моя святая из святых / my saint of saints

      Первые несколько недель проживания в «Дакоте» Рей лежала ночью без сна, ожидая, что он повернет ручку двери. В конце концов, его ничего не останавливало. Их разделяла только стена. По другую сторону она слышала его: мягкий скрип кровати, когда он садился, тихий стук обуви, стучащей по полу. Иногда, если достаточно прислушивалась, она думала, что слышит его бормотание во сне, но оно было слишком тихим, чтобы разобрать слова.       Как долго мужчина может оставлять в одиночестве новую жену? В конечном итоге он придет, она в этом уверена. И Рей поклялась, что не закроет глаза, когда он это сделает.       Но ее дверь так и не открылась.       В итоге у нее не осталось выбора, кроме как позволить себе расслабиться в подушках, набитых утиным пухом, и египетских хлопковых простынях. Но она все еще ерзала и ворочалась. Кровать была слишком мягкой. Это заставляло ее желать противоположного — чего-то твердого и непреклонного.       Прикасаясь к себе, она делала это тихо, оставляя стоны подушке. Она не хотела доставлять ему удовольствие слышать собственное поражение.       После «Дельмонико» она решила, что больше не хочет быть тихой.       Этой ночью Рей лежит в кровати, думая о своей руке, прижатой к его бедру под столом. Скользя пальцами под черное шелковое белье, она чувствует скопившуюся влагу от желания. Инстинктивно Рей ловит стон тыльной ладонью другой руки. Но затем вспоминает и вместо этого кладет ладонь на грудь. Она перекатывает сосок между пальцами с красными ногтями. Представляет его сильные грубые руки, прикасающиеся к ней, скользящие вверх по бедру.       Она кончает так громко, что ее стоны эхом отражаются в тишине комнаты.       Всю следующую неделю, каждую ночь, когда он спит дома, она повторяет свои действия.

*

      Однажды утром Соллоццо, одетый в рубашку с коротким рукавом, ждет ее снаружи комнаты, прислонившись к стене. Его волосы более растрепаны, чем обычно, а за ухом виднеется незажженная сигарета.       Рей с осторожностью выходит в коридор.       — Мне нужно, чтобы ты прекратила, — говорит он.       — Что прекратила?       Он приковывает ее к месту пристальным взглядом.       — Ты знаешь что. — Она удерживает беспристрастное выражение лица. Затем он вздыхает. — Сейчас все сложно. Мне нужно спать.       Рей выпячивает губу.       — А мне что делать?       — Делай что хочешь, — он кладет сигарету между губ, роясь в кармане брюк, выискивая зажигалку, — но делай это тихо.       «Заставь меня», — думает Рей.       Этой ночью она представляет его грубые руки, закрывающие ей рот, сдерживающие ее крики. Она кончает сильнее прежнего.       Во время оргазма она слышит звук из комнаты мужа. Разбившийся о стену стеклянный бокал.

*

      В один из дней Соллоццо сидит в гостиной с мужчиной, которого она никогда не видела. Они пьют эспрессо из зеленых французских чашек. Рей замечает их сквозь открытую дверь по возвращении из салона-парикмахерской Кеннета в «Уолдорф-Астории».       Соллоццо встает, заметив ее.       — Иди сюда, Рошин. — Он произносит ее имя так редко, — он говорит с ней редко, — что при звуке имени из его рта ее живот делает кувырок.       Оба мужчины наблюдают за ней, когда она медленно заходит в комнату, ее каблуки стучат по деревянному полу.       — Это мой кузен Поли, — произносит Соллоццо. Мужчина поднимается с дивана. У него мягкие коричневые волосы, закручивающиеся у висков.       — Паоло Дамиано. Очень приятно, — говорит он, беря ее ладонь в свою и поднимая к губам. — Я много слышал о тебе. — Взгляд Соллоццо перескакивает с Рей на кузена. Поли мягко отпускает ее руку. — Только хорошее, только хорошее, — говорит он, сверкая белозубой улыбкой Соллоццо через плечо Рей.       — Вы в Нью-Йорк с визитом? — спрашивает Рей.       — Только что приехал из Атлантик-Сити. Остановился в отеле «Карлайл».       Значит, казино. Рей сразу же понимает, что за человек этот Поли. Он любит нравиться людям. Становится болтливым после нескольких бокалов. Бросает деньги на ветер. Она может многому у него научиться, даже если он и не захочет расставаться с этим знанием.       — Вы и Бен должны заглянуть на пару стаканчиков в «Бемельман», — произносит он, бросая взгляд на Соллоццо. — Что скажешь, кузен?       — С удовольствием, — отвечает Рей, прежде чем Соллоццо успевает дать ответ. Он хмурится.       — Договорились, — счастливо произносит Поли. — В восемь?       Он сжимает Соллоццо в медвежьем объятии. Они целуются в щеку один раз, а затем второй.       — Рад был увидеть тебя, Бен, — говорит Поли. — Начало новой главы, cugino.       Соллоццо кивает, на его лице появляется полуулыбка.       — Увидим, — отвечает он.       Когда Поли ушел, Соллоццо поворачивается к ней.       — Ты подстригла волосы, — произносит он.       — Да.       — Мне они больше нравятся длинными.       — Что ж, твои мне больше нравятся короткими.       Это ложь. Он красивый и всегда таким был.

*

      Поли говорлив, как она и предполагала. И он говорит еще больше после двух «драй мартини». Они сидят на кожаном диване шоколадного цвета в янтарном свете бара «Бемельман» под написанными от руки фресками Мадлен. Комната представляет из себя чистое ар-деко с потолком из золотых листьев. На официантах — красные куртки «Феррари».       Поли угощает их историями Атлантик-Сити: казино, игорные дома, девочки и гламур. Но когда Соллоццо оставляет их вдвоем и уходит в уборную, мужчина заговорщически наклоняется к Рей, кладя руку ей на локоть. Она чувствует алкоголь в его дыхании.       — Я знал, что он хотел тебя. С тех пор, как Бен увидел тебя, он пропал, — говорит Поли, вертя пальцем в ее сторону. — Я это и сказал, а я всегда прав.       — В «Плазе»?       — «Плазе»? Нет. В «Максорлис».       — «Максорлис»? — она в замешательстве. — В Ист-Виллидж?       — О-хо-хо, — произносит Поли с улыбкой. — Ты даже не помнишь, верно? Я тоже там был, детка. Я оскорблен. Но не удивлен, что не помнишь. Припоминаю, что ты была занята разборкой со своей сестрицей.       — Моей сестрицей?       На нее наплывают воспоминания.

*

      Рей пятнадцать, и отец притащил ее на очередную нудную встречу. Он заставил ее заниматься книгами, и теперь ей нужно было их носить, а Кэтлин в коричневой сумке таскала остальное. Ее самая близкая сводная сестра, их разница в возрасте составляла всего год. «Ирландские близняшки» — так их называют. (Рей знала — это значит, что ее отец трахал ее мачеху даже тогда, когда ее мать была беременна.)       — Это бизнес, — сказал ее отец в тот день. — Поэтому не вмешивайся.       — Я понимаю бизнес, — фыркнула она.       — Нет, ты понимаешь деньги, — произнес он. — Это бизнес.       Она помнит бар. Старое ирландское местечко. Опилки на полу. Два вида пива: темное и светлое. Ее отец сидит за столом, вокруг него разбросаны бумаги. С ним сидят трое мужчин в длинных черных пальто, один из них старый, двое других — молодые, с темными волосами. Типичные итальянцы с их сияющими туфлями. Рей не обращала на них внимания, стоя в дверях вместе с Кэтлин. Они начали препираться о глупом мальчишке в округе, который нравился им обеим. Рей потянулась глубже в память за именем и вспомнила: Майкл Бреннан.       Это было признаком близости по возрасту. Они ругались, потому что все надо было делить: одежду, туфли, мальчиков. Внимание отца.       Но эта драка была серьезной. Рей уже была на взводе, злая из-за того, что ей говорили, что в мире были места, где ей нельзя быть и никогда нельзя будет. Если бы она была старшим сыном, она бы сидела за столом, показывая итальянцам запутанные цифры. Карту всего Вест-Сайда в прибыли и расходах. Доказательство, что ее семья была чем-то большим. Что они имели значение.       Вместо этого она была девчонкой, — что означало быть вечным ребенком, — вынужденной стоять со своей идиоткой-сестрицей в стороне.       А потом Кэтлин наклонилась и обхватила рукой одну из длинных кос Рей.       — Мики сказал мне, что ты разрешила ему потянуть за них, — прошептала она Рей в ухо, — пока отсасывала ему. Он думает, что ты шлюха.       Все могло быть в порядке, если бы они были дома. Если бы никто не смотрел. Рей, возможно, ударила бы сестру по лицу, и на этом бы закончили. Но вместо этого горячая кровь прилила к ее щекам, и, не думая, она потянулась в ботинок за перочинным ножом.       Кэтлин запаниковала, увидев оружие.       — Не смей, Розали! — проскрипела она во всю силу своего голоса. Но Рей уже прижала ее к косяку двери, ладонью сжав горло сестры. Кэтлин поперхнулась, закашлялась и пальцами вцепилась в ее руку.       — Я, твою мать, не шлюха, — выплюнула Рей в лицо сестре.       Рей услышала позади скрип отодвигаемого стула, когда отец встал из-за стола. У нее было всего несколько мгновений. Она отпустила горло Кэтлин и двумя ловкими движениями схватила ее косы и обрезала их ножом. Они упали на пол с тихим шлепком.       Кэтлин закричала.       Рей почувствовала отцовскую руку на шее и сжалась. Он бросил ее на пол, как куклу. А затем пнул по ребрам.       (Ее отец в прошлом был чемпионом по боксу, но он всегда предпочитал ударять женщин, когда они на земле).       Отец вывернул ей запястье и забрал нож. Затем прижал ее лицо к полу и взъерошил волосы.       — Это моя старшая, — сказал он с легкостью. Делая из всего этого шутку для итальянцев. — Настоящая проказница.       Она подавилась опилками и волосами. Тошнотворная нить стыда разлилась по телу. Не из-за того, что сказала Кэтлин. Даже не из-за того, как она сама среагировала. А из-за того, что она чувствовала, что мужчины наблюдают за ней.       — Теперь, если ты будешь так добра соблюдать тишину, пока мы не закончим, я отпущу тебя, — сказал отец, покачиваясь на корточках рядом. — Что скажешь, Рошин?

*

      Это самое странное. В одно мгновение Рей внутри своих воспоминаний, а в следующее — стоит снаружи. Она наблюдает за всей сценой целиком. Она видит, как шатко поднимается с пола, расправляя юбку и приглаживая волосы. Кэтлин стоит у двери, слезы текут по ее лицу. Рей видит отца, живого, дышащего. А затем она видит его.       Бен Соллоццо. Молодой. Пока что ни одного серого волоска. Немного сгорблен, будто пытается не быть таким высоким. Поли сидит за столом со стариком в твидовом пиджаке. Но все, что она видит, — это Соллоццо. Он встал на ноги, и его глаза прикованы к ней. Ни разу не отвел взгляд, даже на мгновение.       — Я собирался выразить соболезнования раньше, знаешь ли.       Поли все еще говорит, и это выводит ее из задумчивости.       — Смерть твоего отца. Мне нравился Джозеф Каллахан. Я всегда говорил: это хороший человек, солидный человек. Немного темпераментный, да. Но достаточно надежный, как говорят ирландцы, — он делает глоток мартини. — Прошу прощения, милая, но ты знаешь, о чем я.       Она кивает.       — Спасибо.       — Приобрел несколько врагов в конце, не без этого. Но с нашим дедом у него всегда были хорошие отношения. Помнишь его?       Старик. Федора. Твидовый пиджак.       — Да.       — Он тоже отошел в мир иной. Несколько лет назад.       — Мои соболезнования.       — Давай-ка выпьем за них, а? Первопроходцы. Мы стоим на плечах гигантов! — Он поднимает бокал. — За дорогих ушедших, — произносит он. — Salute!       — Sláinte, — отвечает она.       Рей замечает Соллоццо, направляющегося к их столику с другого конца комнаты. Рей слышит слова Поли, звенящие в голове.       «С тех пор, как Бен увидел тебя, он пропал».       Рей чувствует собственное сердце, бьющееся в горле. Она совсем не знает этого мужчину.