Ты. Я. Мы и весна.

Валера злится. Пиздец как злится. Злится на родителей, который беспросветно ссорятся. Злится на отца, который постоянно пьет. Злится на мать, которая все терпит. Злится на собственную тупость. Злится на Катю, с которая требует к себе слишком много внимания. Пиздецки злится на группировку. Злится на Вову, который оберегает их как детей малых, не разрешая вступать в нормальные драки. Злится на Кащея, которому похуй что, когда, где твориться и который спустил все на Адидаса. Злится на жизнь, которая летит как на санях в пизду. Злится на лучшего друга, который так здорово оставил его посреди холодной улицы. В одиночестве. Почему ОН должен страдать из-за ебанутых на голову Туркину конкретно неясно. Почему все не могут вести себя как нормальные люди и не творить всякой херотени тоже непонятно. Но жизнь вообще даёт Валере больше вопросов чем ответов, а справляться со всем у него иногда нет сил... —"Заебали своими закидонами". Он так и остался на какое-то время стоять посреди улице и минут двадцать бегал по кругу на одном и том же месте, как оголтелый, думая, что же делать. Идти домой было не варик, только потому что там родители. Всё-таки сегодня пятница, и с завода, на котором уже ничего толком и не производят, кроме "подсчёта производительности труда", опускают намного раньше чем надо бы. А до вечерней дискотеки ждать ещё долго. Вахит уже наверное добрался до больнички, сплевывая по пути кровь после драки. Арматуру он вряд ли выкинул, и Валера представляет, что об этом подумали стоящие около входа на перекуре врачи. —"Пусть его блять там закроют и голову полечат. Может измениться чего". По хорошему надо было его догнать или подловить на входе из учреждения и вернуть домой в целости и сохранности. Не то чтобы Валера обещал это Амине Тимуровне, но было как-то некрасиво бросить его такого беззащитного и вкусно пахнущего на растерзание всяким маньякам. —"Да - да. Беззащитного с арматурой". Валера ещё раз оглянулся. Разъездовских уродов по близости не оказалось, а стоять на морозе в одиночку было так себе занятие. Всё-таки некрасиво он поступил. Нельзя просто так оставлять омег на улице. Это правило жизни вся Казань знала, каждый, начиная с малолеток и заканчивая стариками. Потому что утащат, а потом ищи – свищи своего родственника, друга или девушку в подворотнях, искалеченными до смерти. Но Вахиту конечно все равно было. —"Хоть бы о матери подумал". Омег в Универсаме было не много. Две с половиной. Пальто нормального запаха не имел, только какие-то скудные отголоски весеннего шлейфа, течку тоже, но по документам значился как омега. Может был и ещё кто из скорлупы, но они или не признавались или тоже пока этого сами не поняли. Да и не важно. На правах все две с половиной омеги были равные с альфами, о чем серьезно так позаботился Адидас, ещё когда Вахит пришился. Там два слова и сразу в еблет такой удар прилетал, что рот открывать грешно было. Хотя некоторым хотелось по старой памяти как-нибудь отшутиться. —"Надо бы у Адидаса спросить..." Спросить, а ещё попросить свою пару показать. А то больно часто от старшего сладко пахнуть стало, а с кем ходит, подлец такой, признаваться не планирует. Запах, к слову, очень странный. Полынь вроде и... Коньяк, который пил обычно Кащей. Эти двое вряд ли какие-нибудь ебучку одну на двоих разложили. Не сказать, что оба брезгливые, просто Вова такое отрицал и порицал, а Кащею западло было да и "свое" у него всегда имелось. Валеру такое тоже не устраивало. Мало приятного в том, чтобы трогать что-то грязное. У них в группировке какой-то особой политики на этот счёт не было. Несколько суперов доверительно хвастались Турбо, после того как он начал ходить с девушкой, что побывали на групповухе. Говорили об этом тихо, пока Зима только носом провел и пошел в каморку, где сидели младшие. Вот тогда обсуждение пошло громкое. Стайка подростков очень радостно расспрашивала "героя" о том, что за омега это была, было ли прикольно, что потом с ней было и где она живёт. Наверное, будь Валера омегой, никогда в жизни бы нос не высунул из дому. Конченных на улице боль много, хотя если ты в группировке, то и бояться некого. Все конченные уже вокруг тебя, а ты среди них центральный. Турбо понимал, почему все так уважают Зиму, и сам смотрел на него иногда как на нечто фантастическое. Тренировались они вместе, только вот у Валеры мышцы выросли, сам он вытянулся из обычного дрыщявого пацана превратился в красивого альфу, хоть куда. А вот Зиме повезло... Немного меньше. Вахит был тонким и хрупким внешне, несмотря на слои одежды и балахоны спортивных костюмов все равно легко угадать, что пред тобой (Точно не альфа). В общем, остался он таким как был, даже после многочисленных тренировок. Только в длину вырос. Валера сильно удивился, когда мамку друга увидел. Та практически на голову ниже сына. Зиме долговязые конечности и худое телосложение помогали только в одном: в бой бежать быстрее остальных. Потому что обтекаемость воздуха так больше. Это единственное, что Валера помнит из уроков физики, и то, потому что Зима тогда чем-то своим дома был занят вместо посещения любимой школы. Чтобы хуярить Альф много смелости нужно. Особенно если ты их побеждаешь, тем самым жестоко топча достоинство противника. Смотря на Зиму, с одним законом написанном в учебнике биологии Валера мог бы поспорить на собственную душу. Ну не может в природе омег быть заложено подчинение. Никак. "— Реально интересно, что с ним такое происходит. Бесится уже практически неделю. Ещё падла и не объяснил по человечески ничего. Бегун херов. Я ему это припомню". Понятно было только то что у Зимы походу нескончаемый ПМС. Или у него просто какое-то шило омежье в жопе заиграло, вот и решил он все важное утаивать. Парня Зиме искать не варик – это Валера уже очень четко понял. С другой стороны, что могло бы успокоить омегу лучше чем крепкое плечо, Туркин понятия не имел. Улица она такая. Живёт по понятиям даже в отношениях. А там принято, что альфа – гора или стена, за которую можно спрятаться, а омега – то, что нужно оберегать. Но это с одной стороны. —''Может подавители ему немецкие как-нибудь достать, и дебилизм пройдёт?" С другой, Валера никогда не воспринимал Зиму как существо требующее защиты. Там наоборот всем остальным нужно бежать было. Лысый одним своим молчанием мог кого угодно нахуй послать. Глаза у Зимы и правда злые, практически собачьи, такие, которые, если хоть один раз приоткрыть из из-за шторок ресниц, могут сожрать человека живьём, утопив в своем омуте. Моргалки у Вахи правда красивые. Валере невольно вспоминает их, когда омега около часа назад сидел на нем и бил снегом по лицу. Большие, теплые и темные. А зрачки словно две живые черные пуговички. С такими глазами пугаться некого. Это все остальные от одного взгляда убегать должны. —"Ничего он не боится. Это же Зима. Бешеный и бесстрашный. Как в бой стенка на стенку, так он первый. Если бы я его мало знал, вот тогда бы и думал, что он отшивки, например, испугался". Помочь другу Турбо хотел. Это всё-таки друг, а от друзей не принято отказываться, даже если они истерички с текущей задницой. —"Его даже за омегу толком никто не считает. Хотя может если бы он и ходил с кем-нибудь, то это другой разговор был. Там бы альфе его сразу за все предъявляли". План уже действий выстроился. С Зимой требовалось серьезно поговорить. Но это после дискотеки, наедине и с сигаретами. То что Вахит там все равно будет, понятно как дважды два, несмотря на все его утренние оры. В их жизни не так много интересного, чтобы пропустить сходку, где можно набухаться, попиздиздиться и вдоволь выкинуть феромонов. Это Валера уже молчит о красавицах, на которых специально туда приходят поглазеть. А пока делать нечего можно было завалиться в моталку. Там его всегда ждут. Заодно и с Вовой по всем вопросам перетрет. —"А реально ведь. Может он по этому пару себе не хочет? Испугался, что без альфы и шагу свободного сделать не сможет?" Катя вот Валеру не очень любила отпускать, особенно куда попало. В их отношениях скорее он на коротком поводке был. Может быть, Турбо так и шутил с друзьями, если бы не знал, что его за такие шуточки зачмырят. Ноги вели по улице вдоль серых домов с маленькими прилавками прям до родной конторы. Валера был до глубины души уверен, что родной дом ему не такой уж и родной, в отличие от этого места. Слишком много в этом подвале было. Ничего бы в жизни он не променял на тусклый свет электрической лампочки, побитую плитку на полу и зелёные стены с надписями времён старших. Несколько лет его скудная жизнь вертелась вокруг этого мрачного места. —"Но это все равно лучше, чем то, что могло быть". А мог быть смертельный кулак отца, а дальше гроб и сырая земля. Невольно Валера думает о том, кто бы пришел на его могилу, и ,наверное, кроме матери – никто. Хотя и она бы умерла к тому времени от пьянства или горя. Издалека, подходя к качалке, Валера видит пар от знакомой до боли Оки. Не зря же они с Зимой столько раз ее дарили. —"Поди, сейчас кто-нибудь из звездюков, транспорт заводит. Удачи несчастным". Ещё из-за тяжёлой металлической двери слышались детские, но уже начавшиеся ломаться голоса скорлупы, обсуждающие сегодняшние танцульки. Заходить вовнутрь Турбо не особо хочется, но сигарет нет, да и курить их не с кем, а ещё на улице стоит лютый дубак, так что он быстро, находу снимая куртку, забирает ко всем в каморку, где уже закипел чайник на плите. — Здорово. Прилетает коллективный респект, и Турбо не сомневался, что универсамовская скорлупа воспитана правильно. — Привет. Чё, дискачискач обсуждаете? Первым отзывается конечно же Адидас младший и с гордым видом облокачивается потрёпанный на диван, заявляя: — Я Айгуль сегодня приглашу. — Круто. Где Вова не знаете? Мелочь переглядывается и не понимающее смотри на Валеру. — Вроде с Кащеем на морозе стояли, переговаривались. Странно, что ты их не встретил. В эту минуту Валера вспомнил тарахтящую во дворе Оку, пока Марат по новой начинает донимать Пальто. — А ты чё вечно стоишь морозишся? Андрей, может тебе это. Партнёра найдем? Пальто показательно покривился. Нос у него смешно поднялся вверх, прям как у кролика. — Не, не надо. Маратка стебать друга не переставал. Только шутливо закинул тому руку на плечо, как бы приобнимая. — Ну как знаешь. Но если захочешь, то только свистни. Сразу тебе кого-нибудь подгоним. — Я и сам могу. Спасибо за заботу. Вот тут Валера уже решил втянуться в разговор. — А ты чего парня себе не хочешь то найти? — Да... Мне как-то мне надо. Старинные эти омеги группировщики. Пар им не надо искать, чуть что так сразу сами сделают. Андрей частенько похож со стороны на Зиму был. Тоже себе на уме постоянно. Хер поймёшь, что он там удумал. Но и Валера не из робкого десятка, чтобы не докопаться до правды. — А если станет срочно надо? Андрей похлопал глазками, видимо смущённый таким вопросом от старшего, которому до этого вообще на их перебранки поебать было. В ту же минуту мальчишка собрался с мыслями и тяжело выдохнул. — Вот когда станет срочно надо, тогда и найду. А сейчас мне и так хорошо. Валера вновь хотел было спросить, почему он так отрицает возможность найти кого-нибудь хоть на той же дискотеке сегодня, но Марат вмешался первым и заорал близко сидящему Пальто прямо в ухо так, что отдало прям Валерке: — Точно? Андрей, ты подумай. Мы тебе очень хорошего найдём! Можем группировщика, а можем чушпана, какого-нибудь приличного. Будет тебе сумки носить, пианино двигать. Васильев только сильно вдарил Суворову в плечо и вскочил с дивана перемещаясь на свободное кресло подальше от друга. — Вы чего до меня докапались все? Не нужен мне никто. Я сам все могу. И сумки донести и пианино передвинуть, если требуется. Вот у кого, у кого, а у Марата точно какое-то шило в жопе. Или ему просто очень нравилось Васильева дразнить. Уж этого Турбо знать не может. — А бьешь ты хило. — Марат. Я на пол головы выше тебя. — Ничего это не правда. Ты просто как шпала длинный, зато худой как тростник. Ответить Пальто не успел, только руку для ещё одного удара занёс, как железная дверь хлопнула, и на пороге появились курящий какие-то дорогие сиги Кащей и красный от кончика носа и до ушей Вова. Видимо на морозе продрог. Послышался статный сипящий голос старшего автора: — От Пальто отстань. Задрал его уже. Сейчас возраст получишь весь. Кащей редко за кого-то заступался, но Суворова младшего приструнить ох как любил. Турбо вскакивает с насиженного места, потому что участвовать в этом фарсе ну такое себе занятие, для супера. Тем более что Вова уже медленно но верно разворачивался в сторону выхода. Тело старшего как будто парализовало, и только совсем немного было заметно, что его потряхивает. Стоял он укутанный в шубу (кажется соболиную), которую Турбо в первый раз на нем видел. Видимо грузовик с товаром нужным хапнули. Для Афганского вояки это было... Хотя, наверное, комментарии тут излишни. А то есть возможность схлопотать по шее. — Адидас, поговорить нужно. Суворов не среагировал. Только еле открыл дверь, пока Кащей быстро и крепко схватил Турбо под руку. Со стороны это выглядело странно. Даже мелочь подозрительно переглядывались. Особенно Андрей с Маратом, которые озадаченно моргали в сторону Вовки. — Ну пойдем. Со мной перетрешь. Старший уже вывел Турбо, забывшего свою куртку, на холодную улицу, пока Вова усаживался средь скорлупы на его место. Лёгкие обжёг холод, и Валера выпустил изо рта клубок дыма. — Так мне с Адидасом надо. Наедине. Кащей только хитро улыбнулся и потянул Валерку за ухо. — Родной мой. А тебя смущает чего? Или боишься? — Ничего меня не смущает. — Так спрашивай, что хотел и давай уходи. Нам с Вовкой, ещё собираться нужно. — Куда? — На кудыкину гору. Не будет нас два дня. К Жёлтому на день рождения едем вечером после дискотеки. — Аа.. Ничего себе. Дверь с грохотом хлопает и к веселой компании кудрявых присоединяется ещё и раздраженный Вова. С толстым шарфом вокруг шеи. — Турбо, давай в другой раз... За мелочью присмотри, а мы пока с Никитой на квартиру сгоняем. *** Ждать время до дискете среди звездюков было мягко говоря отстойно. Сборов по пятницам не бывало, да и пятницу все предпочитали проводить с своими парами или прихорашивались к танцам, и только Валерка торчал в каморке, приглядывая за малявками. —"Лучше бы сейчас к Кате пошёл". С другой стороны это было весело. Смотреть как дерутся четырнадцатилетние в целом очень увлекательное шоу. Особенно если это Марат и Андрей. Там только волю дай, сто процентов друг друга до смерти изобьют. —"Мы с Зимой всё-таки такими не были. Может им как-нибудь доходчиво объяснить, что убивать друг друга за просто не надо?". Зато Фантик с Ералашем вроде вменяемые были. Кажется. Сидели, обсуждали песни "Наутилуса" и фильм "Вам и не снилось". Валере, к слову, это кино не очень зашло. Подростковая романтика воспринималась им как какой-то бред, зато Катя, сидевшая рядом, отчаянно плакала весь фильм. Как и половина зала. Но сейчас его мучило далеко не это, а пойдет ли на дискотеку Зима. —"Этот товарищ такой. Захочет и облом всему". Где-то ещё через час Валериных мучений всей компашкой они отправились к ДК. *** На середине танц площадки образовались привычные круги, косолапых и глухих – судя по тому каким басом они орали – подростков. Спасибо богу что лысый соизволил явиться. —"Хоть где-то блять не убежал от меня". Они стояли по разные концы. Вахит спокойно отплясывал под седую ночь, попутно перекликаясь с Дино, Сутулым и Гвоздём. Момент, чтобы поговорить был подходящий, но каждый раз когда Турбо хотел приблизится, то чувствовал на себе тяжёлый взгляд Вовы. "Мамка" блять за ними всеми на дискотеку пошел приглядывать и "папашу" их непутёвого прихватил. Кащей правда на все похуй было. Его вообще не волновало, что Маратка снова затевает какой-то махач и как до этого крутился возле своей Айгуль кругами как павлин. Он не обратил внимания, с кем общаются супера (с какими омега и ходят). На тот факт, что Фантик с Ералашем подозрительно трутся возле колонны, Кащей вообще и не посмотрел. А смотрел он только на Адидаса, который как раз стоял и неодобрительно шикал или бил всех по плечу, чтоб херни не вытворяли. В том числе и на Валеру он поглядывал как-то косо. Видимо, у Вовы был третий глаз. Где-то в жопе. Прада ему все равно весь обзор в какой-то момент Кащей закрыл, уволакивая на середину танц площадки и прижимая к груди, как берёзу ветерок, нежно раскачивая. "— Блять. Опять пьяный что-ли? Чё к Вовке прикопался. Скажут потом, что у нас авторы алкаши чёртовы, вместе друг с другом медляк танцуют". Опять заиграл этот заебанный Бутусов. Чё блять больше песен нет? Валеру уже конкретно так тошнило, потому что каждый раз качаться из стороны в сторону, в жарком зале, с перемешанными подростковыми феромонами и с прилипшей к его груди Катей, было.... Западло. Туркин хотел уж было подойти к Зиме утащить его в курилку на разговор. Не извиниться. Нет. Пацаны ее извиняются. Но его ловко выловила "суженная", которая до этого момента стояла и трепалась с подружанями. Лучше бы там и осталась. И лучше бы и Вахит остался на своем месте, потому что как только Туркин перевел взгляд с девушки в ту сторону зала, где раньше был друг, тот испарился. Катя уже хотела присосаться своими губами с дешманским убогим блеском к его шее (как обычно это делала, когда они были одни или как сейчас, когда никто не смотрит), но промахнулась, потому что Валера (жираф) вертел головой по сторонам высматривая убежавшего неясно куда братана. Обратил он на нее внимание только, когда где-то снизу, в области груди раздалось тихое, но требовательное: — Пахнет от тебя необычно. Случилось что? — Я Зиму потерял. — Кого? Валер, ты чего? —"Мне обычно Вахит также говорит. Только в конце добавляет "ебанутый". — Да не важно... Не переживай. Он спрятал полыхающее лицо в ее шелковые волосы, пахнущие мылом и яблоками. Так они и стояли до конца медляка. И Валере бы даже было хорошо, возможно получилось бы забыться, спрятаться в ее локонах от всех проблем и разногласий, если бы до его ушей постоянно не долетали чужие разговоры. Разговоры Альф. — От кого-то пасет за километр. — Видимо течка недавно прошла. — Хорошенький запах. Это кто у нас такой по району немеченный бегает, а? — Тот вон. Длинный, тонкий. За колонной с ещё одним омегой белобрысым стоит. — Это тот, который лысый? — Ага. — Стремный. — Ну... Не домашний просто. А на вид вроде ничего. Бывают такие. — Давалками называются. — Ниче такой. Стройный, симпатичный. Запах у него необычный. — Но подходящий. — Это верно. — Чё? Вдули бы? — Нет. Рожу наъбьет. — Думаешь? — Уверен. —"Правильно, что уверен".— мысль, образующаяся в голове Турбо моментально на все это дерьмо. *** Где-то вдалеке от зала веет отчётливым запахом морозной свежести. Одна из лампочек грустно свисает с провода. Протекший кусок медицинской ватки, заклеенной на липкий бинт, на тонкой шее сильно давит на распухшую железу. Правильно мать говорила, что бинтовать лучше нужно было. А вообще хорошо остаться дома, желательно пока запах не уйдет. Но пацаны такое не поймут. Зеркало в туалете конечно же все от начала до конца грязное, но, чтобы сполоснуть лицо, смотреться туда и не нужно. Зима вообще редко в зеркала смотрит. Пацанам на его внешний вид похуй, а одни и те же спортивки, олимпийка и отсутствие волос – это очень удобно по жизни. Глядеть в зеркало попросту не на что. Хотя в этот момент, Вахит богом клянётся, что всё-таки стоило посмотреть. Фанерная дверь распахивается и ему в целом было похуй кто там вошёл, пока от разбитого кафеля не отразился голос, который он бы услышать не хотел желательно ещё долгое время: — Ну здравствуй, ляля. Где-то неподалеку играет медляк. Кто-то медленно кружиться вокруг своей оси в нежных объятиях, а кто-то так же медленно, но уже на большом расстоянии, цивильно держась руками за наспех подобранного, "вынужденного" партнёра. Лицо его мокрое от воды и красное от жары, которая стояла на танц площадке. Но окно в туалете конечно не заклеены газетой или скотчем, от чего в обитом белой покоцой плиткой помещении образуется постоянный сквозняк. — Чё аг'матуры мало сегодня было? Хочешь, чтобы я ее тебе в жопу засунул? Зима обычно по этому и не танцует. Медленным шагом противник подходит и встаёт около соседней раковины. Потому что "вынужденным" партнёром быть никому не хочется. — Я, может, добрый? Такой вариант не рассматриваешь? Очень хочется скорее домой и чтобы автобус пришёл к остановке сразу, а не через пол часа как это обычно бывает, чтобы не пришлось морозить ноги в одних спортивках на диком холоде. Но бутылка незаметно от Адидаса выпитого натощак пива все ещё весело плещется в пустом желудке и будет плескаться там ещё долго. А мать такому рада не будет. Нужно идти пешком. И повезет, если к тому моменту когда он доберется, конечности ещё будут привычного белого цвета, а не синего. — И че надо тебе? Практически двухметровый парень облокачивается на стену. Вахит ему бы так делать не советовал. ДК не настолько прочный, чтобы выдержать такого увальня. — Ну, познакомиться например? Зима думает о том, что может мама вернётся сегодня снова позже обычного, а значит с младшими делать уроки придется ему. — Знакомились уже сегодня. Лейсан очень плохо понимает математику. Донести до нее, что такое дроби, сравнимо с полетом человека в космос. Не невозможно, но очень сложно. Они бьются над этим уже третий вечер, а дефицитные мандарины и печенье, оставшиеся в доме после праздников, просто так взамен съеденного появляться не планируют. — Ну я же тебе руку не жал? Не жал. Значит, мы с тобой ещё незнакомы. Лейсан умная и послушная. Никогда не кричит и не выкобенивается, правда иногда забывает о своих обещаниях. Где-то про себя Вахит надеется, что она заставила сегодня Даниса прочесть хотя бы пять страниц этих драных "Трёх мушкетёров". Дебил, стоящий рядом, тянет руку и выдает свое убогое погоняло: — Скряба. Скучная книга на самом деле. Потраченного в детстве времени, по мнению Вахита, вообще не стоит. "Путешествия Гулливера" намного лучше, хотя будучи ребенком сложно понять сатиру на английское общество начало восемнадцатого века. Руку в ответ ему тянуть банально лень. Махать арматурой занятие тяжёлое, особенно если все тело постоянно сводит неконтролируемыми спазмами. — Зима. По литературе Вахит на самом деле знает очень мало. Это с первого по четвертый он без одной пятерки отличником был. Может ещё до шестого как-то тянул, а дальше как пришлось. Там уже так глубоко похуй на все было, что и вспоминать не хочется особо. — А как у Зимы имя? У Зимы имя –его настоящее имя– существует только для домашних и ещё для одного не очень важного человека. Ну, ещё иногда Валера его осмеливается так называть, но это простительно. Грех протестовать и жаловаться, хотя иногда Туркин употребляет его совершенно не в том контексте, в котором хотелось бы. — А тебе какое дело? Это дома он – Вахит. Нормальный старший брат, хороший сын. А для улицы существует – Зима, который если надо впряжётся за своих и ебнет всех от души. — Ну должен же я знать с кем дружбу вожу. Хорошо было бы, если мама о "Зиме" не будет знать ещё чуть чуть подольше. А то расстраивать ее Вахиту совсем не хочется. Жизнь и так не очень лёгкая, а если знаешь, что твое драгоценное чадо, в которое ты столько сил, времени и средств вложил, группировщик, то совсем плохо. Вон, родители Туркина тому одно большое подтверждение. — А тебя то самого как звать? Вахит даже не представляет, как можно жить в одной квартире и толком не общаться. Не говорить "привет", "спасибо", "пожалуйста", "доброе утро". Не обниматься в конце концов. Иногда ему очень жалко Валеру. — Сергей. Время позднее. Стоять базарить в туалете на сквозняке с незнакомцем занятие бессмысленное. Дома ждут, а если он придет раньше мамки, то скандала не избежать. Та слишком сильно за него волнуется. Фонари не на всех улицах работают, а милиционеры и подавно, так что ждут его всегда желательно до десяти (время позднее, но он сам его себе выбил через долгие споры. Хотя приходил всегда на пятнадцать минут позже, выкуривая сигарету перед заходом в квартиру). Плохо плохо на самом деле. Мать на него свои нервные клетки тратит, а это не её, отнюдь, не молодит. Должна же быть у него хоть какая-то личная жизнь? Была б его воля – не возвращался домой бы до утра. — Чё то ещё? Пацаны сейчас пойдут пить пиво до ночи или провожать своих девушек до квартир. Или в квартиры. Тут кто как. — Потанцевать хочешь? А он – нет. А он идёт один домой. — Не хочу. До свидания. В лицо быстро прилетает. Кажется по губам. Тело снова отдает спазмами и он невольно вспоминает сегодняшний поход к врачу. *** Усталый усатый врач тяжело оглядывает Вахита, зависая на внешнем виде. Ну конечно. Группировщика видно издалека. В какой-то момент начинает судорожно листать тетрадь с записями прошлых приемов, пока омега тактично садится на смотровую скамейку. — У вас пара есть? — Нет. Мужчина –Вахит бы сказал, что это уже не мужчина, а практически старый дед – тяжело вздохнул. — Молодой человек, половую жизнь ведёте? Зималетдинов в недоумении сузил большие глаза. Это разве не два одинаковых вопроса? — Нет... Вахит моргает ещё раз, пялясь на свои же острые колени в потёртых спортивках, сводя их вместе и кладя руки словно первоклашка. Огромного банта на бошку не хватает, и можно полноправно начинать ругать за такое пренебрежение собственным здоровьем. Хотя врачи и без того начинает это делать. — А надо! Вы половозрелый омега. Если дальше продолжить подовлять течки, то рано или поздно у вас организм сорвётся и вы ляжете сначала на кровать с очень сильной течкой. А если у вас ещё в этот момент и не будет пары, то следом можете лечь и в гроб. Потому что гормональное перенапряжение вам самостоятельно будет не удовлетворить. Внутренняя омега Вахи понимающе шмыгает носом, а врач продолжает записывать что-то и листать историю болезни. — А есть какой-то способ удовлетвог'иться без паг'тнёра? Врач прекращает писанину. — Да. Самоудовлетворение с помощью постороних предметов. Но это не гарантируемо. — А есть гарантиг'уемо? — Есть. Альфу себе найдите. В ответ сразу прилетает вопрос: — А если я пг'одолжу пить подавители? — Вы меня не услышали?! Молодой человек, ваше здоровье в ваших же интересах. Воцаряется тишина. Слышны только стук ручки об бумагу и то как старательно врач выводит в тетради каракули. Омега сильнее стаскивает колени, пока в воздухе не раздается: — Может, вы боитесь чего? Возмущенный ответ омеги не заставляет себя ждать: — Чего?! — Может, вам кто-то сказал, что иметь партнёра или пару стыдно? —... Нет. — Тогда в чем ваша проблема? У вас и возраст для этого подходящий, и я уверен, что кто-нибудь на примете есть. Попробуйте, это не очень страшно. Вахит моргает и отводит взгляд. — Ни в чём. Нет у меня никаких пг'облем... И паг'ень у меня есть. Я пг'осто сексом заниматься не хочу. Два тяжёлых вздоха. — Я вас не прошу рожать от вашего парня, кем бы он ни был. Я вам советую течку с ним рядом провести. Можно без. Кхм. Секса. Мощный рывок сотрясает смотровую скамейку, а тетрадь с историй болезней оказывается в руках за Зимы за считанные секунды. — Хог'ошо. Спасибо огг'омное. Дверь захлопывается, но до ушей омеги долетает только: — И ещё!!! Срочно бросьте курить! Вам очень вредно! *** Шею это обмудок сжимает неистово сильно, и Зима чувствует, как тяжело ему сегодня будет спать с такими зажимами. Лицо все ещё упирается в зеркало, и краем глаза он видит, как из носа по губе стекает кровь. Просто разбил. Спасибо, что не сломал... — Захоти. Аптеки уже закрыты. Мама будет сильно недовольна. Она всегда причитает, что он непутёвый, успел где-то навернуться и что на побитого омегу ни один приличный альфа в жизни смотреть не будет. *** Ловит Валера омегу сразу после танцев, а то Зима конечно же куда-то испарился, как только медляк закончился. Вахит топает по белой лестнице ДК, смотря под ноги на свои грязные берцы с металлическими обоснованными грязью и кровью носками. Крови к слову до этого не было, и это Валера подмечает моментально. — "Хоть бы почистил, раз в публичное место шёл. Пизда тебе дома от Амины Тимуровны, конечно". Видок у Зимы потрёпанный, а Валера считает себя всё-таки человеком умным, решает на одни и те же грабли не наступать (потому что "шишка" на лбу и так большая). Ждёт, когда Зима выйдет из здания и пойдет в сторону дома. Туркину похуй, что в гардеробе здания его ждут суженная - ряженная, надеявшаяся на то, что он галантно поможет ей одеть пуховик и проводит до дома. Может прям в квартиру, в которой конечно нет ее родаков. П о х у й. У Валеры уже целый план. Он догоняет друга, разговаривает, спрашивает за сегодняшнее поведение и возвращается к Кате. И провожает её до квартиры. Хеппи энд, как сказал бы Маратка. Но вот блять есть одна несостыковочка. Вахит об этом плане не знает. И ему тоже на все заказы Валеры сейчас п о х у й. —"Ему вообще всегда на меня похуй. Утырок". Валера вроде и перекипел за сегодня, а вроде все ещё хочется подойти и удушить Зиму за это тонкое горло, а потом трясти пока тот не начнет орать "хватит" и задыхаться. Пока Валере подумал о месте появилась знакомая лысая башка. Зима тупо останавливается около входа в старый ДК у колон и все ещё смотрит куда-то вниз. Подойдя чуть ближе (то так чтобы остаться супер скрытным) Валера видит... странную картину. Картавый смотрит на обычное ведро с парашей, попутно доставая пачку сиг. Вот сейчас бы был хороший момент подойти, заговорить, сказать, что-то типо: — "Привет, зажигалка есть? А у меня есть. И что бы ты делал без меня". Они бы стояли и курили. Наконец-то, а то утренний ритуал был жестоко нарушен. Но все девятнадцать трубочек любимой, уже непротивной Валере "Явы" быстро и со свистом летят в помойное ведро. —"Нихуя себе. Ты бы ещё целый блок таких выкинул, который мы тебе прямиком с базара спиздили!" Валере слышен долгий шмыг носом, а дальше только шаги по мокрому снегу. Шаги в сторону типовых домов. —"Нет времени на план". Валера бежит и хватает Ваху за тонкое плечо. А после посреди пустой улицы раздается громкое: — Привет. Секунд двадцать Валера просто не дышит. Только слушает. Слушает как Зима снова протяжно шмыгает носом, вытирая его об рукав куртки, какой убогий звук от этого исходит. Слышит как безмятежно падает снег, делая шапку и шарф Валеры мокрыми. Слышит как вдалеке идёт пьяная компания и как кого-то зовут в ближайшее кафе, где продают алкоголь ночью. Как на лестнице ДК стучат женские каблуки. Слышит как бьётся его сердце и как медленно Зима разворачивается к нему на пятках. Лицо его на удивление выглядит как обычно. Что-то глубоко внутри говорило Валере до этого, что не так все просто. Выдавали Ваху его огромные темные глаза. Нет, не в слезах. Но было в них, то что не давалось пониманию. Что-то, что толковало Валере: —"Обними или уходи". Но он не подошёл. Стоял столбиком и пялился в глаза. Так и стояли ещё секунд двадцать. — Слушай. Мне реально им въебать нужно было. Это мой косяк. Но ничего по прежнему не происходит. Гул компании пьяниц стихает, снег начинает падать ещё больше, Валера сжимает в руках зажигалку, а Вахит все также молчит. Нос у него сильно покраснел и немного распух, но своими синими руками он его больше не тёр. Чтобы не капать соплями изредка поднимал голову к черному небу. —"Заболел всё-таки. Нужно срочно перчатки нормальные надыбать пока совсем от холодухи не окочурился". Руки его Валера заприметил не сразу. Те не только посинели, но и в крови были. Валера думает, что лучше бы Зима прям сейчас этими руками удушил его. Может это было бы менее мучительно, чем это молчание. Все вокруг режет Валере слух. Делает больно. Но ещё больнее смотреть на молчащего, до ужаса странного Вахита перед ним, у которого вещи в крови. — Ты чё меня динамишь? Раньше кровь Валеру не пугала. Это было нормой. Это было символом его жизни. Жизни наполненной понятий и борьбы. В том числе и с лучшим другом. Но сейчас, смотря прямо перед собой, он видит только страх, отражающийся в собственных глазах. Таких теплых, черных, похожих на глаза святых на иконах, и совсем непохожих на зимнее синее, астральное небо. — Прекращай себя как малолетка вести. А голос где-то в глубине добавляет: —"Пожалуйста". Валера его не слушает и никогда не послушает. Но собеседник не реагирует. Только долго смотрит вверх. Словно ему бог с неба говорит. И Валере страх как интересно, о чем же они разговаривают. Но когда диалог заканчивается, Зима медленно опускает голову и сплевывает сгусток крови, сильно смыкая губы. Валера давится собственным языком, забывая как дышать, а когда вспоминает, то человек напротив него произносит: — Я извинений жду. Ты вчег'а дг'уга подставил. Чё, в бой было стг'ахово вступить? Как своих мелких бить, так ты пег'вый, а как чужим въебать, так нахуй надо. И Валера соглашается. Не в слух, но про себя глубоко внутри. К щекам и ушам приливает розовый румянец. Хотя его можно скинуть на сильный мороз. Ему ещё никогда не было так стыдно. Так паршиво. Так паршиво, что изо рта само вылетает логичное , простое, трепетное, искренне, готовое на все: — Прости. Я виноват. Слишком нетипично для Валеры Туркина. Альфы, грозы всего района, самого уважаемого супера. И в глазах человека напротив читается это недоумение происходящим, но говорить ничего не спешит. снимает шапку и подходит ещё ближе. — Прописывай в фанеру. Но Вахиту все п о х у й. И кровь на его одежде и руках, и загадочность этой ночи, и сигареты видимо. — Пацаны не извиняются. А в фанег'у тебе стаг'шие пг'опишут, если нужным посчитают. И Валера ему сейчас п о х у й. Где-то совсем рядом, пока Туркин это осознает, слышится: — Бывай, Валег'ка. И Валера ничего не слышит и не видит, кроме того, как силуэт Зимы нежно растворяется весь в нереальной синеве ночи, а размеренный шаги на снегу холодном постепенно не исчезают, заметаемые начинавшейся неожиданно метелью.