Passing Afternoon

Уилсон шел по коридорам Принстон-Плейнсборо, направляясь в отделение интенсивной терапии. Ему казалось, что он отделен от своего тела. Глубоко внутри он чувствовал злобу за то, что был нетороплив и равнодушен. Он проигнорировал слабое чувство страха, поднимающиеся у него в груди, когда приблизился к своей цели. Когда он наконец прошел через автоматические двери в ОРИТ, Уилсон остановился, как вкопанный. Кровать была пуста. Растерянно(обоженетогосподипожалуйстанет, умолял он где-то на задворках своего разума), онколог направился на первый этаж. Когда он зашел в офис Кадди, она сидела на диване. Ее лицо было таким пустым, что у Уилсона должно было что-то упало в животе. -Где Хаус? — спросил скорее озадачено, чем обеспокоенно. Кадди тупо уставилась на него: -Его больше нет, Уилсон, — глухо сказала она. Он был уверен, что его сердце остановилось. Когда туман в его разуме рассеялся, казалось, что каждая частичка его души рушится. По щекам текли слезы, а дыхание стало тяжелым и частым. Он задыхался. — Нет, — прошептал он неуверенно. Острая боль пронзила грудь, не давая сделать полный вдох. Мир становится темным и пустым. Уилсон понимал, что причиной этого было только что вырванное сердце. — Кровоизлияние в мозг было слишком сильным, — продолжила Кадди тем же отстранённым тоном. Но через секунду она стала выглядеть рассерженной. Обвиняющей. — Он умер час назад. Услышав, как были произнесены эти слова, Уилсон не ничего поделать, кроме как закричать от боли. Хаус подскочил в постели, разбуженный шумом. И его сердце забилось чаще, когда он понял, что это крик из гостиной. Уилсон… Он бросился через всю комнату, чтобы схватить трость. Пытаясь игнорировать мучительную боль в ноге, из-за всех этих движений, Хаус поковылял по коридору в гостиную. Его захлестнул ужас, когда он увидел лучшего друга, запутавшегося в одеяле и простынях. Он лежал на диване и истошно кричал, как будто его пытали. По щекам катились слезы. — Уилсон! — сказал он громко, чтобы привлечь внимание, но не получил никакой реакции. Когда Хаус подошел к краю дивана, взамен страху пришло сильное беспокойство. Уилсон все еще спал. Опасности не было, но было что-то серьезно не так. — Уилсон? — отчаянно спросил Хаус, уже сидя на кофейном столике, тряся товарища за плечо. Он оперся на дверь, крича и рыдая. Боль сокрушала его, ударяя все больней вместе с осознанием что он натворил. Из-за этого пришлось обхватить голову руками. Он не мог дышать. Он не хотел дышать. Хаус умер, и это была его вина. Его лучшего друга больше нет из-за него. Похоже, мир подошел к своему концу. Его то уж точно, ведь его мир…его жизнь…ничто без Хауса. Он никогда не будет смеяться вместе с ним, никогда больше не увидит, как он улыбается ему. Он больше никогда не увидит ярко-голубых глаз. Они были такими голубыми, такими красивыми… Теперь они, наверное, тусклые и пустые. Безжизненные. Он не хотел жить без Хауса. Он не мог жить без Хауса -Уилсон! Потрясенного и очумевшего, Уилсона начало укачивать. На его плече лежала чья-то ладонь, вытаскивающая его из… -Уилсон? Глаза распахнулись. Он хватал ртом воздух, а сердце колотилось как бешенное. Первое что отразилось в его глазах, было обеспокоенное лицо Хауса. Опустошённый разум начал обрабатывать ситуацию. — Ты в норме? — тихо спросил Хаус, и Уилсон понял, что его лицо мокрое от слез, а горло пересохло от криков. — Ты жив, — выдохнул он прежде чем лицо исказилось, разразившись ужасающими рыданиями. Хаус сглотнул комок в горле, начиная понимать. Он успокаивающе потрепал Уилсона за плечо. Чувство беспомощности завладело им при виде боли и горя на лице друга. Он осторожно протянул руку к Уилсону, и тот резко схватил ее и сжал. Его лицо перекосило, когда он издал жалкий всхлип. — Что произошло? — мягко спросил Хаус. Уилсону стало плохо даже от мысли об этом, но он видел, как был обеспокоен Хаус. — Я…- его голос уже дрожал, — я…мне приснилось, что я искал тебя после припадка и, — у него было прерывистое дыхание, к глазам подступили слезы, — тебя…тебя не было в ОРИТ, так что я…пошел к Кадди, и она… Он подавился отчаянным воплем. — Она сказала мне, что ты умер, — всхлипнул Уилсон, и Хауса подкосило. Он знал, что этот идиот до сих пор винит себя за произошедшее месяц назад, но отказывался говорить об этом. Уилсон временно переехал к нему, после того как Хаус выписался из больницы, под предлогом присмотреть и позаботиться о нем. Несмотря на свой врождённый инстинкт отказываться от подобного рода нянчества, боль, поселившаяся в глазах Уилсона с той ночи, заставляла молчать. Нехотя Хаус задался вопросом, как часто Уилсону снились кошмары. Был ли это первый раз или самый худший? — Мне жаль, — он говорил мягко, сжимая руку Уилсона, уверяя тем самым, что он действительно здесь, что с ним все в порядке. — За что, — судорожно спросил Уилсон, — если ты…если ты умрешь, — его голос опять сорвался. Он пытался делать вздохи между болезненными всхлипами. Слова просто продолжали эхом отдаваться в голове. Его нет, Уилсон. Он умер час назад. Каждый раз, видя этот сон, ему казалось, что его разбили на миллионы осколков. Паника росла в его груди, когда всплывали воспоминания как он захлебывался слезами на полу в офисе Кадди. Та мучительная боль съедала его, когда он вспоминал что потерял…нет, убил его лучшего друга. Это было ужаснее всего. А если бы это было правдой. Если бы Хаус действительно умер… Он не хотел слишком много думать о том, чтобы он тогда делал. — Уилсон, дыши, — умолял Хаус. Неожиданный голос вывел его из транса. Уилсон чувствовал небольшое головокружение… Хаус неуклюже взобрался на диван, чтобы лечь рядом, теснясь из-за нехватки места. — Давай, глубокий вдох, — пробормотал он, быстро проверяя пульс Уилсона, прежде чем положить руку на его спину. Присутствие и тепло Хауса успокаивали Уилсона. Он послушно сделал несколько прерывистых глубоких вдохов. Его настиг неожиданный укол вины за причинённые неудобства. За страх в глазах Хауса, которые он мог разглядеть даже в темноте. — Я не могу перестать причинять тебе боль, -слабо сказал он. — Уилсон, — печально пробормотал Хаус, поглаживая спину Уилсона. Тем временем вторая рука нашла чужую ладонь, — за последний месяц ты кормил меня персональными завтраками и ужинами почти каждый день, проверял мою голову не реже двух раз в день, бросал все свои дела, чтобы исполнять мои хотелки… Он замолчал, запустив руку в волосы Уилсона. Он нежно и меланхолично гладил его по голове. Уилсон пристально смотрел на него из темноты. Его дыхание стало ровнее, а взгляд смягчился. — Ты взял отгул на две недели, чтобы следить за мной. Ты звонил по несколько раз в день, проверяя меня, и даже приезжал с работы, чтобы пообедать со мной, а затем ехал обратно к лысым детишкам. Ты зависал со мной на столько, на сколько тебе позволял твой график целых два дня, когда я вернулся на работу. Хаус ласково улыбнулся Уилсону, который слабо улыбался в ответ, прежде чем опустить лицо с дрожащими губами. — Это была бы моя вина, — прошептал он со слезами, — все потому что я попросил тебя рискнуть своей жизнью… — Ты не думал, что я умру, — твердо перебил Хаус, — черт, ты, наверное, думал, что я не могу умереть, после всего что мы пережили. Конечно это было глупо, но ты тогда обезумел и не мог здраво мыслить. Уилсон уставился на него широко раскрытыми глазами. — Если бы ты думал, что это убьет меня, ты бы был первый в очереди, кто остановил это, — тихо сказал Хаус, — думаю, за последние несколько недель, ты ясно дал понять, что заботишься обо мне, Джимми. Его пробрала дрожь, когда Уилсон опять начал плакать. Но он быстро понял, что тот улыбается с облегчением. Уилсон прижался к Хаусу, обнимая крепко, но осторожно, вспоминая про ногу. Он крепче сжал их руки. Хаус внезапно осознал, что ему легче дышится, когда Уилсон наконец расслабился. Муки совести и боль ослабили хватку с его лучшего друга. Они пролежали так несколько минут, деля воздух, прежде чем нога Хауса решила выразить дискомфорт. Он вздрогнул. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Уилсон, уловив это движение. Как всегда. — Этот диван на самом деле не предназначен для двух мужчин за тридцать, — виновато пробормотал Хаус, — я должен вернуться в постель. — Ладно, — тихо сказал Уилсон, отпуская. Хаус неохотно не распутался из объятий и медленно встал, схватив трость с кофейного столика и направился к коридору. Он знал, что пожалеет, если проведет ночь, спав на половине дивана. Но он не хотел оставлять Уилсона одного. Уилсон смотрел как Хаус уходит. От нарастающего чувства паники и страха у него сдавило грудь. -Хаус, — неуверенно сказал он. Хаус тотчас обернулся и с тревогой спросил: — Да? Уилсон тяжело сглотнул. — Могу…можно мне…? Он не мог заставить сказать, но надеялся, что Хаус поймет его и без объяснений. После тщательного анализа пристальным и пронзительным взглядом, Хаус кивнул, а Уилсон благодарно улыбнулся. Устроившись поудобней с другой стороны кровати, Уилсон находит запах и тепло Хауса рядом с собой невероятно успокаивающими. Но довольно скоро воцарившаяся тишина напомнила о царапающих душу кошках. Он, должно быть, случайно издал странный звук, потому что Хаус заворочался и повернулся к нему лицом. — Уилсон, — сонно пробормотал он, — иди сюда. Уилсон вздрогнул, когда он подвинулся ближе к теплому телу. Хаус обнял его, и Уилсон без колебаний прижался к нему, боясь отпустить. Он зарылся лицом в чужую рубашку, глубоко дыша. И Хаус улыбнулся, уткнувшись носом в мягкую копну волос, счастливо вздохнув. Ты ясно дал понять, что заботишься обо мне. Уилсона успокаивало то, что он смог показать Хаусу, как сильно он о нем заботиться после всего этого кошмара. Когда он уже буквально втискивался в Хауса, чувствуя, как руку обнимающие его сжались, в голове эхом отозвался новый набор слов. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Они погрузились в мирный сон в объятьях друг друга. Каждый ценил присутствие другого больше, чем они могли бы выразить словами, хотя это висело в воздухе между ними. Больше чем что-либо.