Антивирус

Это не было в пределах нормы, даже если окружающим могло бы так показаться. Просто Вокс замер посреди петляющий коридоров их башни. Застыл, как памятник самому себе, всё ещё удерживая в руках телефон и даже машинально листая ленту. Ничего удивительного, начальник увлекся или получил важное сообщение, но Валентино видел, как напряглась его спина, как в пустующем разъёме проскочил разряд. Что-то было не так. Вокс чинно выпрямился, издал звук близкий к деловитому покашливанию, в котором Валентино смог уловить что-то близкое к панике. Это всё больше отдаляло их от нормы. Вокс обернулся через плечо и впервые выражение на его экране было настолько трудно идентифицировать. Валентино на мгновение показалось, что тот отчаянно скрывал боль. — Стороннее вмешательство, — выдал каким-то особенно глухим голосом Вокс, легко пошатнулся, но за мгновение вернул себе контроль над положением в пространстве. Валентино только сосредоточенно пялился на него, не собираясь задавать уточняющих вопросов. Вокс ведь был взрослым мальчиком в деловом костюме, который умел справляться со сложностями. Вокс ведь ненавидел, когда в его дела лезут. Потому стоял и пялился в пустоту, пока не довёл прерывающуюся мысль до конца: — Мне понадобится время до конца рабочего дня, чтобы это исправить. И сверкнул куда-то в свою ебучую камеру, даже не дождавшись от Валентино соглашения. Сбросил все обязанности и время не уточнил, потому что грёбанный конец рабочего дня у Вокса наступал хер пойми когда, если он вообще наступал. Валентино скрестил верхнюю пару рук на груди, а вторую деловито упер в бока, изображая самую стервозную и недовольную суку в Аду. И всё было бы хорошо, если бы зритель, которому предназначалась эта картина, не дал только что по съёбам. Неприятно. Почти что обидно. Во всяком случае, он ещё припомнит это, какие бы там проблемы не возникли. Конечно, он всё припомнит. Не сейчас, спустя время, потому что сейчас Валентино теряет всякий настрой. Ему хочется выпить и растянуться на диване, ему даже не хочется никого поставить на колени перед собой. Это странное чувство, будто Валентино вообще умеет чувствовать. Но оно зарождается где-то в желудке, ползёт вверх и выливается в легкие постукивания тонких пальцев по столешнице. Он даже не может пожаловаться Вельветт, потому что она остаётся единственной рабочей единицей. И вообще, Воксу не понравится, если он начнет трепаться о внезапных технических неполадках. Но чувство нарастает, накатывает волнами, которые сходят в привычное раздражение. Далёкое от гнева или желания разбить пару камер и один конкретный хрупкий экран. Ближе к противному желанию укусить, может до крови, потому что кровь у Вокса слабо бьёт разрядами язык, а ещё отдаёт сладостью. Валентино думает о том, что, если с Воксом что-то случится, у них уйдет масса времени и сил, чтобы удержать остатки Ви на плаву. Тревога. Лёгкая и неприятная, но это именно она. Вообще-то, Валентино не тревожится. Вообще-то, он выше этого. Вообще-то, может, она и была, но где-то там, так далеко в памяти, что искать нужно с лопатами и защитой от тараканов из головы. Но оно толкается к чужому личному офису, аппаратной, к личному бомбоубежищу Вокса, пусть называет хоть бункером – это всё ещё задротский чулан, забитый техникой, мониторами и проводами. Даже пафосные плавающие акулы не делают его крутым. Они только косятся через стекло, когда Валентино врывается, хлопнув дверью. Источник его беспокойства выглядит понурым, а ещё кажется даже меньше, чем обычно, может, потому что не удосужился даже в кресло забраться, застыл на полу, прижимаясь спиной к ножке стола и иногда слабо подрагивая. Экран всё ещё светится, Вокс всё ещё дышит, а значит всё под контролем. — Рабочий день, вообще-то, закончен, — пиздит ему Валентино, потому что это он тут решает, кто и когда перестаёт работать. Вокс поднимает голову и нечитаемое выражение сдаёт что-то близкое к облегчению. Он говорит и голос расслаивается, отдаётся эхом от далеких стен: — Пропустил вирус, нужна чистка. Валентино не сдерживается от хмыканья. Такое бывает. Вообще, всякое бывает, даже великий и ужасный Вокс может допускать ошибки, прорехи в идеальной защите. Если остановить это вовремя, если никто не узнает, если он будет в порядке, то ничего не изменится. Валентино – не дурак; может, он немного склонен к истеричному поведению, а ещё лишён всякого рода херни вроде умения сочувствовать. Но Вокс возится на своем месте, опускает обратно голову и перестает поддерживать изображение лица на экране, оставляя место только для значка его персонального антивируса – очередной V, будто могло быть как-то иначе. Вокс – гений в своем деле. Вокс – отлаженный рабочий механизм. Вокс – решает проблемы, а не создает их. И он невероятно горячий, когда Валентино подходит ближе и касается тонкого экрана. Как перегретый процессор. — На что это похоже? — спрашивает он, хотя уже может представить себе ответ. Вокс глухо гудит, не возвращается к передаче эмоций, V на экране ударяется в углы, пока он восстанавливается. — На лихорадку. Валентино кивает, а потом думает, что всё происходящее – их маленький секрет, происходящий за закрытыми дверями. А значит, он может позволить себе больше, чем повтыкать рядом. Но всё равно воровато оглядывается, прежде чем опуститься на пол рядом. Вокс не издает протестующих звуков, скорее что-то похожее на вопросительное мычание, когда две пары рук притягивают его ближе. Валентино устраивает его между ног, прижимает спиной к своей груди и утыкается в изгиб шеи. Вокс пахнет напряжением, потом и чем-то освежающим. Он весь чертовски горячий, его можно использовать, как грелку. Валентино тихо смеётся над этой мыслью, касается всеми пальцами тела, чтобы почувствовать напряженные мышцы, посчитать ребра, найти главный процессор. Сердце. У Вокса оно есть, пусть он и пытается сделать вид, что это не так. Бьется, разгоняя кровь, пусть сейчас не так быстро, как должно. Валентино считает это занимательным. Кладет одну из рук туда, где может уловить удары. — Что ты делаешь? — скрипит Вокс, но не дергается: его тело не хочет слушать или он сам не хочет сопротивляться. — Оказываю тебе поддержку, — лениво тянет Валентино, а потом заходится в зевке. Поддержка – ёбаная смертельная скука, если говорить совсем откровенно. А может, он устал, а может, борьба с собственными ощущениями измотала его. А может, просто Вокс слишком умиротворяющий, даже если в таком виде. — С чего ты решил, что мне это нужно, — он все еще не сопротивляется, даже экран не усиливает яркость. Процесс ползёт с черепашьей скоростью, но сам факт продвижения успокаивает. — Просто ты выглядел так жалко, что я не удержался, — Валентино даже не издевается, только говорит то, что видит, он не виноват, что Вокса это задевает. — Сходи нахуй, — так сильно задевает, что он пытается даже показывать зубы. Валентино отлично знает, что клыки даже в плоскости остаются острыми клыками. Валентино их любит, но всё равно весело цыкает в ответ: — Как только ты будешь в состоянии, то я обязательно схожу, — обещает он, не рассчитывая, что это произойдёт раньше утра. Вокс прижимается спиной ближе. В кольце из бесконечного количества рук ему будто действительно становится легче. Валентино стискивает посильнее и не получает сопротивления, он добавляет: — А сразу после этого ты займёшься обновлением своего чёртового антивируса. Вокс издает согласное гудение. Где-то глубоко внутри они знают две важные вещи: в постели в эту ночь они будут исключительно спать. И никакая душа не узнает об этом.