Всадники Апокалипсиса

Такой любовью я любил Такой огонь меня сжигал, Что, если б деревом я был, Давно бы горсткой пепла стал А если б был я океан, Давно бы выкипел до дна Я человек Мне жребий дан Ночами мучится без сна То улыбаться, Всё забыв, То зубы стиснув, Боль тая И этим пламенем я жил И этой мукой счастлив я.

      Большие капли проливного дождя барабанили по чёрной ткани зонтов. Скатываясь большим водопадом, они падали вниз и разбивались о сырую пропитанную слезами землю. Мёртвые глаза с внутренней пустотой и непомерной болью смотрели на каменный мёртвый портрет, красивой, молодой девушки. Тело пробивала дрожь, внутри холод и невосполнимая дыра от потери, которая ему стоила жизни.       Некогда горящие глаза, с любовью смотрящие в глаза цвета насыщенной травы, отныне стали ледяными. Слезы вперемешку с каплями дождя, который так же как и Чонгук оплакивали Алисию, скатывались по его лицу, изредка задерживаясь на приоткрытых и дрожащих бледно-розовых губах. Теперь только этому холодному камню Чон будет желать доброго утра, доброй ночи и сквозь дрожащий голос, резко вытирая предательские слезы будет искренне говорить, что он любит. Всë ещë любит.       Звуки чавкающих шагов постепенно отдаляются, оставляя Чонгука с местом, где он на всегда и на вечно оставил своё пылающее любовь сердце, вручая его своей единственной. Оно лежит рядом с ней, в одном гробу, под толщей земли, на которую приходя, он будет ронять слезы и закрывая руками глаза, представлять небольшой домик, с просторным двором, на котором будет находится столик с чаем и двумя кружками, с плавающими в кипятке ягодами. Они будут сидеть и любоваться рассветом, непринуждённо разговаривать и мечтать о лучшем будущем, которое у них непременно будет. Чонгук уверен, что будет. — Ты весь продрог, — по голове и лицу парня перестают течь капли дождя и только сейчас он чувствует, что большее количество влаги на его лице, было от его собственных слез.       Поравнявшись с Чонгуком, Атропин смотрит на родное и любимое лицо сестры. Сердце пробивает удары, внутри всё сжимается, заставляя задыхаться. Левая рука, убрана в карман классических чёрных брюк и сжата в кулак. Так он пытается успокоить тремор, но рука, держащая зонт, предательски его выдаёт. Переведя мёртвый взгляд на Атропина, Чонгук делает несколько шагов в сторону и вновь оказывается под нескончаемым дождём. Он смотрит на мужчину с отвращением, с агрессией. В его мëртвых глазах бегущей строкой читается: "как тебе смелости хватило прийти сюда"? " как посмел появится здесь"? Ничего кроме отвращения, ненависти и ярости Чон не чувствовал к Атропину. Смотря холодными, убитыми глазами, из которых вырвали жизнь и смысл он сквозь зубы шипит, — это случилось из-за тебя. Сжав кулаки до такой степени, что ногти впились в кожу ладони, Чонгук бросает мимолётный взгляд на могильный портрет жены и быстро уходит, не желая находится в обществе Атропина.

🥀🥀🥀

      Карие глаза проходятся по портрету сестры и Атропин готов поклясться, что у этого портрета и настоящей Алисии не было ничего общего. Даже красивые, чарующие лисьи глазки, выглядели иначе, выглядели не так, как на изображении. Вынув левую руку из кармана брюк, мужчина складывает большой чёрный зонт и моментально оказывается под проливным дождём, который за считанные секунды на сквозь пропитывает ткань чёрного костюма. Уложенные назад волосы теперь прилипли ко лбу и по ним ручейком скатывалась вода. Сделав пару шагов, Атропин присаживается на корточки и аккуратно, заботливо проводит рукой по камню, стирая с него лишнюю влагу и остановившись на инициалах поджимает губы. Алисия Чон, Алисия Борне, Шадоу, Лисëнок. Столько имён и каждое значимо. Каждое имеет за собой историю, которую смог увидеть Атропин, в каждой смог принять участие, в каждой оставил след.       Понимание сказанных Чонгуком слов пришло мгновенно. Он не имел право возражать, отнекиваться, оправдывать себя, потому что сам так считал. Это случилось из-за него. Выдающийся шахматный игрок, смог проиграть. Это не было волей случая, нельзя было списать на то, что так легли карты, нельзя было сбросить на необдуманный ход. Он проиграл, не смог предвидеть, не смог предугадать и итогом стала — жизнь. То, что ощущает Атропин не возможно разбить на атомы. Огромный спектр чувств и эмоций сплелись в один большой ком, который давит на него, заставляет ненавидеть себя и питать отвращение к самому себе.       Только его вина, только его камень, который он не сможет скинуть с себя, не сможет заглушить это. Просыпаясь, он будет винить себя, будет копаться в мозгу, будет убивать себя виной. Однажды похоронив родителей, он похоронил ещё и двух самых любимых и близких для него людей, которые умерли по его вине. Можно ли это назвать самобичеванием? Наверное, можно. Можно ли назвать это самокопанием? Наверное, можно. Можно ли каждый Божий день топить себя, осознавать собственную ничтожность, винить, корить и презирать? Можно, он это и делает.       Видя всю его боль, скрытую под маской спокойствия и рассудительности Тэхëн и Чимин не могу обходить его стороной. Ставшие свидетелями едких, болезненных слов, кинутых Чонгуком, парни не могу представить какую боль, старший испытывает каждодневно. Не понимают, как Атропин может находить в себе силы жить, и каждое утро распахивать глаза. Они не стали от него далеки, наоборот, они приходили в пустой особняк и проводили время там, иногда занимались Камари, иногда навещали Атропина, чтобы убедиться, что тот в порядке.

🥀🥀🥀

      Последними толчком к развалу его внутреннего мира, стал звонок от доктора Глассмана. — Я не смог его спасти, — сбросив телефонный звонок, нутро Атропина разорвалось по швам.       В районе сердца что-то защемило и лёгкие отказались исправно поставлять кислород. Убрав руки с лица, тот на ватных ногах подходит к окну и старается открыть. Пальцы дрожать, дыхание сбито, внутри пустота. Оступившись, Атропин падает на колени и упирается затылком в дверцу шкафа. Судорожно зарываясь пальцами в каштановые волосы, он сильно их сжимает и оттягивает. Глаза наполняются влагой, а рот растягивается в гримасе боли. Боли, проникающей в подкорку, заполняющую собой всё. Слëзы быстро стекают по лицу мужчины, оставляя после себя дорожки для следующих капель. Задыхаясь от накатившей истерики, Атропин судорожно хватает ртом воздух, пытаясь дышать. Поднеся трясущиеся руки в горлу рубашки, пальцы пытаются расстегнуть верхние пуговицы, тем самым освобождая себя от чувства удушья. Делая глубокие вздохи, сопровождающиеся всхлипами, Атропин вспоминает о самом дорогом, что у него осталось — Камари. Он должен попытаться вырастить из него достойного человека, которым будут гордится его родители.

🥀🥀🥀

— Я знаю, что ты меня ненавидишь, знаю, что презираешь, знаю, что винишь меня в еë смерти, — стоя напротив могилы Чонгука под таким же проливным дождём, Атропин смотрит на портрет Чона, который находится рядом с портретом Алисии. Парень смотрит на Атропина слегка прищуренными глазами, улыбка растянута и лицо не грустное, радостное, будто он получил то, чего хотел — лучшее будущее. — И поверь, я каждый день, живу с этим чувством, просыпаюсь и засыпаю, — склонив голову, Атропин трет переносицу, — я не прощу себя, никогда не прощу. Пронесу через всю жизнь этот камень, калечащий меня, — и ведь не врёт. Съедающее изнутри чувство вины и горечи преследуют его. Не дают вздохнуть. — Я не имею никакого права брать опеку и воспитывать твоего сына, — Атропин повышает голос и злится. Злится на себя, злится на то, что он убийца Алисии и Чонгука, должен воспитать Камари, их сына. — Но прошу тебя, пожалуйста, — смотря на Чонгука умоляющими глазами, смотря так, будто надеется, что сможет докричаться до него, сможет сказать, — позволь сделать это. Я не прошу о большем, не о прощении, не о отпущение тем более, — слезы вперемешку с дождём быстро стекают по его лицу, обнажая всю ту боль, которую он испытывает. — Я понимаю, что не смогу заменить ему тебя, но я сделаю так, что ты будешь им гордится, — поджав губы, Атропин не отрывая взгляда от Чонгука пятится назад, но через пару шагом останавливается, — и ещë, — голос дрогнул, — я не стану скрывать от него правду, когда он будет готов, я скажу ему, что я сделал.       Высокая фигура Атропина постепенно отдалялась от поляны, на которой были похоронены два любящих сердца. Когда стало известно, что Чонгук разбился на своей машине, на которой Юнги заботливо починил царапину, оставленную Шадоу, от тромба в сердце, не долга думая, Атропин принял решение хоронить его там же, где и Алисию. Они должны быть вместе, всегда и навечно.

🥀🥀🥀

      Маленький Камари радостно носился по зелëному газону, на который ласково падали закатные лучи. Саурон и Буцевал чёрными пятнышками следовали за мальчиком, иногда рыча, иногда негромко гавкая. За этой картиной, наблюдали Бранвен и Хëнджин, сидевшие за небольшим столиком и не смели отвести взгляда от ребëнка. После смерти Алисии, они прикипели к нему, с любовью в глазах смотрели за подрастающей копией родителей и не могли наглядеться. Такой маленький, такой беззащитный, такой непослушный лисëнок. Вечно ищущий способ пробраться в гараж к машинам, в склеп и вечно получавший нагоняй от отца. Бранвен не мог понять такого рвения отгородить ребëнка от всего на свете. Пару раз он даже заставал их ссоры. Слышал с какой обидой в голосе Камари высказал несогласие, но Чонгук стоял на своём. Никаких машин, никакого склепа. Пытался отгородить его как мог. Но по итогу, сделал его затворником.        — Зайка, не надо так долго лежать на траве, — подал голос Хëнджин. Блондин сидела на стуле и сам того не замечая медленно прокручивал золотое кольцо на безымянном пальцем.       Никому не сказав Бранвен сделал Хëнджина своим законным мужем. Тихо расписались, тихо обменялись кольцами. Сначала Бранвен думал, что пока не время, пока нельзя, но потом, пришёл к выводу, что подходящего времени не будет. Вечно не будет подходящего момента, вечно будут проблемы, вечно будет не до этого. И сейчас, сидя за этим столиком и смотря на Камари, Бранвен осознаёт, что впервые в жизни принял правильное решение.

🥀🥀🥀

      Атропин открывает дверь за которой скрывался небольшой, но уютный домик. Всë осталось на своих местах, Чонгук ничего не переделал, ничего не поменял, потому что каждая деталь этого дома, напоминала ему Алисию.       Кратко бросив взгляд на мальчика, который игрался с двумя собаками на траве, Атропин слегка сгорбившись, будто стараясь уменьшиться в размерах, подходит к двум сидящим за столом мужчинам. Качнув головой в знак приветствия, Атропин встаëт напротив них и перегораживает обзор на Камари, тихо произносит — Я забираю его, буду воспитывать, — поджав сухие, потрескавшейся губы, мужчина грустными и усталыми глазами проходит сначала по Бранвену, а затем и по Хëнджину. — Вы, конечно, можете приходить и проводить время с ним, — Хëнджин встаëт с плетёного кресла и неспешно подходит к опустившему голову Атропину. Положив руку на его плечо, другой нежно оглаживает скулу. Хочет утешить, хочет сказать, что он не виновен, хочет сбросить с него этот камень, который посмертно будет при нëм. — Конечно, мы будем приходить, даже не сомневайся. Мы не оставим ни тебя, ни Камари, — кратко бросив взгляд на Бранвена, который в знак правдивости слов блондина кивает головой. Они не оставят, никто не оставит, они вырастят достойного человека — это точно. — Пойду соберу его вещи, — опустив голову и слегка закусив нижнюю губу, блондин уходит, оставляя братьев наедине.       Переглянувшись, Атропин поджав губы слегка качнув головой брату пятится назад и развернувшись лицом к Камари, медленно подходит. Мальчик, лëжал на траве и игрался с чёрными пятнышками, которые послушно выполняли все команды, произнесëнные им. Подойдя ближе, Атропин присаживается на корточки и с тоской в глазах смотрит на радостного Камари, высунувшего языков. Переведя взгляд на собак, мужчина протягивает руку, но будто ток проходит по ладони. Он вспоминает Асмодея, которого по его приказу усыпили. Поджав пальца в кулак, Атропин убирает руку и тихим голосом произносит — Камари, — мальчик поднимает на него горящие счастливые глаза, в которых он видит яркую зелëную траву, — нам нужно переехать, но это не на долго, — внутри Атропина сердце сжалось, нутро завыло, руки задрожали. — Это из-за того, что мама с папой умерли? — слегка склонив голову к левому плечу, Камари смотрит так, будто уже знает ответ. А он и правда знает. — Ты, теперь будешь моим папой? — широко улыбнувшись, мальчик искренними чистыми глазами смотрел на сидящего рядом мужчину и не испытывал грусти, не испытывал чувства потери, не ощущал одиночества. — Нет, Камари, — сжав кулаки сильнее, Атропин чувствовал как ногти впиваются в его ладонь. — Почему? — впервые его лисьи глазки округлились и выражали растерянность, непонимание и грусть. Атропин смотрит на Камари, который сильно поджимает губы и быстро тыльной стороной ладони стирает первую появившуюся слезинку. А про себя проговаривает: "потому что я не имею права называться твоим отцом". — Потому что у тебя есть папа, который очень сильно тебя любит и каждую секунду присматривает за собой, — поднеся ладонь к личику ребëнка, Атропин ласково стирает слезы и сдерживает свои собственные. — Ты не шутишь? — всхлипнув и недоверчиво посмотрев на мужчину, Камари опустил глаза на лежавших рядом собак и ласково стал поглаживать их смоляную шерсть. — Нет, не шучу, — повернув голову, Атропин видит как Хëнджин несёт две сумки, в которых были игрушки и вещи Камари. Остановившись рядом с небольшим столиком, Атропин на несколько секунд задерживает на нëм взгляд, а после переводит его на Камари, смеющегося от нелепого трюка Саурона.       Пора возвращаться домой

🥀🥀🥀

      В большом особняке снова загорается камин по просьбе Камари. Жаркое тепло постепенно заполняет первый этаж и вселяет в разрушенную душу Атропина надежду. Надежду на то, что он сможет искупить вину, сможет добиться хотя бы того, чтобы Камари его простил. Ведь сам себя он простить не в силах.       Комнату, в которой умерли его близкие люди забетонировали. Навсегда доступ к ней закрыт. Каждая вещь в ней — не тронута. Ни маленькая колыбель Камари, ни вещи Чонгука и Алисии, даже остались несколько капель крови, которые пропитались в деревянный паркет.       Камари сам выбрал себе комнату и поселился на втором этаже там, где некогда жил Тэхëн. Собак малыш на отрез отказался запирать и сажать на цепь. Сам обустроил из своей одежды лежанку, но Саурон и Буцефал каждую ночь забирались на просторную кровать и спали рядом со своим хозяином. Охраняли. Атропин приказал кормить их отборным кормом и обработанным мясом телят. Не позволит, чтобы из них выросли такие же кровожадные монстры как Асмодей.       Часто к ним приходили Чимин с Тэхëном. Души не чаяли в маленькой копии Чонгука, и любовались его насыщенно зелёными глазами, которые пробирались в самую душу и цепляли за живое. Парни любили проводить время с малышом, который быстро рос и быстро умнел. Всë чаще и чаще он задавал вопросы, ответы на которые всем было тяжело оглашать.       Но по мере его взросления, в нëм росло бунтарство. Ночью он часто сбегал из особняка в склеп и по долгу расхаживал по длинным коридорам. С интересом смотрел на бетонные стены, на которых кое-где были капли засохшей крови. С энтузиазмом брал в руки любимую Азраилом винтовку НК-416 и по долгу то разбирал еë, то собирал.       А однажды, он нашëл на одной из свалок отцовскую CCGT. Металл весь всмятку, восстановить было почти не возможно. Но Камари обратился за помощью к Юнги, который от и до собирал еë вместе с Чонгуком. И, конечно, Мин не смог отказать. Оттащили еë в гараж и стали ремонтировать. Камари жадно смотрел за каждым движением Юнги, запоминал, учился. То вакуумную присоску подаст, то сам давление измерит, то клапана завернëт.       По мере их работы, Юнги стал замечать, что и правда, Камари точная копия Чонгука. То фраза проскочит, то выражения лица изменится, то взгляд. Даже тембр голоса был один и тот же. Однажды тот спросил у Мина, как познакомились его родители, как жили, чего жаждали? Так Юнги всë рассказал. Рассказал о их первой встрече, о царапине, об их отношениях и свадьбе. А на вопрос "чего жаждали" ответил просто — чтобы ты был в безопасности. Так и проходили дни, утром Камари был в особняке рядом с Атропином и псами, а ночью сбегал к Юнги в гараж, в котором они оба восстанавливали великую память.       Приближался восемнадцатый день рождения Камари. Тогда Атропин сидя за длинным столом принял решения, что сегодня расскажет всё, что должен. А дальше, пусть Камари принимает решение, уходить или же остаться.       Встав из-за стола, Атропин проходит большой деревянный стол и задерживает взгляд на одном из стульев, на котором всегда сидел Чонгук. Прикрыв глаза и покачав головой, тот полушёпотом произнëс, — я обещал всё рассказать, так оно и будет.       Красивые тени от камина отражались на собранном лице Атропина, который с пустым взглядом наблюдал за горящими поленьями. Тишину прервал до боли знакомый звук, который мог исходить, только от одной машины, которая как и еë владелец разбились. Повернув голову по направлению ко входу, Атропин увидел, как сквозь мрак, тихо проходит Камари. Входная дверь распахивается и мужчина сразу же опускает взгляд на руку, в которой парень держит красные ключи от Чонгуковой CCGT. Взгляд Камари не виноватый, ни такой будто его застали врасплох. Его глаза выражали Чонгуково спокойствие, его собранность и его уверенность. — Камари, нам нужно поговорить, — жестом подзывает его мужчина и смотрит на парня, приближающегося к дивану. — Если это касается отцовской машины, — голос серьёзно настроенный, властный и в меру сдержанный. — Нет, — перебивает его Атропин, — это хорошо, что ты еë починил, — выдавливает из себя что-то типо полуулыбки. Разговор будет непростой, болезненный для самого мужчины. — Хорошо, — качнув головой, Камари прищуривает глаза и смотрит внимательно, смотрит изучающе. — Подождëшь? Я схожу переоденусь? — увидев кивок, Камари проходит вверх по лестнице и дойдя до своей двери неспешно открывает еë. На него сразу же набрасываются два больших пятна, показывая свою радость от встречи с хозяином. Камари тихо смеëтся, даря ласку каждому из своих питомцев и не заставляя долго ждать дядю, быстро переодевается и спускается на первый этаж.       Атропин как сидел в одной позе, так еë и не поменял. Камари подходит к дяде и садится напротив, закинув ногу на ногу, а на свободное пространство между ними, удобно укладываются Саурон и Буцефал. — Я, — голос дрогнул. Атропин и подумать не мог, что это будет настолько трудно говорить, не подумал, что это так тяжело каяться в своих грехах и вскрывать гнойник, который в считанные мгновения пропитает его тело ядовитым привкусом вины и даже молитва не сможет ему помочь искупить то, что он сделал, не поможет она сбросить камень с души. — Это касается смерти родителей, — не вопрос, констатация. Он может и не такой взрослый, но чертовски умный и сообразительный. Смог сложить два и два. — Просто выслушай, а потом, — сердце бешено заколотилось выдавая страх, — можешь делать всë что угодно.       Выдержав паузу, Атропин расстегивает несколько верхних пуговиц на чёрной рубашки, и добавляет, — на твоем счету сто двадцать пять миллионов долларов, если ты захочешь уйти, я не стану тебя держать.       Качнув головой, Камари погружает длинные пальцы в чёрную шерсть Саурона и медленно начинает еë перебирать. — Смерть твоих родителей, на моих плечах, — как и обещал, Атропин не смеет скрывать от него правду, не имеет права держать его в иллюзии. — Я был до безумия озабочен вашей безопасностью и твоей в том числе, — переместив взгляд на огонь, Атропин не в силах сейчас смотреть на Камари, который сидел напротив и тихо слушал. — Когда ты только родился, стычки и бунты на наших базах резко возросли, тогда мы с Чонгуком, твоим отцом ездили туда и пытались урегулировать возникшие конфликты. Однажды, поступила информация, что на одной из самых отдалëнных баз начался мятеж, взяты заложники, тогда я впервые не проверил эту информацию, так как посчитал, что она правдива. — Склонив голову и покачав ей, Атропин, каждый Божий день корит себя за то, что тогда был так наивен. — Мы поехали, но как оказалось, это была мышеловка. Я сглупил и поплатился тогда всем, что у меня было. Мы приехали поздно, слишком поздно, — поставив локти на колени Атропин закрывает лицо руками и пытается унять подходящую к нему истерику. Он рассказал, вот только стало в сотни раз тяжелее. Как только он проговорил это вслух, то подтвердил то, что вынашивал всё это время. Это случилось из-за него. Только он в этом повинен. — Когда вы приехали она уже была мертва? — подал голос Камари. Он смотрел на Буцефала, который поднял голову и внимательно наблюдал за Атропином. — Да, — единственное, что тот смог выдавить. — И Азриал? — И Азриал.       Атропин мог поклясться как внутри него ломаются кости в районе сердце, и оно медленно, но верно перестаёт биться. — А отец? — зелёные глаза встречаются с карими и в них он видит боль и отчаяние, — он же умер позже. — Да, — качнув головой в знак правдивости его слов, — он каждый день приходил на могилу твоей матери и каждый день скорбел. — Как? — внимательно смотря на Атропина, Камари свёл брови к переносице. — Несчастный случай, автомобильная катастрофа, как нам сказали — не справился с управлением, — но это чушь. Чонгук не мог не справится с управлением. Он жил гонками, он жил скоростью, он жил Алисией.       Поджав губы и молча покивав, Камари встаёт с места и кратко бросает "я побуду один, но я не ухожу".

🥀🥀🥀

— Подай мне ключ для колëсных гаек, — Юнги протягивает руку в перчатке Камари, который подаёт ему то, что тот просил. — Так что ты мне скажешь? — парень садится с другой стороны машины и берет в руки ареометр и определяет плотность электролита. — Что я могу тебе сказать? — пыхтя говорит Юнги, проворачивая гайку, — моё мнение тебя не должно волновать, — Мин берёт открученную гайку и кидает на бетонный пол, — ты должен решить сам, определиться со своими эмоциями и чувствами, тогда и найдешь правильный путь, — перейдя к другому колесу, Юнги устраивается поудобнее и скручивает гайки. — Единственное, что я могу сказать, это то, что Атропин каждый день, винить себя и ни за что не простит, даже если мы все вместе скажем, что не держим зла. Подай ветошь, — протягивая руку, Мин сразу же получает то, что просит. И также пыхтя, продолжает возится с левым задним колесом. — Юнги, — смотря на старшего, Камари хмурится, — можешь отвести меня к их могиле? — увидев кивок, парень поджимает губы и погружается в свои мысли.

🥀🥀🥀

      Вернувшись в особняк, Камари застаëт Атропина в его кабинете. Мужчина сидел за столом и внимательно изучал документы, лежавшие перед ним. Прочистив горло, Камари привлекает внимание мужчины, который отодвигает бумаги на край стола и внимательно смотрит на стоящего в дверях парня. Без спроса, как делал это и Чонгук, Камари проходит в кабинет и садится на место своего отца.       Атропин молча наблюдает как тот складывается руки в замок и внимательно смотрит в его глаза — Я хочу чтобы ты знал, я не виню тебя и стану тебя избегать, — Камари говорит правду, навестив могилу родителей и встретившись с Бранвеном, который рассказал ему историю из их детства, парень смог сложить весь пазл. Мать защищала своих детей, так же как Алисия защищала его. Каждая была готова отдать жизнь, за лучшее будущее своих детей. — Камари, это моя вина и этот крест на мне. Если ты боишься меня обидеть, то не волнуйся, я всё приму. Тяжело вздохнув, парень недовольно покосился на дядю, — ты должен перестать жить прошлым, потому что, то что было уже не важно, важно то, что происходит сейчас.       Слабо улыбнувшись, Атропин смотрит уже не на маленького, беззащитного лисëнка, он смотрит на мужчину, который так же готов защищать свою семью. — И ещë, я хочу стать частью Левиафана.

🥀🥀🥀

      Камари стоял перед многочисленной армией Левиафана, говорил о защите своей семьи, своего дома, своих воспоминаний. Ни мать, ни отец, ни Атропин, ни Бранвен не смогли остановить эту бойню. Война однажды начавшаяся в провонявшем кровью и трупами Склепе, привела его родителей и дядю к концу.       Единственное, что сейчас может сделать Камари — это отчистить ряды своих бойцов от крыс и потенциальных предателей. И будет это делать также, как и Азраил: жестоко, беспощадно, кроваво. Потому что с врагами не воюют, их уничтожают.       Проведя взглядом по собравшимся бойцам, тот задерживает ядовито зелёные глаза на двух мужчинах, отчаянно защищавших его, воспитывающих его и помогающих ему. Незаметно, в знак уважения Камари склоняет голову в поклоне и переводит суровые ядовитые глаза на бойцов. — Мы станем для них ни Испанок и даже ни чумой, мы станем для них, чертовыми Всадниками Апокалипсиса, — услышав неутолимый ор, Камари поворачивает голову назад и встречается с ярко синими глазами и нежно улыбается. На руках его жены, лежит маленький свёрток, который с некой периодичностью хныкает. Именно в этот момент он понял, насколько сильно его любили родители, какое счастье испытывали от каждой секунды проведённой рядом с ним. Развернувшись к кричащей толпе солдат, он с горящими глазами произносит — За Левиафан, за семью.