Ангел

      

Конец лета 1913

      В автомобиле было душно. Саша, скинувший мундир ещё полчаса назад, сейчас расстёгивал верхние пуговицы рубашки и обмахивался всем, что попадалось под руку. Он невольно завидовал Мише, который безмятежно спал напротив и, вероятно, не мучался от южного зноя. Но Саше страдать в одиночку не очень нравилось, и он, поначалу тихо разглядывавший родные черты лица, дернулся вперёд, кончиками пальцев щекоча румяную скулу. Миша под его касанием поморщился и губами поймал ладонь Романова, но глаза раскрыть так и не пожелал. —Так ты не спал! — Саша пересел ближе, играясь с прядками светлых волос и ярко улыбаясь. —Дремал, — уверил Миша, возвращая улыбку и падая головой на колени Александра. — Но поспать был бы не прочь. Долго ещё? —Серпантин пройдём за час, может чуть меньше, — Романов запустил пятерню в волосы Миши, массируя кожу головы. — Лучше ночью во дворце по-хорошему выспимся. Николай завтра, может быть, на яхте по Черному морю бороздить позовёт. —Нет, ночью гулять пойдём, — безапелляционно выдвинул Московский, в паузах между словами целуя колени, на которых раскинулся. — Как раз жара спадёт, ты хоть вдохнёшь свободнее. Завтра днём отсыпаться будем, пока Николай с семьёй катаются. —Тогда расскажи что-нибудь, — тихо попросил Саша, выдирая пуговицы из петель до половины, улавливая цепкий взгляд Миши, мажущий по его ключицам, и лукаво улыбаясь. —Рассказать? — Михаил потянулся ладонью к его лицу, нежно поглаживая, и, ни сколько не задумываясь, начал. — Как раз всё поделиться с тобой хотел, но что-то подходящего момента не было...Когда мы с тобой впервые в Ливадию ездили, помнишь? В шестьдесят седьмом, кажется. Как-то так получилось, мы до резиденции в разных каретах ехали, а встретились только ближе к вечеру и сразу у моря. —А, помню-помню, — Саша улыбнулся воспоминаниям. — Ты меня сначала забрызгал, а потом чуть не утопил. —Была, конечно, такая мысль — утопить бы тебя да и дело с концом, — смеялся в ответ Миша, получая лёгкие тычки под рёбра. — Но я вот, что рассказать хотел: я ведь тогда впервые тебя в летнем белом мундире увидел и...— Московский запнулся, прислушиваясь и поднимаясь. — Остановились что ли? Глянь-ка, что случилось.       Саша нехотя вышел из автомобиля и ласковый тон голоса его, которым он общался только с близкими, резко сменился на строгий. Миша высунулся в окно: Романов шутливо ругался с водителем, скрестив руки на груди. —Дальше на лошадях придётся. Всё встало, — Александр махнул рукой, обращаясь к Московскому. — Пойдём, mon coeur, я велю подать нам коней. —Может вдвоём на Марсе? — с лукавой улыбкой предложил Миша, догоняя Романова и хватая его за предплечье. —Миша, ей Богу, увидят — станут говорить. Нам это нужно ли? — Саша задумчиво покачал головой и отвернулся, беря белоснежного коня за поводья и гладя его между ушами. — Смотри, что он удумал, Марс, совсем стыд потерял! —А раньше то есть не говорили? Брось, Саша, они всё и так знают, — Московский развернул Александра к себе лицом и заправил растрепавшиеся на тёплом, южном ветру кудри за ухо, но заметив, как тот побледнел, только заслышав последний факт, прыснул. — Господи, Заря моя, ну, правда, сложно не заметить то, как мы смотрим друг на друга. Что же ты молчишь?       Романов хмурил брови и разглядывал его с видом задумчивым и неопределённым, внутри него явно что-то боролось, и он уж хотел вынести свой вердикт по поводу этой ситуации, как Миша одним ловким движением перехватил его за талию, усадил на лошадь и сам запрыгнул следом, удерживая одной рукой поводья. Саша охнул и обозлённо дёрнул Московского за воротник, желая ущипнуть, но Миша пришпорил коня, обнимая Сашу со спины, и не дал ему реализовать задуманное. —Не сердись, mon ange, в два счёта доскачем, никто и не заметит, — Михаил оставил лёгкий поцелуй на скуле Александра, который обречённо вздохнул и откинул голову ему на плечо. —Поздно. Александра Фёдоровна чуть не хохотала нам вслед, — печально заметил Саша и, окончательно смирившись со своей судьбой, отвлёкся на отливающие золотом в свете солнца волосы Миши, перебирая пряди между пальцев. —И пусть, — Московский в очередной раз не отказал себе в удовольствии поцеловать лебединую шею, удобно открывшуюся перед ним. — Пусть.       Пахло морем. Где-то совсем близко слышался шум спокойных волн, и морской ветер ласкал лицо, со всей мягкостью касаясь щёк и играясь с волосами. Стало наконец не так душно, как было час назад, и потихоньку приближался нежный, розовый закат. Саша с удовольствием втянул носом воздух и приоткрыл глаза, желая посмотреть на дорогу, но что-то его удивило: —Миш, мы не туда скачем, повернуть надо было, — Александр выпрямился и обеспокоенно вгляделся в выражение лица Миши, но тот только хитро ухмылялся. — Ты, подлец, что-то задумал? —Как вы догадливы, Александр Петрович! Кто был вашим учителем, скажите мне имя этого мудрого человека, — Михаил по-доброму смеялся, любуясь тем, как красиво танцуют в свинцовых глазах солнечные блики. —Михаил Юрьевич, я вас сейчас с лошади столкну. —Потом столкнёшь, мы почти на месте.       Саша снова обернулся, отвлекаясь от созерцания улыбки Миши, и чуть не ахнул. Море было совсем рядом. С каждой минутой они подъезжали всё ближе, и Романов уже мог видеть, как волны омывают песчаный берег, оставляя за собой воздушную пену. Привычный крик чаек напомнил Саше о своём городе, и он с удовольствием вслушался в голос вольной стихии.       Московский соскочил с коня и подал руку Александру, подхватывая его за талию и бережно опуская на землю. Саша оперся о сильное плечи, чувствуя под ногами песок и мелкую гальку, но отстраняться не спешил. —Почему мы здесь? Ты же решил, что мы сначала выспимся, а потом уже пойдем бороздить просторы, — с лёгкой усмешкой напомнил Романов, соприкасаясь с Мишей носами и укладывая свою ладонь ему на грудь.— Закат близится. —Вот ты и ответил на свой вопрос. Сашенька, кто из нас ценитель прекрасного: я или ты? — Михаил двинулся ближе и последние его слова были почти в чужие губы. —Смотря, что ты подразумеваешь под прекрасным, — прошептал Саша, ласково целуя Мишу и чувствуя как громко бьётся под пальцами любящее сердце. — Я хочу успеть побрызгаться до того, как солнце сядет. Пойдем, моя любовь, у нас в запасе ещё целая вечность.       Они медленно шли к воде, переплетая пальцы, не желая отпускать друг друга ни на секунду. Закат невидимой поступью следовал за ними, и солнечные лучи, теперь не палящие, а только золотящие всё вокруг, падали на точёный профиль Александра, мягко обводя острые черты лица. Он щурился, улыбаясь и раз за разом вдыхая свежий, солёный воздух, а Миша смотрел и не мог насмотреться. Счастье казалось таким простым и понятным в эту секунду, что хотелось рассказать всему миру, какую невероятную любовь он обрёл, как ему повезло, какой Саша очаровательный в закатных красках. Московский гладил тонкую ладонь большим пальцем, и совсем расчувствовавшись, подумал, что для Романова сможет написать хоть тысячу ненавистных од. Да что там оды, он бы мир к его ногам бросил, какие уж тут ничтожные сравнения. Может быть, по приезде в Москву он велит поставить ещё один памятник Петру, просто как благодарность за главное и самое прекрасное творенье.       Саша нехотя отпустил его руку и отбросил подальше кавалерийские сапоги, закатывая брюки до колена. Как только его босые ноги коснулись нагревшегося за день песка, он, не дожидаясь Мишу, ринулся к морю, но вовремя остановился, вспоминая, как неприятно ходить в мокрых шароварах. Александр удовлетворённо вздохнул и откинул голову назад, прикрывая глаза, ощущая, как тёплые волны ласкают ступни. Московский, подкравшись сзади, уже обнимал его, укладывая голову на тонкое плечо и скрещивая руки на талии. —Прелесть, как хорошо! — восторженно воскликнул Романов, неудобно поворачиваясь и запечатлевая на губах Миши благодарный поцелуй. — Если мы сюда хоть раз в десять лет будем приезжать — я буду полностью счастлив. —Я счастлив, когда ты счастлив, мой ангел, — выдохнул Миша, отстраняясь, чтобы взять Сашу за руку и медленно повести его вдоль берега. —Глянь, солнце в море тонет.       Московский остановился — и правда, алый закат пылал на горизонте, окрашивая воды в яркие цвета. Он оторвался от созерцания пейзажа, выбирая в приоритет разглядывание Саши. Романов ослепительно улыбался, не замечая восторженного взгляда, подставлял бледное лицо под последние лучи. —Так вот, я тебя тогда впервые в летнем белом мундире увидел, — вкрадчиво начал Миша, продолжая рассказ, который начал в автомобиле. — Знал бы ты, что тогда творилось в моей голове... Мы стояли в море, прямо как сейчас, но кроме нас на берегу была ещё императорская семья. Помнишь? — Михаил дождался сдержанного кивка от внимательно слушавшего Саши прежде, чем стал говорить дальше. — И закат пылал ярче раз в десять, а ты в его лучах и в этом своём белом мундире казался таким величественным и непорочным. Мой ангел... Посмотри на меня.       Романов поднял голову. На его щеках играл румянец, и он рассматривал Мишу с такой чистой любовью и упоением, что Московскому захотелось никогда в жизни не выпускать его из объятий. —И знаешь, что я подумал в тот момент? — дрожащим шепотом спросил Михаил, подходя ближе и обеими ладонями гладя лицо Саши. — Подумал, что если бы мы... Если бы я мог, если бы у нас был шанс на это, то я бы, нисколько не задумываясь, повёл бы тебя под венец. — уверенно закончил Миша, подкрепляя свои слова целомудренным поцелуем, ловя судорожный выдох Александра. — Ты прекрасен, мой город белых ночей. Я люблю тебя, Саша.       Александр не мог вымолвить даже простого ответного «люблю», так сильно он, расчувствовавшись, рыдал. Он всё цеплялся за Мишу, вжимаясь в его плечо и пытаясь сохранять облик сильной столицы, но слёзы счастья и какой-то светлой печали градом лились из его глаз. Московский нашептывал что-то до боли ласковое ему на ухо, успокаивая не столько словами, сколько звуком своего голоса.       Уже через несколько минут они, всё так же переплетая пальцы, снова шагали вдоль берега, молча слушая шум волн. Саша свободной рукой утирал красные глаза и попеременно всхлипывал, но Миша знал, что Романов сейчас сияет от счастья. —А знаешь, — подал голос Александр, на удивление говоря бодро и непоколебимо. — Если бы у нас был шанс, я, нисколько не задумываясь, сказал бы тебе: «Я согласен, Миша».       Московский так стремительно подхватил его, кружа в воздухе, что Саша только и успел, что завороженно охнуть и уцепиться за чужие плечи. Мир вокруг казался добрее и лучше, пока они могли зацеловывать радостные лица друг друга. —Пойдём, душа моя, уже темнеет, а нам хорошо бы вернуться до темноты, — несмотря на свои слова, Миша продолжал стоять на месте, уткнувшись носом в тёмные кудри. — Прелесть, как хорошо, Сашенька!       В Ливадию спустя десять лет они так и не приехали.