Шкура

Ещё со школьных лет Карл сделал своим кредо фразу, принадлежавшую его кумиру: «Я верю, что качества человека определяются его окружением, а не наследственностью». Но последний случай сильно поколебал благородную уверенность Карла. Странности в поведении Лололошки он замечал с самого начала их знакомства. Некоторым моментам можно было найти оправдание: украденному бамбуку, незаконным постройкам, разбитому окну, взлому, лжи, даже слежке за Тайлером. Однако новые детали продолжали появляться. И каждая следующая пугала всё больше. Первый действительно жуткий эпизод произошёл ночью, когда Карла одолевала нехарактерная для него бессонница. То, что произошло тогда, никак нельзя спихнуть на хулиганские наклонности Лололошки. А дело обстояло следующим образом: услышав шорох в ванной, Карл решил на всякий случай проверить, мало ли. Он беззвучно подкрался к незапертой двери и осторожно заглянул в щёлочку. Его так ошарашило увиденное, что до сих пор Лололошку он только так и может представить: совершенно седым с тюбиком краски «Шатен». Однажды, поливая перед сном гинуры, Карл глянул в окно и, что неудивительно, заметил запозднившегося Лололошку. Тот возвращался в общежитие, как вдруг к нему приблизился парень. Карл его узнал: то бы Франц, студент, который несколько раз писал жалобы в разные инстанции с обвинениями Лололошки в воровстве. Франц подкрался к Лололошке, приставил к горлу нож и, должно быть, что-то прошептал. Последующее обернулось неожиданностью: с машинной точностью проведённый сложный приём, какие Карл видел только в фильмах про спецназ, опрокинул расстановку сил. Теперь противник лежал животом на асфальте. Лицо его сморщилось от боли: нога Лололошки периодически придавливала его голову, наверное, требуя каких-то слов. Мирный по натуре Карл не мог долго смотреть на такое зверство и задёрнул штору. Но беда не приходит одна. Вернувшись из деревни, Карл обнаружил изменения в соседях. Дилан и Брэндон стали вести себя подозрительно, вскакивали от каждого шороха как ошпаренные, всё отмалчивались и совершенно замкнулись в себе. Брэндон осунулся и забросил спорт. Дилан перестал ворчать. Да и чёрного юмора от него больше не услышишь. Лишь невротическое бормотание. Поняв, что добиться от них ничего нельзя, Карл на манер своей соратницы по защите природы — Дженны — подбодрил себя и, озарённый идеей навестить Муньку, что-то радостно насвитывая, побежал на ферму. Солнце заливало тёплым светом всю округу. Маленьким зелёным друзьям Карла хорошо — хорошо и ему самому. Как они понимают друг друга! Вёдро помогала Карлу отвлечься от тревоги. Рыжая корова Мунька всегда приветливо встречала своего хозяина. В Лаки Чармс животным не присваивали бирки. Преданность местных экологов, как известно, тут доходила до фанатизма. Большинство помнило скот по именам и придерживалось по крайней мере лактовегетериаства, а немало уходило и в жёсткое веганство. Обыкновенно Карл подходил к перегородке, а рогатая тут как тут. Он ей подсоленую корочку чёрного хлеба, а она благодарно вылижет руки. С ней связаны самые тёплые воспоминания Карла. Почему воспоминания? В день возвращения Карла из деревни Мунька пропала. Как он ни звал её — тишина. Достал кусочек хлеба — прибежала Чернушка и стала внимательно, с выражением собачьей преданности ждать. Добродушный Карл не мог вымещать на этом существе свою боль. Он потрепал Чернушку по головке, отдал ей мунькино угощение и поплёлся обратно в общагу. Надежда, что корову на самом деле просто повели на луг, разбилась о жуткие гримасы Брэндона и Дилана, когда Карл спросил их. «Что же такое с моими соседями? Разве мог приезд какого-то "братана Кейт" так сильно на них повлиять?» — задумался он о мельком кинутых словах Лололошки накануне отлучки Карла. Прошло немало времени. Казалось, жизнь налаживается. Дилан отчислился. Брэндон перевёлся в военную академию. Да и Карлу реже теперь попадались на глаза причуды Лололошки и он почти смирился с потерей питомца. Случай, позволивший понять поведение соседей, произошёл ранним вечером, когда пламя заката только начало тускнеть. Чёрной кляксой повисла на его фоне медлительная муха. Лололошка прильнул к окну и пристально за ней наблюдал. Сначала Карлу это показалось лишь очередной его странностью. Однако муха, незначительно приблизившись к корпусу, стала издавать такой грохот, что все сомнения мигом испарились: — Вертолёт! — Воскликнул Карл. Лололошка на крик Карла никак не отреагировал. Ноги сами понесли вниз. Карлу было и боязно, и страшно любопытно. Он чувствовал, как потоки воздуха взметают расстёгнутые манжеты рубашки, волосы. Всё стихло. Несколько секунд волнительного ожидания и из кабины выходят двое в военной форме. Сзади на плечо опустилась рука. Жёсткость её хватки не имела ничего общего с привычными рукопожатиями Лололошки, словно он при виде вертолёта переключился на другой режим. «Они определённо друг друга знают», — подумал Карл. Однако их приветствие выглядело странно: молча отдали честь и, прошагав мимо Карла, направились в общежитие. Оба: и женщина, и мужчина — были одеты в военную форму. Громкий стук впился Карлу в голову и заставил его обернуться: так шумели ботфорты Лололошки с трёхдюймовыми каблуками. Карл нахмурился: «Что-то ни разу я его в этой обуви не видел…» Невозможно находиться в прострации, когда открывается завеса над тайной стороной жизни того, бок о бок с кем ты провёл не один месяц. Запыхавшемуся Карлу предстал мертвенно тихий вестибюль. Девушка поправила кляп во рту вахтёрши и пошла догонять своих товарищей. Карл застыл на месте. Сердцебиение учащалось. «Друзья Лололошки — террористы? Да нет. Это просто очень глупая шутка», — решился он вслед за ними подняться в блок. Когда он вошёл, происходящее будто приняло довольно нормальный характер. Всё стало казаться уже более или менее вменяемым. Женщина и низенький блондин сняли свои куртки и шлемофоны и оставили на вешалке. Лололошка поставил подогреваться суп. Карл осмелел и протянул руку парню в декоративных очках и шапке-ушанке, которую тот носил под шлемофоном: — Карл. — Кавински. — Глухо отозвался мужчина и легонько пожал руку. Лицо Карла скривилось от боли. Натянутая улыбка выглядела приторно-угодливо. Эффект усиливался согнувшимся позвоночником. Невольная желчь звучала в процеженых через силу словах: — Вам не трудно снять головной убор в помещении? Неловкие фразы, напыщенный стиль — Карлу становилось тошно от самого себя. Но Кавински и бровью не повёл. Размеренно и спокойно он ответил: — Товарищ Карл, не думаю, что в этом есть необходимость. Сказав это, пришелец отвернул одно ушко шапки. Карл побледнел и схватился за голову, ощупывая, на месте ли его собственные уши: зрелище изуродованной мочки, или того, что от неё осталось, мягкие люди с эмпатией переносят тяжело. Вопросов у Карла не осталось. С него довольно ужасов, пора ложиться спать. Пусть завтра и выходной, но не стоит отклоняться от режима. Такими рассуждениями Карл оправдывал свою боязнь. Однако, как это ни странно, побыть одному ему не вышло. — Товарищ Карл, а в зелёной ёмкости на столе — соль? Карл, только перешагнувший порог своей комнаты растерянно промычал: — Да, соль… — Глаза вспыхнули страхом и Карл отчаянно воскликнул: — Но… — Никаких но. Соль есть соль. У нас не принято перебирать продукты. «Как же так?» — Карл опустил голову. Утомление и чувство дезориентированности помешали ему тут же кинуться к телефону, чтобы вызвать скорую. «Зачем? Вдруг это всё часть одной очень большой и очень глупой шутки?» — успокаивал себя Карл, но тревога не унималась: «Калийная… Калийная соль. Это мои удобрения. И никак им не сказать. Они меня не слушают. Что же будет?» Но гости продолжали трапезу как ни в чём ни бывало. Кавински достал из походной сумки бутылку виски, что-то буркнув про «сухое красное вино, которого нет». Лололошка отказался, но его приятеля это нисколько не огорчило. Постепенно строгость военной выправки стала сдавать позиции под натиском алкоголя: они зарумянились, их движения стали плавными, а девушка вдруг запрыгнула на стол и начала декламировать:

Ребята, мой вам приказ: Заколите всех телят Аппетиты утолять Изрубите дерева На горючие дрова Иссушите речек воды Под рукой и вдалеке Требушите неба своды В разъярённом гопаке Загасите все огни Ясным радостям сродни Потрошите неба своды Озверевшие народы…

Никогда ещё совесть Карла так страдала. Долг поднимал полные скорби глаза с неё, скорчившейся и стонущей, на собственно «Я» Карла, взглядом гневным он сверлил сознание, жёг того, у кого не хватает сейчас духа остановить крамольные речи. Карл чувствовал, как уже не он сам, а его идеалы от него отворачиваются, презрительным прощальным взглядом сообщают, что он не достоин звания эколога. Карла передёргивало. Соображать становилось всё труднее и комната плыла. — Просто бомбически, Тори! Да ты не женщина — атомная бомба! — Заревел Кавински. — Вам, товарищи, теперь место только в пассажирском отсеке. Вертолёт поведу я. Лололошка чиркнул зажигалкой и ловким движением губ переместил сигарету из правого уголка в левый. Карл, как зачарованный, вдыхал устремившийся на него дым, пока возникший с непривычки кашель не заставил его опомниться: — Лололошка, а у тебя есть права? — Язык упрямо отказывался добавить «вождения авиационным транспортом». Вопрос Карла не удостоился ответа. Сосед лишь взял под руки приятелей и повёл на улицу. Что-то манило Карла пойти следом. Он влечению не сопротивлялся. Синяя ночь топила кампус светлым шёлковым туманом, плавно изгибающимся, как одеяло. Четверть луны пропитывала всё простыночно-перинное великолепие лёгкими блестками и сообщала пейзажу атмосферу нереальности. Чёрный профиль вертолёта прекрасно гармонировал с захватывающей дух картиной. Можно было бы и никуда не лететь, оставить всё как есть и просто любоваться. Но бойцы отворили дверцы и скрылись в кабинке. Лололошка сухо поманил Карла: — Садишься вторым пилотом и повторяешь за мной. Твоя помощь вряд ли понадобится. Но пора уже делать из тебя мужика. — А куда летим? — С простодушным трепетом спросил Карл. Не проронив ни слова, Лололошка включил насос, затем открыл пожарные краны. Карл не стал дожидаться, пока машина тронется, запрыгнул внутрь и кое-как пристегнулся. Мотор загудел, лопасти принялись разгоняться. Позади себя Карл слышал пьяный смешок. Сквозь икоту и невнятное бормотание, он всё же сумел расслышать кроху смысла: — Э… иу… Тов… пф, чёрт… Карл… до семейки… Ик!.. лошкиной шпарим… ум-м-м… Э-э… В знак согласия Тори что-то пробубнила. Они продолжали ворковать. Голос Кавински переходил на фальцет, его подруга от похмелья гнусавила. Определить источник какого-нибудь из этих двух бессвязных потоков слов проще всего было по наличию или отсутствию в речи рифмы и стихотворного ритма. Воркование Тори и Кавински становилось всё тише и тише, так что даже шлемофон перестал делать их слышными на фоне вертолётного шума. «Семья — это замечательно», — подумал Карл. Ему не терпелось увидеться с теми, у кого вырос такой странный ребёнок. Озарённые месяцем облака очаровывали взор. Трудно было смотреть не на чудесный небесный ландшафт, а на непонятные манипуляции с незнакомыми приборами и панелями. Сонный Карл то и дело отставал, посматривал на конфигурацию основного пилота и копировал её и положение руля. Роль штурмана пугала Карла, но происходящее наполнялось таким ощущением неизбежности, что он принял на веру мысль, будто у него не было возможности выбрать другой вариант событий. Море светлой дымки неспешно протекало под похожими на лыжи шасси. Иногда думалось Карлу: всё это — снежная долина, а он водитель снегохода. Приподнятое, почти праздничное настроение с радушием приняло запущенный кем-то фейерверк. По-детски внимательно провожал Карл взглядом ракету. Как вдруг адская тряска ударила по вертолёту. — В нас стреляют? В нас, черт возьми, палят?! — Во всё горло заорал Карл. Дёрганные картинки мелькали перед глазами, свет красной лампочки вертолёта метался из одного края поля зрения в другой, вестибулярный аппарат протестовал против несправедливых мучений, а голова и конечности ныли, резко вгоняемые в мягкие поверхности кресла. Пассажиры не могли не проснуться. — Да расслабься… Ик… погода нам… пфр-р-р-пл… на руку… — Точняк, шансов выжить процентов сорок наберётся, того гляди, не будешь ныть — и зенитка промахнётся… — Словно в один миг протрезвевшая изрекла Тори и сразу же впала обратно в беспамятство. Неистовая вспышка залила небо белизной и осветила до того тёмный силуэт капитана. Карл видел, насколько собранно и чётко тот управлялся с вертолётом, ни единой чёрточкой при этом не выказывая эмоций. Карл вспомнил: «А ведь это мой сосед». Эта мысль вызвала прилив бодрого настроения и пылкое стремление соединиться с ролью штурмана. Теперь каждое его движение вторило Лололошке. Накренил ли тот воздушное судно вбок, уклонившись таким образом от очередного снаряда, нырнул ли в толщу, иль проделал какой другой манёвр — Карлу представлялось, что это он сам мастерски сражается. Даже побег от зениток в ту минуту казался ему героической операцией. Когда в пространстве воцарилась относительная тишина — шум винтов после остервенелых взрывов действительно как затишье — Карл даже немного расстроился. Они успешно пересекли границу и скрылись от локаторов. Но ему не верилось, что эпические события заканчиваются так нелепо, без мощного финального аккорда. Вертолёт приземлился на крыше многоэтажки. Тори с Кавински мирно сопели. Лололошка не стал их будить. Он подошёл к люку и молча поманил Карла. Опрятные ультрасовременного вида лестничные проёмы здания не имели ничего общего с знакомыми Карлу бетонными чудищами. Лололошка приложил карту на стороннее имя к двери, та отворилась — и студенты вошли внутрь. Их ждал парень в зелёной тирольской шляпе с куриным пером. На свету квартира выглядело ещё более потрясающей. О назначении большинства приборов Карл мог только догадываться. — Ло, здорова! — Парень сжал Лололошку в объятьях и похлопал по спине. Как это непохоже на манеру общения с военными приятелями вроде Кавински, как сильно разнится с неловкой отчуждённостью от соседей по блоку! Карл решил, что правильно сделал, полетев вместе с Лололошкой: именно здесь он настоящий. — Карл. — С наивной улыбкой студент протянул руку парню в зелёной рубашке и такого же цвета тирольской шляпе. — Чечечерпак. — Рассеянно бросил тот и повернулся лицом к Лололошке. — Давай проведём товарищу Карлу небольшую экскурсию. — Окей. — Несколько смягчившимся, но при этом всё таким же сдержанным голосом ответил Лололошка. — Здесь ванная. От ваших отличается мало, поэтому объяснять, как пользоваться, не буду. Карл еле успевал за Чечечерпаком: даже ненапряжённая будничная походка этого парня позволяла ему то и дело исчезать за углом коридора. «Длиннющие ноги, да он двухметровый! И на сангвиника похож. Стабильно полон энергии», — бежал Карл за ним трусцой. — Лололошка так и не научился переводить валюту, и перечислять, в общем, тоже. Одни сувениры, да трофеи шлёт. Поэтому это великолепие мы снимаем, скидываясь каждый. Не считая Джона, нас пятеро. Монинини на той неделе скончалась от рака головного мозга. Арнирская медицина, по правде сказать, самая отсталая в мире. Хотя и ваша мало на что годится. Как ни печально, перевезти Мо сюда было невозможно. Но ладно… — Чечечерпак прервал сам себя, свернул с коридора и повёл гостя в следующую комнату. — Когда Инджеборг-Каролайн Харрис убили, её сестра — наша с Но и Си мать — Фарагонда ещё не возглавила полицию Поэны, но уже делала большие успехи в медицине. Известный закон Поэны гласит: если кто-то умирает, значит совершено покушение. Поэтому практически все врачи у нас — фельдшера и военные хирурги. Так что гильдию врачей объединили с полицейской гильдией… Голос растворился в лабиринте. Пугаясь каждого датчика, Карл бродил наугад, пока не заметил открытую дверь. Свет в ней был выключен. Из трёх коей одна пустовала. Прочистив горло, чтобы привлечь к своей просьбе внимание, Карл, по возможности превозмогая дрожание связок, сказал: — Извините, не подскажите, где прихожая? Я пришёл с Лололошкой и немного заблудился. Одно тело вскочило. Квадратная академическая шляпка розового цвета, расстёгнутая гавайская рубашка, огромные пляжные шорты… Лишь безумно вытаращенные глаза заставляли эту картину выглядеть органично. Тело облизнулось и вытащило кинжал: — Ы! Ы ы ы, ы! Ы ы ы! Аы! Ы ы-ы ы ыы! Аы! Ы ы ы, ы! Ы ы ы! Аы! Ы ы-ы ы ыы! — Сито, заткнись! — В тело полетела подушка. — Не мешай спать! — Товарищ Карл, Вы чего отстали? Решили познакомиться с моими братьями? Нет, Нононожик южан не любит, а к Сисисито нужен особый подход. Лучше пойдём к Куайкуайкуайцзы. Он сейчас на кухне. Отец его, брат Каролайн, во время одной своей командировки на Восток, втрескался в местную «кошкодевочку-жену» и остался в Даливарике. Так вот Кай по нраву помягче нас будет, учился то у мудрого философа-отшельника Бастиана Гай Уайта, а не у полковника Томо. — А может, лучше вернёмся в прихожую за Лололошкой. Мне с ним спокойнее. Чечечерпак пожал плечами и пошёл, на этот раз сильно притормаживая свой шаг. Он почти не двигал ногами, словно дама в узко затянутом у щиколоток платье, какие бывали в старину. Оказалось, что Карл петлял кругами и спальня поэнских родственников Лололошки расположена совсем близко ко входу. — Лололошка! — В квартиру вошёл новый человек — пацанёнок в военной форме — и тут же повалился под ударом своего командира. Т-38 — так гласил номер на его спине — рефлексивно схватился за лицо. Из ноздрей и уголка рта сочилась кровь. Опомнившись, солдат неестественно быстро вскочил, отнял залитую кровью руку от лица, приставил к фуражке и чеканно закричал: — Позвольте доложить, товарищ генерал-майор! — Докладывай. — Сурово сказал Лололошка. Лицо Т-38 так сияло, словно восклицая: «Как мне повезло! Господин Лололошка же праве застрелить меня на месте! О великодушный господин!» — Сенат Омен-Сити разорвал договор с Алотеррой и принял решение об отделении! — Что ж, передай группе мой приказ: Фин со своей бригадой должна осуществить операцию «XQW». Степень кары — каждого пятого жителя на ПМ. — Так точно, товарищ генерал-майор! Можно идти, товарищ генерал-майор? — Постой. Радан с Кейт ещё не вернулись? — Никак нет, товарищ генерал-майор! Продолжают проверку экспериментальных разработок несъедобных мундиров, товарищ генерал-майор! — Войд с Джоном готовы к их захвату? — Так точно, товарищ генерал-майор! — Свободен. Эта сцена не нравилась Карлу. Он снова пошёл один по коридору и нашёл что-то вроде галереи, только вместо картин там висели оленьи рога, охотничьи ружья и прочие трофеи. Но вдруг одна вещичка привлекла его внимание. Карл замер и пристальнее вгляделся в «трофей»: рыжая шёрстка, ещё не выветрившийся коровий запах. «Мунька…» — на минуту Карл отключился от реальности, его сознание заполонили жуткие флешбеки. Он, не до конца понимая, что делает, схватил шкуру и рванул вперёд: — Грёбаные уроды! Чёртовы говноеды! Падла! Чтоб вам гнидам сгнить в… Сзади его толкнули — он потерял опору и полетел. Всё расплывалось в глазах, только боль, адская боль от чуть не треснувших ребёр. Ботфорт давил на спину. Карл повернул голову в сторону своего мучителя: угрюмое лицо скрывалось в тени от иссиня-фиолетового капюшона. «Франц… так вот что ты чувствовал тогда…» На шум сбежался весь дом. — Но, хватит! Мы не собираться никто убивать. Мы добрый люди. — Запротестовал парень в жёлтом. — Так никакого убийства. Народный суд над враждебным классовым элементом. — Че прав. Объявляю трибунал открытым. Голосуем. — Лололошка снял и положил очки на комод, протёр зачесавшийся глаз. Ответы помчались в темпе пулемётной очереди. — Другой дорога есть у нас. — Что тут говорить: южанам смерть. — Ыхыхыхыхы! — Ладно, повторюсь: ликвидировать. — Скучающе зевнул Чечечерпак. Если не считать блеска в серых глазах, лицо Лололошки оставалось неизменным. Одну руку он выпрямил по шву, другой уверенным неторопливым движением достал отливающий сталью пистолет. — Отлично: трое против одного. Приговор утверждён и приводится в исполнение немедленно. Совершенно спокойно, даже не дрогнув, Лололошка снял оружие с предохранителя, приставил дуло ко лбу Карла и спустил курок. Карл уткнулся носом в подушку. Солнце жёлтой девочкой без стука и приглашения вбежало в комнату. Сияющая малютка в звездообразном кокошнике просилась, чтобы с ней поиграли, она тормошила Карла и даже пробовала щекотать его глаза. Сон был испорчен. Карл вздохнул и поднялся в сидячее положение. Он раздумывал над своим кошмаром, горьковато посмеивался над собой, над тем, как легко он поверил в его реальность. Пора вставать и приступать к личной гигиене. Режиму Карл следовал строго. Ещё раз осмотрев комнату: никакой солнечной девочки, только жёлтые четырёхугольники, изломанные мебелью и границами плоскостей — он опустил ноги на пол, одел тапочки с розовым помпончиком. Знакомый запах привлёк внимание Карла. Студент стал принюхиваться. Но от поворотов головы по сторонам интенсивность запаха не менялась. Карл, смущённый казусом, напрягся, замер, стараясь уловить малейший намёк на источник, и просидел таким образом довольно долго. Как вдруг, нечаянно поднеся руки к лицу, он понял. Запах коровы. Рыжие ворсинки на ладонях.