Пурпурные сердца

      – Ты только не говори при Итачи, что убил его брата, – Какаши с опаской косится на Хидана, но тот только фыркает в высокий ворот плаща.       – Я по-твоему совсем кретин? Ты лучше мне скажи, какой у тебя план. Если это окажется Мадара, куда ты пойдешь с этой информацией? Уж явно не в местный участок.       – Верно. Я связался с соседним штатом еще когда искал связь у погибших. Как оказалось, там тоже случилось убийство, только вот даже их газеты писали о зверском нападении на ветерана войны. Их полиция работает, в отличие от нашей.       – Повезло. Видать он еще не дотянулся.       – В общем, от тебя ничего не требуется. Раз уж вы решили, что лучше будет пойти тебе… – задумчиво говорит Какаши, не скрывая сомнения, – то действуем так: говорит Итачи, а мы наблюдаем за реакцией Мадары. Полагаю, когда он увидит тебя, она будет вполне красноречива.       – О да, – Хидан усмехается, – Ты наивен. Не жди бури эмоций. Мадара хладнокровен, как змея, он и не взглянет на меня.       – Уверен, он себя выдаст.              Заметно, что Итачи нервничает. Стоя перед дверью кабинета, он несколько раз глубоко вздыхает и протягивает руку, нащупывая рукав пальто Какаши:       – Если на твой взгляд что-то пойдет не так, скажи мне сразу.       – Конечно.       – Чувствую себя идиотом, – Итачи нервно почесывает шею, – Это идею подал мне Кисаме, но сейчас его рядом со мной нет.       – Уверен, он вернется. Или мы его найдем. Наверно, ему просто нужно время.       – А кому оно не нужно? – грустно усмехнувшись, Итачи выпрямляет спину и горделиво поднимает голову. Нужно соответствовать фамилии, даже если когда-то стыдился ее.       Он стучит по двери и, дождавшись приглашения, заходит в кабинет первым. Какаши идет рядом, практически невесомо касаясь его плеча рукой – он его направляет в сторону стола и кресел. За столом сидит Хаширама, рядом у окна стоит Мадара и выжидающе сверлит взглядом всю процессию. Когда его глаза встречаются с Хиданом, у него на миг дергается уголок губы и он ставит стакан с виски на стол.       Присев в кресло, Итачи находит еле различимый силуэт Мадары и, собравшись с духом, говорит:       – Дядя, я…       – Я сделал все, о чем ты просил, – вдруг перебивает его Хидан и обходит стол, вставая рядом с Хаши, – Я убил Какузу. Я привел детектива, который тебе мешал. Племянник бонусом, – взмахнув рукой, он посмеивается, – Теперь, я надеюсь, мы в расчете?       – Приятно с тобой работать, – отвечает Мадара, – Было бы еще приятнее, если бы не твой перфоманс в церкви.       – Психанул немного, – пожимает плечами Хидан, – Просто, блядь, невовремя ты явился со своими просьбами.       – Прости, что не уточнил твое расписание.       – Я свободен?       Мадара медлит с ответом, с удовольствием наблюдая за тем, как Хидан бесится. Ему не хочется отпускать такого ценного «сотрудника», но его услуги ему все равно больше не нужны.       – Да.       – Неужели ты подчистил всех хвосты? – удивленно спрашивает Хидан, подходя поближе к Мадаре, – Избавился ото всех, кто тебе угрожал? А ты, Хаши, – оборачивается он, – рад, что хозяин наконец-то разобрался со своими проблемами?       – Хидан, закрой рот.       – Ой, Мадара, что-то твой друг какой-то невежливый.       – Давай уже проваливай, – кривится брезгливо тот, – Не заставляй меня передумать на твой счет.       – Ладно, только скажи мне… – Хидан встает с Учихой рядом, – Зачем ты попросил меня убить свою жену? – он издевательски усмехается, – Разве она тоже с тобой служила?       – Нет, она просто слишком много знала. Как и ты, – Мадара направляет на него прищуренный взгляд, – Не искушай судьбу, придурок.       – Всё-всё, ухожу, – театрально откланявшись, Хидан идет к двери и встречается взглядом с абсолютно ошарашенным Какаши. Он разводит руками и коряво улыбается, но здесь никому не до смеха.       Хлопает дверь, в кабинете воцаряется тишина. Какаши кладет руку на плечо Итачи и молчит, закипая изнутри. Ему приходится прикладывать все силы, чтобы не выхватить из кобуры пистолет и не пострелять этих двоих, все-таки самосуд давно вне закона. То, что Хидан здесь наговорил, до сих пор эхом отзывалось в голове, но Какаши не удавалось подобрать к этому эмоцию. Все, на что он надеялся, все его планы, вся работа, которую удалось проделать, все сейчас летело в небытие. И Какузу… неужели все так, как сказал Хидан? Черт, Какаши ведь подозревал, что это неспроста, но оказался так доверчив… чем больше он думал об этом, тем сильнее ему сводило нервы от злости и безграничного отчаяния.        Вряд ли его оставят в живых. Впрочем, Мадаре не составит труда слепить какое-нибудь бредовое обвинение и найдутся те, кто поверит и те, кому придется поверить. Деваться некуда. Его жизнь в руках жестокого человека, который не чурается любых средств, лишь бы добиться своего.       В коридоре что-то шумит, похоже, по ступенькам кто-то поднимается. Вероятно, охрана, которая сейчас повяжет Какаши по рукам и ногам, бросит в багажник и увезет в какую-нибудь лесную глушь. Положение незавидное, но он не готов сдаваться. Теоретически, он сможет выбраться, если руки свяжут за спиной – в заднем кармане лежал перочинный ножик, точнее сказать, обычный бытовой мультитул. Если изловчиться…       Дверь за спиной открывается с размаху, впечатавшись ручкой в стену. По спине Какаши пробегает нервная дрожь, он весь подбирается, готовясь к удару, но вместо этого видит округлившиеся глаза Мадары. Хаширама опускает взгляд, хватаясь руками за голову.       – Как здорово, что вы все еще здесь, честное слово, думал опоздаю.       Какаши знает этот голос. Вдох застревает в горле, сжавшемся от спазма, он оборачивается и ошалело глядит на Джирайю. Тот больше не выглядит нелепо, его волосы собраны в аккуратный хвост, от странной одежды бразильского шарманщика нет и следа, сейчас на нем идеально сидящий костюм и черный плащ на плечах. За его спиной пара агентов с нагрудными значками ФБР и… Кисаме? Сам он, громогласно рассмеявшись, хлопает Какаши по плечу, да так смачно, что у того едва не подгибаются колени.       – Вовремя я, а?       – Джирайя… как это вообще возможно? – Какаши не узнает свой голос, от волнения он, кажется, охрип.       – Агентура! – тот прикладывает к виску пару пальцев, насмешливо отдавая честь, – Давно мы пасём этого красавца, да все доказательств не было. Вы тут устроили такую суету, мы начали бояться, что он вовсе затихарится, но вышло все как раз наоборот, – он поворачивается к сотрудникам позади и взмахивает рукой, – вяжите этого пса. И не забудьте зачитать права, мы уважаем закон!       – А он здесь что делает? – растерянно указав на Кисаме, спрашивает Какаши.       – Ему пришлось нам помогать. Видишь ли, какая штука, я в этом городке давно в засаде сижу, коллега. Примелькались вы мне все, а когда он вдруг побег от вас устроил, я смекнул – не зря. Пообщались мы с ним немного, и он подуспокоился. Ничего ж незаконного парень не сделал.       Слегка повернувшись, Итачи водит глазами, пытаясь различить чужие силуэты в полумраке: – Кисаме?       Хошигаки смотрит на Джирайю и, получив утвердительный кивок, подходит к Итачи. Он садится перед ним на колени и осторожно берет его за руку, словно боится разрушить хрупкость момента. Ему трудно подобрать слова, хотелось бы поговорить в менее напряженной обстановке, но что-то сказать нужно. Оправдаться, успокоить, внести какую-то ясность.       – Ты вернешься? – опережает его Итачи.       – Вы хотите, чтобы я вернулся? – пораженно спрашивает Кисаме. Он знает, что не заслуживает подобных слов.       – Если обещаешь избавиться от своих заскоков, – лукаво улыбнувшись, Итачи склоняет на бок голову.               Вскоре в кабинете становится пусто. Джирайя, с видом хозяина положения, расположился за столом Хаширамы и копался в документах. Какаши, до сих пор не пришедший в себя, стоял у окна, наблюдая, как Мадару и нынешнего мэра их городка погружают в служебную машину. Скоро доберутся и до полицейского участка, надо полагать, грядет мощная чистка кадров.       – А Хидан? – вдруг очухивается Какаши, резко обернувшись.       – А что он?       – Он ведь убийца, вы не поймали его?       – Нет, – Джирайя вздыхает, – Он отправил в наш офис свои показания еще вчера, а буквально перед приходом сюда я нашел в своем фургоне это, – из внутреннего кармана плаща он достает небольшую прослушку, так знакомую Какаши, – полагаю, там доказательства.       – Значит, он сбежал?       – Вероятно. На его месте я бы так и сделал, – Джирайя снова сипло усмехается, – Как я понял, его шантажировал Мадара, это несколько сбивает градус его вины, но все же ФБР могло бы его арестовать. Впрочем, я выделять на это ресурсы не собираюсь.       Кивнув, Какаши снова поворачивается к окну. В конце концов, он и сам задерживать Хидана не хотел, наверно, с какой-то стороны это правильно, к тому же содействие следствию всегда высоко ценилось. Вероятно, своим трюком он хотел вытянуть из Мадары признание под запись и ему это удалось. После такого он даже мог бы попасть под программу защиты свидетелей, но, похоже, он сам все для себя решил.       – Так в чем же было дело?       Джирайя вздыхает и подпирает голову рукой:       – Учиху, как мы поняли, взбудоражила недавняя волна признаний ветеранов, со службы которых спало вето. Едва срок давности их службы вышел, как многие ринулись в полицию, в СМИ, в соцсети, чтобы выложить правду о преступлениях, совершенных их командирами. Сам знаешь, частные армии... Они не особо-то разборчивы в выборе контрактов.       – Выходит, и Мадара этим промышлял? Боялся, что Какузу и другие бросятся рассказывать обо всем? Но они даже не знали, что он их командир.       – Знали или нет, это уже не составило бы проблем выяснить, – Джирайя качает головой, – Конечно, он всполошился. Его карьере пришел бы конец.       – И многих он успел убрать?       – Больше, чем нам бы хотелось, но меньше, чем мы опасались. Некоторых найти не смог даже он, до некоторых не смог добраться. Знаешь, кто-то сошел с ума, кто-то выбрал изолироваться от общества самостоятельно.       – Выходит, им повезло.       – В каком-то смысле, – усмехается Джирайя.       Об этом еще стоит поразмыслить. Дело оказалось довольно банальным, но теперь Какаши было любопытно, каких же грехов так боялся Мадара. Когда это вскроется, к его сроку наверняка добавятся еще пара пожизненных.       – Я могу отлучиться домой? – спрашивает Какаши.       – Конечно. Приезжай в участок, мы будем там.       Выдохнув, наконец, с хоть каким-то облегчением, Какаши идет к двери, но вдруг останавливается. Обернувшись, он какое-то время изучающе глядит на Джирайю, теперь такого серьезного и представительного, не то, что там, в ресторане. Нахмурившись, он внимательно читал какой-то документ, время от времени делая пометки в блокноте.       – Так а книги-то вы все-таки пишете?       Оторвавшись от работы, Джирайя поднимает голову. Он смотрит в ответ с интересом, а потом понимающе хмыкает.       – Пишу, на досуге. Это в самом деле мое хобби, – не удержав смеха, он взмахивает ручкой, – Хорошее прикрытие получилось, скажи? Я снискал настоящий успех с этим делом и, пожалуй, продолжу писать, когда выйду на пенсию.       – Разносторонний вы человек, – усмехается Какаши, – И мне действительно нравятся ваши книги.       – Горжусь, что у меня такие читатели. Это правда для меня честь, коллега.              

***

             – Нужно забрать кошку из гостиницы.       Итачи сидит на привычном пассажирском сидении в машине Кисаме и обеспокоенно сплетает пальцы. Конечно, он все еще насторожен, но какое-то шестое чувство подсказывало ему, что бояться больше нечего. Кисаме и сам боится, и, очевидно, им о многом нужно поговорить. И не раз, одним разговором вряд ли обойдется.       – Сейчас заедем, – соглашается Хошигаки и заводит автомобиль, – Я хочу попросить прощения, я столько всего натворил.       – Хватит, ты извиняешься уже пятый раз за последние десять минут, возьми себя в руки.       – Наверно, я должен объясниться, – выехав с парковки, Кисаме протяжно выдыхает, собираясь с силами, – У меня довольно мрачное прошлое. Скажу прямо, родился я в Мексике, рос я как трава в огороде, рано попал в дурную компанию, понабрался всякого… Потом оказался в банде, довольно серьезной, но там иначе нельзя, если хочешь выжить. Со временем дела пошли хреново, начались какие-то междоусобицы…       Он замолкает на несколько минут, пока светофор не зажигается зеленым. Итачи молчит тоже, терпеливо ожидая продолжения.       – В общем, оказалось, наш босс сливал информацию копам, так что я его убил. Не то, чтобы от этого стало кому-то лучше… – Кисаме грустно усмехается, – Мне пришлось бежать из страны, но на границе меня поймали. Срок слегка смягчили, потому что, по сути, я убил главаря банды, что полиции на руку, но я отсидел от первого до последнего дня без поблажек. Там меня нашел Мадара.       Итачи хмурится.       – Сперва я согласился на него работать, но, когда меня выпустили… в общем, я передумал. Испугался, наверно. Мне удалось сбежать, пересечь границу и вот я здесь. Захотелось измениться, жить иначе. Ночами я работал на грузовой станции, днем помогал в больницах и домах престарелых, проходил практику. А потом встретил вас.       – Тебя.       – А потом встретил тебя.       – Что ж, – какое-то время Итачи выдерживает паузу, – Должен признать, я ожидал худшего.       – Но не похоже, что это вас… тебя радует.       – Я понимаю, Кисаме, ты очень хочешь стать лучше, но не обязательно при этом маниакально меня оберегать. Ты стал мне близким человеком, я рад, что ты рядом и я никуда не денусь, я даже не увижу, куда идти, – Итачи издает легкий смешок, – Поэтому просто позволь себе выдохнуть, тебе еще долго придется слушать мои музыкальные потуги.       – Да ладно, ты отлично играешь!       – И я рад, что ты не успел связаться с Мадарой.       – Да уж, – нервно выдохнув, Кисаме почесывает затылок, – Сейчас проблем было бы гораздо больше.       Он улыбается, понимая, что уже забыл, когда делал это так искренне. Ему, конечно, до сих пор совестно перед Итачи, стыдно за все, что он сделал, но, похоже, мироздание решило его простить и дать еще один шанс.              В квартире душно, все это время окна были закрыты. Кисаме распахивает их, впуская морозный, свежий воздух, Итачи ёжится, но улыбается. Кошка, нервно дергая хвостом, привычно запрыгивает на кресло и деловито принимается вылизываться. Надо полагать, «отпуск» в гостинице ей не очень понравился.       Кисаме помогает снять куртку, аккуратно разматывает шарф. Вдруг Итачи ловит его за запястье, сдвигает ладонь, касаясь пальцев. Хотелось бы ему видеть выражение лица Кисаме сейчас, но остается довольствоваться его взволнованным дыханием и подрагивающей рукой.       – Совсем забыл, – говорит тот, вешая шарф на крючок, – а что теперь будет с Мадарой? И с тобой?       – Похоже, у дяди теперь будет много дел, – усмехнувшись, Итачи делает шаг вперед, поближе, – Думаю, вся моя оставшаяся семья подключится к дележке его имущества. Поможешь мне, – он тыкает Кисаме пальцем в грудь, – добыть дом. Пусть забирают деньги, там на всех хватит, мне нужен только его домик на побережье.       – Буду неустанно следить за процессом, – кивает Кисаме.       Когда становится слишком холодно, он прикрывает окна и заваривает горячий чай. Итачи садится за синтезатор, начиная тихонько перебирать клавиши, импровизируя на ходу. Все выглядит так, будто ничего никогда не происходило, не было никакого детектива, погибших солдат и страшного признания. Только погода за окном изменилась.       Наблюдая за игрой Итачи, Кисаме думает, что больше никогда не будет вспоминать свое прошлое и никогда больше оно не повлияет на его мысли и эмоции. Он больше не позволит страху руководить собой, тем более, если это может повлиять на Итачи. В конце концов, он помог ему измениться и дал второй шанс, и будет ли третий, Кисаме проверять точно не собирался.              

***

             После того дня, когда Какузу получил по голове тяжеленным кувшином, пришлось провести в больнице почти неделю и закончилось все парой швов на затылке. Действительно ли Хидан хотел его убить? Трудно сказать, когда не у кого спросить. Было время подумать и Какузу не пришел ни к одному утешительному выводу – он чувствовал себя преданным, так что никакие оправдания Хидану и его поступку не находились.       Видеть Какаши тоже в планы не входило, но деваться из палаты было некуда. Слушать о том, как завершилась вся эта история и о Хидане, который сбежал, не хотелось. На удивление, все перестало волновать, и Мадара, и служба, и товарищи из прошлого, это все больше не имело никакого значения. Конечно, Какузу был рад, что все это закончилось, но не более – дежурная, вежливая улыбка, рукопожатие, обещание сообщить, когда выпишут из больницы. Кажется, Какаши заметил это и не задавал лишних слов, только рассказал, как поживает собака, за которой он присматривает в отсутствие хозяина.              Выписка из больницы тоже не далась просто. Вернуться пришлось в холодный дом, в котором царил беспорядок, и сил, чтобы с этим разобраться, не было. Физически Какузу был, конечно, в порядке, а вот морально едва ли. За всю жизнь он пережил немало потрясений, смерти, ранения, ужасы, от которых не отвернешься, но сейчас он ощущал все сильнее нараставшую пустоту. Дни, проведенные в домике в снегу, казались каким-то сном, будто ничего этого и не было. Хидан, лежавший рядом, его слова, руки, дыхание – морок, не более, который перестал ощущаться реальностью. Собака, тыкавшаяся мордой в открытую ладонь, выдергивала Какузу из сна, но лишь сильнее напоминала о произошедшем. У него даже возникала мысль отдать ее Какаши насовсем – слишком уж много неприятных ассоциаций она вызывает, но все же он на это не решился. Животное ни в чем не виновато.              За последние несколько месяцев Какузу практически не выходил из дома. Он спал, ел, когда становилось совсем уж невыносимо, пытался читать книги, но информация не хотела усваиваться. Его раздражала улица перед домом, раздражал чертов лес, на который выходили окна дома, раздражал холод и снег. Скоро придет весна, начнутся дожди, очередной гребаный потоп, потому что город не сделал никаких выводов.       В один из дней его затворничества пришел Джирайя. Какузу не видел этого старика до сих пор, но он, пожалуй, вызвал уважение сразу – что-то было в нем знакомое, похожее на самого себя. Может, усталость в глазах и следы прожитых лет, явно не простых. Он служил, по нему сразу видно, но, в отличие от Какузу, он выбрал жить в иллюзии и глушить свои воспоминания юмором и дурацкими хобби. Очевидно, он пришел чтобы приободрить, рассказал, что следствие активно движется, что многих удалось уберечь от неминуемой смерти, благодаря действиям Хидана.       Опять Хидан. На этом моменте Какузу нахмурился и скривил губы. Он закончил разговор раньше, чем Джирайя рассчитывал, но слушать об этом было невыносимо.              Когда начались первые дожди, Какузу не выдержал. Он снял с банковских счетов все свои средства, оформил Чуку как собаку психологической поддержки, чтобы никто не ебал ему мозги на тему собаки в самолете, и купил билет в Рим, надеясь, что там ему станет легче. Впрочем, оставаться на одном месте он тоже не рассчитывал, вряд ли ему удастся найти себе место с первого раза, наверняка придется поколесить по миру, но лучше так, чем сходить с ума здесь, не зная, куда себя деть.       Почти каждый день ребра сводило легкими приступами, похожими на невралгию. То ли это последствия того ранения и своеобразного лечения, то ли виновато мнимое, но перманентное ощущение простреленного сердца.              Рим оказался неплох, только слишком уж жарко. Черная собака изнывала, вывалив язык, и недоуменно смотрела на Какузу, когда он пытался вывести ее из отеля погулять. Вечером становилось прохладнее, но, вместе с тем, и люднее. Туристов слишком много, а местные шумные сами по себе. Возможно, стоило поселиться еще дальше от центра, но Какузу понимал – это не его место, так что он решил продолжить поиски.       Временами ему звонил Какаши просто чтобы поболтать. Похоже, он испытывал какую-то необходимость поддерживать в Какузу навыки общения, иначе это было не объяснить, впрочем, со временем и Какузу начал испытывать благодарность. Ни о чем дурном Какаши не напоминал, а его истории про собак и Ямато, который каждый день бухтел на бардак и собачью шерсть, веселили. Судя по всему, они там окончательно сошлись и, кажется, самому Какаши это тоже пошло на пользу, он стал более дисциплинированным и начал приводить в порядок свои нервы.              После Рима настала очередь Монако, захотелось посмотреть знаменитые гонки, но наскучило быстро – город кишел богачами и их кукольными дамами, все провонялось металлическим запахом денег, подделок и глупого шика. Следом Какузу добрался до Швейцарии и, пожалуй, даже немного проникся, только вот чертовы горы навевали поганые воспоминания.       Франция, Бельгия, Германия. Перемещения по карте превратились в простейшее желание посмотреть мир и отвлечь себя тем, что в нем кипит жизнь вне зависимости от того, испытывает ли Какузу одиночество или нет. Люди жили жизнь, не обращая никакого внимания на других, деревья росли, дети смеялись, солнце всходило и пряталось за горизонтом.       Не испытывая никаких особых надежд, Какузу собрался в Ирландию. Ему нравился климат и, наверно, тамошняя атмосфера была ему ближе. Из-за утреннего рейса пришлось встать очень рано, даже Чука был недоволен, судя по то и дело закрывающимся глазам. Арендованная машина уже ждала у крыльца отеля, Какузу быстро забросил чемодан в багажник и выехал в сторону аэропорта.       На самом деле эти скитания уже начали утомлять. Этот мир слишком большой и Какузу видел его в самых паршивых проявлениях – не везде все так красиво и роскошно, как в Монако, не везде в достатке еды и воды, и не везде люди улыбаются при встрече. Это казалось ему важнее. Всю жизнь он был уверен, что его служба помогает кого-то спасти, но на деле все это лишь видимость. Истинных причин, мотивов и целей ему не суждено было узнать. Может, тем и лучше.       На удивление, в зале ожидания почти никого не было. Наверно, недавно улетел какой-то рейс, а до следующего, на котором полетит Какузу, еще пара часов. Пройдя регистрацию, он устроился напротив огромного окна, за которым виднелась взлетная полоса, вытянул ноги и откинул голову назад. На соседнем сидении свернулся калачиком Чука – досыпать остатки сна. Сизое небо предвещало дождь, на полосе сновали маленькие машинки, по громкоговорителю объявляли будущие рейсы, а в кафе поблизости играла такая спокойная музыка, что Какузу невольно начал засыпать. Широко открыв глаза, он встряхнулся – не хватало еще вырубиться тут и проспать рейс. Сверившись с часами, он хотел дойти до книжного и обзавестись каким-нибудь чтивом, чтобы скоротать время, но вдруг его взгляд зацепился за человека, стоящего вплотную у окна.       Седые волосы чуть отросли, но все так же зачесаны назад, а с поникших плеч свисает шарф. Абсурдно длинный, нелепый шарф в серую клетку. Какузу отворачивается, хмуро глядит на собаку, не веря тому, что видит, но, когда поворачивается к окну снова, Хидан уже смотрит на него. Они смотрят друг на друга слишком долго. Какузу не находит в себе сил встать и подойти, ему кажется, будто все тело разом отказало и не желает двигаться, расслабленно растекшись на неудобной сидушке. За окном садится грузный самолет с нарисованной мордой тигра на носу.       Когда Хидан делает шаг, Какузу вздрагивает. Статичная картинка вдруг пришла в движение, оказавшись правдой, и это пугало. Накатило волнение, тут же отозвавшись в груди фантомной болью, кольнуло плечо. Хидан подошел ближе и остановился, нерешительно глядя себе под ноги. Все такой же бледный и растерянный, но без белого воротничка. Крепко сжав руку на ручке чемодана, он закусил губы и поднял взгляд.       – Что ты здесь делаешь? – спрашивает он, будто невзначай.       – Лечу в Дублин, – отвечает Какузу, даже не успев определиться с интонацией. Он все еще был до крайности удивлен, но ничто в нем это не выдавало, он по привычке хмурился.       – О… – Хидан как-то неловко дергает рукой, в которой держит посадочные талоны, – я тоже.       Какузу протяжно выдыхает, отворачивается и вглядывается в лица посетителей кафе, будто они могут как-то ему помочь. Что-то ему совсем дурно становится. Хотелось бы сейчас закрыть глаза и, открыв их снова, обнаружить только окно и рулящие по полосе самолеты.       – Ты не хочешь меня видеть? – как-то наивно спрашивает Хидан и опускается перед Какузу на корточки. Наверняка он и сам знает ответ, но хочет услышать это лично.       Какузу невольно думает, что на его месте тоже хотел бы, только вот почему-то сейчас нет категоричности в суждениях и он не может ответить. «Все не так просто» – мог бы он сказать, но даже этого произносить не хочется, это не совсем то, о чем он думает. Нужные слова отказываются приходить на ум и Какузу поворачивается к Хидану, глядя ему в глаза и надеясь, что тот и сам все как-нибудь поймет.       – Слушай, я просто не хотел рисковать. Помнишь, я же говорил, они тебя убьют, и копа убили бы, а так, типа, я потянул время, убедил их, что все по плану…       – Не хочу об этом слышать, – перебивает его Какузу.       – Ты просто не так понял, – Хидан подается вперед и кладет руку ему на колено, но этим только вызывает взрывную реакцию. Какузу резко встает, отмахиваясь от Хидана, и отходит в сторону, пытаясь хоть как-то уложить в голове его слова. Какаши говорил примерно так же – мол, благодаря Хидану то, благодаря Хидану сё… Черт, Какузу может это понять, это не трудно, но он не ждал оправданий, не хотел «прояснять ситуацию» и понимать все так, как надо.       Он сам не знал, чего хотел.       – Я боялся за тебя, – говорит Хидан, вставая рядом.       – Ты уехал.       – Я… да. Меня арестовали бы, если бы я остался.       – Ты мог объяснить, что собираешься делать, – Какузу скрещивает руки на груди, стараясь закрыться от накрывающих волнами эмоций, – Обязательно было пробивать мне башку? Или ты надеялся меня грохнуть все-таки?       – Наоборот! Блядь, боже, – закрыв лицо руками, Хидан какое-то время молчит, – Тебя нужно было только вырубить, и я испугался, что переборщил. Если бы ты только знал, как я испугался.       – Да я уж вижу, как. Главное, съебаться успел.       – Я рассказал обо всем тому старику из ФБР, не помню, как его зовут. Пока они брали Мадару, тебя уже везли в больницу. Какузу, – Хидан хватается за его руки, – прости, я натворил такой хуйни…       – Точнее и не скажешь, – кивает Какузу и вдруг разжимает руки, притягивая Хидана и сильно прижимая к себе.       Только сейчас он понял, насколько скучал. Все чувства, которые он усиленно в себе душил, начали вырываться и первые секунды это оглушало, как грохот водопада. Прошлое снова встало перед глазами как наяву, но больше не вызывало горечи, наконец с ним удалось смириться.       Хидан цеплялся за толстовку Какузу, уткнувшись лицом ему в шею. У него вдруг дрогнули плечи и Какузу обнял его сильнее, провел рукой по волосам и запоздало осознал, что в груди совсем не болит.       – Ты меня простишь? – бормочет Хидан едва разборчиво.       – Мне нет смысла отказываться.       – Я скучал, если честно, – Хидан выпрямляется, нелепо шмыгая носом, – Думал, что опять придется жить, как мудак. Существовать просто, как раньше. Меня бы ненадолго хватило.       – Еще скажи, что собирался живописно самоубиться с крыши собора Святого Патрика.       – Ох, Какузу, – в глазах Хидана на миг мелькает восхищение, – Ты знаешь меня лучше, чем я сам.       Усмехнувшись, он кладет руки Какузу на шею и притягивает к себе, тут же целуя. На его губах привкус ментоловых сигарет и кофе, Какузу с удивлением обнаруживает, что ему это нравится гораздо сильнее, чем он мог представить. Чем глубже становился поцелуй, тем меньше в нем становилось отчаяния и обиды, сменяясь утерянным в снежном городе теплом. Какузу всегда ненавидел прошлое и меньше причин его ненавидеть не стало, пожалуй, это останется неизменным, но он больше на него не в обиде. Что было, то было, пусть так.              Хидан вздыхает, крепче сжимает руку Какузу, глядя в окно. Он улыбался и все никак не мог перестать, губы его не слушались. Проснувшийся пес с недоумением смотрел на него, но, похоже, быстро его узнал и лениво завилял хвостом.       – Как ты назвал его?       – Чука.       – Это что еще такое? – Хидан не удерживает смешка, – Как тебе это в голову пришло?       – Не знаю, – пожав плечами, Какузу помотал головой, – В больнице кормили салатом из этой хрени.       Закусив губы, Хидан опускает голову, словно снова ощущая вину. Заметив это, Какузу поглаживает его руку пальцем и вздыхает:       – Перестань себя винить. Это не поможет ни тебе, ни мне.       – Думаю, это еще не скоро пройдет.       – Придется смириться.       За окном взлетает самолет, по громкой связи объявляют посадку на рейс до Дублина. Какузу не хотелось отпускать хиданову руку, не хотелось вставать, но ему все-таки нужно сесть на этот самолет. Им обоим.