало кому понравится слушать весь день. Вот бы ему рот нитками зашить. Всем бы дышать спокойнее стало.       — Ладно, подловила! Мне действительно не холодно! Но я хотел одеться только для того, чтобы сильно не смущать тебя, но если ты настаиваешь…       Чан аккуратно опускает одну руку, тем самым обнажая широкое плечо и ключицу с правой стороны. Одеяло опускается всё ниже, Ханыль видит накачанную грудь придурка и охает. В этом момент она даже не моргает, а, как ненормальная, стоит с открытым ртом и наблюдает. Точно так же, как Чан вчера наблюдал за ней. Ханыль соврёт, если скажет, что не хочется остаться на это шоу до самого конца. А может, даже и поучаствовать. Уже видны первые кубики пресса, и Ли только сейчас осознаёт, что безбожно пялится на его шикарное тело, ещё чуть-чуть, и слюни начнут капать на пол. Стыд-то какой! Она же не животное, в самом деле!       — Прекрати, — надломившимся голосом просит Ли и отворачивается от него, шагая к двери. Надо успокоиться. — Я достану одежду, а ты пока сиди здесь и не высовывайся. А если ещё раз такое учудишь, я тебе врежу, понял? — для пущего эффекта Ли оборачивается у самого выхода и стреляет в него убийственным взглядом.       Чан стоит, словно статуя, на прежнем месте и невинно улыбается, как пятилетка, натворившая что-то очень плохое, но всё равно прекрасно знающая, что ему за это ничего не будет. Вот же гад.       — Конечно! Но в следующий раз не провоцируй меня так очевидно! — усмехается он уже в закрывающуюся за Ханыль дверь. Думается ему, что этот раунд всё-таки был в его пользу.       Но он, похоже, действительно волк. Даже заперли без возможности выбраться.

(🐺🔮)

      — А зачем тебе моя одежда? — удивлённо спрашивает Чанбин, как только открывает входную дверь.       В пятницу утром он явно не ожидал получить от Ханыль сообщение в какао с просьбой одолжить его вещи. Он был одним из тех людей в жизни Ли, которым она доверяла и искренне считала его своим другом, но даже так она никогда и ни при каких обстоятельствах не расскажет настоящую причину. Не расскажет Чанбину правду — зачем и почему ей понадобилась его одежда. Пришло время наглой лжи.       — На моего знакомого напала стая уличных собак и разорвали ему все вещи! Срочно нужна твоя одежда, а то все мои вещи слишком маленькие. Не успеваю сейчас сходить в магазин из-за работы, — для убедительности Ли посмотрела на циферблат наручных часов, которые носила на левом запястье. — В общем, Чанбин, нужна твоя помощь срочно!       — Погоди, что?.. Где это произошло? И когда? Не припомню, чтобы в нашем районе ходили беспризорные шайки… С ним всё в порядке? Они его покусали? Срочно нужно ехать в больницу! Бешенство же…       — Чанбин! Чанбин! С ним всё норм! Не переживай, жить будет! Пострадала только одежда, — машет руками Ханыль, пытаясь умерить пыл друга. К таким вещам он всегда относился со всей серьёзностью.       — Точно? — с сомнением спрашивает Со, выгибая бровь. — Только одежда? Ты уверена? Могу отвезти его в больницу…       — Не стоит! Всё в порядке! Он довольно силён и… Короче, нужна только одежда. Вот, — произносит Ли и неловко улыбается. Она знает, что всё это выглядит и звучит подозрительно. И на месте Чанбина она бы не поверила ни единому слову! Но друг вроде как принимает её слова за истину или, по крайней мере, сделал вид, что принимает, и выдыхает, улыбаясь.       — Ладно. Окей. Раз ты говоришь, что всё в порядке, то, значит, так оно и есть, — парень чешет непослушные волосы на затылке и открывает дверь чуть шире. — Проходи. Не стой на пороге! Сейчас что-нибудь поищу.       — Хорошо, — улыбается Ханыль и проходит в прихожую, наблюдая, как спина Чанбина удаляется в соседнюю комнату. — Спасибо!       — Какой размер у твоего знакомого? Мои шмотки вообще ему подойдут? — кричит на всю квартиру Чанбин.       — Да, подойдут! У вас похожее телосложение, не считая того, что ты пошире в плечах, а он повыше. Неси, что не жалко выкинуть, ему сойдёт, — отвечает Ли и рассматривает свои ноги в тапочках. Они никогда бы не подумала, что окажется в такой нелепой ситуации. Это утро вообще когда-нибудь закончится?       — А кто он такой, кстати? Я его знаю? Настолько я понял, это не Чонин и не Феликс, — констатирует друг, а Ханыль не находит, что ему ответить. Ведь, кроме их троих, из парней она и правда ни с кем больше не общается. Был, конечно, бывший, но и он сплыл в один момент. Новые лица редкость в её окружении. У всех бы возникли вопросы. — Ты же не сошлась с тем уродом?       — Конечно нет, Бин! Скажешь тоже! — так же громко отвечает Ханыль и решает больше не развивать эту тему, но Со решительно намерен узнать, кто этот парень. Как старший брат, ей-богу! — Ты его не знаешь!       «Даже я его не знаю», — хочется добавить ей следом.       — Ханыль, у тебя кто-то появился? — Чанбин выходит из спальной комнаты со стопкой вещей и внимательно рассматривает поникшую в прихожей девушку прищуренными глазами. — Этот твой знакомый случайно не твой новый парень?       Ли поднимает взгляд на друга и начинает притворно смеяться, лишь бы скрыть, насколько ей сейчас неловко и некомфортно от такого рода вопросов. Чанбин нечасто лезет в её личные дела, но сейчас он искренне хочет узнать правду. Невооружённым глазом видно, как он переживает за подругу и этому есть вполне логичное объяснение. Так на него повлияло её последнее расставание, которое принесло Ханыль немало страданий. Он бы не хотел, чтобы история повторялась.       — Нет! Конечно нет, он просто знакомый, — весёлым голосом отвечает Ли и улыбается всё шире. Только вот искренностью в этой улыбке и не пахнет. — Что вообще за бред?       — Просто знакомому ты бы не искала шмотки в девять утра, — усмехается Чанбин и протягивает ей вещи.       Ханыль изучает стопку пару секунд, понимая, что одного элемента одежды здесь не хватает. Одного и, пожалуй, самого важного! Но как сказать об этом Чанбину? После такого он точно перестанет верить во всю ту чепуху, которую Ли сообразила в самом начале на скорую руку. Блять, и что теперь делать? О таком вообще просят? Это же так тупо! И к тому же не гигиенично!       — Слушай, Чанбин, — смущённо начинает Ханыль, уже изрядно красная, но стоически продолжает: — знаю, что это странно, но всё равно спрошу! У тебя есть новый комплект трусов? Ну… понимаешь… тут такое дело… в ходе нападения пострадала не только верхняя одежда, но и они… звучит как бред, но… вдруг у тебя есть… но если нет, то всё норм! — лепечет Ханыль на одном дыхании и встречается взглядами с парнем.       Чанбин смотрит пристально. Его взгляд пронизывает насквозь и направлен прямо в глубины её лживых глаз. Пытается прочесть их, как книгу, и ответить на какой-то только ему известный вопрос. Наверно, у него получается, раз он спокойно кивает и улыбается так, будто познал истину мироздания. Или, не спрашивая, понял, в чём тут дело.       — Да, у меня есть. Купил совсем недавно, сейчас принесу, — он снова убегает в ту же комнату на поиски идиотских трусов, оставляя Ли в одиночестве. Чёртов Чан. Из-за него приходится страдать ни в чём не повинным людям и жертвовать своей одеждой! А ей клянчить её, как какой-то бродяжке.       — Спасибо, Бин! Я твоя должница! Обязательно куплю тебе новые и свожу поесть самгёпсаль, — клятвенно обещает Ханыль, принимая из его рук совершенно новую упаковку нижнего белья. Чан теперь ей век обязан будет!       — Не парься! — смеётся Бин и подмигивает подруге. — Но от самгёпсаля я бы не отказался.       — Забились, — машет свободной рукой Ханыль и выходит из квартиры. — Ещё раз спасибо и пока!       — Ханыль, — напоследок зовёт её Со, и девушка послушно поворачивается. — Я не собираюсь доставать тебя вопросами, что это за просто знакомый и зачем ему понадобилась одежда и мои трусы. И уж тем более что между вами происходит. Но если ты захочешь поделиться этим, то ты знаешь, где меня найти, — подмигивает и тут же захлопывает входную дверь перед её поникшим носом.       Ханыль очень сомневается, что когда-нибудь захочет поделиться с ним этой историей. Или с кем-либо ещё. Ведь даже если бы она рассказала, то… Кто вообще поверит в произошедшее?!

(🐺🔮)

      — Надевай и приходи на кухню, — Ханыль небрежно кидает полученные от Чанбина шмотки в сидящего на кровати Чана и громко цокает. — Давай быстрее! Нужно обсудить некоторые моменты, перед тем как я уйду!       — Эй, можно поаккуратнее! — возмущается парень, но без особых усилий ловит в воздухе небольшую стопку и внимательно рассматривает каждую вещь друг за другом. — Одежда, конечно, своеобразная. У кого, говоришь, ты её одолжила?       О, Ханыль тоже считает, что растянутые серые треники и клетчатая рубашка — идеальное сочетание для «очарования» Чана. Подчёркивают все его достоинства, начиная от своеобразной харизмы, заканчивая чувством юмора и интеллектом!       — Книга жалоб у нас отсутствует! Так что все свои недовольства запихни себе в зад!       — Да я не жалуюсь, просто… о, трусишки мне нравятся куда больше! А он любитель такого, да? — усмехается Чан и с широкой улыбкой демонстрирует нежно-розовые боксеры с маленькими свинками. Да уж…       Это Чанбинова месть? Мило.       — Переодевайся уже! У меня нет времени с тобой нянчиться! Я и так опаздываю…       — Вообще-то, ты уже! На целых шестьдесят три минуты, — рубит сплеча Чан правду-матку, чем только сильнее выбешивает её.       Ханыль и без него знает, что в полной заднице из-за опоздания. Ей не нужны комментарии от ещё одного мистера очевидности! Сама разберётся. Наказания ей в любом случае не избежать. Ещё и оправдываться придётся перед Хёнджином или того хуже… перед боссом.       — Интересно, из-за кого? — злобно спрашивает себе под нос Ли и захлопывает дверь, чтобы Чан смог спокойно переодеться.       Им предстоит много чего выяснить.       Ханыль пьёт сваренный на скорую руку кофе, прислонившись к подоконнику и наблюдая за нависшими над городом тучами, когда на кухню уверенным шагом заходит Чан. Он выглядит нелепо. Штаны ему коротковаты настолько, что складывается ощущение, что он стащил их с младшего брата, а клетчатая рубашка напоминает ей ту, что имеется у какого-нибудь милого дедушки, который в поте лица трудится на ферме. Чанбин действительно решил отдать именно то, что ему не жалко. Ханыль прежде не видела, чтобы он носил что-то подобное.       Ли опускает взгляд и натыкается на розовые носочки с надписью «princess». Видимо, это дополнение к таким же розовым боксерам, что скрыты сейчас серой тканью штанов. Весь этот образ, дополненный растрёпанными кудрявыми волосами и заспанным лицом, напоминает ей уже не дедушку, а типичного деревенского мальчишку с сеновала. Выглядит даже мило, если не знать, при каких обстоятельствах этот мальчишка оказался в её доме.       — Хоть на человека стал похож, а то до этого был вылитым дворняжкой, — весело говорит Ли, но по выражению лица Чана видно, что шутку он не заценил. Больно надо.       — Я волк, а не собака, — в тон ей отвечает парень и садится за барную стойку. — Могла бы и гостю сварить кофе!       — В моём доме действует политика самообслуживания. Если что-то хочешь — сделай это сам, — усмехается Ли и выдыхает.       Нужно переходить к делу. Дальше тянуть нельзя! Она ставит пустую кружку на стол и становится с другой стороны барной стойки. Прямо напротив Чана.       — А теперь, когда ты полностью одетый, я требую объяснений. Что вчера вообще произошло? И как такое возможно?       Парень молчит пару долгих, по мнению Ханыль, секунд, прикрывает глаза руками и замученно произносит:       — Слушай, я сам до конца не знаю, как это произошло. Я мало что помню со вчера, но… она типа заколдовала меня в эту чёртову игрушку и продала тебе. Зачем и почему — понятия не имею. Она чокнутая ведьма! Но ты же понимаешь, что я обычный человек? И, на минуточку, у меня есть своя жизнь, к которой мне нужно вернуться как можно скорее.       — И что у тебя за жизнь? — резонно спрашивает Ханыль, выгибая бровь. Она не очень-то верит в его слова. Всё это звучит неправдоподобно. — Какая у тебя фамилия? Где ты живёшь и кем работаешь, а? Где ты встретился с этой торговкой? Когда это произошло? И мы с тобой случайно не знакомы?..       — Ну-у… — тянет Чан, раздвигая пальцы, прикрывающие глаза, в разные стороны, чтобы посмотреть на серьёзную Ханыль.       Она жаждет узнать правду. И ему в целом понятно её стремление найти недостающие пазлы в этой запутанной истории и собрать картину воедино, но он пока не готов раскрывать ей все карты. Нужно приберечь их для лучших времен. Пока не время.       — Ну?       — Я не помню даже свою фамилию. Вообще ничего до встречи с ней, а после была лишь темнота. Возможно, она стёрла мне память.       — Стёрла память? Тебе? — истерически смеётся Ли и закатывает глаза. Чем дальше в лес — тем абсурднее. — Серьёзно? Ты кто, блять, главный герой подростковой мелодрамы? Или, может, перепутал вход в Хогвартс с моим домом? Уж извини, но никакой кирпичной стены с платформой девять и три четверти ты здесь не найдёшь!       — Но это единственное объяснение, которое я могу найти в данный момент, — пожимает плечами Чан, не обращая внимания на её едкие комментарии. — Я правда ничего не помню, но точно знаю, как сделать так, чтобы вспомнить.       — Ага, это я уже слышала. Переспать со мной. Эта мелодрама ещё и с рейтингом восемнадцать плюс. Класс, — у Ханыль голова идёт кругом. Она едва ли верит во всё это, но произошедшее вчера — яркое тому подтверждение.       — Вчера ты была не против, когда я смотрел на тебя… — шепчет Чан, а у Ханыль сердце останавливается при упоминании минувшей ночи. И до конца непонятно — то ли от страха, то ли от волнения. — Просто в этот раз я буду участвовать в процессе.       Ответить она не успевает, он притягивает ей руку, на которой чернилами набит маленький волк. Татуировка крошечная, но, только взглянув на неё, она понимает, что это копия мягкой игрушки. Копия Вульф Чана. Она поднимает чужую руку выше, рассматривая её внимательнее и убеждаясь, что это точно он. Если это какой-то розыгрыш, то он слишком хорошо спланирован!       — Что это?       — Тату. Я заметил её только утром. Это точно связано с проклятьем! Думаю, она исчезнет, когда ты типа расколдуешь меня.       Наверно, она и правда сошла с ума.       — Ты что, блин, Принц-лягушка, чтобы я тебя сексом расколдовывала? — спрашивает Ли и отворачивается от этого наглого парня, надеясь скрыть от него идиотский румянец на щеках. И почему она вообще смущается?       — Ты определись, у нас тут подростковая мелодрама, семейная франшиза или деснеевский мультфильм?       — Будет триллер, если ты не заткнёшься!       Ханыль растирает пальцами виски и смотрит на время. Ей точно сегодня пиздец. Пора выходить! И срочно. Выяснить с Чаном отношения она ещё успеет. И не один раз.       Но Ханыль была бы идиоткой, если бы не обезопасила себя и просто ушла. Она достаёт из заднего кармана телефон и открывают камеру. Неожиданно поворачивается к удивлённому Чану, который до этого разглядывал её наряжённую спину задумчивым взглядом, и быстро фотографирует его.       — Запомни, у меня есть твоё фото! Так что даже не думай, что сможешь обмануть меня или обчистить мою хату. Я из-под земли тебя достану в случае чего, понял?       — Но ты же сама сказала, что брать у тебя нечего, — вспоминает Чан, едва сдерживая смех. А Ханыль, оказывается, боевая. И совсем немного забавная. Ему нравится её настрой.       — Как минимум, за подписанный альбом Тэмина я буду спокойна, — отвечает Ли, но тут же жалеет об этом. И зачем она ему рассказала? Теперь она правда начинает переживать.       — Оу, у тебя и такое имеется…       Блин, а если он назло ей спиздит именно его?..

(🐺🔮)

      Рабочий день уже подходит к концу, и вроде все обязанности Ханыль выполнены — отчёт только-только дописан, но в голове продолжают крутиться тревожные мысли. Она пытается заглушать их работой, но получается из рук вон плохо. Они едят её изнутри и не дают сконцентрироваться.       И причина тому — Чан. Этот дурацкий волчара. По-другому его не назовёшь.       — Ты сегодня явно не с нами, — хмыкает сидящий рядом Феликс, привлекая к себе внимание. — Кстати, ты так и не рассказала, что случилось. Я вообще-то переживаю!       Она поворачивает голову в сторону друга и рассматривает его надутую моську. Феликс хочет получить объяснения, но как объяснить ему то, что сама Ханыль не до конца понимает? Задача не из простых.       — Ну-у, произошло небольшое ЧП. Ничего серьёзного, Ликс, но я бы хотела забыть об этом как можно скорее, — давит Ханыль мученическую улыбку и замолкает.       Феликс тактично кивает, продолжая наблюдать за поникшей девушкой. Ему очень интересно, что там у неё стряслось, но если она пока не готова обсуждать это — лезть он не будет. Парень искренне надеется, что придёт время и она сама всё расскажет.       — Окей! Надеюсь, ничего серьёзного не произошло и ты в порядке, — пожимает он плечами и отворачивается к своему монитору.       Ханыль пялится в бесконечные бумажки на рабочем столе и громко вдыхает. Она кое о чём думала уже некоторое время. Только как спросить об этом Феликса — она не знает. Ей ужасно неловко и боязно говорить с ним на такие темы, но он единственный здесь, кто может помочь в её деликатном вопросе. Не спрашивать же об этом Чанбина по телефону — у него и так уже слишком много подозрений на её счет, и уж тем более не Чонина — застебёт, и глазом не моргнув, а потом ещё и сестре расскажет.       — Слушай, Феликс, — зовёт его Ханыль и поворачиваются к парню всем корпусом. Колёсики на кресле двигаются в его сторону, а в горле точно ком застревает. — Только пообещай не смеяться и не задавать лишних вопросов!       Феликс тут же напрягается всем телом от любопытства и волнения и придвигается к креслу Ханыль практически вплотную.       — Обещаю!       — Э-э-э, ты разбираешься в презервативах? — неуверенно спрашивает Ханыль, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я никогда раньше не покупала их сама, но мне срочно понадобились, а я даже…       Боже, она что действительно решила согласиться на предложение Чана? Да она больная! Или дело не только в нём? Возможно, она впервые в жизни хочет спустить тормоза и просто попробовать. Почувствовать, каково это — жить сегодняшним днём.       — Опоздали на полтора часа, а теперь обсуждаете презервативы на рабочем месте, секретарь Ли? — раздаётся позади Ханыль и Феликса высокомерный голос их старшего коллеги — Хёнджина.       Девушка тут же поворачивает голову назад и сталкивается с его оценивающим взглядом. Как же он достал. Чёртов нарцисс. Он отчитал её сегодня четыре раза. Четыре! Идёт на рекорд! Первый — как только она забежала в офис, вся запыхавшаяся и нервная, второй и третий — во время обеда, а четвёртый раз произошёл совсем недавно, когда она заходила к нему за архивными данными. Сейчас, видимо, случится пятый.       Ей как будто мало сегодня страданий. К финальному боссу ей плюсом решили добавить этого вредного говнюка, который, как комар, пищит где-то рядом и не даёт нормально жить жизнь. Если бы не его дружба с боссом…       Она прекрасно понимает, что виновата перед коллегами (и начальником, которого, слава Богу, сейчас нет), что так сильно опоздала, но ведь она практически доделала все порученные ей задачи на неделю и давно уже перевыполнила свою норму. А извиниться перед Хёнджином и остальными она уже успела за день не менее ста раз. Этому идиоту всё ещё мало? Лезет, куда не просят!       — Сонбэним, не думаю, что вас это касается. К тому же я уже всё выполнила, — дерзко отвечает Ханыль, изрядно заебавшаяся от его придирок.       Он немного удивляется, но не подаёт виду и держится всё так же уверено. Не ожидал ответки? Как же Ханыль хочется сбить спесь с его наглой рожи!       — Раз вы сегодня такая работоспособная, секретарь Ли, даже несмотря на отвлекающие вас факторы, то предлагаю вам пойти в кабинет господина Бана и разобрать те три ящика документов, — он гаденько улыбается и подмигивает ей, довольный своей шалостью. — Представьте, как ему будет приятно, когда он вернётся из отпуска!       — Но ведь рабочий день заканчивается через сорок минут, а там работы на три часа минимум, — впрягается за неё Феликс, недовольный поведением сонбэ.       — На полтора часа меньше, на полтора больше, какая вообще разница, верно? — вопрос риторический.       В отсутствии босса Хёнджин решил вовсю оторваться на её бедной душеньке? У него отлично получается — опускается в её глазах всё ниже и ниже! Скоро пробьёт дно.       — Конечно, — выплёвывает Ханыль и резко встаёт со своего места. — Я займусь этим. Ведь хоть кто-то здесь должен работать, а не просто шататься по офису, верно?       Только потому что она сегодня действительно виновата. В любой другой день Ли послала бы его к чёртовой матери.       Хёнджин игнорирует последнюю её реплику и показушным жестом убирает прядь чёрных волос с идеально ровного лица.       — Славненько, — почти по-доброму улыбается Хван, но он был бы не он, если бы напоследок не сказал что-то такое, после чего его захочется хорошенько приложить арматурой. — Вот и решилась проблема с презервативами! Сегодня они вам точно не понадобятся.       «Да пошёл ты…»       — Я напишу тебе позже насчёт этого, — лепечет Феликс в спину уходящей Ханыль.       Ханыль невероятно зла. Настолько, что готова убить. Желательно, конечно, Хвана, но если кто-то сейчас попадётся ей случайно под руку — она за себя не ручается.       Ли заходит в кабинет босса и окидывает его внимательным взглядом. Со вчера ничего не поменялось — всё такой же неуютный и мрачный интерьер с идеальной чистотой. В самом деле, будто логово оборотня-педанта. По коже проходиться неприятный холодок, и Ли включает свет в этом царстве мрака, но лучше не становится.       Она подходит к коробкам с документами, которые стоят у небольшого кожаного диванчика уже неделю, если не больше, а внутри будто электризуется что-то странное с каждой проведённой здесь секундой. Что-то не так. Ханыль оглядываться по сторонам в поиске того, что поможет ей понять, что именно её так настораживает. На глаза попадается деревянная табличка, лежащая на самом краю стола её босса и подписанная: «Бан Кристофер Чан».       Стоп, что?!       То есть, да, так зовут её начальника, но почему этого придурка, проснувшегося сегодня утром рядом с ней, зовут точно так же? Чан. Это странно. Ли моргает несколько раз и пытается вспомнить, как выглядит господин Бан, но в голове пустота. Она же видела его буквально вчера. Он был в отвратительном расположении духа и отчитывал её, как маленькую девочку при всём честном народе. Только вот в её воспоминаниях, там, где должно быть его лицо — зияющее ничего. Его просто нет! В голову лезут пугающие предположения…       Ханыль задерживает дыхание и подбегает к огромному стеллажу, на котором, помимо множество папок, наград и всякой ненужной хрени типа настольных маятников, стоят несколько фоторамок. Её взгляд тут же падает на самую большую из них, на которой изображено человек пятнадцать, если не больше, и все как на подбор — радостные и счастливые.       Множество руководителей других отделов одеты в свои офисные наглаженные костюмчики и с прилизанными волосами выглядят довольно комично, и только один выделяется из этой серой массы. Чан. Хотя правильнее будет — господин Бан. Не стоит забывать о субординации.       Она испепеляет его лицо долгим пронзительным взглядом, вспоминая все события прошедших ночи и утра, и готова поклясться, что теряет половину нервных клеток. А они, вообще-то, не восстанавливаются! Как такое возможно? Почему из всех возможных вариантов именно он? И каким образом она умудрилась забыть его лицо? Забыть человека, которой в её топе раздражительности занимает второе место? Первое, конечно, заслуженно принадлежит Хвану.       А сам он помнит Ханыль или тоже память отшибло? Утром он говорил, что забыл даже собственную фамилию, но стоит ли верить этому придурку? Ли засасывает в круговерть сомнений. Если он всё прекрасно знал, то почему молчал и не рассказал сразу, кто он есть? А если не знал, то как уже действовать ей самой?       Она всё ещё зла на него за вчера, и чувство справедливости хочет отмщения за все принесённые им моральные страдания, но в их нетипичной ситуации будет ли оно уместно? Бан Чан хоть и ведёт себя как последний говнюк, но в основном это делает лишь на эмоциях. А в остальном он довольно лояльный и справедливый руководитель. Несколько раз он даже защищал Ханыль перед вечно недовольным Хёнджином и дотошным Сынмином, а однажды даже извинился, что сказанул ей сгоряча грубость на одном из собраний. Но разве это может его оправдать?       Она обижена! Сильнее, чем готова признать. И всё то добро, что он делал до этого, не может перекрыть её уязвленную вчерашним днём гордость. Он мог поступить по-человечески и отчитать её наедине, но он, как конченный тиран, выставил её на посмешище перед всеми. Если её не уважает босс, на которого она работает уже третий год, то стоит ли ожидать это от других коллег?.. Вопрос со звёздочкой.       Она не знает, что господин Бан сделал той ненормальной и за что получил проклятье, но точно уверена в одном — помогать она ему в этом не собирается. Пусть мучается столько, сколько нужно. А это значит, что ни о каких презервативах речи быть не может.       Её передёргивает, что она действительно раздумывала насчёт секса с ним. Не в этой жизни!       — Karma’s a bitch! — торжествующе шепчет напечатанному Чану, смотрящему на неё из-под выпрямленной длинной чёлки.

(🐺🔮)

      В квартире слишком тихо. Ощущение, будто тут и вовсе никого нет. Но ведь Бан Чан не мог просто испариться, верно? При том что квартиру она заперла перед уходом на ключ, а значит, что он, даже если бы захотел, точно никуда не смог сбежать. Если только он не научился летать, потому что жила Ханыль на одиннадцатом этаже.       Она прочищает каждый уголок квартиры, но его нигде нет. Испарился? Даже балкон с огромным шкафом-купе проверила, но создаётся ощущение, что его и вовсе здесь никогда не было. Ни малейшего упоминания. Даже её утренняя кружка с недопитым кофе стоит на прежнем месте. И что это всё значит? Он ушёл? Но каким образом? Она буквально заблокировала его здесь!       Ханыль садится на кровать и несколько раз бьёт себя по щекам, пытаясь взбодриться. Ей же это не приснилось? Или у неё прогрессирующая шизофрения, о которой она даже не догадывалась? Блять. Честно говоря, ей страшно, ведь это ненормально — видеть своего босса, когда ты занята дрочкой, а потом ещё просыпаться с ним в одной кровати и как ни в чём не бывало разговаривать на кухне, когда он одет в вещи твоего друга. Это попахивает дуркой.       Не мог же её мозг выдумать всё это? Её воображение не настолько прокачано, чтобы сгенерировать всё так детально и правдоподобно. У неё с ним вообще всё туго. Так что это точно не её рук дело… или это каноничное событие для психов — придумать кучу оправданий и пытаться обелить свою ненормальность?       Ханыль не хочет нагружать себя этим — и так на пределе. Она роняет голову на кровать и тут же ойкает, несильно обо что-то ударившись. Тянет руку вверх и достаёт… Вульф Чана. Значит ли это, что шарики ещё не до конца закатилась за ролики и всё было на самом деле? Или наоборот: кроме этой игрушки, здесь никогда никого и не было.       Неужели ей опять придётся это проверить? Правило гласит: не попробуешь — не узнаешь.       Ханыль громко вздыхает, не веря, что действительно делает это во второй раз. Ничему её жизнь не учит! Любит она, видимо, наступать на те же грабли.       На этот раз она решает обойтись без физических прикосновений к себя и надеется только на ментальную связь. Хотя лучше будет сказать, мысленную дрочку. Всё равно в удачный исход она не верит. Пытаться в полную силу нет никакого желания. Это лишь для галочки. Мол, сделала всё, что было в её силах. Но, увы, не повезло. А может, Ханыль, наоборот, боится, что из этого может что-то получиться, и поэтому решает так не рисковать?       Голова сейчас взорвётся. Прочь весь этот бред! Ханыль прикрывает веки и прижимает мягкую игрушку к груди. В абсолютной темноте тут же возникают образы полуголого Чана — или правильнее будет господина Бана? — и внутри всё словно плавится под жарким июльским солнцем. Ноги подгибаются, а губы непозволительно складываются в мечтательную улыбку. Слава небесам, она не видит себя в этот момент. Иначе треснула бы по ним без раздумий!       За полуголым и искренне улыбающимся Бан Чаном, что в офисе, например, случалось нечасто, действительно было приятно наблюдать. Он выглядел непринуждённо и даже как-то по-домашнему в старых шмотках Чанбина. И Ли даже не мечтала, что когда-нибудь застанет такую картину. Для неё он всегда был серьёзным и требовательным руководителем. Не более.       Но без этих ненужных кусков ткани он оказался чёртовым искусителем! Хотя стоит отдать ему должное, от босса всегда чувствовалась сексуальная энергетика. Не зря все незамужние, хотя иногда кажется, что и они тоже, сотрудницы их отдела, пускают слюни на его внешние данные. Ханыль даже слышала от некоторых, что те готовы хоть на совещании ему отдаться, настолько он притягивает их бедное одинокое сердечко своей сексуальностью. А некоторые, не стесняясь, трахали его взглядом прямо там.       Ханыль если и представляла что-то подобное, то обязательно с БДСМ-подтекстом. И в нём она была, конечно, мистером Греем, пока Бан Чану в её кровожадных мыслишках была отведена роль Анастейши. Всё её недовольство за день скапливалось в ментальной плетке, которая била копию Бан Чана в её сознании столько раз, сколько он за день измерил её грузным взглядом или сделал замечание, которое на самом деле являлось лишь очередной придиркой. Небезосновательной, но не настолько важной, чтобы обращать на неё внимания!       Но каким бы всегда злым боссом он ни был, иногда он вёл себя даже мило. А иногда будто провоцировал её. То ли бессознательно, то ли намеренно. Ханыль об этом старалась не думать. Но сейчас она, наверное, впервые может признаться себе, что её всегда влекло к нему неосознанно, но сильно. Власть. Сосредоточенность. Собранность. И, пожалуй, контроль. Всё это невероятно бесило, но и вместе с тем возбуждало? Хотя бесило, конечно, немного больше!       Но и возбуждение, как снежный ком, становилось всё больше.       Его идеальный костюм-тройка подчёркивал подтянутое тело. Внутри что-то трескалось, когда он смотрел на неё через тонкие линзы очков или когда уверенно вёл машину. И вены на его руках, когда Чан сверял очередную документацию, чарующе выступали на бледной коже в свете алюминиевых ламп. Возможно, она долгое время заглушала и игнорировала это чувство, но теперь врать некому и не перед кем оправдываться, — Ханыль нравится Бан Кристофер Чан. Привлекает её физически так же сильно, как бесит своей скрупулёзностью и манием контроля.       Чёрт, да она в полном дерьме. Ханыль искренне хочет, чтобы прямо сейчас он оказался здесь и хорошенько присунул ей, чтобы она избавилась от этого наваждения. Секс же поможет исправить положение? Или он лишь всё усугубит? На большее она не рассчитывает, ведь понимает, что ни о каких серьёзных отношений между ними не может быть и речи. Максимум — мимолётная связь ради удовлетворения низменных потребностей.       Но даже этому не бывать. Ведь всё произошедшее ранее — не больше, чем сон. Верно?..       — Почему ты хмуришься? — раздаётся над ухом Ханыль, и она резко распахивает глаза. В эту же секунду она ощущает над собой вес чужого тела, а в глазах застывает немой шок. Да быть не может…       Карие глаза при мягком освещении прикроватной лампы кажутся практически чёрными, и Ханыль безвозвратно тонет в этом озере собственных иллюзий. Это вообще реальность? Она тянет ладошку вверх, задерживая ртом дыхание, и ощущает — кожа к коже — тепло его тела. Взгляд проходится по его сосредоточенному лицу и тянется вдоль шеи, ключиц, груди и опускается всё ниже. На нём опять надето целое ничего.       — Почему ты опять голый? — почти шёпотом отвечает она вопросом на вопрос.       — Теперь это наша новая традиция, — говорит так же тихо, нежно улыбаясь. Он ластится к её прохладной руке и разглядывает каждую крапинку в её чистых глазах и каждую родинку на белоснежной коже. Кое-где выступают веснушки, и Чан бы не поленился пересчитать их все до единой.       — Мне было бы легче сосредоточиться, если бы ты был одет, — отвечает Ли на эту глупость. Почему-то она всё ещё не скинула его с себя, спокойно лежит и даже в каком-то смысле наслаждается видом.       — А ты ещё не поняла? Такова моя тактика соблазнения, — отшучивается парень, наклоняясь ещё ближе. Между их лицами сантиметров пятнадцать, не больше, а лёгкие уже горят от нехватки кислорода.       — А я думала, таким образом ты дисциплинируешь меня. Уж в этом вы мастер, господин Бан, — вырывается само собой, но на лице парня уже отражается понимание со смесью сожаления. Значит, он всё прекрасно помнил и дурил Ханыль, как маленького ребёнка, всё это время.       — Я хотел сказать, но…       — И какое же «но» вы придумали на этот раз? — спрашивает она, пытаясь заглушить внутри свои истинные эмоции. Сейчас там слишком много обиды и негодования. И плотину может прорвать в любой момент.       — Мне было стыдно, Ханыль, — робко отводит взгляд в сторону и закусывает пухлую губу. — Я уже сто раз раз пожалел о том, как отвратительно поступил с тобой вчера. Это было низко и подло. Но утром, когда ты даже не вспомнила моё имя, я просто не смог…       — Не смогли что? Господин Бан, неужели вы настолько мелочны, что для вас так сложно извиниться, когда вы не правы?       — Это не так, — теряется Чан и снова возвращает стыдливый взгляд на лицо своего секретаря. От злости её щёки надулись, и сейчас это выглядит даже очаровательно. Ему хочется прикоснуться к ним. — Я умею признавать ошибки. Мне жаль, что так произошло. Тогда я был на эмоциях: на производстве кое-что случилось по вине одного придурка. Никто не пострадал, но мы понесли большие убытки и я не на шутку разозлился. В общем, ты ни в чём не виновата, просто подошла в самый неподходящий момент. Прости, я идиот…       — Впервые слышу от вас что-то настолько самокритичное, — усмехается Ли, переваривая его слова. Это впервые на её памяти, когда он настолько растерян. От всего этого и она сбита с толку не меньше.       — Поверь, ты не хочешь знать меня с этой стороны, — пытается убрать её руку со своей щеки, но у него ничего не выходит. Они будто намертво слиплись друг с другом. Или всё дело в Ханыль и её нежелании отпускать его? — Ты хочешь продолжить то, на чём мы остановились?       У Ли спирает дыхание, а голова наполняется ватой. Она хочется сказать «нет» и даже помотать головой в разные стороны, но это будет наглой ложью. Сейчас она желает лишь одного — его прикосновений.       — А если я скажу да?       — То мы уже не сможет остановиться, — томно поизносит Чан, сокращая расстояние между их губами с каждым новым словом. — Я не смогу…       — Ты делаешь это ради снятия дурацкого проклятья или потому что действительно хочешь? — спрашивает она то, что не даёт ей покое уже какое-то время. Первый вариант слишком больно сжимает грудную клетку.       Воздух в комнате уже наэлектризован до предела, глаза застилает пелена похоти, и хочется узнать, какие на вкус губы Чана, но если их желания не взаимны, то она не видит смысла всё это продолжать. Ли не хочет только любить. Это одностороннее действо ей уже надоело. Она хочет отдавать и получать в равном количестве. Ей тоже необходимо быть любимой…       — Проклятие лишь предлог, — шепчет он ей прямо в губы. — Ли Ханыль, к тебе слишком трудно подступиться. А вот поцеловать я мечтаю тебя ещё со времён стажировки, когда ты специально разлила на Хёнджина кофе, потому что он слишком много болтал.       — Откуда ты зна… — но договорить Ханыль не успевает.       Чан затыкает её поцелуем. И в этот момент случается настоящий апокалипсис. Сердце останавливается на несколько секунд, а затем со скоростью света начинает стучать в грудной клетке. Ханыль приоткрывает от неожиданности искусанные за сегодняшний день губы, и Чан, воспользовавшись этим, юрким движением языка проникает внутрь. Пиздец.       Всё происходит настолько быстро, что Ханыль решает пойти по самому верному для неё сейчас пути — поддаться моменту и просто сделать то, чего уже давно хочет. Отпустить и насладиться всем, что ей предложит этот наглый парень. А предлагает он довольно заманчивые вещи.       Ханыль тянет его ещё ближе к себе, задыхаясь от переполняющих внутри чувств, и, не сдерживаясь, тихо стонет в поцелуй. Он дурманит, но даже это не заставляет её покорно подчиняться Чану. Она с тем же отчаянием продолжает гнуть свою линию и бороться с ним в этой войне мокрых языков на равных. Губы Чана обманчиво нежны в подшучиваниях над ней, но дай ему волю — он сделает всё возможное, чтобы она забыла собственное имя. И она уже почти…       Он буквально вылизывает её рот языком, пока длинные пальцы проходятся по мочкам её ушей, линии челюсти и спускаются к лебединой шеи. Его прикосновения не только обжигают её нежную кожу, но и будоражат внутренности. Ли всё ещё одетая, в отличие от полностью голого Чана, но готова поклясться, что может кончить прямо в одежде только от его жадных поцелуев.       Он придавливает её тело к матрасу, что даже старенькая кровать не выдерживает это и скрипит. Хотя даже если бы случилось так, что она и вовсе сломалась, то они бы и этого не заметили. Слишком сильно увлечены друг другом. Рука Ханыль всё ещё покоится на мягкой чановой щеке, а вторая уже изучает просторы его кудрей и запутывается в них пальцами.       Чан, не отрывая глаза, целует уголок её губ и спускается лёгкими прикосновениями к подбородку, переходя к шее. Его тёплые руки забираются под мягкий свитер и гладят её рёбра. Кожа покрывается мурашками, а тело уже ведёт от возбуждения и желания.       Ханыль запрокидывает голову вверх и открывает больше места для его поцелуев. Он жадно посасывает кожу, покрывая каждый сантиметр шеи красными отметинами, а его пальцы к этому моменту уже добираются до кружевного лифа. Чан играется с сосками через его тонкую ткань: приятно поглаживает, а затем несильно сжимает. Именно тогда Ханыль чувствует, насколько он твёрд.       Его возбуждённый и, как она уже заметила, внушительных размеров член упирается ей в живот, и несдержанный стон сам собой вырывается из полуоткрытых губ. Чан усмехается между поцелуями-посасываниями, и тянет её свитер наверх, помогая побыстрее стянуть его. Она снимает его через голову и откидывает на пол, а затем завороженным взглядом наблюдает, как Чан умелым движением рук расстёгивает застежку лифчика.       — Да вы в этом мастер, господин Бан, — подкалывает его Ханыль, не переставая улыбаться. Какой же он всё-таки красивый с этого ракурса.       — Я многие вещи делаю мастерски, — усмехается Чан и обнажает маленькие клыки. Чёрт, да он настоящий волк. И взгляд такой голодный, будто ещё чуть-чуть и он разорвёт её в клочья.       — Охотно верю.       Он комкает снятый им лифчик и отбрасывает куда-то в сторону. Плутоватая улыбка расцветает на его губах, и он показательно медленно наклоняется к открытой груди Ханыль…       — Всё-то тебе нужно доказывать.       …а затем резко вбирает в рот левый сосок, не забывая одновременно сжать правый своими блядскими пальцами, и покусывает его ровными зубами. Ханыль вскрикивает, наверно, на всю квартиру и закатывает янтарные глаза от удовольствия. Как же он хорош… это до невозможности несправедливо! Она открывает рот и в беспамятстве шипит:       — Блять, Чан…       Его на секунду заклинивает от собственного имени, вырвавшегося из её уст. Он отвлекается от своего занятия, чем вызывает у Ханыль непонимание и разочарование, и опирается на локти по обе стороны от неё. Чан смотрит исподлобья на её мягкие черты лица и красиво трепещущие ресницы и, улыбаясь, шепчет:       — Хочу слышать своё имя чаще.       Ханыль приоткрывает сначала один глаз, потом второй и растерянно смотрит на его лицо, окутанное каким-то блаженством. Не понимая, что он имеет в виду, она возвращается в памяти на пару секунд назад и, вспоминая, ухмыляется. Она ведёт пальчиком по его точёному подбородку и скулам, смахивает непослушную прядку с лица и властным тоном отвечает:       — Тогда придётся очень постараться, чтобы заслужить это…       — Хочешь поменяться ролями, госпожа Ли?       — Почему бы и нет, Чан-и, — и силой тянет его к себе, оставляя на губах влажный поцелуй. Сегодня они точно сойдут с ума. Или они уже?       Правая рука Ханыль опускается вниз и находит головку вставшего члена, из которого сочится предэкулянт. Она дразнящими движениями размазывает его по основанию, а после обхватывает ладонью и легонько сжимает. Чан стонет в поцелуй и немедленно отрывается от её сладких губ.       — Прекращай. Иначе я кончу тебе на одежду, — хриплым голосом предупреждает её.       — Может, тогда снимешь её уже с меня? — предлагает Ли, тяжело дыша. Её трусы насквозь мокрые, а ведь он даже не касался её там. Смазки настолько много, что она уже стекает по бедру, и если Чан будет тянуть до последнего, то и Ханыль кончит не с его членом внутри, как хотела изначально, а на тонкую ткань белья.       Он понимает намёк и ухмыляется.       — А ты не из терпеливых.       — Кто бы говорил, — закатывает глаза, указывая взглядом вниз. — Или мне сделать всё самой? Может, мне ещё трахнуть себя, а? Потому что ты явно не торопишься…       — Детка, только потом не говори мне остановиться. Я привык доводить начатое до конца, — дерзко отвечает Бан.       — Детка? А как же госпожа Ли? Или мы забросили нашу игру, Чани? — подкалывает, пока ещё есть возможность мыслить.       — А ты, оказывается, любитель ролевых, — посмеивается, сверкая чёрными, словно озёра ночью, глазами.       — Приятно иногда поменяться местами…       Очаровательно улыбаясь, Чан встаёт на колени по обе стороны от Ханыль, заключая её тем самым в ловушку, проводит пальцами по втянутому животу к маленькой пуговице джинсов и почти пропевает бархатным голосом:       — Тогда я сделаю всё возможное, чтобы принести вам удовольствие этой ночью, госпожа Ли.       Кожа в который раз покрывает мурашками от этих будоражащих слов, а глаза Ханыль горят всепоглощающим огнём. Ещё чуть-чуть, и она точно кончится как человек. Облизывая и покусывая свои припухшие губы, она жадно рассматривает каждый сантиметр его открывшегося во всей красе тела и сглатывает. Господи, да он чёртов греческий бог. Аполлон, не иначе.       Настолько идеального рельефного пресса она, наверно, в жизни не видела. Блуждая взглядом по массивным плечам и внушительным мышцам, которые если захотят, то точно убьют её одним только видом, она зацепляется за витиеватые дорожки вен на его руках и выдыхает. Это настоящая мука. Он слишком хорош. Она смущённо продолжает своё путешествие и рассматривает бордовую головку члена, блестящего в мягком свете ламп. Большой.       Ханыль пропускает момент, когда он полностью управляется с пуговицей и замочком на её синих джинсах и стягивает их. Долой этот ненужный кусок ткани, мешающий почувствовать его во всей мере! Её всю уже трясёт от нетерпения.       Пялиться на подтянутое тело Бана и наслаждаться каждой морщинкой на его сосредоточенном лице, конечно, круто, но хочется уже не только смотреть, но и ощущать его внутри. Полностью.       Пальцы ног подгибаются, когда Ханыль чувствует, как приятно подушечки его пальцев поглаживают её клитор через тонкую ткань, и полушёпотом просит:       — Не останавливайся. И сними уже эти чёртовы трусы.       Чан довольно скалится на её мольбы и будто специально, чтобы довести Ли до полного исступления, слегка оттягивает ткань её белья и поглаживает клитор костяшками пальцев. Это просто невозможно. Эти поддразнивания выглядят как издевательства, ведь Ханыль чертовски мало его невесомых прикосновений. Всё, чего она сейчас хочет — это полного проникновения.       — А у тебя давно не было, я прав? — усмехается парень, наблюдая за рваными вздохами, прекрасно зная ответ на свой вопрос. — Такая влажная. Неужели всему виной я?       Сейчас, по его мнению, она выглядит самой необыкновенной девушкой на планете: румянец на пухлых щечках, закусанные красные губы, взлохмаченная чёлка и сверкающая от пота кожа. Даже пахнет от неё потрясающе — чем-то фруктовым и лёгким. Так бы и съел.       — За-замолчи…       На самом деле, Ханыль всегда ему нравилась. Она была милой, умной и сообразительной девушкой, но что его действительно в ней привлекало, так это её стойкий характер. Она не давала себя никому в обиду, а иногда даже защищала своего друга Феликса, который из-за мягкого характера часто оказывался беззащитен и покорен перед старшими коллегами. Перед Чаном Ханыль пыталась сдерживаться, но иногда всё-таки проскакивало её недовольство и возмущение им или его замечаниями. Она могла позволить сказать ему что-то поперёк, и это частенько выводило из себя.       Совершая ошибки, она страшно злилась на себя, но пыталась скрыть это за усмешками и сарказмом. Иногда Хёнджин, выпивая вместе с Чаном, жаловался на девушку и просил её уволить, мол, бесит она его невероятно. В целом, это было ожидаемо, ведь Ханыль была одной из тех, а возможно, единственной, кого не ослепляла невероятная красота Хвана. Она не прогибалась под его чары, а вела себя с ним соответствующе его порой высокомерному поведению. А это его раздражало. Хёнджин хоть и был хорошим парнем, но вёл себя крайне глупо. Чан ни в коем случае не собирался её увольнять. Ханыль была работоспособной и ответственной, а ещё она ему нравилась?..       Он никак не показывал своего интереса, сохраняя между ними деловые отношения и придерживаясь субординации, но иногда его клинило, как глупого подростка. Пару раз у Чана закрадывалась мысль пригласить её на свидание, но все эти попытки так и не осуществились. Сначала он был слишком занят работой, потом побоялся неловкости в случае её отказа, а позже узнал, что у неё и вовсе парень появился. В общем, полнейший провал. А дальше он оставил это гиблое дело. Значит, не судьба.       Но сейчас, когда Чан смотрит на её обнажённое тело, то сам себе не верит. Вчера он и не надеялся получить прощения от Ханыль за свой мерзкий поступок и непрофессионализм, а сейчас трахает её своими пальцами. Так вообще бывает? Предлагая утром секс, он и не думал, что это будет лучшее, что с ним случилось. Всё-таки, когда у тебя есть чувства к человеку, всё ощущается по-другому. Это уже не механические толчки для быстрой разрядки, а настоящее сумасшествие, что ты можешь вызвать в ней столько эмоций. Принести ей удовольствие и кончить только от этого.       Чан приникает в неё всего одним пальцем и слышит протяжный стон. Она несдержанно сжимает набухшие и недавно растерзанные Чаном соски, подмахивая бедрами и пытаясь насадиться глубже. Ей мало. Чан видит её состояние и добавляет второй, растягивая узкие стеночки, и нагибается к покрасневшему лицу за долгим и тягучим поцелуем. Ханыль готова петь дифирамбы его языку и губам — настолько хорошо её ещё никто не целовал.       Она мычит в поцелуй, оттягивая его спутанные тёмные кудряшки, а другая рука уже надрачивает ему до невозможности возбуждённый член, который ещё чуть-чуть и точно изольётся ей на живот. Она оба скоро не выдержат. А хочется всё-таки почувствовать его размер в полной мере.       — Чан, — разрывает поцелуй Ханыль, смотря в его затуманенные дымкой глаза, — войди уже в имя. Иначе мы долго не протянем.       Чан тяжело дышит и, задевая кончиком своего носа её, кивает. Он сейчас в полном беспорядке, и это проявляется как внешне, так и внутренне, но Ханыль соврёт, если скажет, что ей это не нравится. Он выглядит так, будто вышел из её снов. Пальцы выскальзывают из влагалища, и Ханыль чувствует необъяснимую пустоту внутри. Будто маленькую незначительную детальку вытащили из собранных пазлов, и картина уже не выглядит гармоничной.       — Да, сейчас, — Чан чмокает её в губы и привстаёт на локтях, оглядываясь.       Ханыль спокойно лежит и любуются им, пока в голове не мелькает осознание. Блять. Идиотка! И почему она не купила их сразу?       — У нас же нет презервативов! — скулит она и поворачивает к себе голову Чана.       Он подозрительно смотрит на неё и хмыкает:       — Вообще-то, есть.       — И откуда же? — недоумевает, прекрасно зная, что дома у неё точно случайно не завалялась пачка.       — В штанах, которые ты мне дала сегодня утром, было пару штук. Я думал, ты знаешь. Во многом поэтому и предложил тебе переспать со мной. Счёл это за намёк…       Ханыль хлопает глазами, переваривая услышанное, и заливается звонким смехом. Наверно, у них судьба такая — жить в мире неслучайных случайностей. Вот же гад её соседушка.       — Это Чанбин положил. Вот ведь придурок. Убью его за это чуть позже, но, господин Бан, — дразняще переключается на формальный стиль общения, — неужели вы правда подумали, что я отдала вам презервативы, чтобы намекнуть на секс?       Чан смущённо отводит глаза и отвечает:       — Да. По крайней мере, я надеялся на это, — он наклоняется к уху Ханыль и томно шепчет: — как видишь, они пригодились нам, а значит, я не безнадёжный придурок!       — Ну я бы поспорила с этим, — посмеивается Ли, пока не чувствует, как парень прикусывает мочку её уха. Точно издевается. — Чан, иди уже ищи штаны, если не хочешь связать наши жизни одним неблагодарным спиногрызом.       — Я даже не успел пригласить тебя на свидание, а ты уже говоришь о наших будущих детях?       — Свидание?.. — удивлённо шепчет Ханыль, не понимая, шутит он или говорит серьёзно.       — Да. Завтра, после того как проснёмся, я поведу тебя на наше первое свидание, — поворачивается к ней и смотрит выжидательно. — Согласна?       Ханыль мечется глазами, поражённая его прямотой и решительностью. Неужели она ему действительно так нравится? Эти чувства одолели обоих неожиданно и стремительно, но разве это является гарантией долго и счастливо, как в какой-нибудь сопливой дораме?       — Если только не исчезнешь при первых лучах солнца, — отшучивается Ли.       — Не исчезну. Теперь точно нет.       Чан находит несчастные спортивки, которые всё это время валились под кроватью, и достаёт оттуда несколько фольгированных квадратиков. Раскрывает один, пока остальные падают на пол, и раскатывает презерватив по всей длине. По всему её телу проходит дрожь от предвкушения, низ живота тянет, и Ханыль не может поверить, что всё это реально. Чан пристраивается к её раздвинутым бёдрам, упираясь головкой члена в её влажный вход, и спрашивает очевидную вещь:       — Готова?       — Ещё секунда и мне правда придётся сделать всю работу за тебя, — обнимает его за плечи и длинными ногтями несильно царапает широкую спине. — Ну же!       — Кому-то и правда не терпится, — Чан оставляет невесомый поцелуй на губах девушки и резко погружается в жар её тела. Вот же ублюдок. Как же хорошо.       Из губ обоих вырывается мучительный вздох, и Ханыль немного жмурится от непривычных и давно забытых ощущений. У неё давно никого не было, а вибратор всё-таки не заменит настоящий член.       Она привыкает несколько секунд к его размерам и кивком головы указывает ему продолжать двигаться. Ощущения всё ещё немного странные, но желание сильнее её. А у Чана уже яички сводит от нетерпения взять и вытрахать из неё все сводящие его с ума стоны и столько раз просранную возможность быть вместе (и трахаться днями напролёт), но он терпеливо ждёт и прислушивается к её ощущениям. Он хочет, чтобы ей нравился каждый миг их близости.       Чан выходит из неё и плавно толкается внутрь, где уже невероятно мокро и влажно. Его член медленно растягивает её стеночки, и Чан сдавленно шипит в ямку между хрупкими ключицами Ханыль:       — Блять, ты такая узкая.       Пространство вокруг схлопывается, и внутри будто оживают те самые бабочки из закупоренной банки. Ханыль перестаёт чувствовать дискомфорт и в подтверждение этому опоясывает своими ногами его спину. Она выгибается в пояснице и жадно спускается поцелуями к его кадыку, покусывая мягкую кожу шеи.       Чан гортанно стонет и увеличивает темп, отпуская себя и переставая сдерживаться. Его член скользит внутри неё с лёгкостью и по самое основание, и где-то там уже начинает формироваться комочек нервов.       Ханыль плавится всем телом, когда Чан снова возвращается к её груди и начинает вгрызаться своими острыми зубами в её торчащие соски, и стонет от нового толчка, идеально попавшего в волшебную точку джи.       Сбитое напрочь дыхание.       Влажное хлюпанье смазки.       Сумасшедшая скорость.       И этого отказывается достаточно…       Оргазм начинает неумолимо подступать, а в голове Ханыль уже нет ни единой разумной мысли. Всё её существо сосредоточилось на одном только ощущении. В одном месте. И на одном конкретном человеке.       — Чан, — хрипит, отвлекая его от излюбленного занятия и привлекая к себе в горячий поцелуй. Пошлые шлепки раздаются по всей квартире, и темп становится зверским.       Даже кровать уже не выдерживает и в унисон толчкам ударяется о светлую стену спальни. Внутренности горят, стенки влагалища пульсируют, и Ханыль начинает задыхаться от всего и сразу. Чан тоже близок к разрядке и чувствует, как предоргазменное состояние уже подступили к девушке и решает не медлить. Он опускает её напряжённую голову на мягкую кровать и свободной рукой трёт сочащийся смазкой клитор. В этот момент Ханыль клянется, что забывает собственное имя. Зато помнит его.       — …Чан-и…       — Какая же вы прекрасная, госпожа Ли, — шепчет парень, и это становится последней каплей. Её тело подстреливает волна удовольствия, и она обильно кончает со сдавленным вскриком.       Зрение на мгновение отказывает, и Ханыль задирает голову вверх, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие. Господи, это и есть рай? В один момент её будто накрывает беспроглядный мрак, а в другой — полное озарение. Свет. Всё становится на свои места. Всё так, как должно быть.       Переход, ненормальная аджума и её странная волчья игрушка. Инструкция и его блядский рот. Чан в её кровати, их глупые ссоры и его извинения. Одно на двоих дыхание и сладкий поцелуй. Его будоражащий голос и касания. Их встреча.       Всё это одновременно имеет смысл и лишено его полностью. Неужели это правда сама судьба? Если нет, то каким образом ей настолько хорошо с человеком, который всего день назад выбешивал её одним свои видом? Настолько, что хотелось его задушить. А сейчас она готова быть задушенной уже его руками.       Тело продолжает неконтролируемо извиваться от накатывающих волн оргазма, но сильные руки Чана удерживают её на месте. Стеночки сжимаются, а Чан приподнимает её за бёдра, неистово сбиваясь в них, чтобы получить собственную разрядку. Голова идёт кругом от сверхстимуляции, и Ханыль способна только наблюдать за тем, как сексуально сокращаются на руках мышцы Чана.       Они обмениваются многозначительными взглядами, которые говорят намного больше, чем все слова мира, и Чан утробно стонет в губы Ханыль, изливаясь в презерватив. Дыхание сбито, чёлка взмокла от чудовищной активности, а на губах расцветает блаженная улыбка.       Чан, не выходя из неё, плюхается на бок и прижимает пахнущее апельсинами тело Ханыль к своему. Они всё ещё друг в друге, как в прямом, так и в переносном смысле. И никому не хочется отстраняться.       Ли берёт кисть его руки, на которой утром была татуировка, и осматривает её в поисках чернильного рисунка. Она скрупулёзно прочёсывает каждый миллиметр кожи, но ничего не находит.       — Тату исчезла. Ты свободен! — сообщает Ханыль и поворачивает растрёпанную голову к Чану, но вмиг до неё доходит реальность, и уже с поникшим голосом добавляет: — Значит, я тебе помогла… теперь мы в расчёте?       — Нет, — резко отрезает Чан и Ханыль замирает. — Ты забыла о нашем завтрашнем свидании и будущих неблагодарных спиногрызах?       — Не забыла, — улыбается Ли, счастливая, что он был серьезён. Неужели у них может что-то получиться? Не показывая своего восторга, добавляет: — Но второе — только через мой труп.       — Это мы ещё посмотрим.       Чан прижимает Ханыль к себе и утыкается носом в её макушку. Её мягкие волосы пахнут потрясающе — какими-то цветами — и это идеальное сочетание в комбинации с цитрусовым ароматом её тела.       Дождавшись, когда дыхание девушки выравнивается и она устало закроет глаза, он накрывает их тёплым одеялом и оставляет невесомый поцелуй на макушке.       Он тоже благодарен судьбе за такой шанс.

(🐺🔮)

      — То есть ты хочешь сказать, что, когда побежал за мной в тот день, какая-то женщина преградила тебе путь и спросила, что случилось; ты рассказал ей всё как на духу и она со странной улыбкой сказала, что поможет тебе? — недоумённо спрашивает Ханыль, выходя из квартиры.       — Получается, что так, — пожимает плечами Чан. — Но я не вдавался подробности. Просто сказал, что обидел человека, который мне давно нравится, и понятия не имею, что теперь делать.       Ханыль смущённо смотрит на него после таких откровенных слов и отводит взгляд, нажимая кнопку лифта.       — Всё равно это глупо. Не стоило ей доверять. Думала, вы более разумный человек, господин Бан, — усмехается Ханыль, толкая его своим плечом. — Зачем ты вообще побежал за мной?       Двери лифта открываются, и они заходят в него, неловко поглядывая друг на друга.       — Извиниться, конечно! Но ты, когда злая, так быстро ходишь, так что я потерял тебя из виду, а потом произошло то, что произошло, — он становится позади Ханыль и шепчет ей на ухо: — Я был словно в трансе, аджума повела меня куда-то, а следующее, что я вижу — это то, как ты лежишь на кровати и стонешь, трахая себя пальцами, — и снова прикусывает мочка уха. Вот же паршивец! Лучше бы не напоминал.       Ханыль прикрывает горячие щёки руками, наслаждаясь приятным покалыванием в грудной клетке, и шепчет:       — Замолчи! Какой же позор.       — И это говорит человек, который вчера стонал подо мной и…       Ханыль не выдерживает этого мучения и резко поворачивается к нему, затыкая парня поцелуем. Он тут же притягивает её лицо ближе и поглаживает ладонями красные щёки, углубляя и делая поцелуй горячее. Чан полностью перехватывает инициативу, а Ханыль счастливо улыбается в пухлые губы, обнимая того за плечи.       — И всё-таки я рад, что всё так получилось, — шепчет Чан между короткими поцелуями.       — Ага, обязательно пригласим эту ненормальную на нашу свадьбу, — шутит Ханыль, но по чановому взгляду видно, что он воспринял её слова всерьёз. — Эй, забудь! Я пошутила! И, Чан, ты мне тоже нравишься.       Он смотрит на нее полными счастья глазами и целуют ещё несколько десятком раз. Какой же он дурак! Они оба…       Меньше, чем за сутки, они успели переспать, решить все разногласия и признаться друг другу в симпатии. Настолько стремительно развивающихся отношений у нее еще не было. Но с Чаном она готова на всё.       Створки лифта раскрываются, и они уже хотят разомкнуть объятия и выйти, как слышат истошный вскрик:       — Какого хрена? Хён? Что это значит? — они резко поворачиваются к источнику шума и застывают в шоке.       Перед ними стоит Хёнджин в рваных джинсах и футболке, а рядом, посмеиваясь, Чанбин в своём излюбленном спортивном костюме. Почему эти двое вместе? Ханыль хмурится и выходит из лифта, ничегошеньки не понимая, а за ней и Чан. Он удивлён не меньше.       — Хён? Как ты объяснишь это? Пропал с четверга, не отвечаешь ни на звонки, ни на сообщения, где ты, блять, был и как вообще оказался здесь? И почему ты с ней? ПОЧЕМУ ВЫ ОБЖИМАЕТЕСЬ В ЛИФТЕ? Что вообще здесь происходит? — Хёнджин орёт, как маленький ребёнок, пугая не только их, но и обитателей этого дома.       Ханыль ещё не видела его в таком припадочном состоянии. А он, оказывается, истеричка! Она переглядывается с Чанбином, и он хитро улыбается ей.       — Всё-таки мой подарочек вам пригодился.       — Какой ещё подарок? — спрашивает Хван, требовательно смотря на него. — Ну?       — Джин, успокойся! Дыши. Я могу всё объяснить, — Ханыль коробит от такого обращения, но она внимательно слушает Чана. Ей интересно, какое он придумает оправдание на этот раз. — Если коротко, мы с Ханыль встречаемся.       Чего?       Он берёт её руку в свою, переплетает их пальцы между собой и показывает парням. Мол, смотрите, мы держимся за ручки. Мы вместе! У Хёнджина глаз дёргается, а Ханыль в шоке приоткрывает губы. Что он только сказал? Встречаемся? Ей не послышалось?       Ханыль и Хёнджин в унисон произносят:       — Правда?       — Убейте меня!       Чан утвердительно кивает на первое и игнорирует второе, приобнимая её одной рукой, а у Хвана глаза на лоб лезут. Интересно, кто больше находится в состоянии ахуя: он или Ханыль?       — Поздравляю, ребята, — наверно, в этой ситуации Чанбин единственный, кто ведёт себя нормально. — Куда направляетесь?       — На свидание, — отвечает Чан, нисколечко не стесняясь.       — Свидание? — переспрашивает Хван, хватаясь за сердце, будто не слышал ранее, что они как бы встречаются. — Чан-хён, ты точно меня до инфаркта доведёшь!       — Меня вот, что интересует, — подаёт голос Ханыль, игнорирует глупого коллегу и кивает на него. — Бин, откуда ты его знаешь? Вы знакомы? Что он тут делает?       Видимо, им двоим сегодня суждено узнать неприятную правду друга о друге, потому что Ханыль слышит, что они…       — Мы друзья, — самодовольно лыбится Хёнджин, но Ли не хочет ему верить.       — Что за бред! Чанби-и-ин?       — Ну да, мы тусуемся в одной компании, — невинно хлопает глазами, будто вовсе не при делах. — Нас познакомил Феликс. Теперь Джинни часто приходит ко мне.       — Выкусила?       Она сейчас убьёт этого придурка.       — Феликс… но как? Я думала, он тоже тебя на дух не переносит, — теряется девушка.       — Ты многого о нём не знаешь… — хмыкает Хван и заправляет выбившуюся прядь за ухо. Чёрт, а вот сейчас реально обидно. Значит, и у Ликса от неё есть секреты?       — Кстати, я забыл представиться! — Чан протягивает Чанбину руку, пока у Ханыль внутри что-то замыкает. — Я Чан! Спасибо за одолженные вещи и подарок. Он нам пригодился.       — Чанбин, — пожимает протянутую руку и ухмыляется. — Рад, что он пришёлся вам по душе.       Они ещё о чём-то болтают, но Ханыль не слышит. Уши будто заложило. Она прожигает взглядом Хёнджина, который делает вид, будто совершено не замечает её, и обиженно цедит:       — Ты украл моего друга.       — А ты моего хёна!       — Вчера ты снова наделал кучу ошибок в отчёте, придурок!       — А ты! Ты! Ты оставила бардак на столе!       — Ты выглядишь как подросток!       — А ты так, будто вчера трахалась с моим другом, но я же тебе ничего не говорю!       Повисает тишина на длительную секунду. Внутри всё немеет. Ханыль краснеет от его предположения, а Хёнджин смотрит ей в глаза и понимает, что попал в самое яблочко. Пиздец.       — Так, ребятки, кофе-брейк! Пора бы вам разойтись в разные стороны, — Чан тянет её к выходу и бросает Чанбину: — Пока! Ещё увидимся.       Чанбин машет им рукой на прощание, пока Хёнджин продолжает стоять как вкопанный, наблюдая за удаляющейся парочкой. Он до сих пор не может в это поверить. Каким образом они вместе? Его лучший друг и это стерва!       Ханыль пропускает Чана вперёд и всё-таки оборачивается к Хвану в последний раз. Предупреждает:       — Если кому-нибудь расскажешь о нас, то я всем поведаю, что ты делал в подсобке год назад, Джинни! — и довольная, что последнее слово осталось за ней, выходит из дома. Хёнджин тут же покрывается испариной и сжимает руки в кулаки.       — И что же ты делал в подсобке год назад? — в открытую смеётся Чанбин, предполагая, какой может быть ответ. А возможно, даже знает верный.       — Не твое дело, хён.

(🐺🔮)

      Девочка лет шести размахивает маленькими ножками, сидя на скамейке в парке, и насаждается лучами весеннего солнца. Она обожает наблюдать за случайными прохожими, но в данную минуту её внимание приковывает одна милая влюбленная парочка. Сформировалась она, конечно, не без её помощи, за что девчонка небывало гордится.       — Волков бояться — в лес не ходить. Ханыль, видимо, в этом лесу теперь поселится.       Они выглядят до страшного счастливыми. Улыбается друг другу, кушают мороженое и смеются. Сразу и не скажешь, что только начали встречаться. Как будто знают друг друга всю жизнь. А может, так оно и есть.       — Всё-таки мои фокусы помогли этим идиотам, — заливисто смеётся девчонка. — От меня не уйдёшь! Так ведь люди нынче говорят? Интересно, а на свадьбу-то в итоге пригласят?       Она крутит прядь, выбившуюся из косички, и поворачивается в сторону, чувствуя, что кто-то сел рядом. Девочка любопытно оглядывает красивого парня с длинными чёрными волосами и кучей колец на руках, и тут же всё понимает. Ещё один бедный и несчастный на её голову. Никого отдыха! Когда там обещали отпуск?       Его плечи напряжены, а хмурый взгляд направлен в ту же сторону, что и её минутой ранее. Он пристально смотрит на спины Чана и Ханыль, которые с каждым разом отдаляются всё дальше и дальше, и выглядит невероятно обиженным.       — Эй, оппа! — зовёт она его, и молодой парень тут же оборачивается. — Не мог бы ты мне помочь? Точнее, не мне, а моему другу.       — Что случилось? — удивлённо спрашивает. Он, вообще-то, рефлексировать сюда пришел, а не решать чужие проблемы. Но странно, что маленький ребенок здесь совсем один. — Ты потерялась?       — Нет, но… Пойдём за мной, пожалуйста, и побыстрее. Ей угрожает опасность!       — Кому? — теряется ещё больше.       Она протягивает ему ладошку и тянет в какую-то подворотню. А там его жизнь меняется на сто восемьдесят градусов.