Призраки прошлого

Прошло уже больше месяца, но Гермиона до сих пор чувствовала груз вины, камнями навалившийся на её плечи с того самого дня, как она беспомощно смотрела в спину уходящему Малфою. Она опомнилась только через несколько минут после того, как тот покинул зал, и выбежала, намереваясь остановить его и объясниться. Совесть кричала ей, что она обязана убедить бывшего однокурсника в том, что он всё неправильно понял, что она так не считает, но когда она выбежала, его след уже простыл. Девушка бессильно осела на пол, а её сознание затопило отчаяние. Внутренний голос в насмешке подметил, что, кажется, Драко был абсолютно прав: у неё двойные стандарты, и от это Гермионе было противно от самой себя. Всегда такая правильная, защищающая слабых, она оставила Малфоя один на один с обществом, ненавидящим его и желающим его смерти. Нет, она не любила его, они даже не были приятелями, но почему-то гриффиндорка чувствовала ответственность за то, что все смотрят на слизеринца с презрением и злобой. В конце концов, когда-то она и сама также смотрела на него, даже не пытаясь понять, почему Драко так себя ведёт. А ведь всё было до смешного просто: воспитание, данное ему родителями, не оставляло юному лорду ни единого шанса на то, чтобы любить магглорожденных и гриффиндорцев. И поняла она это только после школы, когда по долгу работы столкнулась со многими магическими поверьями и традициями, которые консервативные аристократы блюли как зеницу ока. Раньше такое поведение показалось бы ей абсурдным, однако, повзрослев, она осознала ценность этого символического наследия, оставленного предками. Раньше она считала, что традиции — просто абсурдные пережитки прошлого, и стремительно меняющаяся современность не должна тормозиться какими-то глупыми суевериями и тому подобным. Но война изменила многое в её сознании, и теперь она понимала, почему старшее поколение так цеплялось за них: это ведь своеобразная связь поколений, проходящая через века, позволяющая в какие-то обычные моменты жизни чувствовать себя хотя бы на короткое время ближе к тем, кого уже нет или кто так далеко. И теперь, сидя дома с книгой и бегая глазами по одной и той же странице уже полчаса, Гермиона чувствовала, как стыд яркими красными пятнами окрашивает её лицо. Как глупо и безрассудно она вела себя, смеясь над магическим миром и пытаясь переделать его под себя. И она даже отчасти понимала Малфоя, который лишь насмехался над её попытками бороться с устоями общества, к которому она принадлежала лишь с одиннадцати, а он — всю жизнь. Сейчас, как никогда раньше, она видела эту безграничную пропасть между ними двумя: он, потомственный маг с многомиллионным состоянием и аристократической семьёй, и она — магглорожденная, узнавшая о магии лишь став подростком, дочь стоматологов. От абсурдности ситуации хотелось смеяться в голос, но вместо этого Грейнджер прикусила губу, отвлекаясь на звонок на мобильном. На экране высветилось имя лучшей подруги, и девушка с улыбкой приложила телефон к уху, принимая вызов. — Привет, Джинни!

***

Поднимаясь по длинной лестнице на высокие трибуны ВИП-зоны, гриффиндорка всё ещё не верила, что находится здесь. Когда Джинни позвонила и предложила пойти вместе на Чемпионат Мира по квиддичу по ВИП-билетам, которые какой-то доброжелатель подарил Гарри, Гермиона удивилась предложению подруги. Все знали, что она никогда особо не любила магический спорт, хоть все её бывшие и были тесно связаны с квиддичем. Однако Джинни не была бы собой, если бы не смогла убедить Грейнджер пойти и отвлечься от гнетущей тишины её собственной квартиры. Поднявшись по достаточно крутым ступеням, девушка огляделась. Всё здесь одновременно и напоминало Хогвартс, и очень сильно отличалось от него. Трибуны были похожими, но их было больше и они уже не были окрашены в цвета четырёх знаменитых факультетов. Напротив, здесь было лишь два цвета — чёрный с серебром, цвет команды из Германии, и красный с белым, принадлежащий команде Англии. Всё здесь было более современным и богатым, но всё меркло на фоне ВИП-зоны. Кожаные кресла с тёплыми пледами, расставленные на небольшом расстоянии друг от друга, навес, защищающий от непогоды, бесплатные еда и напитки, а также мягкий чёрный ковёр, глушащий шаги — всё здесь словно кричало о статусе гостей, пришедших сюда. Гермиона чувствовала себя немного неуютно в обычной чёрной мантии, серебристой кофте и тёмных джинсах на фоне одетых в атласные костюмы и изящные платья зрителей, уже сидящих на своих местах. Ощущение дежавю не покидало её с самого момента появления здесь: она словно вернулась обратно в Хогвартс, в год турнира Трёх Волшебников. Тогда все тоже смотрели на неё и шушукались, посмеиваясь насчёт того, что она вряд-ли найдёт себе кавалера и переоденется для торжества. Однако в тот год она впечатлила даже Малфоя, чьё шокированное лицо она запомнила на всю жизнь. Тогда она подумала, что это единственный раз, когда она видит искреннее восхищение в глубине серебристых глаз. Кресло оказалось действительно удобным, и Гермиона невольно подумала о том, что смотреть нелюбимый квиддич в нём будет гораздо легче, чем ютиться на деревянной скамейке под открытым небом, почти не видя ничего происходящего в воздухе из-за хлестающих в лицо капель дождя. К моменту начала матча на всех трибунах уже было негде яблоку упасть, и гриффиндорка была действительно счастлива находиться в удобной ВИП-зоне, где у неё есть отдельное удобное место, и её не придавливают со всех сторон другие люди. Однако она была шокирована, когда, оторвавшись от брошюры с именами игроков и описанием их регалий, она увидела перед собой до боли знакомую платиновую макушку. — Что он здесь делает? — настороженно спросила Джинни, повернувшись к подруге и не отрывая взгляда от Малфоя, — Мне казалось, ему хватило пары посещённых мероприятий за год. — Разве он не поклонник нашей команды? — задумавшись, спросила Гермиона. Будучи ещё студенткой, она слышала что-то такое от других девчонок, всерьёз увлекавшихся слизеринцем, пока читала книги в спальне. Интересно, почему этот факт так запал ей в память? Матч был действительно напряжённым: столько адреналина девушка не испытывала уже давно, наблюдая за стремительно летающими игроками. Обе команды были действительно хороши, настолько, что счёт ушёл далеко за пятьсот очков, а борьба за снитч длилась больше получаса. Но ловец Англии всё же сумел увернуться от двоих игроков сборной Германии и поймать снитч у самой земли, едва ли не прокатившись по искусственному газону. На несколько секунд Гермионе показалось, что она совсем потеряла слух, настолько громкими были аплодисменты, крики и улюлюкание болельщиков. К удивлению девушки, даже сейчас Малфой сидел, почти не отреагировав на победу своей любимой команды, словно его мысли были где-то далеко отсюда. Однако как только команды покинули поле, он одним из первых направился к выходу, совершенно не обращая внимания на то, как от него шарахались волшебники. Гермиону осенило: это её шанс! Она должна догнать его и извиниться за своё поведение тогда, убедить, что он был не прав. Грейнджер бросилась за бывшим однокурсником, расталкивая людей на своём пути. Джинни что-то крикнула вдогонку, но ей было не до этого — она сосредоточилась на уходящем Малфое, который, казалось, ни на дюйм не приближался, как бы она не старалась. Наконец толпы народа иссякли, и они оказались в районе подсобных помещений где-то почти у основания строения. Гермиона ускорилась, даже не тормозя на поворотах, и поймала Драко у самой лестницы вниз, ведущей к выходу. Это было настолько резко и неожиданно, что девушка чуть не упала, натянув мантию так, что, вероятно, начала душить Малфоя. — Какого чёрта? — гневно воскликнул слизеринец, оборачиваясь, а после в недоумении выгнул бровь, — Грейнджер? Неужели решила убить без свидетелей? Если ты не знала, Авада гораздо надёжнее, чем попытка задушить меня моей же мантией. Но должен признать — весьма изобретательно с твоей стороны. Щёки девушки вспыхнули. Малфой стоял перед ней и откровенно издевался, глядя сверху вниз своими пронзительными глазами. Гермиона открыла было рот, что бы что-то сказать, но из головы внезапно пропали все мысли. Она стояла и просто открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на сушу. — Если ты решила стать мимом, то не обязательно было сообщать об этом мне. Особенно таким образом, — поджал губы Драко и, вырвав из руки девушки свою мантию, развернулся, чтобы уйти. — Прости меня, — в отчаянии выкрикнула Грейнджер, боясь, что аристократ уйдёт, даже не удосужившись выслушать её. Но как только эти слова сорвались с её губ, Малфой застыл как вкопанный, а после медленно повернулся. В его обычно безэмоциональных глазах читалось искренне удивление и даже любопытство. — Ущипни меня, Грейнджер, неужели это говоришь мне ты, — с усмешкой спросил молодой лорд, скрестив руки на груди, — Что такого произошло, что ты снизошла до извинений перед Пожирателем Смерти? — Мы можем поговорить где-нибудь, где нас никто не побеспокоит? — проигнорировав вопрос, произнесла Гермиона, оборачиваясь на гул шагов сверху. — Ты просишь меня отвести тебя туда, где мы будем наедине? — Малфой смотрел с усмешкой и небольшой долей хитрости, от чего Грейнджер тут же зарделась, понимая, на что он намекает и, опустив взгляд в пол, хотела было уже начать оправдываться, но, неожиданно для неё, Драко продолжил, — Есть у меня одно местечко. Но отсюда не трансгрессировать, территория защищена мощными чарами. Нам нужно в холл, куда все пребывали. Мужчина развернулся и быстро зашагал прочь, и Гермионе ничего не оставалось, как поспешить за ним, стараясь не запутаться в длинной мантии. Вечером уже было не так холодно, но и не слишком тепло, поэтому она потеплее закуталась в тёмную ткань, пытаясь не отставать от своего спутника. Раньше она бы ни за что не пошла никуда вместе с Малфоем, особенно если бы знала, что они будут наедине, но сейчас это было единственно верным выбором. ведь так они смогут расставить все точки над «и», и никто не сможет им помешать. — «И никто не увидит нас вместе,» — подметила про себя девушка, оборачиваясь и замечая, насколько далеко они уже отошли от трибун. Даже выходящие люди уже вряд-ли бы смогли разглядеть их, а уж тем более узнать. — Возьми мою руку, — небрежно бросил Малфой, как только они вошли в здание прибытия, и запыхавшаяся Гермиона попыталась отдышаться, памятуя о том, что спешка не приводит ни к чему хорошему, однако Драко бесцеремонно сграбастал её в охапку и они трансгрессировали в неизвестность.

***

Как только парень отпустил её, девушка начала озираться по сторонам. К её удивлению, они оказались не в мрачном Малфой-мэноре, а в большой светлой гостиной, совершенно не знакомой ей. Мебель в комнате была подобрана со вкусом, и стоила таких денег, о которых Гермиона, наверное, даже никогда и не слышала, не то что не держала в руках. Через большое витражное окно проникал солнечный свет, что было странным: на стадионе был уже поздний вечер, и они никак не могли трансгрессировать в течение нескольких часов. Это наталкивало на мысль, что, возможно, они находятся даже не в Англии, но переместиться на такое большое расстояние обычной трансгрессией невозможно. — Оно зачаровано на постоянный день, — увидев немой вопрос в глазах девушки, ответил Малфой, — Терпеть не могу ночь. Да и при свете солнца гораздо удобнее работать и менее травматично для зрения. Проходи, располагайся, и говори уже, что ты там хотела. Грейнджер встрепенулась — рассматривая такой контрастирующий с самим хозяином интерьер, она совсем забыла, почему она оказалась здесь. Но она могла себя оправдать: в конце концов не каждый раз оказываешься в доме бывшего школьного врага. Скинув уже изрядно надоевшие туфли, девушка ступила на мягкий белый ковёр и прикрыла глаза от наслаждения, зарываясь пальцами в длинный ворс. Её всегда нравились такие вещи: после рабочего дня или долгой прогулки особенно приятно вот так расслабить ноги или просто вытянуться прямо на полу, не думая о том, как это выглядит со стороны. — Кхем, — кашлянул Малфой, привлекая к себе внимание гостьи, — Я жду, Грейнджер. Если ты сделала всё это ради того, чтобы оказаться у меня дома, могла бы просто попросить. — А ты бы пустил меня? — с удивлением спросила девушка, повернув голову к слизеринцу. — Нет, — лаконично ответил тот, явно раздражённый этим диалогом, — И если ты сейчас же не начнёшь говорить, я вышвырну тебя отсюда без зазрения совести. — Как грубо, — хмыкнула девушка, впрочем, совсем не обижаясь: за годы школы она успела привыкнуть к его стилю общения. Но, собравшись с мыслями, всё же начала, — Я хотела извиниться перед тобой за то, что произошло на приёме во Франции. Я должна была остановить их, но просто не смогла возразить. Это было неправильно с моей стороны, мне искренне жаль. Гермиона внимательно смотрела в серые глаза напротив, ожидая реакции парня, и очень удивилась, когда Малфой засмеялся. Казалось, вся эта ситуация его ужасно веселила, и гриффиндорка уже хотела было возмутиться, но внезапно осознала, что что-то в этом смехе не так: он был коротким и резким, а глаза парня были абсолютно холодны, словно ему было совершенно всё равно на происходящее. — Насмешила ты меня, — закончив свой небольшой спектакль, произнёс волшебник, а после его лицо стало надменным, — Ты не остановила их, потому что боялась. Боялась за свою репутацию, будущее, боялась осуждения, боялась быть не такой, какой они тебя видят. Глаза Гермионы расширились от удивления. Её словно ударили под дых, и абсолютно безразличный взгляд Малфоя был словно ведро холодной воды, вылитое на голову, ведь, как бы ни было больно и стыдно это признавать, он был прав. Она привыкла быть всегда правильной и прагматичной Гермионой Грейнджер, гордостью магической Британии, героиней войны и самой умной в Золотом Трио. Она должна была держать лицо перед всеми, потому что ей было банально страшно идти против течения. Да, она нарушала много правил в своей жизни, но она хотела, чтобы её любили, хотела, чтобы больше никто и никогда не смеялся над ней за её спиной. И если бы она начала защищать Пожирателя Смерти, она бы всё потеряла: друзей, любовь общества, статус… — Ты можешь обманывать своих тупорылых дружков, Грейнджер, — прорычал, нависая над ней, Малфой, — Можешь давить из себя улыбку для фотографов, можешь делать вид, что тебе не плевать на Войну, но ты не обманешь МЕНЯ! — Мне не плевать на Войну, — выкрикнула в ответ девушка, тоже начиная закипать, — Как ты вообще смеешь обвинять меня в хладнокровии?! Да это тебе всегда было плевать на всех и вся. Ты всегда делаешь всё, чтобы тебе стало лучше, ты даже не участвовал в последнем сражении, не хоронил их! Как только Гермиона закончила свою гневную тираду, в комнате воцарилось гробовое молчание. Малфой смотрел на неё с плохо скрываемой яростью в глазах, но гриффиндорка давно привыкла отбрасывать страх куда подальше перед лицом опасности. Она бы не была собой, если бы испугалась того, кто в своей жизни дальше слов особо-то и не заходил. Внезапно Драко, нависавший над ней, отступил, прикрывая глаза и выравнивая дыхание. Грейнджер нахмурилась, удивляясь тому, что впервые видит, как бывший однокурсник пытается успокоиться и сдерживает себя. Раньше он бы никогда так не поступил, давая волю всей накопившейся агрессии. Это было совсем не похоже на него, и вызывало сотни вопросов в голове девушки. — Выметайся, Грейнджер, — прошипел сквозь зубы Малфой, открывая глаза. Сейчас они были на несколько тонов темнее, и ярость всё ещё плескалась где-то на дне, но парень явно хорошо умел сдерживаться, раз всё ещё мог говорить относительно спокойно. — Но я ещё не договорила, — скрестив руки на груди и вскинув голову так, чтобы было удобно смотреть собеседнику в лицо, ответила Гермиона. — Я сказал выметайся! — сорвавшись на крик на последнем слове, слизеринец сжал руки в кулаки, судорожно вдыхая воздух и пристально глядя в карие глаза напротив. — Я никуда не пойду, — гордо заявила девушка, чувствуя, как страх тёмным коконом обволакивает все её внутренности, сжимая их как в тисках. Секунда, и вот Гермиона уже висит в воздухе, с лёгкостью поднятая за воротник парадной мантии Малфоем. Девушка зажмурилась, ожидая удара, но Драко лишь встряхнул её, а позже поставил на ноги, отходя и усаживаясь в кресло. — Ты хоть понимаешь, насколько опасно злить бывшего Пожирателя Смерти, находясь в его квартире? — растягивая каждое слово, спросил Малфой, наливая из появившейся в воздухе бутылки какую-то янтарную жидкость в стакан. — Ты мне ничего не сделаешь. Это было бы слишком низко для тебя — убить грязнокровку, — хмыкнув, ответила Гермиона, усаживаясь напротив. — Грейнджер, моя тётка заставляла меня пытать таких, как ты. Я едва не убил одного из них, а ты говоришь о том, что я не сделаю ничего тебе? — вздёрнув бровь, с лёгкой усмешкой спросил парень, — Ты слишком высокого о себе мнения. — Ты не такой! — стараясь не обращать на сказанные Малфоем слова, воскликнула Гермиона, — Я хорошо тебя знаю, ты бы никогда по своей воле не убил бы! Драко хмыкнул, отпивая свой напиток, и наклонил голову на бок, внимательно смотря на девушку. Гриффиндорка словно наяву видела, как тот в собственном сознании решает, что же ответить на такое смелое заявление. Она была готова к тому, что он съязвит или промолчит, или всё-таки выставит её за дверь… — Грейнджер, ты обо мне ничего не знаешь, — ответил тот, прерывая её поток мыслей, — И я не участвовал в последней битве, потому что меня силком увели родители. И, если ты не помнишь, я сидел в карцере, когда всех хоронили. Я не мог присутствовать там не потому, что не хотел, а потому, что меня, мать твою, допрашивали! Малфой сжал стакан в руке так, что тот разлетелся на осколки, и зашипел от боли, глядя на израненную стеклом ладонь. — Я помогу, — тут же метнулась к нему Гермиона, но он отдёрнул руку, отодвигаясь. — Не нужно. Это наказание мне за несдержанность, — сквозь зубы ответил Драко, явно сдерживаясь, — Мне не нужна мамочка. — Малфой, прекрати паясничать! — уперев руки в бока, сказала девушка, нависая над парнем так, что её волосы касались его груди, скрытой чёрной рубашкой, — Или ты сейчас же даёшь мне обработать твою руку добровольно, или я наложу на тебя Остолбеней, и сделаю это насильно! Драко закатил глаза, но всё же положил руку на стол так, чтобы было удобно обрабатывать и выжидающе посмотрел на девушку, которая тут же ринулась что-то искать в своей сумочке. — Нашла! — воскликнула девушка через несколько минут и выудила из крохотной сумочки какой-то бутылёк с этикеткой. Когда она подошла, волшебник заметил на ней надпись «Экстракт бадьяна» и в ужасе раскрыл глаза, глубоко вдыхая через нос. — Грейнджер, не надо, просто очисти раны и всё. Остальное я сделаю сам, — глухим голосом проговорил Малфой, гулко сглотнув. — Нет, я не могу оставить эти раны на твоей руке, — возразила девушка, палочкой выуживая осколки из раны, а после подняла взгляд на слизеринца и нахмурилась, — Что-то не так? — Нет, всё хорошо, просто я с детства терпеть не могу «Экстракт бадьяна», — ответил тот, шипя от боли. — Но ведь так гораздо лучше, чем ждать, пока всё затянется само. — Это чертовски больно, Грейнджер! — огрызнулся Малфой, глядя на волшебницу сверху вниз, — Ты хоть раз использовала его на себе?! — Нет, но… — замялась гриффиндорка, вспоминая, как Рон кричал от боли, когда она обработала ему рану. — Ну так и не умничай, раз не знаешь, что это, — резко проговорил Драко, всё же не убирая руку, — Ладно, обрабатывай. Девушка пожала плечами и осторожно вылила капли лекарства на раны. Малфой зашипел, явно сдерживаясь, чтобы не сжать ладонь в кулак и оставаться неподвижный, и Гермионе стало жаль его. Вспомнив, как ей самой мама в детстве обрабатывала раны, она коснулась губами холодной ладони, даже особо не думая о своих действиях. Всё стихло, слизеринец застыл как вкопанный, а девушка аккуратно поцеловала каждое место, где были раны, и отстранилась, гордо глядя на снова невредимую ладонь мужчины. — Вот и всё, а ты не хотел, — Грейнджер радостно улыбнулась, переводя взгляд на Драко и с удивлением выгнула брови: на его лице явно читались шок и непонимание, — Что не так? — Зачем ты целовала мою ладонь, Грейнджер? — прокашлявшись, спросил тот, убирая руку. — Чтобы тебе было не так больно, — пожав плечами, просто ответила девушка, — Разве тебе родители так не делали в детстве. — Никогда, — отрезал Малфой, удостоверившись, что на ладони действительно ничего не осталось, — В чистокровных семьях не принято открыто проявлять свои чувства. Меня всегда учили сдержанности, а раны обрабатывали домовые эльфы. Единственное, что мои родители делали самостоятельно в моём детстве — это бранили и наказывали меня. Гермиона грустно кивнула, вставая с пола, на котором сидела до этого. Драко выглядел подавленным, и ей очень хотелось его обнять или как-то поддержать, но она не могла никак найти слова, которые бы не усугубили ситуацию ещё больше. — Извини за то, что сказала до этого, — самым безопасным вариантом показалось вернуться к предыдущему диалогу. В конце концов, она так и не извинилась нормально за тот случай на приёме, — Я совершенно забыла о том, что тебя задержали и ты никак не мог быть на похоронах. Обычно такого со мной не происходит. — Просто ты считаешь, что ты единственная, кого эта жизнь обделила, — спустя пару минут молчания заговорил парень, глядя куда-то сквозь девушку, — Единственная, кому больно, единственная, кто помнит. Правда в том, что это не так. Война травмировала каждого, и к каждому возвращается по-своему. Она закончилась, но её отголоски до сих пор витают в воздухе. И каждый, кто был тогда в Хогвартсе, никогда не сможет её забыть, как бы ни старался. Мужчина изучающе посмотрел на стоящую перед ним Гермиону, словно впервые за много лет ясно её увидел. Гриффиндорка чувствовала себя как открытая книга, и её было неуютно от такого пристального взгляда бывшего врага, но отчего-то она не могла даже пошевелиться. — После Войны я ненавижу ночь, тишину, одиночество и сны, — снова заговорил Малфой, не отводя взгляда, — Как только заходит солнце, я слышу их крики и вижу их лица. Я как будто нахожусь там, а они снова и снова умирают, и я ничего не могу с этим поделать. Стоит мне закрыть глаза, я снова оказываюсь в коридорах Хогвартса, хожу по ним, и вижу следы войны. Мне хочется сбежать, но я не могу повернуть назад. Как будто… — Как будто какая-то неведомая сила заставляет тебя идти дальше, — выдохнула Гермиона, и Драко непонимающе посмотрел на неё, а после кивнул, — Каждую ночь мне снится то же самое. Вот уже пять лет я борюсь с этим, но ничего не помогает. Я пыталась пить зелье для сна без сновидений, но каждый раз, как прерывала курс, всё повторялось снова. И мне просто надоело засыпать только под действиями зелий, от которых потом болит голова. Приходится терпеть. Слизеринец понимающе хмыкнул, усмехнувшись краешком губ. Он выглядел так, как будто прекрасно понимал все её чувства и эмоции, и от этого у девушки на душе стало спокойнее. Она впервые рассказала это кому-то не из друзей, и этот человек стал первым, кто понял её. До этого казалось, словно она какая-то ненормальная, ведь почти все перестали думать о Войне уже через несколько лет после её окончания, а она не могла забыть то, что являлось ей во снах каждый день. — Из-за этого я часто работаю по ночам, — выдохнул Малфой, откинувшись на спинку кресла и глядя на девушку из-под длинных тёмных ресниц, — В этом деле хорошо помогает маггловский кофе, от него чувствуешь себя гораздо лучше. Гермиона с удивлением посмотрела на парня. Неужели он действительно признал, что что-то, сделанное не магами, является действительно хорошим изобретением? Ей всегда казалось, что слизеринец признает это только под Империусом или Круциатусом, но никак не добровольно. Хотя она и сама сильно изменилась со школьных времён, больше уделяя внимания своему внешнему виду и общению с коллегами и друзьями. Однако видеть подобные перемены в ком-то другом было очень… непривычно и неожиданно, но приятно. Всё-таки, со временем люди меняются. — Тебе заварить кофе? — внезапно спросил Малфой, выводя девушку из раздумий. на секунду волшебница растерялась, но быстро взяла себя в руки и кивнула, наблюдая за своим бывшим врагом, ушедшим наливать ей обычный маггловский кофе.