1
***
Жаль, что я не помню тех времён, когда счастливый и замёрзший студеным морозом отец принёс домой Украину. Когда он вступил на порог с ребёнком мне было всего 1 год и 7 месяцев. По рассказам деда, все соседи и друзья припали к рукам папы, а я сидел с удивлённым взглядом, недоумевая, почему моя старая и затеряная соска в устах какого-то комка пелёнок. Всю дорогу домой этот комок плакал, чуть ли не разрывался от крика. Его красное и опухшее лицо заснуло лишь дома. Дед до сих пор помнит эти огромные щёки, мокрые дорожки слёз и маленькие губы. Когда братишка проснулся, отец зачем-то понёс его в свой кабинет. Там же было небезопасно малышу. Гости отдельными парами проходили в комнату, возвращаясь в полном восторге. А я сидел у деда на руках и тихо мыкал от шума и усталости. Вдруг дедушка пошёл со мной в папин кабинет. Он уселся рядом с отцом, посадил меня на колено и посмотрел на усатого дядьку с каким-то приборчиком на подставке. Закрывшись чёрной мантией, он нажал на кнопку и из приборчика вспыхнул свет. Я тогда аж вздрогнул. Потом дядя протянул родственникам фотографию и те расплылись в радостных слезах и смехе. Странные какие-то эти взрослые.***
Шли годы, мы с Украиной росли. За это время он подтянулся, но оставался быть колобком с ручками и ножками. Мне было всего 3 года, когда я стал замечать, что этот комочек пелёнок стал расти и быть похожим на меня. Такие же ноги, руки, тело, голова. Мы даже чертами похожи были, братья всё-таки. Такое ощущение, будто домой 1,5 года назад принесли кривое зеркало, где вроде бы отражался я, но немного другой. Более юный, другого цвета флага, с другим взглядом. В то время я не очень любил играть с братом. Отец запрещал мне при нём играть в конструктор, ведь малыш мог проглотить и подавиться им. А Украина тогда чуть ли не прилипал ко мне, всегда тянулся играться со мной, хохотал. Я очень злился, потому что хлопчик слишком мал для понимания, что грызть и глотать всё подряд нельзя. Игрушечные машинки для брата были страстью. С каким рвением он тянулся своими руками, чтобы отобрать у меня эту заветную игрушку. Возможно, он стал очень рано ходить, потому что ему надо было дотянуться до полки с машинками.***</center В 7 лет я пошёл в школу. Украина очень поздно пошёл в детский сад, в 5,5 лет. Он тогда даже понятия не имел об существовании такой большой группе детей в одной комнате, где ты проведёшь целый день. Утро у нас было одинаковое: подъём, умывание, завтрак, сборы и поход в сад или школу. Но вечер нас разделял конкретно. Когда младшего приводили домой, я садился делать уроки с папой. Я не догонял программу, еле выучил азбуку и банальные цифры. В это время братец носился по комнате, игрался и не о чём не думал. Уроки мы делали до поздна, иногда могли и уложиться до девяти вечера. Украина часто прибегал ко мне с просьбой поиграть с ним и любил поиздеваться надо мной. Он прибегал ко мне с криками и воплями, кидал игрушки или другие вещи на пол и убегал. Как же это раздражало. Хотелось один раз взять и врезать, чтобы запомнил на всю жизнь. Но я успокаивался и продолжал листать букварь. <center>***
И вот уже мне исполнилось 13 лет. Учёба стала даваться мне легче, но вот поведение хромало совсем. 7 класс — новые сложные науки, девочки, гуляния, друзья, ответсвенность. А ответственность я нёс за своего брата. Папа стал часто пропадать на работе, по гостям, по делам и т.д. и т.п. Вроде бы 11 лет малому, не маленький уже, чтобы обед себе разогреть. Но проблема была не в его самостоятельности, а в моём авторитете. Украина будто бы с цепи сорвался, из активного и доброго мальчика превратился в вредного и жадного чертёнка. У меня практически никогда не получалось его накормить, нужны были только высшие силы заставить его поесть. И этими силами был папин ремень с офицерской бляхой. Вместо того, чтобы пойти на улицу к своей шпане, я пытался усадить мелкого делать уроки. И так изо дня в день. Я даже стал думать, что в 11 лет точно также со мной мучался отец. В те годы я любил собирать модели авто и других машин из гаек и болтиков. Меня успокаивало это занятие, этот завораживающий процесс соединения болтов уносил меня в мир науки инженерии. Я считал себя самым лучшим конструктором среди ребят. Но всё равно иногда жалел, что прогуливал черчение и труды, ведь фигуры получались не с первого раза. Это лишь подогревало азарт. Однажды я закончил одну такую фигурку и оставил её на столе, забыв поставить на полку с этой коллекцией. И тут мой братик решил проверить мои нервы на прочность и разобрал всю мою коллекцию машин, тракторов, мотоциклов и даже умудрился сломать самолёт, который намертво был скручен гаечным ключом. Вы не представляете, какой шок и гнев я тогда испытал. Всё вскипело во мне, мои глаза покраснели, а руки задрожали. Тогда я ворвался к этому мастеру-засранцу, застав его в своей кровати, и, не сказав ни слова, шлёпнул по боку. Даже на руке я почувствовал ту вибрацию, которую я нанёс по нему. Пришёл я тогда в себя, когда услышал его тяжёлый всхлип, а следом и целую истерику. В его глазах я увидел реальный страх родного человека. В тот момент я впервые ударил брата из-за какой-то ерунды. А вдруг я мог повредить ему что-нибудь. Я сам начал плакать, полез успокаивать его и молить о прощении, но он мне не ответил ни полуслова. Я увидел на его хрупком теле большое красное пятно, которое болью разъедало моего брата. Вечером вернулся отец и всё узнал. Тогда я получил удар от папы с такой же силой. Я сам скрутился от боли, еле сдерживая вой и слезу. Он не ругал меня, больше не бил, просто дал такой же удар. Удивительно, как по ране он определил силу удара и отразил мне. С этого дня я усвоил урок, что в этом мире всё является бумерангом. Следующую неделю братишка не подходил ко мне почти неделю.***
16 лет. Все раны уже зажили и мы снова жили в мире. Украина будто повзрослел и понял, что не очень и круто доставать меня, ведь я достану его. Мы стали больше задевать друг друга шутками и словами. Теперь всё у нас решалось словом, мальчики повзрослели. 15 лет хлопцу как-никак. Но в моей голове происходило то, что нельзя решить словами. Похоже, что гормоны делали своё дело. Рядом с ним мне было просто чудесно. Мне не хотелось к друзьям и учёбы, я хотел побыть с братиком. Хотел погладить его, пустить к себе погреться, обнять, вдохнуть аромат и никуда не отпускать. Зачем ему эта школа, домашнее хозяйство, гулянки, если я хочу быть с ним? Несмотря на возраст, хохолок боялся громких звуков, поэтому, во время ночной грозы спал со мной. Боже, я обожал эти моменты! Его бренное тело таяло в моих плечах, я прижимал его к себе. Я отпускал все обиды на него, забывал про самое плохое, я боялся дышать рядом с ним. Моё сердце билось медленнее, ведь я успокаивался и влюблялся в него сильнее. Как только гром расплылся кашлем по земле, брат сворачивался в клубок и сжался ближе ко мне. — Двигайся, я сейчас упаду! — рычал украинец. — Не волнуйся, поймаю, — и я прислонялся к холодной стене, запуская его под одеяло. Он фыркал, но на самом деле сам балдел от прикосновений.***
Сейчас мне 21, я вижу его в своей комнате и любуюсь тем, как волной расплылись складки моей футболки по его телу. Он весь такой маленький и худой, а моя одежда для него огромным мешком. Он поймал мой хитрый и смущённый взгляд, заливаясь краской. Украина явно занервничал и закусил нижнюю губу. — Ты детство захотел вспомнить? — с усмешкой спрашиваю я, подходя ближе к нему. — То есть? — не понял он, вжимаясь в себя. Я похихикал с его положения и положил свою руку на его плечо. — Вещи за мной донашиваешь? Не, эту футболку я ещё буду носить. — Дурак… Я почувствовал его улыбку и руки на своей талии. Он притянул меня к себе и положил голову на мою грудь, улавливая мой пульс. Брат, я всегда буду любить тебя…
Пока нет отзывов.