Я не падаю, это комната кружится

      Они вваливаются в номер отеля в обнимку — вернее, Джерард висит на Фрэнке, закинув руку ему на плечо и едва переставляя ноги. Тело неожиданно тяжёлое, кожа влажная, и от Джи всё ещё пышет жаром, как будто их концерт закончился только что, а не два часа назад. — …И значит, я им говорю, типа, «ола», а они мне такие, блять: «буонасера». И я ничего не понял: думаю, французы, что ли, а они даже и не французы, и думаю, чё вообще… — сбивчиво объясняет Джерард заплетающимся языком. Он пьян вдрызг. Просто в хламину, едва ориентируется в пространстве. Обрывает предложение на полуслове, снова оседает вниз, но Фрэнк поддерживает его за талию. Джерард часто шёл в бары после концертов, но обычно он всегда заскакивал в номер, чтобы переодеться, и брал с собой либо брата, либо Фрэнка или Рэя, либо кого-нибудь из менеджеров или персонала, и обязательно с охраной позади. А в этот раз пропал один, сбежал от них прямо с площадки, в мокрой насквозь одежде, с размазанными по лицу и рукам розовыми блёстками.       Фрэнк нашёл его в ближайшем к отелю баре, где он упорно пытался говорить с окружившими его фанатами на своём практически нулевом испанском: «Мучачос, амигос, сой гринго де вердад», с кругленьким американским звуком «р». И это несмотря на то, что они неделю как покинули Барселону, уже дали концерт во Франции и второй день были в Милане. Придурочный гринго, действительно. — Джи, ну не падай только. Ты меня тяжелее, я не удержу. — Я не падаю, это комната кружится, — серьёзно заявляет Джерард, хватаясь за него крепче, обеими руками. — Ой, какой ты молодец, что меня нашёл… Он зарывается носом в шею Фрэнка, однозначно повисая на нём. От него несёт адреналиновым после-концертным потом, чьими-то сладкими женскими духами — фанатки успели пообнимать бухого кумира, — крепкими сигаретами и спиртовыми коктейлями. Фрэнку кажется, что только от исходящего от него амбре можно опьянеть. А эффект от наркотиков, возможно, передаётся через липкий пот Джи, которым Фрэнк уже покрыт с головы до ног. — Фрэнки, как же я тебя люблю… — стонет Джерард тем временем, почти садясь на колени. Фрэнк решает не сопротивляться и осторожно опускает его на пол, нагибаясь, чтобы стянуть ботинки с них обоих. Запах вспревших в кожаных сапогах ног — это отдельный треш. — Ты такой хороший… В стельку пьяный Джерард всегда смешной, весёлый и любвеобильный. Он лезет обниматься, целоваться, трахаться — и признаётся в любви всем, кого видит. Первые несколько раз, в далеком две тысячи первом, наблюдать за бухающим Джерардом было прикольно. Но с каждым последующим разом зрелище становилось всё печальнее. Особенно страшно смотреть на него в таком состоянии сейчас, во время чёртового плотно сбитого тура, когда дома его ждут жена и маленькая дочка. — Можно я тебя?.. К тебе?.. — вопрошает Джерард и тянется руками к лицу Фрэнка. Касается чернил на шее, льнёт щека к щеке. Изо рта у него тоже пахнет: он же ничего не ел с самого утра, даже перед выступлением отказался от сэндвича, а после заливал в пустой желудок алкашку. Фрэнк прекрасно знает, что Джи не закусывает, разве что таблетками. — Не надо, — он уворачивается от поцелуя. — Давай-ка я тебя уложу. Надо выспаться, завтра вечером у нас рейс. Давай-ка, пойдём. Джи строит недовольную, почти детскую гримасу. Вытягивает губы, трогательно сдвигает брови и часто-часто моргает слипающимися веками. Зрачки огромные, белки испещрены красными капиллярами. От длиннющих чёрных ресниц падает тень на розовые щёки. На виске — полоса сверкающего глиттера, смешанного с розовыми и фиолетовыми тенями. Видок просто ангельский, но Фрэнк успевает подумать про себя, что Джерард — его грёбаное личное проклятье. — Вставай, — повторяет он строго, подхватывая его под плечом. Джерард едва помогает ногами. С влажным звуком оставляет на шее Фрэнка поцелуй, пока тот тащит его к кровати. — Ой, меня давно не раздевали, — хихикает Джи, пока Фрэнк с трудом стягивает с него узкие чёрные джинсы. Под ними — потная бледная кожа с тёмными волосками, полосы швов отпечатались вдоль бёдер и на мягком животе под ремнём. Пропахшие чёрные трусы с влажными пятнами вдоль члена и между ягодиц он всё-таки решает не снимать. Так поспит. Подходит к изголовью, чтобы стянуть свободную майку с огромными проймами, но Джерард не даёт ему — утыкается носом в его пах, сползая с кровати. Покрытая цветным макияжем рука безвольно свисает, касаясь ковролина. — Фрэ-э-энки… — Джи, блять, — он оттаскивает голову Джерарда от себя, грубо хватая за огненно-красные волосы. На руке остаётся жир, Фрэнк чувствует его между пальцев. — Фрэнки, мне надо… — Джи по-блядски проводит рукой по своему телу, от шеи по животу и к паху. Останавливается там, где из-под сползших вниз трусов выглядывает подушка волос. — Мне надо поссать. Я уже часа два терплю. — Да чтоб тебя, пьяная ты тварь, — обречённо выругивается Фрэнк, снова подбираясь под плечо Джерарда. Не дойдёт ведь сам, обоссытся по пути или на кровать. Модный миланский отель им потом выкатит такой счёт, что менеджеры вынесут весь мозг. А Джерард будет молчать и смотреть в пол, сдвигая рот набок. В ванной Джерард держится одной рукой за тумбу раковины, а другой безуспешно и слепо пытается стянуть трусы. Стоящий позади Фрэнк, придерживающий его за талию, психует: сам сдирает бельё вниз, до колен. Джерард шатается, на секунду лишившись опоры в виде тела Фрэнка. Держит свой мягкий член одной рукой, но слабо. Выпускает тут же, обмякая. — А помнишь..? Фрэнк не знает, о чём именно ему нужно сейчас вспомнить. О том, как впервые держал член Джерарда, пока тот, тоже пьяный, ссал за трейлером в две тысячи втором? О том, как они всей группой мочились в бутылки, когда не было иного выхода? О том, как Джерард заставлял его смотреть, знакомя со своим мерзким фетишем? Как вынуждал мочиться при нём, наблюдая пристально? Или о том, как несколько лет спустя Джерард стоял перед ним на коленях в ванной, жадно раскрывая рот и сверля зелено-карими глазищами? Давай, давай, я хочу, пожалуйста… — Давай без этой твоей придури, пожалуйста, — просит Фрэнк, тем не менее накрывая его член своей рукой и направляя.       Джерард почти стонет от облегчения. Струя сначала сильная, а потом то и дело прерывается, и тяжело удержать чёткую мишень. Немного мочи попадает на бачок, на ободок и на пол. Это ничего, могло быть хуже.       — Спасибо, — выдыхает Джерард, пока Фрэнк сбрасывает последние капли. Ему на руку тоже попало: жидкость горячая, ярко-жёлтого цвета, с острым запахом. Он не успевает даже понять, что происходит, когда Джи берёт его ладонь в свою, подносит ко рту и облизывает пальцы.       — Да блять! Я же просил без этих твоих фокусов! — прикрикивает Фрэнк. Реагирует мгновенно и агрессивно: пощёчиной. Голова Джерарда откидывается назад, ему на плечо.       — Да ладно тебе, мы с тобой и не такое вытворяли… — смеётся он, и Фрэнку очень хочется рассмеяться вместе с ним, но не получается. Он смотрит на яркие, чуть обветренные губы и мелкие зубы Джерарда, пока тот, покачиваясь и широко раздвинув ноги, восседает на захлопнутой крышке унитаза, а сам Фрэнк моет руки.       Путь обратно до кровати легче, Джерард хотя бы пытается опираться на свои ноги. Позволяет стянуть с себя майку и трусы, в которые попали последние капли мочи, а потом снова скатывает голову вниз по подушке, чтобы коснуться носом стояка Фрэнка. Тот не может скрыть эрекцию: конечно, у него стоит, когда Джерард так близко, полностью обнажён и доступен, а его член только что побывал в руке Фрэнка.       — Прости за это, извини, я не подумал, я не… — Джерард трётся лицом о его пах, шумно вдыхает, накрывает губами бугор под джинсами. — Я помню, что это не твой кинк, но я просто… Дай я заглажу вину, а? — и поднимает глаза с поволокой.       Фрэнк физически не может противостоять этому одурманенному блестящему взгляду. Головой он понимает, что не должен, что Джерард может ничего и не вспомнить наутро, что надо накрыть его одеялом и уйти спать в свой номер. Но горячий рот уже обжигает его член через ткань, руки вяло цепляются за его бёдра, и Джерард умоляет его и глазами, и словами.       Между ними ничего не было уже четыре года, со свадьбы Джи и Линдс. А хотелось. Фрэнку — так точно. Джерард же своих желаний не высказывал, молчал и пресекал все попытки Фрэнка приблизиться — и даже поговорить.       — Я очень тебя хочу, пиздец как хочу, очень… надо… мне надо тебе отсосать, Фрэнки, дай я… пожалуйста… — шепчет Джерард, сражаясь с его ширинкой. Победа за молнией, его пальцы слишком слабы. Фрэнк вздыхает и расстёгивает её сам. Джерард — сам дьявол, проклятие, искушение. Он никогда не был особо силён перед искушениями.       Отсос получается, конечно, никудышный. Джерард едва сосёт и не может двигать головой, просто держит член во рту, мотает его от щеки к щеке. В горло не берёт, да и Фрэнк боится трахать его рот и толкаться глубже: Джерарду, может, и понравится вид и запах собственной рвоты, а вот ему — не особо. Поэтому он лишь снова сгребает в горсть его волосы и насаживает его на себя щекой, наблюдая за тем, как натягивается кожа вокруг головки. Правая щека, левая, немножко посерединке, но так, чтобы не давился. Джерард не может нормально спрятать зубы, стонет что-то неразборчиво. По щекам и подбородку течёт густая вязкая слюна.       Фрэнк вынимает член, размазывает головкой влагу по щекам Джерарда, легонько шлёпает ею по губам. Джерард закрывает глаза, едва не засыпая. Фрэнк цокает языком, понимая, что от такого стрёмного минета кончить не получится. Да и вообще всё это глупо, Джерард придурок, он тоже, между ними всё давно кончено, чего вдруг вспомнили, зачем он повёлся… Это всё проклятые алкоголь и наркотики. Фрэнк тоже чувствует себя пьяным — но по-злому пьяным, с горечью под языком и в сердце.       В тот же момент Джерард снова берёт его член в рот, а потом вдруг неосознанно сжимает зубы вокруг головки, проваливаясь в сон.       — Да Джи, сука! — почти орёт он от неприятного ощущения — не полноценной боли, но грубости на члене. Даёт Джерарду вторую за вечер пощёчину — эта сильнее, жёстче. Ответить-то он всё равно сейчас не сможет.       — П-прости, Фрэнки, — мямлит тот, поднимая голову и утыкаясь носом в подушку. Обнимает её двумя руками, ложась на живот. — Очень… спать охота. Иди. Только ты это… одеялом меня, ну… накрой…       Тон не приказной, скорее даже мягкий, но Фрэнка бесит даже сама форма глагола: Джерард вечно указывает ему, что делать. Вставай так, делай эдак, целуй там, лижи здесь, соси там. Открывай, глотай, ложись, расслабься. Стой, не трогай, не говори со мной об этом, вопрос закрыт; нет, мы не будем, мы же оба женаты.       Джерард теперь лежит на животе, закрыв глаза. Исхудавшее измотанное тело распласталось по белым простыням, блёстки, без преувеличения, теперь уже растеклись и рассыпались повсюду. Длинные ноги чуть раздвинуты, как будто в приглашении. Фрэнк хватает Джерарда за лодыжку, разворачивая удобнее.       В руках у него пылает огонь, в голове бьют барабаны, а в груди собирается боль. Джи, сука! Опять! Опять эта хуйня! Опять ты бухаешь, опять ты ставишь под угрозу весь тур! Опять ты не можешь нормально разговаривать со мной! Опять ты мне отказываешь. И приказываешь. И помыкаешь. Так не может больше продолжаться. Должен же этот засранец, наконец, получить своё.       Фрэнк быстро стягивает с себя джинсы вместе с бельём, скидывает мокрые носки и залезает на кровать позади Джерарда. Решительно приземляет обе руки на его ягодицы, раздвигает их и смотрит бесстыдно.       — Ну не надо, я не хочу сейчас, — шепчет Джерард в подушку, не открывая глаз.       Он даже не слушает. Дырка среди волос не узенькая — мышцы расслаблены таблетками и алкоголем, и она даже слегка приоткрывается под натяжением пальцев Фрэнка на его ягодицах. Внутри колечка тёмной кожи видно ещё одно — розовое, нежнейшее, чуть влажное.       У Джерарда очко что надо: узкое внутри, но податливое, быстро расслабляющееся и способное вынести несколько часов беспрерывной ебли. Фрэнк ещё помнит, как он всегда был готов что-нибудь туда засунуть. Что угодно — от специально предназначенных для этого игрушек до фруктов и бутылок. Последние иногда с пивом или мочой внутри.       Фрэнк смачно плюёт на дырку, раздвигая его ягодицы ещё шире. Белая пена слюны стекает вниз, к промежности.       — Фрэнки, не надо…       — Вот не выёбывайся сейчас, я с тобой ещё и не такое делал. Потерпишь разок, — отвечает Фрэнк резко.       — Не надо так, — обречённо выдыхает Джерард. Как будто чуть протрезвел. — Смазка есть. В рюкзаке, в переднем кармане.       Там находится и смазка — клубничная, блять, пошлятина какая, да ещё и для анального секса не особо подходит, — и презервативы.       — С кем ты тут ебёшься-то? — грубо спрашивает Фрэнк, размазывая смазку по двум пальцам.       — На игрушки надеваю, когда дрочу, — так же отрывисто отвечает Джерард. — Ну и на пальцы. Я же вообще не могу без пальцев в заднице кончить.       А вот это новая информация. Фрэнк складывает два и два: да, действительно, когда они спали друг с другом, Джерард всегда, без исключения, кончал при анальной стимуляции, даже при минете просил засунуть в него хотя бы палец. И в активе тоже, даже сам себя иногда трахал пальцами или вставлял вибрирующую пробку, пока драл Фрэнка.       — Ну и пидор же ты, Уэй, — смеётся Фрэнк, растягивая его очко сразу двумя пальцами. Не сахарный, примет что дают. — С Линдс ты тоже только жопой кончаешь?       Он вполне ожидал, что Джерард может сейчас закрыться или огрызнуться — но он только лает, а укусить в таком состоянии не сможет. Так или иначе, Фрэнк был намерен выебать его во что бы то ни стало, а что будет потом — похуй. К его удивлению, Джерард отвечает на вопрос.       — Да, — тихо говорит он, пряча лицо в сгибе локтя.       — Пидор, — повторяет Фрэнк, пропихивая внутрь и третий палец. Джерард недовольно скулит, но не двигается. Далеко всё равно не убежит. — Держи задницу, чтоб я всё видел.       Джерард всхлипывает и послушно заводит одну руку назад, но у него нет сил, и вскоре пальцы соскальзывают с ягодицы.       — Бесполезно, — констатирует Фрэнк, хватая беззащитное тонкое запястье и подтягивая вверх. Так Джерард зафиксирован чуть лучше, под большим контролем. Ему наверняка больно в локте или в плече, судя по звуку.       Одной рукой удерживая его запястье в неудобном захвате, другой Фрэнк приставляет член к смазанной дырке. Смазано поверхностно и на скорую руку, ни о какой заботе и речи нет. Просто чтобы член пролез внутрь и самому Фрэнку было не больно.       — Ты с кем-то был ещё, помимо Линдс? — спрашивает он, похлопывая головкой над входом. По-хорошему, надо бы с презервативом. Но Фрэнк уже начал по-плохому, нечего строить из себя героя.       — Нет. Мы с ней все анализы сдавали, когда планировали Бэндит. Всё чисто, можешь так, — отвечает Джерард. Голос холодный, чуть дрожит. О его возбуждении и речи нет, конечно: у бухого Джерарда никогда не стоит.       — Супер, — и Фрэнк проталкивается внутрь. Главное не подхватить от этой бляди ничего, а уж частички дерьма с члена он вытрет, не впервой. Ему хочется Джерарда вот так, кожа к коже, без сдерживающей резинки.       У него, кажется, срывает все тормоза. Он входит относительно осторожно раз, два, а потом, почувствовав, что Джерард его пропускает, сразу начинает толкаться резче. Чуть не рычит, первый раз шлёпнувшись яйцами о промежность Джи. Джерард под ним едва слышно хнычет и пытается уползти вперёд.       — Насилуешь ведь, — выдыхает он. Фрэнк выходит — вслед за его членом из Джи выходит со смешным звуком воздух, — и снова входит особенно резко, придерживая за бёдра.       — Ага, — он ложится на него сверху, пришпиливая к кровати. Джерард невероятно худой для себя, даже рёбра чувствуются. Это где это видано, чтобы у Джерарда Уэя были рёбра? Плохо дело, плохо. Завтра надо будет вывести его из этого проклятого запоя и вызвонить его психотерапевта. Но это завтра, а сегодня — выебать эту дрянь как следует. Сам ведь когда-то просил. — Всё как в твоих дебильных фантазиях. Помнишь, ты рассказывал?       Фрэнк вталкивается в горячую дырку ещё несколько раз, теперь уже мелко и часто. Джерард так и лежит под ним бессильно, раздвинув ноги. Щёки у него краснеют буквально за пару секунд.       — Помню.       — Да, я тоже помню. Ты говорил тогда, мол, Фрэнки, если я набухаюсь как свинья ещё раз — избей меня, как пса подзаборного, и выеби так, чтобы неделю сидеть не мог. Чтобы больно было даже вспоминать. Я тебе обещал, что когда-нибудь так и сделаю. Так и не выполнил обещание тогда. Должок был за мной.       Джерард дрожит под ним, но не от холода. Он как будто боится Фрэнка, дёргается пару раз, пытаясь отодвинуться, но Фрэнк держит слишком крепко. Лежит на нём всем весом, тянет за длинные волосы, раздвигает его ноги своими. Джерард натянут во всех смыслах, абсолютно беспомощен, полностью в его власти. Фрэнк думает, что он сейчас сдохнет от возбуждения, настолько прекрасен Джи в его руках.       — Ну как, нравится тебе? — спрашивает Фрэнк саркастично, засовывая руку, которой он растягивал задницу Джерарда, тому в рот. Он лениво облизывает татуированные пальцы, от уголка рта течёт слюна. Взгляд снова пьяный. — Видишь, мечты сбываются, бля.       — Физически — нет, — отвечает он, когда Фрэнк вытаскивает из его рта пальцы и продолжает трахать его неспешными, но грубыми толчками. — А вот психологически — возможно. Я знаю, что мне очень понравятся мои воспоминания завтра.       И почему-то слышать это ещё приятнее, чем стоны боли. Джерард часто рассказывал ему свои фантазии о насилии. Там был и Фрэнк, и вся группа, и незнакомые люди. Похищения, изнасилования, пытки. Хуи, игрушки, кнуты и секс-машины. Возможно, они не дошли до исполнения этих фантазий только из-за страха и стеснения Фрэнка. Но это был тот, прошлый Фрэнк, ещё не доведённый до отчаяния.       Джерард выдыхает сквозь зубы, ноет что-то неразборчивое, кусает подушку, поднимает и опускает голову. Фрэнк продолжает его мучить, натягивая на себя раз за разом. Тянет за волосы, заводит руки за спину, надавливает между лопаток, пару раз переворачивает на бок. Дерёт Джи по-всякому, тяжело дыша в тишине отеля.       Тело у Джерарда непривычное, как будто и не его: слишком уж худое, но при этом мягкое. Скинни-фэт, как бы сказал его тренер. На своей диете из нихуя и алкоголя Джерард потерял в основном мышцы, а не жир. Блять, натяни ты другую футболку и набери спокойно пяток кило, гламурный ты придурок.       Кончить никак не получается. Хочется — Джерарда всегда хочется до дрожи в животе, — но никак не выходит. Ебля продолжается уже минут двадцать.       — Фрэнки, хватит, — тянет Джерард наконец. — Прошу, кончи уже. Кончи в меня.       Фрэнка прошибает с головы до ног. Вот чего ему не хватает — реакции Джерарда. Ответа. Он не просто насильник, он грёбаный романтик. Всегда таким был.       — Иди сюда, — он тянет Джи за измученный уже скальп и накрывает его губы своими. Вкус отвратительный, как будто его уже рвало сегодня, а он сожрал это ещё раз, но Фрэнк помнит, что это губы и язык Джерарда Уэя, и это всё, что имеет значение.       Он кончает тут же, не отрываясь от губ Джерарда, хватая его за бёдра с выступающими косточками — ну жуть, жуть, Джи, довёл же себя до такого, — и тихо постанывая в поцелуй. Оргазм приносит облегчение, и туман наконец-то рассеивается. В комнате пахнет перегаром, мускусным потом, клубничной смазкой и еблей.       — Бля-а, — произносит Фрэнк в никуда, в пустоту комнаты. Как будто только сейчас осознаёт, что наделал. Привстаёт, выходит, разглядывает полосы желтоватой смазки на ягодицах Джерарда и на своём члене. Жёстко взял, конечно. Можно было осторожнее. А можно было вообще удержаться.       — Мне понравилось, — тихо говорит Джерард, перекатываясь набок. Чуть щурится, как будто от боли. — Честно. Не волнуйся. Иди сюда. Ты же останешься со мной сегодня?       Этим затуманенным умоляющим глазам с тяжёлыми веками, этим губам с блестящими в уголках слюной и смазкой, этим протянутым рукам — не отказать. Фрэнк наскоро вытирает свой член отельной салфеткой с тумбочки и вытягивается вдоль Джерарда. Их тела липкие, пахучие, и эти сраные блёстки повсюду. Надо бы вымыться, но Джерард сам не встанет, а у Фрэнка нет сил. Небо за окном потихоньку переходит из чёрного в тёмно-фиолетовый.       Джерард льнёт к нему, сам мокро целует его шею, обвивает его двумя руками. Наконец, утыкается носом в его грудь, всё ещё скрытую рубашкой, и закрывает глаза. Фрэнк гладит его по голове и по спине, и с каждым движением злость и тревога внутри постепенно успокаиваются.       Когда Джерард лежит вот так рядом с ним — всё хорошо. И всё будет хорошо. Уж Фрэнк-то постарается.