Пионы и О́ни

Несмотря на начало лета, в подвале было очень холодно. Подол голубого халата, потемневший от крови, уже обледенел и стал твёрдым. Хотя бы кровотечение остановилось, отрешённо подумала Киоши, попеременно прижимая компресс то к своему разбитому носу, то ко лбу девушки в голубом халате. Она не пришла в сознание с тех пор, как тот мужчина, с очень смуглой кожей и гадкой улыбкой, швырнул её в клетку к остальным. Их заперли в подвале, который хозяин поместья использовал как ледник — летом здесь хранились мясные запасы и глыбы колотого льда, добытого с соседней реки. Лёд позволял сохранять мясо свежим и красоваться хозяину охлаждёнными напитками перед гостями в летний зной. Чтобы не допускать краж драгоценного льда, господин Тадаси запирал клетки на ключ, чем и воспользовались нападавшие. Сколько они заперты? Пару часов, не меньше. Киоши задумчиво пожевала нижнюю губу и встретилась взглядом с охраняющим их воином — он слегка улыбался и чесал выпирающий живот, наблюдая за ней. Почему-то девушке казалось, что именно её он выбрал своей первой жертвой. Она понимала — жить им всем осталось несколько часов от силы, и последние часы будут наполнены болью, страхом и унижением. Нападавшие, скорее всего, уже захватили поместье, да и что захватывать — почти все мужчины ушли на войну вместе с генералом Тадаси и его сыном, остались лишь несколько конюхов, кузнец, старый лекарь да трое охотников — без них оставшиеся жена, дочка и невестка господина не смогли бы и прожить. Справившись с теми, кто способен оказать сопротивление, вражеские солдаты сядут в главном зале отметить победу, а после вспомнят про запертых в леднике девушек. И тогда живые позавидуют мёртвым. Само нападение Киоши пропустила, хоть оно и началось в лазарете, где она помогала ухаживать за ранеными солдатами — охранный патруль, отправленный Тадаси для защиты поместья, попал в засаду, и живыми добрались лишь десяток мужчин. Она как раз промывала глубокую рану над глазом одного из них, когда он неожиданно схватил её и ударил лицом о стену. Очнувшись в клетке, девушка поняла, что раненые оказались не теми, за кого себя выдавали — солдаты Рёмена проникли в поместье под видом дружественного патруля и открыли ворота своим для атаки. Рёмен — она слышала его имя множество раз. На сборищах генерала, когда подавала напитки и закуски военачальникам, на кухне, среди обеспокоенных кухарок и служанок, от случайных торговцев. С каждым днём от имени несло всё большей опасностью, никто не знал, кто он и откуда взялся, чего он добивался, но из-за него провинция Хида захлебнулась войной и пожарами. Мужчина без клана, денег и положения вдруг обернулся угрозой для могущественного шамана и императорского генерала Кио Камо, владеющего Хидой. Послышались тяжёлые шаги — кто-то спускался по лестнице. Мужчина оказался молод и довольно хорош собой, если не считать мёртвых пустых глаз. — Что, началось, что ли? — встрепенулся пузатый охранник пленниц. Спустившийся слегка поморщился: — Нет ещё. Рёмен велел привести ему одну. — А чем ему хозяйская девка не приглянулась? Такой сладкий персик, не смотри, что мелкая, сиськи будь здоров. Я бы её, — охранник мерзко зачмокал губами и пошевелил пальцами перед собой, изображая, что бы он сделал с грудью девушки. Киоши затрясло от злости — они говорили о дочери генерала, Пайрин. Ей недавно исполнилось тринадцать. Она не сомневалась, что всех девушек, запертых в подвале, изнасилуют и убьют, кого-то раньше, кого-то позже. Мужчины всегда так поступали, чтобы доказать свою силу и власть. Но тронуть ребёнка… Она надеялась, что до этого не дойдёт. Обладатель неприятных глаз скривил лицо, не скрывая отвращения — похоже, среди людей Рёмена царили не самые тёплые отношения, — и обратил взгляд на девушек: — Дважды повторять не буду — все посмотрели на меня, — его голос был тих и спокоен, отчего становилось ещё страшней. Он не кричал, не угрожал и не строил жутких лиц, но его бледные, почти белые глаза и бесстрастное лицо подсказывали, что незнакомец опасней других нападавших. Киоши подчинилась, как и остальные девушки, отводя взгляд в сторону. Не помогло. — Ты, в платке, на выход. Пока она поднималась с холодного пола и неверной, ломанной поступью шла к выходу, бледноглазый отпёр дверь. Схватив её за подбородок, он внимательно всмотрелся в лицо испуганной девушки. Охранник разочарованно вздохнул — не судьба сбыться его грязным мечтам. — Ты знаешь, старая сука сразу тебя сдала, — насмешливо проговорил он, с удовольствием наблюдая, как расширились глаза Киоши. — И торговаться не стала. Киоши даже не успела осознать боль — миг, и она упала к ногам мужчины, спустя секунду щека загорелась от пощёчины, а разбитый нос вновь вспыхнул болью, кровь хлынула на губы. Она не поняла, за что он ударил её. Стянув с головы тёмную косынку, мужчина схватил её за волосы и потащил к лестнице. Девушка закричала от боли. — Не ори, — процедил он, не оборачиваясь. — Рёмену не нравится, когда вы орёте… без повода, — он тонко ухмыльнулся. Подняться по лестнице он позволил ей самой, на дрожащих ногах, несколько чёрных длинных прядей так и остались висеть у него на пальцах. Они прошли через людскую и кухню к главной зале — не меньше тридцати воинов сидели за столом, ещё с десяток стояли вдоль стен со скучающими лицами. Во главе же стола, на прежнем месте господина Тадаси… Вскрикнув от ужаса, Киоши споткнулась и упала на колени. — Поднимайся, ты, глупая шлюха! — Оставь её, Вэйдун, — приказал бледноглазому спокойный, чуть насмешливый голос. Киоши подняла голову — на почётном месте генерала Тадаси стояли на обрубках шей две головы. Несмотря на видимое разложение и выражение предсмертного ужаса, застывших на лицах, сомнений не оставалось — Сатоши Тадаси и его сын, Дзин Тадаси, вернулись домой. Слева, на коленях, стояла с растрёпанной причёской, смазанным макияжем и порванным у ворота кимоно Юна Тадаси, ныне уже вдова. Её дочь, Пайрин, держал за горло и заставлял смотреть на головы отца и брата воин с тонкими усами. Ужасно пахло кровью, мёртвой плотью, мужским потом и страхом. Справа, в стороне от господских мест, скрестив длинные ноги и подперев подбородок рукой, за ними наблюдал молодой мужчина из лазарета. Тот самый, которому Киоши собственными руками промывала рану над глазом. Сейчас рана была тщательно вымыта и скреплена тонкой врачебной нитью. Волосы, зачёсанные назад, пропитались кровью, так что их цвет не определить, красно-карие глаза прищурены. На поясе в ножнах висели катана и танто, лёгкий кожаный доспех обхватывал крепкий и длинный торс. — Это она, — подала дрожащий голос Юна Тадаси. — Отродье Камо, мерзкая ведьма, её подсунули моему сыну как дар, а она даже не смогла родить ребёнка, не говоря уже… — Заткнись, — Рёмен лениво махнул рукой, и верхняя часть туловища Юны с громким чавканьем отделилась от нижней. Кишки упали на пол с влажным звуком, Пайрин закричала в голос, а Киоши прижала ладонь ко рту, сдерживая подкатывающую рвоту. — Теперь ты, — он перевёл взгляд на Киоши. — Камо, значит? — Да, господин, — дрожащим голосом подтвердила девушка. — Я третья дочь из семи детей Кио Камо, — её взгляд метнулся к отрубленным головам во главе стола. — Вдова Дзина Тадаси. — Ты первая, кого я встретил из вашего клана, — он усмехнулся. — Остальные предпочитают прятаться за стенами крепости. Ты ведь знаешь, Камо, что я собираюсь вырезать всю твою семью? — Как, — она громко сглотнула едкий ком в горле и опустила голову, длинные чёрные волосы разметались по плечам и полу в следах крови. Во рту пересохло, язык словно распух. — Как будет угодно господину. Несколько мучительных мгновений Рёмен смотрел на неё в упор, размышляя о чём-то своём. Всё это время Киоши не дышала. Она представить не могла, что Юна Тадаси могла рассказать о нелюбимой невестке. Киоши Камо не обладала врождённой силой клана, ни красотой матери, ведущей своё происхождение от южных варваров, вместо этого Дзину Тадаси досталось пустое чрево, не способное зачать ребёнка, да мрачный, молчаливый нрав. Рёмен вздохнул и потёр висок, словно у него резко разболелась голова. — Уведите её наверх и заприте, мелкую тоже заберите. Мне понадобится личная прислуга.