Покалеченные

Кае трудно дышать от бесконечных поцелуев, то и дело переходящих от её приоткрытых губ к другим частям тела. Билли до безумия нравятся прикосновения, и в какой-то момент кажется совершенно нелепым, что она что-то там хотела ему запретить. Мужчина не торопится, не боится быть пойманным на месте преступления. Кажется, для Руссо весь грёбанный мир рухнул, и лишь они вдвоём с Каей сейчас существуют на его руинах. Существуют, чтобы беззастенчиво, исступлённо целоваться, лихорадочно изучая тела друг друга тёплыми ладонями. Кая не привыкла к подобному напору. Не привыкла к тому, что кому-то настолько плевать на всех вокруг. Что кто-то может быть настолько вовлечён в процесс. Билли не берёт её быстро, прямо у стены. Он делает всё со смаком. Вот платье Каи падает к её длинным ногам. Вот пиджак и рубашка Руссо отлетают на винтажное, велюровое кресло. Расстегнув тонкий кожаный ремень на брюках, Билли пару мгновений словно даёт девушке насладиться видом обнажённого торса, а затем вновь устремляется вперёд и, обхватив лицо Каи ладонями, снова впечатывает в стену требовательным поцелуем. Мужчина не любуется ею, не лопочет абсолютно ненужные и приторные комплименты, и Кае это безумно нравится. Нет с Билли лишней суеты. Они оба здесь не для разговоров. И, к облегчению хозяйки дома, оба прекрасно это осознают. Мужчина на раз-два справляется с застёжкой бюстгалтера и небрежно отбрасывает тот в сторону. Затем чуть прикусывает затвердевший сосок и резко разворачивает Каю к себе спиной. Ещё несколько секунд, и девушка уже прижата плоским животом к гладкой поверхности антикварного стола из красного дерева. Теперь Билли не медлит, не разменивается на никому ненужные прелюдии. Резкое движение, чтобы стянуть с Каи кружевные трусики, и вот уже одним уверенным толчком бёдер буквально вбивает в разгорячённое, влажно лоно напряжённый член. Не примеряется — двигается размашисто и так, чтобы наверняка на всю длину. Вжимает ладонь Кае в спину, не позволяя подняться или пошевелиться. Просто имеет её так, как именно ему хочется. Но девушка ничуть не возражает. Вцепившись пальцами в стол и закусив губы, чтобы громко не застонать, Деверо наслаждается каждым глубоким проникновением в себя. Каждым, несмотря на то что некоторые толчки и приносят откровенную боль. Боль, почти сразу сменяющуюся новым приступом наслаждения. Может, прав был её психотерапевт при откровенном разговоре с отцом, и Кая всё же с некоторыми отклонениями от нормы? Они кончают практически одновременно. Билли, обхватив девушку рукой, неожиданно одним движением поднимает её к себе, а затем, грубо сжав ладонью грудь любовницы и впившись губами в шею чуть пониже жемчужного колье, совершает несколько рваных, лишённых монотонности толчков бёдрами. Кая содрогается от этих последних проникновений. От ощущения тёплого семени в себе. От полной заполненности членом Билли. Особенно сейчас, когда и сама начинает сжиматься на нём из-за нахлынувшего оглушительной волной оргазма. Расслабленно прикрыв глаза, девушка вжимается спиной в Руссо. Некоторое время они рвано дышат в такт друг другу, а затем мужчина резко разжимает объятья и выходит из Каи. Она не оборачивается к нему. Не вслушивается в повисшую в кабинете тишину. Знает, что Билли молча одевается. Знает, что не будет никаких лживых обещаний о следующей встрече. Кае это и не нужно. Она просто стоит, опираясь руками о стол, и пытается отдышаться. Пытается прийти в себя, чтобы одеться вслед за случайным любовником и как ни в чём не бывало вновь появиться на приёме отца. — Прости, — неожиданно прерывает тишину Руссо. — Кажется, я оставил засос. Кая распахивает глаза, автоматически поднося руку к шее, а затем стремительно поворачивается к невозмутимо застёгивающему пиджак мужчине. Девушка сразу понимает, что Билли не искренен. Таким, как он, никогда не жаль. Ничего и никого. — Ну спасибо хоть, что сказал, — также неискренне благодарит она, нагибаясь за трусиками. Во время секса тонкое кружево было распорото её же каблуком, однако Каю этот факт ничуть не расстраивает. В конце концов, она у себя дома и всегда можно переодеться. — Не за что, — засунув руки в карманы брюк и прислонившись спиной к двери, кивает темноволосый мужчина. — Могу быть свободен? Кая, успевшая уже надеть и нижнее бельё, и платье, вскидывает на Руссо недоумённый взор. Чего он вообще ждёт? Прежде Деверо была уверена: после секса мужчина поспешит покинуть случайную знакомую. Однако для Билли происходящее словно какая-то, понятная лишь ему одному игра. Девушка видит это по его взгляду и какой-то странной улыбке. Вроде бы такой же ослепительной и широкой, но вместе с тем отстранённой и даже немного пугающей. Ощущение, что что-то Руссо всё же не нравится. Но вот что — понять невозможно. — Вольно, солдат, вольно, — отсалютовав ему на военный манер и пытаясь тем самым обратить всё в шутку, нарочито торжественно произносит Кая. — Вы свой долг выполнили и даже перевыполнили, — глядя в зеркало и прикидывая, чем скрыть засос, задумчиво бормочет она. — Родина может Вами гордиться. Поймав взгляд Билли в зеркальном отражении, Кая невольно ёжится от неприятного чувства. Отчего-то вновь возвращаются воспоминания из детства, и человек с пистолетом, застывший на пороге её спальни. Страшно хочется развернуться к Руссо, дабы не стоять к нему спиной, однако мужчина вдруг кивает и молча выходит из библиотеки. Кая некоторое время смотрит на закрывшуюся дверь и не может понять, что только что произошло. До того не было ни намёка на скандал, ни обмена колкостями, ни даже какой-то напряжённости. Теперь же складывалось стойкое ощущение, что что-то всё же произошло. Что-то, абсолютно недоступное Кае. И этот факт совершенно ей не нравится. Может, от того, что Билли Руссо вызывает в ней какие-то чисто инстинктивные опасения. На уровне тех же инстинктов почему-то абсолютно не хочется, чтобы новый знакомый вдруг записал Каю в список неприятных ему людей. — Долбанные мужики с их заморочками! — закатив глаза и возведя руки к потолку, восклицает девушка прежде, чем выйти из кабинета. — Да и долбанная я! Ведь знала же, что с ним лучше не связываться. Оказавшись на лужайке перед домом, Кая находит его взглядом почти сразу. Стоит, обворожительно улыбаясь и расслабленно помахивая наполненным бокалом, и разговаривает о чём-то с двумя девушками. Выглядит так респектабельно, будто не он только что самозабвенно и наспех трахался с малознакомой девицей. Кая назвала бы весь образ Билли сейчас «мальчик-зайчик» и от этого почему-то становится смешно. Знали бы эти дамы, какой мальчик-зайчик перед ними, слегка бы прихренели. Впрочем, вспомнив свои первые впечатления о нём, Деверо усмехается. Да всё они понимают. На чисто интуитивном, бабском уровне. Потому и вьются вокруг. Потому так призывно и смотрят. — Мистер Руссо, можно Вас на минутку? — интересуется девушка, оказавшись рядом с беззаботно смеющейся троицей. — Очень хотелось бы кое-что обсудить. — Да? — театрально вскидывает бровь Руссо. Выглядит так, словно искренне недоумевает, что им вообще можно было бы обсудить. — Ну хорошо. Хотя у меня уже наметились иные планы на времяпровождение здесь. Кая замирает на мгновение. Он специально её провоцирует или же ему просто действительно на всё настолько похер? Впрочем, к чёрту пиететы! Уже привычно подхватив мужчину под руку, девушка утаскивает его за собой в сторону от других гостей. — С Сарой, — кивком указав на блондинку, с которой только что мило беседовал Билли, вполне искренне советует Кая, — я бы не связывалась. У неё после развода был нервный срыв. Она успела даже в клинике с неврозом полежать. Вторая вроде ничего. Я бы сориентировалась на неё на твоём месте. — Ты не на моём месте, — усмехается Руссо. — Да и вряд ли тянула меня сюда, чтобы поговорить о том, с кем мне лучше сегодня трахнуться. Кая согласно кивает. Зачем отрицать очевидное. Изображать наивную дурочку крайне утомительно. Это она поняла ещё из общения с Патриком. — Ну, на самом деле и об этом тоже, — осторожно начинает хозяйка дома. — Слушай, у меня ощущение, что что-то не так. Я, конечно, могу ошибаться, но было что-то в том, как мы расстались… Странное, что ли. Билли, засунув руки в карманы брюк и рассматривая носы своих начищенных до блеска, итальянских ботинок, широко ухмыляется. — Ну и в том, как мы… хм… встретились было что-то странное. Так в чём на самом деле твоя проблема, Кая Деверо? Поднимает взгляд, и по спине Каи пробегает рой неприятных, колких мурашек. Такой взгляд у снайперов, взявших на прицел цель и точно уверенных, что они не промажут. Холодный, спокойный, лишённый всяческих эмоций или эмпатии. Деверо на автомате озирается, прикидывая, насколько они отрезаны сейчас от остальных гостей. А ещё изо всех сил силясь понять, что же не так с грёбанным Билли Руссо. — Мне кажется, проблема как раз таки не у меня, — аккуратно пытается донести свою мысль хозяйка дома. Мужчина качает головой, словно не верит своим ушам. — То есть проблема у меня, а мозг мне долбишь именно ты? — Долблю мозг? — эхом повторяет Кая прежде, чем развести руки в стороны и отступить на несколько шагов в сторону дома. — Ну хорошо. Если проблемы нет, то извини за твой выдолбленный мозг. Хобби у меня, знаешь ли, такое — долбать малознакомым мужикам, с которыми я периодически трахаюсь, мозг. Иногда начинаю скучать от традиционного секса, так что приходится прибегать вот к таким способам. К грёбанным чертям всё, и Билли Руссо в первую очередь! На хера она вообще подорвалась что-то выяснять с этим человеком? Обычно ведь плевать на всех и каждого, как и на их чрезвычайно важное мнение. — Но с Сарой я бы всё-таки не связывалась, — бросает она поверх плеча, даже не глядя на застывшего где-то за спиной мужчину. — А то боюсь, твой мозг будет отдолблен куда более изощрёнными способами, нежели мои.

20 лет назад.

Билли рано начал понимать цену доброте. Точнее то, что у любого проявления доброты в его сторону есть своя цена. Пожалуй, неприлично завышенная для любого ребёнка. Билли не готов платить её. Всё нутро мальчика сопротивляется, однако буквально каждый хочет хоть что-то получить от Руссо взамен на так необходимый ему, брошенному наркоманкой-матерью, хоть крошечный кусочек тепла. И каждый тоже в ответ старается урвать от него кусок. Непомерный, совершенно им не необходимый. Кусок молодости, красоты, детской наивности. Кусок его грёбанного и без того несчастного детства. А потом без сожалений уйти из жизни мальчишки, оставив его наедине со своей болью и одиночеством. Словно Билли не существует, словно он достоин лишь того, чтобы на краткий миг кого-то развлечь. Но Билли не шут. Больше нет. — Бедный мой, потерянный мальчик, — улыбается женщина в белом переднике, ставя перед худощавым мальчишкой кружку с горячим чаем и тарелку с тёплым чизкейком. — Ты явно голоден. Билли ангельски улыбается. С некоторых пор он всегда так делает. Это его особое оружие. Защита от окружающего мира. От того, что кто-то вновь может проникнуть глубоко внутрь и увидеть всю его боль и все его страхи. Женщине, наверное, и вправду его жаль. Да и похоже, что именно она как раз таки впервые за долгое время ничего не станет требовать взамен за своё тепло. Только вот… Всё, что необходимо Билли сейчас из тёплого — дымящийся на столе, ароматно пахнущий кусок пирога. Просто желание человеческого тепла с каждым новым разом, с каждым новым случайным знакомым, лишь на мгновение появившимся в жизни Билли, в какой-то момент необратимо начало ускользать от мальчика. Порой начинает казаться, оно и вовсе чуждо и отвратительно ему. С ним Билли был жалок и беспомощен. Без него наконец начал обрастать мясом. Становиться наконец тем, кто, а не тем, кого. Внутри попросту не хватает места для таких глупостей, как привязанность к кому-то или любовь. Да и как иначе? Где бы тогда поместилась та слепая ярость на весь мир, что медленно разрастается в мальчишке, необратимо меняя его личность? — Мама, я дома! — восклицает кто-то в недрах дома, и рука Билли с куском вожделенного, только что разогретого пирога замирает всего в дюйме ото рта. На кухне возникает рыжеволосый, веснушчатый мальчишка примерно такого же возраста, как сам Руссо. Удивлённо смотрит то на сидящего на стуле Билли, то на тарелку, поставленную перед ним, то на свою мать. — Мам, — капризно тянет пацан, обнимая женщину за талию и прижимаясь к её груди щекой, — но ведь я хотел доесть чизкейк после школы. Внутри Билли закипает ярость, хотя он и продолжает мило улыбаться. Маленький гадёныш каждый грёбанный день получает то, чего у Руссо никогда не было, и ему жалко долбанного куска пирога? — Этому мальчику он больше необходим, Сайлас, — одёргивает сына мать, ласково ероша его густые волосы. — Но у Билли два куска, и если он не захочет съесть второй… Билли не дослушивает фразу, вцепляясь зубами в мягкое, тёплое тесто. Пусть мальчик и не познал, что такое материнская забота, но в это мгновение чётко осознаёт: даже если второй кусок пирога придётся насильно в себя запихивать, он всё равно сожрёт его. Просто, чтобы насолить более счастливому Сайласу. Просто потому, что может.