Призраки прошлого

Сборы на благотворительный бал оказались дольше, чем планировала девушка. В основном из-за Джинни, явившейся в квартиру подруги с несколькими магически увеличенными чемоданами, доверху наполненными платьями. Младшая Уизли никогда не отличалась расторопностью, предпочитая доводить всё до идеала, а из-за характера, передавшегося ей от матери, она заставляла всех плясать под её дудку. Гермионе же. никогда не любившей наряжаться, пришлось перемерить половину платьев Джинни. И ладно, если бы они хотя бы нравились волшебнице, но они все были слишком откровенными для неё. — Если бы можно было, я бы пошла в костюме, — раздосадованно пробурчала себе под нос Грейнджер, снимая очередное платье. — Ни за что! Ты — героиня войны, одна из «Золотого трио»! На тебя будут направлены все взгляды, и я не позволю тебе выглядеть слишком обыденно на фоне Гарри и Рона, — возмутилась Джинни, — К тому же, может, на этом балу ты наконец встретишь своего принца. — Джинни, как ты можешь?! Это ведь годовщина войны, в которой погиб Фред! — в ужасе воскликнула Гермиона, заставив подругу недовольно нахмуриться, — Я иду туда только потому, что моё присутствие обязательно, а не потому что мне хочется покрасоваться! — Ладно, надень вон то, красное, — раздражённо выдала Джинни, махнув рукой в сторону вещицы. Грейнджер, недовольно смерив взглядом слишком ветреную девушку, всё же надела наряд и подошла к зеркалу. Платье было прекрасно. Алая ткань, усеянная волшебными кристаллами, переливалась на свету и словно вспыхивала языками пламени, а неяркий цветочный узор на груди и подоле добавляли образу лёгкости и воздушности. Пока Гермиона рассматривала своё отражение, Джинни подошла к ней сзади и, собрав пышные волосы подруги в «шишку», закрепила её заколкой с большой красной розой, оставив пару прядей по бокам от лица. — Ты прекрасна, Гермиона. Ты заслуживаешь счастья. Хватит жить прошлым, его не изменить. Они все ушли, но им больше не больно, они больше не страдают. Они счастливы, и всегда рядом, наблюдают и помогают нам. Не мучай их, постоянно скорбя. Мы должны жить раньше. Девушка промолчала, не желая ссориться с лучшей подругой. В конце концов, у них всегда были разные взгляды на жизнь. — Я надену это, — махнула в сторону вещицы Уизли, в очередной раз вырвав Гермиону из своих мыслей. Девушка перевела взгляд на юную волшебницу, уже успевшую облачиться в прекрасное лазурное платье, и такого же цвета перчатки, подчёркивая свои небесно-голубые глаза. Волосы она распустила и завила. — Ты великолепна, Джинни, — искренне произнесла гриффиндорка, восхищённо оглядывая подругу, — Уверена, Гарри потеряет дар речи, увидев тебя в этом платье. — Тогда не будем заставлять его ждать. Мы уже опаздываем, — весело рассмеялась Уизли и, взяв подругу под руку, направилась к выходу из квартиры.

***

В этом году бал был гораздо роскошнее прежнего. Огромный зал, специально созданный Министерством для подобных мероприятий, сверкал от обилия позолоты и хрусталя в декоре, а старинные фрески только усиливали ощущение старины. Гермионе казалось, что она попала в прошлое, настолько величественно и красиво выглядело это место. — Говорят, в этом году сам лорд Малфой пожертвовал деньги на оформление зала, — услышала девушка знакомую фамилию среди толпы. Грейнджер удивилась, ведь после войны и оправдательного приговора суда Драко Малфой долгое время не появлялся на людях. Вступив в наследство, он показал себя великолепным дельцом и бизнесменом, сумев в короткие сроки не только восстановить былое влияние Малфоев на английскую экономику, но и удвоить его. Фотографии юного лорда появлялись почти в каждом выпуске «Пророка», однако на них Драко выглядел безумно уставшим. Да, он всё также источал уверенность в собственной исключительности, но его взгляд был пустым, безжизненным. За эти пять лет он возмужал, но сильно осунулся, как будто не ел и не спал как минимум последние пару лет. Гермиону, как и, впрочем, добрую половину магической Англии, удивлял тот факт, что со времён войны Малфой так и не женился. Расстроившаяся из-за участия Драко в делах Волан-де-Морта помолвка с Асторией Гринграсс была единственным любовным скандалом, произошедшим в семействе Малфоев за эти пять лет. Хотя в школе слизеринец был тем ещё ловеласом. Столь крупное пожертвование наводило на мысль, что он лично явится на бал. Из прежних соратников он сделает это последним — все известные Грейнджер чистокровные аристократические семьи уже давно делали крупные пожертвования и регулярно посещали бал, чтобы загладить свою вину. Девушка ненавидела их продажность, лицемерие и власть, но ничего не могла поделать: даже её статус героини Войны не давал нужных привилегий. Стандартная речь Министра об истории войны ознаменовала начало бала. Но перед танцами и трапезами шла длинная череда однотипных пафосных речей про погибших и минута молчания. Гермиона, как одна из «Золотого трио», тоже должна была говорить. Выйдя на сцену, девушка словно погрузилась в вакуум, где была только она, её мысли и воспоминания. Каждое произнесённое имя отдавалось болью в груди, каждое упоминание заставляло всплывать перед глазами образы погибших. Комок в горле мешал говорить, но Гермиона держалась, не позволяя себе расклеиться. Только закончив, она поняла, что её выступление затянулось. Все присутствующие смотрели на девушку недовольно, даже её друзья, и только в одном взгляде она увидела те же боль и отчаяние, что испытывала сама. Эти серые глаза продолжали внимательно изучать гриффиндорку даже после того, как та покинула сцену. Из-за них минута молчания показалась длиною в вечность, а долгожданное окончание официальной части — освобождением после длинного тюремного срока. Именно поэтому как только всё закончилось, Гермиона ринулась к дальнему столику с закусками, надеясь наконец спрятаться от уже изрядно поднадоевшего внимания. Все разбрелись по залу. Кто-то весело закружился в танце, порхая по натёртому до блеска паркету, словно бабочки, а кто-то, как и она, пошёл к закускам. Её друзья на другом конце зала что-то увлечённо обсуждали, попивая пунш. В первые такие балы они ещё пытались тянуть Гермиону за собой, увлечь разговором, но девушка всё время была хмурая и постоянно отвечала невпопад, от чего в диалоге появлялись неловкие паузы. Так что теперь они даже не обращают особого внимания на Грейнджер, позволяя той зависать в своих безрадостных мыслях. Они веселились, ели, пили и танцевали, в то время как она с содроганием вспоминала леденящий ужас, преследовавший её каждый день войны. По началу Гарри тоже постоянно ходил хмурый, виня себя в каждой смерти, но Джинни удалось его быстро вытащить из этого состояния, и теперь он если и вспоминал погибших друзей, то не с всепоглощающей скорбью, а с лёгкой ноткой светлой грусти. Гермиона была рада за него, но, по правде говоря, её раздражало то, что, похоже, она осталась единственной, кто действительно вспоминает погибших не один раз в году. Казалось, у них было ещё так много времени, но они так и не смогли прожить действительно долгую и счастливую жизнь, а она почему-то осталась жить с этой болью. — Они словно на чью-то свадьбу пришли веселиться, — с раздражением произнёс кто-то рядом с девушкой, и она испуганно подпрыгнула, тут же оборачиваясь на знакомый голос. Перед Гермионой стоял сам Драко Малфой, не так давно получивший титул лорда и огромное наследство от отца, сидевшего сейчас в Азкабане. В жизни он выглядел ни чуть не лучше фотографий: и без того слишком белая кожа словно просвечивала, отчего было видно каждую вену на чересчур тонких руках и исхудавшем лице. Он больше походил на какого-то потустороннего духа, чем на живого человека из плоти и крови. — Ты словно привидение увидела, Грейнджер. Расслабься, это всего лишь я. Ни за что не поверю, что ты не узнала школьного врага, — усмехнулся Малфой, слегка склонив голову, отчего его слегка отросшая чёлка упала на глаза, делая его несколько старше своих лет. — Не думала, что ты явишься сюда после стольких лет, — выпалила Гермиона, не успев даже подумать. Драко слегка выгнул бровь, оставаясь таким же отрешённым. — Ну, я не мог не почтить память своей дорогой тётушки, — после короткого молчания ответил парень, слегка скривившись при упоминании Беллатрисы, действительно погибшей во время осады Хогвартса. — Не верю, что ты пришёл сюда ради неё. Ты ведь говорил, что ненавидишь её, — ответила волшебница, вспоминая многочисленные допросы, на которых приходилось присутствовать и ей. Пожалуй, это второе, что она никогда не забудет: в Министерстве умели проводить допрос с пристрастием для Пожирателей. — Думаю, это уже не важно. В любом случае, я ожидал, что здесь все будут плакать и скорбеть, а выходит, что даже знаменитый своей жалостью ко всем Поттер больше не вспоминает своих дорогих друзей. — Гарри заслужил счастье! — с упрёком воскликнула Гермиона так, что некоторые даже оглянулись на них, — Он слишком долго страдал! — Ты действительно думаешь, что это его оправдывает? — спросил слизеринец, наклоняясь к Гермионе так, что она могла смотреть в его глаза, не поднимая головы, — Он просто забыл, Грейнджер. Как и все они. Им плевать, и всегда было плевать. Они просто продолжают притворяться, что им есть до этого дело, продолжая жить свои жалкие жизни. — Как будто тебе есть дело до них, Малфой, — возразила Гермиона, с вызовом глядя в серые глаза напротив. — Возможно, я не такой ужасный, каким могу казаться, — уклончиво ответил тот и, хмыкнув, развернулся, удаляясь к компании каких-то светских дам. Оставшийся вечер Гермиона провела в раздумьях о словах Малфоя. Мог ли чистокровный волшебник, всегда издевавшийся над слабыми и грязнокровками, так измениться? Действительно ли ему было не плевать на тех, кто погиб пять лет назад, или он просто в очередной раз притворяется, чтобы обелить свою репутацию?