Бескорыстный свидетель

— Ну уж нетушки с маслом! — верещал Люцифер, потешно скача по столешнице в одном сапоге и распахнутой рубашке. — Я так больше не могу! Энджел вяло жевал яблоко. — Как он вообще умудрился через полкухни пролететь? — Он — король, — важно ответила Ниффти и плюхнула на пол швабру, начиная натирать плитку. — Три, три! — пискнул Люцифер и, неловко согнувшись и продолжая прыгать, попытался стянуть обувь и со второй ноги. Не рассчитал сил, забыл про гравитацию и необходимость стоять на земле хотя бы одной конечностью, крутанулся вокруг себя, замахал руками и с размаху приземлился на задницу. — Тьфу, блять! В Ниффти полетели королевские черевички. — Сожги! — истерил сам король. — Сожги к чёрту! Ниффти ахнула, упала, обняла обувку и тут же смылась из кухни, забыв даже про швабру. Люцифер взвыл. — А убирать это кто будет?! Сожгу! Всех нахуй сожгу, где этот накрахмаленный рогоносец шляется?! Кухня промолчала ему в ответ, а Люцифер уставился Энджелу в глаза. — Чего? — тот театрально удивился и похлопал ресницами. — А я-то откуда знаю? У его зазнобы спрашивай. Вопль, который вырвался из Люцифера после этих слов, сотряс стены, а король задымился, вскакивая на ноги и начиная молотить кулаками воздух, что-то яростно рыча всем и никому одновременно. Энджел проглотил кусочек яблока. Может, следовало бояться, но Люцифер скорее напоминал трясущуюся от гнева чихуахуа, вот-вот собирающуюся откинуть коньки от сердечного приступа. — Слушай, Величество, проверишь их комнату, может? Я бы тебя в первую очередь в твоей и искал, — добродушно предложил Энджел. — Её! — заорал король и почти захрипел. — Её комнату! — Её, её, — Энджел покладисто покивал головой. — Вот в ней и проверь. — В ком, в прынцессе? — заржали сбоку. Энджел оглянулся, повыше подобрал под себя ноги, чтобы точно не коснуться мерзкой дряни, разлитой по всему полу, и хрюкнул: — А вот и тёщенька прибыла. — Завалитесь все! — завизжал король. — Да как вы смеете… Да как он смеет… Да как ты.?! Не говори так про мою дочь! — И тебе доброе утро. Порнушка, завали ебло внатуре, а то пальчики сломаю, дрочить будет нечем. Облокотившись плечом о дверной косяк, в криво завязанном халате, босиком и с откровенно блядски смазанной подводкой на нижних веках стоял Адам. Стоял весьма уверенно и в кухню заходить, кажется, не собирался. Правильно делал. — Кто бы говорил, — беззлобно хмыкнул Энджел и вернулся к яблоку. О, а это забавно. — Не хочешь, кстати? — Хуесос. — От хуесоса слышу. Из уголочка бокового зрения послышался прерывистый звук собачьей смерти, и Энджелу стало так смешно, что хоть уссысь. — Адам, хуле стоишь, у тя ёбырь помирает, Бэмби ему неси, срочно! — Энджел страшно растопырил лапищи, распахнул глаза и зашептал самым запугивающим тоном, который сумел выдавить. — Легенда гласит, что там, за черным-черным коридором, в черной-черной комнате, в объятиях белой-белой принцессы… В Энджела прилетела какая-то статуэтка, и он упал башкой на стол, заливаясь хохотом. — Чо за дерьмище у вас на полу, блять? — сплюнул Адам. — И чо ты с ним, нахуй, сделал, эту машину нереально убить же! — Да не умрет он, — прохрипел Энджел, хрюкая в ладони. — Да он задыхается! Энджел вдохнул, оторвал от лица руки, посмотрел на мечущегося в сомнениях и неуверенной смятой панике Адама, посмотрел на явно гипервентилирующего Люцифера, улегшегося на столешницу плашмя, и согнулся в рогалик, едва дыша от смеха. Умрет сегодня скорее не король, а бедный Даст. Он засипел, всхлипнул и почти смог вздохнуть, когда абсурд происходящего снова выбил из легких всё, что было можно. — Карету королю, карету! Скорой помощи! — Блять, не издевайся! Адам рыкнул, завертелся, куда-то пропал, через секунду вновь возникая в дверном проеме, и кинул в Энджела еще одну статуэтку. — Харе ржать, жужелица, тыкни его в бочину там, я не знаю! Энджел аж засвистел. Кинутая безделушка, конечно, пролетела мимо него, и Люциферу, конечно, нихуя не сделается от легкой эмоциональной встряски, но огромный волосатый мужик в халате, топчущийся на месте, как наказанный ребенок, и трагично вскинувший брови, лежащий, будто кусок сельдерея, аккурат рядышком с кухонными досками, плитой и ножами Люцифер, — это было нечто прекрасное. У Энджела начинал отказывать голос. — Ебаный в рот… Ебучий, — он хохотал, — случай. Помогите, нахуй, я, блять, сам… щас… сдохну! И сдох бы, Энджел готов был поклясться. Но Вакханалия, отныне с большой буквы, потому что Энджел больно пропитался любовью к ныне разворачивающемуся театру абсурда, за пару секунд приобрела новый оборот. В кухню вмаршировал Бэмби. В рубашке без галстука, с растрепанными волосами и улыбкой, опасно сверкающей сдающими нервами. — Господа, не соизволите ли, — он оглядел разлитую по полу воняющую жижу, красного задыхающегося Энджела и бледного так же задыхающегося Люцифера, осколки от статуэток на полу, распахнутую дверцу холодильника и умильно торчащую оттуда упакованную в пакетик голову, — прекратить орать? Оленьи уши чуть дернулись, и он снова глянул на холодильник. — Оу. Кажется, я догадываюсь, почему такой шум. В любом случае, можно ли потише? Мы пытаемся спать. Впервые за последние пять минут Люцифер подал признаки жизни. Вернее, смерти — мучительной и скоропостижной. Он возвел руки к потолку и взвыл, не слишком громко, но до крайности жалобно. — «Мы».! — Не думал, что это для Вас новости, — Аластор растянул улыбку шире, и Энджела снова скрутило. — Пророчество! Пророчество сбывается! Бэмби покинул покои принцессы, дабы свершилась последняя воля короля! Дабы… Блять, ай! Третья прилетевшая в него статуэтка наконец попала в цель. Энджел потирал ушибленное плечо. — Откуда ты их столько берешь?! — Да тут весь этот притон хуйней завален! — выплюнул Адам. — Оба, блять, сюда, нахуй, ухи обратили! Я с тобой говорю! — …зятёк, — вставил Энджел и приготовился к смерти, но смешно было так, что даже не жалко. Его, что удивительно, не тронули. — Да! — Адам расправил плечи. — Ты, нахуй, не забывай, кто я, лосяра, а то вплыл, ебись твой рот, лебедью, даже не посмотрел на меня! Энджела порвало бы в десятый раз за утро от нотки промелькнувшей в голосе Адама обиды, но стало уж очень интересно послушать. Аластор смиренно вздохнул. Развернулся. — Чего? — Отколдуй эту дрянь с пола! — приказал Адам. — С чего бы? — С того бы! Энджел мечтательно закатил глаза: — Зять с тещей сцепились по-пьяни, каждую пятницу одно и то же, — но его не услышали. — Не буду, — продолжил Аластор, преспокойно стоя налакированными туфлями в луже натекшей из холодильника гнили. — Ой, блять, не хорохорься, копытное, я по-человечески прошу! — В семье все должны жить дружно, — пропел Энджел, ожидая, что его снова никто не услышит. Ошибся. Со столешницы Люцифер поднялся так же резко, как десять минут назад отскакивал через всю кухню от холодильника, охуев от вида подгнивающей там головы без владельца. Так резко, Энджел почти за сердце схватился, напрочь забыв, что тот всё еще был в помещении. — Святые угодники, кто так пугает?! Его, что было предсказуемо, проигнорировали. Раздался щелчок — с пола исчезла вся натекшая муть. Еще один — Аластор оказался прижатым к стене невидимой силой. Потом щелчка не было, но Адам, будто телепортируясь, возник рядом с королем и отвесил тому подзатыльник. — Не пугай меня так, мудак, блять! Люцифер охуел, повернулся на Адама, подумал, плюнул, отвернулся. — Не шути так про дочь. Адам пожал плечами. — Мне кажется, тебе пора смириться. От стены раздалось: — Вот именно! На пришпиленного к кухонному шкафчику Аластора было жалко смотреть, но в этот раз смех Энджел сумел сдержать. Выгонят еще, и потом сиди думай, кого и при каких обстоятельствах тут убили. Энджел был так необходимым этой хуебесной семейке бескорыстным свидетелем. Адам демонстративно махнул рукой в сторону враскоряку левитирующего Аластора. — О чём и речь! Он мне тоже не нравится, кстати, но своим детям я, помнится, не указывал с кем им спать можно, а с кем нельзя. — Адам, это не твое дело, — попробовал возразить Люцифер, но получил в ответ возмущенное аханье. — Ах, нихуя себе, не моё! — он категорично взгромоздился на столешницу, усаживаясь рядом с королем, неуклюже запахнул полы халата и крутанулся, закидывая ноги Люциферу на колени. — Я те дам, не мое! Аластор вежливо промолчал. Энджел вежливо решил не хрюкать на всю кухню от того, как абсурдно выглядела эта парочка вместе. К ней, в конце концов, следовало привыкнуть так же, как к дуэту принцессы и олененка. Хотя последние хотя бы не смотрелись так комично. — Понял, твоё, — вздохнул Люцифер. Энджел едва успел восхититься тем, как умело короля придавили каблуком, как снова подал голос Аластор: — Может, спустите меня? Крайне, знаете ли, неудобно. Люцифер заворчал, Адам беззаботно улыбнулся, поправляя халат. — Ладно. На пол крайне неграциозно приземлилась Аласторовая туша, поднялась, отряхнулась, рвано выдохнула, прикрыла и открыла глаза, а потом наконец повернулась лицом к королю. Все трое, кстати, кроме Энджела, затаившегося прямо посреди кухни у всех на виду и надеявшегося, что не заметут, были всё еще одеты как попало. Это прибавляло цирку красок. — Нормально поговорим? — поинтересовался Аластор. — Поговорим, — ответил Люцифер, и разговор не начался. Секунду помолчали, две, три, десять, потом Энджел подумал, что так и разойдутся, поговорив, видимо, телепатически, но утренняя Вакханалия дала новый виток: из холла послышался женский голос. — Аластор! Ау! В дверном проеме нарисовалась светлая растрепанная голова, и, черт подери, это было поистине бредовой ситуацией. — Ты сказал, что ненадолго, — голова улыбнулась. — Доброе утро, папа, Адам, Энджел, а… А что проиходит? Принцесса была одета в ночнушку, и Энджел страдальчески прикрыл глаза. Это не должно было быть так, нахуй, смешно. Люцифер, кажется, готов был начать рыдать. — Чарли! Ты спишь… В этом?! С ним?! Адам тяжко вздохнул, Чарли приподняла бровь, Аластор возвел очи горе, а Энджел скептически оглядел явно голого под халатом Адама. Кто бы, блять, говорил. — Не говорите, что вы опять из-за этого глотки рвете, — со сдобренной усталостью надеждой проговорила Чарли. — Это же глупо! — Твой папка не может поверить, что ты предпочла палку устрице, хотя он, кажется, сделал то же самое. На Энджела посмотрели, как на добычу. — Ой. — Во-первых, палка — это я, — начал король, огреб щелбан в лоб, но не остановился. — Во-вторых, дело не в палках, а в рогах. — Во-первых: папа — фу! — сказала принцесса, поморщилась и потерла глаза. — Как это из головы теперь выкинуть? К удивлению Энджела, следующая произнесенная фраза принадлежала Аластору: — Ты не знала?.. — Аластор! — Я просто искренне удивился, дорогая. По-моему, было очевидно, кто из них принцесса на подушках. — Чихуахуа, которая нагнула медведя, — хихикнул Энджел. — Весьма точно. — Может хватит, нахуй?! — взорвался Адам. Энджел почти ему посочувствовал, но быстро передумал. — Правда, хватит, — взмолилась принцесса. Аластор шагнул ровно два раза и бочком притерся к ней, приобнимая за плечи. — Просто шучу, милая. Ты сама просила находить общий язык с другими людьми. Люциферу снова поплохело. Видно было, как из глаз ушло желание жить, а в сидячем положении он остался только благодаря обвившемуся вокруг него Адаму. — Блять, Люц! Сука, что с тобой сегодня такое?! Король воздел руку в воздух, тыкая пальцем в дочку с хахалем. — Они знают. Энджел навострил уши. О, он знал, что они знают. Они знали, что знали, и вообще все, кто вчера проходил мимо кабинета Люцифера, знали. Из присутствующих, однако, явно не знал Адам. — Чо? — рыкнул он. — Чо вы знаете? Сука, да не падай ты! Король, тоже мне! — Будь мужиком, Люцифер, прими судьбу, гордо расправив плечи! — провозгласил Энджел и наконец сполз со стола, величественно распрямляясь и сразу же подобострастно роняя корпус вперед, тремя руками указывая на ошалевшую парочку Бэмби с принцессой. Оставшейся рукой он отложил несчастное яблоко в сторонку. — Вчера не вышло, но сегодня, король, милые люди передо мной просят твоего благословения, так не будь жесток и будь милостив, впусти любовь в свое сердце! Ошалела не только парочка. Люцифер даже злиться забыл. — Ты откуда знаешь? Энджел пожал плечами. — Да вы вчера так орали, что весь отель знает. — Кроме меня! — заголосил Адам, и Люциферу бы стоило увернуться, но он всё так же был придавлен к столешнице чужими ногами и обвит поперек торса чужими руками, так что всё-таки огреб. — Да что ж ты меня бьешь-то всё время? Права была Лилит, тиран ты. Энджел, всё еще неудобно кланяясь, фыркнул: — Каблук Вы, Ваше Величество. — Да, — ответил за него Адам. Энджел захихикал. Над его головой наконец начали раздаваться какие-то звуки. Сначала голос был принцессин: — Ааа… Эмм… Ну… А потом олений: — Раз уж нас так… Скажем, с таким официозом вынудили повторить попытку, я повторю, — это обещало быть полной катастрофой. — Кланяться или доставать иконы мы не будем, по понятным причинам. И, пожалуй, присутствие вашего… избранника лишним не будет. Кхм. На короткое мгновение повисла пауза, но тут Аластор шагнул вперед, задевая простертые к паре руки Энджела, и тот шустро прибрал их, разгибаясь и слегка отступая назад. Игривое настроение почти разбилось о серьезный тон Аластора и молчание со стороны столешницы. Что ж, ничего. Рогатик, тем временем, встав в метре от охуевшего Люцифера, за руку притянул принцессу к себе и снова начал говорить: — Я люблю Вашу дочь. Я никогда никого так… Я никогда никого не любил. А ее — люблю невероятно сильно. Я даю ей всё, что она может пожелать и что в моих силах ей дать. Я поддерживаю самые сумасшедшие ее идеи. Оберегаю от слишком сумасшедших. Охраняю. Вы знаете, Ваша дочь сильнее меня, и с моей стороны глупо думать, что я защищу её лучше, чем она сама, но я защищаю. И ничего не могу поделать с тем, что хочу защищать. Она — луч света, она ангел, и Вы это знаете. Я никогда не думал, что умею привязываться к людям. Я… Взгляд Аластора дрогнул, но упорно остался на Люцифере, и лишь ладонь чуть крепче сжала плечо молчавшей принцессы. — Я никогда и ни за что не причинил бы ей вред. Каждого, кто захотел бы ее обидеть, стер бы в порошок. Уже стирал. Мы начали с Вами не с той ноги, и я понимаю, почему Вам не нравлюсь. Но я нравлюсь Вашей дочери, и Вы, наверняка, не хотите быть отцом, который лишает наследницу счастья. — Я люблю его, пап, — тихо добавила Чарли. Взгляд Люцифера приклеился к ее глазам. Энджел затаил дыхание. Как Вакханалия переросла в Это, всего за полсекунды полностью меняя настрой на просторной кухне, было удивительно. И трогательно. — Я хочу предложить Вашей дочери руку и сердце. В мое время так было положено. И мы просим Вас благословить наш брак. На столешнице молчали. У Адама тряслась нижняя губа. — Люц. — Молчи, Адам. — Люц, если ты им откажешь, ты — монстр. Люцифер отмахнулся, но, кажется, принял слова во внимание. Громко тикали часы на стене. Ни разу за это утро их еще не было слышно, подумал Энджел. Если бы не эти часы и громкое дыхание пяти только что беснующихся людей, тишина бы стояла оглушающая. Возможно, Энджелу вообще следовало свалить из кухни. Даже ему, с его плохеньким пониманием личных границ, казалось, что происходящее уж слишком напоминало что-то, что, ну, должно было оставаться… В семье. Но он остался, потому что шаги и движения бы испортили момент. А еще потому, что было до одури интересно, и, может, самую капельку очаровательно. Вдруг Люцифер заговорил. — Прости, — сказал он, поворачиваясь к дочери, и Энджел почти почувствовал, как сердце ухнуло вниз, но после короткой паузы король продолжил. — Прости, Чарли, я не должен был так реагировать вчера. И никогда не должен был. Я могу не любить твоего… Могу не любить Аластора, но я забыл, что ты давно не маленькая девочка, которую нужно учить, как жить. Прости, что пропустил всё… Люцифер прерывисто вздохнул, будто пытаясь не расплакаться, и Энджел заметил, как Адам едва заметно погладил его по руке. — Это разговор на другой раз, прости, — он распрямился, высвобождаясь из-под Адамовых рук, и аккуратно переложил его ноги со своих коленей, бросив тому кроткую улыбку. Адам не протестовал. Встав перед дочерью, Люцифер вздернул подбородок — очень по-королевски — и продолжил: — Я не имел никакого права думать, что ты слишком наивна, чтобы сделать свой выбор. Я был не прав. Не доверяя твоему выбору, я не доверял тебе. Прости, Чарли. Принцесса ошарашенно кивнула: — Пап, божечки, конечно, прощаю… — Стой, стой, — Люцифер вскинул руку. — Я рад, но я не договорил. Я хочу сказать, что я тебе верю. И верю в тебя. И, — он поморщился, но решительно говорил дальше, — какой бы стороной жизнь ни повернулась завтра, сегодня — я верю и ему. И его словам. И… Король вздохнул. Энджел почти забыл о том, что всего несколько минут назад этот человек верещал и нелепо скакал по столешнице, теряя сознание. Король, обратив глаза к потолку и усердно думая, принимая страшное, но важное для дочери решение, выглядел поистине по-королевски. По-другому, хоть и звучало некрасиво и банально, не скажешь. Люцифер протянул руки к дочери и взял ее ладони в свои. Сжал их. Посмотрел на Аластора. Обратно на дочку. — Я надеюсь, ты никогда об этом не пожалеешь. Я безумно люблю тебя, Чарли, и, надеюсь, твой мужчина любит тебя не меньше, иначе это всё не имеет смысла. И прости меня за то, что я так высказываюсь даже сейчас, когда… Еще один вздох, еще одно сжатие ладоней. — …когда собираюсь сказать, что благословляю вас. Молчание прожило не долго и с треском разбилось о всхлип Адама, а через секунду — визг принцессы, в котором утонул звук надломленно треснувших помех. — Папуль! — верещала Чарли, тут же накидываясь на короля с объятиями, и Энджел всё-таки решил валить. Посмотрел на Адама, стряхивающего с щеки свою скупую мужицкую слезу, на Аластора, который, кажется, будто потерялся в пространстве и колыхался, как лист бумаги на ветру, от рук принцессы, радостно трясущей его за локоть, посмотрел на принцессу, обнимающую то Люцифера, то Аластора, и подумал, что стоит найти зеркало и посмотреть на себя самого: возможно, глаза у него всё-таки чуточку покраснели. Стоило только оказаться у двери, как сзади послышался вполне оживший голос короля, и Энджел снова обернулся, просто чтобы поставить в истории, которую уже не терпелось пересказывать, точку. Король тыкал Аластора в грудь, смотря снизу вверх. — А голову из холодильника ты уберешь, немедленно. И достанешь новый. И если еще раз повторится — лично под отелем закопаю. Понял? — Понял, — шушукнул Аластор помехами. Принцесса крепче прижалась к его боку. — Пап, убери палец, он не любит, когда его трогают. — Ишь ты, важный какой, — фыркнул Люцифер. — Привыкай. Зятёк. И широко-широко оскалился, приобнимая спрыгнувшего со столешницы и подобравшегося к нему Адама за бедра — ну, куда смог дотянуться. Энджел хрюкнул и ушел восвояси. Про него действительно все забыли. Надо было сказать Ниффти, чтобы больше не таскала мертвые головы в отель. А то Аластора ведь убьют, и бедная принцесса, наверное, очень-очень расстроится.