Жук в муравейнике

...В детстве Мэн Яо отличался живым любопытством и часто сбегал из цветочного дома. Он спускался к каналам и бродил у воды, наблюдал за тем, как растут лотосы, танцуют в воздухе стрекозы. А больше всего ему нравились муравьи. Сложное устройство их общества напоминало ему о том, как всё работает внутри цветочного дома. Пусть он был мал, но уже научился проводить параллели и, конечно, делился ими с матерью в те редкие утренние часы, когда они могли говорить наедине. У Мэн Яо был любимый муравейник. Запрятавшийся под ветвями нескольких сосен, он разросся, почти доставая ему до колен. Туда Мэн Яо убегал чаще всего, просиживал днями напролёт, пусть после приходилось принимать наказания — всё же в цветочном доме для него находилось немало работы, пусть он был ещё совсем ребёнком. Он раскрывал гнёзда других муравьёв, чтобы пытливо изучить, какова их внутренняя жизнь, но этот никогда не трогал. Очень редко даже приносил небольшой кусочек сладости из тех, что удавалось украсть с блюд, подававшихся гостям цветочного дома. Этих муравьёв Мэн Яо почти начал считать своей собственностью. Он был заворожён ими, очарован тем, как они справлялись с работой, как отстаивали свою территорию, как рос купол муравейника, становясь выше день ото дня. …Но однажды с муравейником что-то случилось. Мэн Яо пришёл утром и увидел в нём нескольких мелких жучков. Светло-коричневые, они сильно выделялись на фоне муравьёв, и разумно было предположить, что сейчас им не поздоровится, но бравые воины, прежде не дававшие спуску ни одному насекомому, были словно очарованы ими, не препятствовали проникновению в муравейник. Очень скоро Мэн Яо увидел, как муравьи перестают работать, чинить муравейник, носить пищу… А потом муравьиная куча, всегда поражавшая воображение шевелением и торжеством жизни, опустела. Умерла. Впечатлительный Мэн Яо надолго запомнил эту историю. *** Вэнь Жохань смотрит на него сощурившись, не скрывая презрения. Он знает о нём всё — о том, кем была мать Мэн Яо, о том, что рана, нанесённая Не Минцзюэ, всё никак не заживёт, о том, что именно Мэн Яо отпустил Сюэ Яна. Он знает всё — и не всё. Мэн Яо стоит на коленях, склонившись перед главой клана Вэнь так низко, что пряди волос кольцами улеглись на пол. Краем глаза он видит усмешки на лицах воинов, расставленных вдоль стен. Он чувствует спиной, как взгляды впиваются, будто стрелы. Он запоминает каждого — просто на всякий случай. Мэн Яо понимает, как выглядит сейчас, и умышленно дрожит сильнее. Унижение ли это — показать себя слабым, настолько слабым? Мэн Яо не гнушается подобным, его цели оправдывают всё. Он покинул Цинхэ Не без меча, добирался сюда пешком, весь покрыт дорожной пылью. — Этот ничтожный будет вам полезен, — повторяет он, и голос, хоть должен был звучать тихо, внезапно разносится по всему Главному залу, на мгновение перекрывая рокот осколков Иньской печати, что вращаются там над огнём, будто бы промёрзли за столетия и теперь жаждут тепла. — Чем же? — роняет Вэнь Жохань. Он видится сильным, властным, полным самолюбования, и Мэн Яо уже ненавидит его. — Встань и расскажи. Мэн Яо не поднимается с колен, нет, он лишь пользуется этим позволением, чтобы распрямить спину и смотреть Вэнь Жоханю в глаза, улыбаясь мягко, сладко, но — едва заметно. Так, чтобы у главы клана Вэнь создалось ощущение, что эта улыбка ему чудится — или что предназначена она лишь для него одного. — Я был правой рукой главы клана Не, а он отплатил мне мечом, — Мэн Яо чуть прикасается к собственной груди. Повязка пропиталась сукровицей, на светлой ткани простого ханьфу наверняка заметно отвратительное влажное пятно. Умышленно оставленное там. На самом деле пришлось применить немало техник, чтобы остановить заживление раны. Он должен быть жалким, чтобы Вэнь Жохань слушал его, наслаждаясь собой, чтобы ощущал собственное величие рядом с такой мелкой букашкой. — Но я знаю, как войти в Цинхэ почти без потерь. Я был и в Облачных глубинах и могу рассказать о том, как преодолеть их стену, как войти и посеять разрушения… Кто не склонил голову перед Цишань Вэнь, тем придётся признать ваше величие. — Ты готов предать, — брезгливо говорит Вэнь Жохань, но глаза его горят. Мысли о том, чтобы затмить собой всех, отравляют его, Иньская печать питает его жажду власти. — Откуда же нам знать, что ты не предашь и Солнце? Мэн Яо улыбается. — Я лишь хочу достойной жизни, — снова опускается он, снова сгибает спину. — И умею быть благодарным. Он знает, что слышится Вэнь Жоханю в его голосе. Он понимает это, как никто другой. — Оставьте нас, — звучит в воздухе, и некоторое время по Главному залу прокатывается шелест шагов. Воины не громыхают обувью, а ступают мягко — глава клана Вэнь часто мучается головной болью и они не рискуют навлечь на себя его гнев. Мэн Яо знает о болях, о нарушении баланса ци, о многом, чего ему не положено знать. Он читал книги библиотеки Цинхэ Не, и там оказалось немало занимательного. Теперь Мэн Яо поднимается с колен под прожигающим насквозь взглядом. Он приближается медленно, но останавливается в трёх шагах от Вэнь Жоханя и развязывает пояс ханьфу. — В Облачных глубинах Вэнь Цин близко познакомилась с теми, с кем ей не следовало знакомиться, — говорит он. И Вэнь Жохань слушает — и смотрит на него. Движения Мэн Яо мягки и плавны, как учила двигаться мать, как двигались все те женщины, что могли лишь повести плечами и очаровать любого, кто только заглянул в цветочный дом. — И всем известно, что глава клана Вэнь мудро держит её вдали от себя, не призывая так часто, как требуется. Вэнь Жохань недобро щурится, но в его глазах Мэн Яо видит отголосок боли. Он не угадал — точно знал, что так оно и будет. Ханьфу с шорохом укладывается на ступенях. Верхнее, нижнее. Мэн Яо остаётся в нательной рубашке и штанах, ткань простая, слишком тонкая, ничего не скрывает. Но он сделал это не чтобы вызвать вожделение, пусть в напряжённой позе Вэнь Жоханя заметно и оно. Мэн Яо показал, что не таит никакого оружия. Он пересекает разделяющее их расстояние и кладёт ладони на виски Вэнь Жоханя. От такой дерзости тот тут же сжимает зубы, но Мэн Яо массирует, и его чуткие пальцы, лёгшие на правильные точки, мгновенно унимают боль. Этот приём — из тайных приёмов Цинхэ. Мэн Яо подсмотрел его у Не Хуайсана. Тот же не раз снимал головную боль брата. О, никому доподлинно неизвестно, как близки эти двое! — Ты… — сбивается Вэнь Жохань. — Умею быть благодарным, — шепчет Мэн Яо. На миг он представляет себе эту сцену иначе. Он — всего лишь маленький жучок, который пробрался в большой муравейник. Мэн Яо не хочет вознесения Цишань Вэнь, он жаждет лишь одного — добраться до Ланьлин Цзинь. И Цишань Вэнь может помочь ему в планах. Потому этот муравейник, полный жизни, агрессивный, жаждущий завоёвывать новые территории, всё равно падёт. Падёт — благодаря ему. Маленькому и невзрачному жучку, пробравшемуся ему в самое сердце.