В кармане

У Дани в кармане поганая сотка, у Вани опять за душой - ни гроша. - Знаешь, вам, беднякам, рубль подкинь - вы ноги целовать будете. Так вот, смотри, у меня аж сотка! - Ваня кривит губы в мерзкой ухмылке, вертя купюрой перед глазами Данилы. - Если мне понравится, я тебе даже две дам. - Иван смеется, роясь в карманах и доставая ещё одну, смятую, где-то надорванную купюру. Чего ты молчишь? Ну же, парируй. Мне так веселее. - Отсосешь? Двести рублей на дороге не валяются, рыжий. - Ваня снова смеется, утыкается языком в щеку и показывает неприличный жест. В его глазах ни капли сочувствия, понимания или осознания своих слов. Он богат, конвенционально красив и с хорошим чувством юмора. Ему нигде не нужно пробиваться, стараться и рвать задницу ради признания. Ради будущего. Ради денег, которые пропьют его родители. - Если я отсосу, ты отстанешь? - холодный взгляд серых глаз бегает к зелёным напротив. - Может, мне и в жопу тебе дать, чтобы ты отъебался? - по лицу Дани жевалки ходят ходуном, а слова плюются ядом. Ване стыдно под этим взглядом, но он не станет себе в этом признаваться. Задумается потом, ночью, а сейчас будет смеяться в лицо. Так проще. Так делали мальчики в младших классах: дёргали за косички девочек, которые им нравились, обижали их. Ваня уже старшеклассник, у него скоро экзамены, ему уже восемнадцать, он взрослый. Хочется извиниться и разрыдаться. Но Ваня так не умеет. - Допустим. - хмыкает. Мерзковато так, с вызовом. И Даня за карманы штанов рывком притягивает его к себе, выбивая какой-то смазанный вскрик от неожиданности. Придвигается ближе к краю дивана. Расстегивает ремень его чёрных джинс, марку которых он видел лишь мельком на экране старого телефона, в рекламе, на которую он позже пожаловался, дескать, мешает контенту. Дышать мешает. Жить мешает. Данила всегда ходит по секонд-хендам, ищет одежду на авито и забирает старые футболки у родственников. У Ивана ремень - луи витон. Который он опускает вместе с дорогущими штанами на пол дорого обставленной комнаты. Рывком снимает. Носки "найк" кричат логотипом. Трусы кельвин кляйн Даня неаккуратно спускает, берет в руки напрягшийся член. Водит по нему рукой, надрачивает, смотрит в ванины глаза и берет в рот, неумело, неловко и жарко. Иван борется с желанием кончить прямо сейчас. Он откидывается назад, изо рта выбивается гортанный стон, а руки так и тянутся к Даниным волосам. Его шлепают по руке, пресекая еще один физический контакт, и Ивану до жути стыдно за свое поведение, но настолько приятно ему еще никогда не было. А Данилу от него тошнит. Он облизывает головку, проходится языком по венам, пытается расслабить рот и убрать зубы. Ваня смахивает с его лица слезы, не обращая внимание на испуганное выражение лица, прижимается ближе, толкается глубже, извиняется за это, но продолжает, стонет, вызывает непонятные звуки и плавится от ощущений. От стыда плавится. Когда Ваня кончает, он словно щенок смотрит на Даню. Даня вытирает рот и идет в ванную, отмахнувшись от желающего помочь Вани. На душе пусто и погано. Ване всегда говорили, что помимо красивого личика и тела, в нем привлекательны только его деньги. Он ходит в качалку, покупает дорогой уход за кожей лица, тратит время на тусовки, где ловит женщин, которые могли бы в теории поднять его самооценку, смотрит подкасты на ютубе и пытается казаться человеком важным. Ваня забывается в алкоголе, забивает голову музыкой, покупает мужские журналы и втайне дрочит на Даню. Умного, нескладного, интересного. Зануду. Начитанного. Нескучного. Иррациональность собственного поведения Ваню пугает, он уходит в избегание, он пытается сам себя убедить, что Даня плохой, что он слишком зануда, что он не его поля ягода, но каждый раз зеленые глаза напротив выбивают из колеи. "Мне стыдно, брат, но эта хуйня пойдет со мной в могилу". На душе скребут кошки, а купюры в кармане никак не помогают почувствовать свою значимость как человека. Даня без конца сидит за учебниками, закрывает уши руками, когда мама-Лида орет на папу-Лешу, откладывает найденную в карманах куртки мелочь на обеды и искренне верит, что однажды он станет богат. Станет семьянином. Не будет ботаном, над которым можно издеваться только потому, что его родили в семье без денег. Казалось бы, двадцать первый век, базовое самосознание должно было сформироваться, но люди - стадо, и пастух здесь явно не Даня. Он везде как черная овца и белая ворона. В доме Ивáновых богатое убранство, полный холодильник еды и куча комнат. Дом Иванóвых горит. И данино сердце тоже. Даня этим людям не ровня и не будет. Их манеры, их статус, внешний вид, их финансы. Даня чувствует себя маленьким и безнадежным под жалостливым взглядом Антона и Полины. Ване на финансовые проблемы глубоко плевать. Ему и на свои проблемы плевать, он их откладывает на второй план, ненавидит Даню за возложенные папой-Антоном надежды, за начитанность, интересность, правильность, за красоту искусанных губ. Ивáнов кладет две смятые купюры в карман даниной куртки. Ивáнов находит две разглаженные, словно отутюженные купюры на своей кровати. И один рубль. "Вернул с процентами." Дане не нужны эти подачки. Ему нужно, чтобы от него отъебались. Ему мерзко находиться здесь. Он сбегает из дома на всяческие курсы по подготовке к чему-то там, игнорирует свои мысли, чувства, забывается в учебе. Ему противно от Вани, ему себя жалко. Согласился ж ведь. Где-то в глубине души Ваню ему тоже жалко. Ваня по ночам себя ненавидит и плачет от собственной ущербности. Он готов извиниться, тысячу раз, нет, две тысячи, если понадобится, отдал бы все деньги своего отца за взгляд Дани. Мимолетный, без ненависти. Данила Ваню избегает, а у Ивана кошки скребутся где-то глубже души. Он так сильно виноват. Ему так жаль. Даня бы никогда не вынес его жалости. "прости." - пятно от слёз разъело чернила на бумаге жёлтого стикера.