Ross 128

Возможно, все происходящее — ошибка. Возможно, Чимин полностью неправ, и его не должна бить дрожь настоящей злости, сейчас сковывающей все тело, и Намджуну не стоит поджимать губы, выпуская из рук стопку бумаг, подписанных, до этого сложенных ровно, а людям, подчиненным, не нужно замирать и шептать за спиной разгневанного альфы, кричащего отчаянно, доказывающего капитану, на чьей стороне правда. Но Чимина трясет, а зуб на зуб не попадает, когда он, стиснув челюсти, произносит: — Ты обязан найти что-то лучше! Этот вариант меня совершенно не устраивает! За широким окном иллюминатора проносятся звезды, корабль несется на сверхсветовой скорости, обгоняя фотоны, летящие в вакууме космического пространства. Системы судна громко гудят, но оглушительным альфе кажется громкий вздох капитана, поднимающегося со скрипучего кресла, которое бы сменить давно пора бы. Чимин лишь рычит сильнее, когда Намджун направляет в его сторону ледяной взгляд. Чимин готов устроить бунт, чтоб корабль развернулся в сторону ближайшей звезды, вокруг которой крутится парочка обитаемых планет. На миссию, к которой путь длится несколько лет, плевать вдруг совершенно. Но корабль и без этого разваливается на ходу, скрипит и пропускает в каюты опасную, смертоносную радиацию. — Почему обязан я? — басит Намджун, подходя к Чимину близко, обдавая его холодом ауры злости, что рвется из мужчины наружу, — это я трахал своего первого помощника, забивая на устав и правила? Я скрывал его беременность несколько месяцев, используя самые тупые предлоги и отговорки? Или, может, я оставил умирать последнего корабельного медика, потому что любовь взыграла? И да, все, что происходит сейчас — ошибка. Чимин совершает их снова и снова, раз за разом загоняет себя и любимого омегу в глубокую, страшнее любой черной дыры, яму. Беременность Юнги — его ошибка, омега к отношениям не стремится, а альфа, много лет находясь рядом, добивается хрупкого и шаткого внимания. А потом в нем говорит лишь желание удержать, заклеймить, пометить, оставить у себя навсегда. Но Юнги все еще не ругается, не злится и соглашается на планы Чимина, которые с каждым днем все сильнее преисполняются безумством. Альфа готовый на все, решительный, сейчас стоит перед капитаном, окруженный толпой, и говорит, не думая совершенно. Высказывай все это Намджуну кто-то другой — ссадили бы с корабля на ближайший астероид. — Я хотел сделать лучше! — горячо выдыхает Чимин, туша взгляд о пол. — Наворотил ты дел, Чимин. — Ты же понимаешь, что из-за этого не должен страдать Юнги? — голос Чимина ломается, становясь хриплым, когда он представляет бледное лицо омеги, измученного неизвестностью. На корабле невозможно родить: нет оборудования, медики погибли по одному. Юнги не переживет, а до Земли много-много дней пути. — Только из-за того, что в твои ошибки вмешан Юнги, я тебя еще слушаю. Зачем вы скрывали так долго? — шипит Намджун и ищет что-то в ящике стола, через секунду выуживает из нее бутыль, полный янтарной жидкости. Земной обычный виски. — Мы бы придумали что-то, точно придумали. Стаканы звенят, а в них тает лед, сияющий в свете неоновых ламп, освещающих пустующий теперь капитанский мостик. Чимин алкоголь пьет крупными глотками, а тот горло жжет и согревает внутренности, покрытые сейчас коркой льда. Злость страх глушит, а тот упрямо возвращается в мысли, вытесняет собой все другое, важное более, например, способность здраво мыслить. Намджун смотрит холодно, тоже осушает стакан одним коротким глотком, а потом говорит так бесцветно, что у альфы обрывается сердце: — Иди, я подумаю. Юнги ты нужнее, чем здесь. Он в инженерном. Что Юнги делает в инженерном отсеке, где пахнет топливом едко и потом, Чимин не знает. Он выходит за дверь, закрывающуюся за его спиной с гулким брюзжанием старого металла, опустив виноватую голову, и едва перебирая ногами, идет к таким же древним лифтам, в которых лучше одному не ездить: корабль разваливается на глазах, в том время играет роль. И омега обнаруживается лишь в самом сердце инженерного отсека, окруженный людьми, жаром приборов, и Чимин на секунду, всего на одну, замирает, возвращаясь в те времена, когда сам пришел простым рядовым служить и встретил, с огромным удивлением, строгого омегу, благодаря которому вся огромная машина каждый раз бороздила космическое пространство. Тогда он лишь восхищался, не смея приближаться, а потом чувства в нем углубились и укоренились навсегда. У Чимина не было и шанса не влюбиться в омегу, заправляющего сотнями альф. — От тебя пахнет спиртом, — морщит Юнги нос, стоит альфе приблизиться. Кругом шумят моторы, кричат инженеры, а пар густыми клубами поднимается в воздух. Омеге здесь не место, но он стоит, круглый, в форменке, едва сходящейся на животе, раздает указания альфам вдвое старше него, а те слушаются беспрекословно, убегают выполнять поручения, не споря. Юнги имеет почет на корабле, во всем флоте. Намджун бы, правда, не прогнал его с корабля. Чимин его обнимает, понимая, что это он нуждается в тепле, а не Юнги. Омега спокойный, его дыхание, размеренное и горячее, щекочет кожу шею прямо над воротником форменной рубашки. — Что с твоим лицом? — спрашивает Юнги спустя минуты, когда пустая и сухая улыбка слетает с губ альфы. Чимин мотает головой, прикрывает глаза, чтоб не видеть чужое лицо, которое при нем сияет новой радостью, что ярче сверхновых. — Прости, — голос Чимина хриплый, — прости меня, я так ужасно виноват. — В чем твоя вина, родной? — руки омеги теплые, они волосы короткие перебирают приятно, массирую кожу разболевшейся в миг от алкоголя головы. Юнги успокаивающе ведет кончиком носа по щеке альфы, а тот не может не улыбнуться, ярко так, но печально безумно. Безвыходность душит, топит и волнует. Не омега должен сейчас успокаивать его, прижимаясь круглым твердым животом к сильному телу. Наоборот. — У нас все проблемы из-за меня. Только я виноват в том, что ты… — Стой! — прерывает его омега на полуслове, — Кто, по-твоему, я? Глупый безвольный омега, раздвинувший перед тобой ноги с дуру, или один из главных инженеров всего чертового флота? Юнги недовольно сводит брови, и Чимина снова накрывают воспоминания. Нет, омега не глупый, и, действительно, если бы того не хотел, альфа бы и близко не смог подойти: гаечный ключ на шестнадцать красовался бы в его черепушке, пока он летал в холоде космоса, за бортом корабля. — Эй, все нормально. Все хорошо, Чимин, — голос Юнги набирает нежность, а ладони скользят на альфьи щеки, покрытые дневной щетиной, — Я поговорил с Джуном до тебя, он просто решил тебя проучить. Мы движемся к Ross 128. Вокруг нее несколько обитаемых планет с колониями людей, и до Земли всего одиннадцать световых лет. Чимин моргает медленно несколько раз, а омега смеется ему в лицо, мягко прикасаясь губами к колючей щеке. Живот омеги под ладонью твердый и безумно горячий, тонкая ткань рубашки не может этого скрыть. — Я дурак, да? — Не нужно было меня недооценивать, — улыбка Юнги сияет ярче звезд за широким иллюминатором. И красивее она их в сотни крат, — в следующий раз будешь думать.