I Feel Like I'm Drowning

Глазами в запотевшее окно, где темно, но силуэты деревенских домов, полей и леса еще различаются. Небо такое пустое, цвета океана, а туман где-то далеко, но все равно ощущаешь эту влажность на своих кончиках пальцев. Воздуха так мало, что дышать тяжело. Горло болит, а грудь сдавливает. У него внутри звери когтями царапают его же внутренности, а легкие заполняются морской водой. Эти дикие волки вонзаются в плоть до крови, клыками хватаются за мягкие ткани от наводнения спасаясь. Их глаза горят пламенем, и они не хотят этот огонь, единственную искру, что заставляет их существовать, тушить. Но даже в морской пучине не все так спокойно и мирно, как может показаться. Волки бушуют в попытках спастись, тем самым провоцируя тех, кто съест их тела чуть позже. Пираньи вгрызаются в органы, в кости, в волков и даже в своих. Минхо не знает, что такое спокойствие. Он покой обретет точно ни здесь, ни сейчас, и тем более не найдет его в себе. Спиной поворачивается к окну, и уставшие глаза улавливают отражение напротив. Минхо бы с удовольствием выпустил всех тварей на волю, чтобы они разнесли его комнату, разорвали тело на части и разбили зеркало. Минхо бы с удовольствием позволил приближающемуся туману поглотить здесь все и забрать себя. Он бы даже предпочел туману огонь, что так ярко пылал здесь недавно, пока он сидел с догорающей спичкой и обожженными пальцами посреди комнаты; пламя, что так заставляло бороться за жизнь диких волков. Огонь так воодушевлял и забавлял всех его зверей, что ему самому даже стало на миг смешно. Он почувствовал тот азарт, который не испытывал давно, который появлялся у него лишь с острым лезвием в руках. Возможно, что Минхо и с огнем подружится, ведь ему так необходимо избавиться от потопа внутри. Он тонет. Вода заполняет его легкие, а глаза щиплет от соли. Ему все тяжелее стоять, на плечах груз весом с космос. Его звезды сгорают, взрываются, но новые не рождаются. Космос пустеет, становится слишком просторным, что даже эхо теряется. — Если даже ты не можешь спасти своих тварей, уберечь свои вселенные, то чего ты ждешь от других, которые даже не знают масштаб катастрофы? Чан застает Минхо перед зеркалом с застывшими слезами на глазах, что так и не могут скатиться с его лица. Он сидит практически вплотную, взгляд к себе же прикован. С надеждой или с разочарованием? Но Чан точно знает, что до того, как вошел в комнату, он слышал тихий скулеж волка, который знает, что обречен на погибель. — Помнишь, в Гарри Поттере было зеркало, которое показывало самое желаемое тобой? — младший говорит, а взгляд от себя не отрывает, лишь легко усмехается, — Я ничего не вижу. Я не вижу даже себя. — А я вижу тебя. Я вижу тебя в том милом небесно-голубом свитере, который тебе немного длинный в рукавах, поэтому ты его закатываешь, но все равно спустя пару минут сдаешься и возвращаешь все как было, — Чан тихонько садится сзади, обнимает со спины, свои руки в его, — я вижу тебя в лесу, а рядом Джисона. Вы вместе смотрите на гусеницу, что случайно упала с ветки дерева прямо тебе в руку, — сжимает и жмурится, — я слышу, как вы смеетесь. — А я слышу лишь крики. Они сидят так до тех пор, пока в комнате не наступает полный мрак. Минхо просит Чана включить ночник, так как в темноте ему становится еще хуже. Они лежат прямо на полу, обнимая друг друга. Чан утопает в своих мыслях, а Минхо просто тонет. Чан вспоминает, как им было хорошо, когда они летом все вместе отправились отдыхать за город, как бегали по полям и спали под открытым ночным небом. Именно тогда Минхо впервые в жизни увидел падающую звезду и увлекся космосом. Именно его кошачья улыбка озарила тогда-то поле, а не ночное небо с миллионом созвездий. Чан по-прежнему вспоминает те времена с любовью, особенно, когда невыносимо. Это заставляет его двигаться вперед и понимать, ради кого он все это делает. Чан крепче сжимает Минхо в своих объятиях и утыкается тому в макушку. Минхо тоже вспоминает те времена. Но либо волки, либо пираньи добрались до нервной системы и перегрызли там все к чертям, потому что он чувствует ничего. И слышит никого. — Где пираньи? — Что? — Чан искренне не понимает, при чем здесь рыбы, но еще больше его пугает вид младшего, — Минхо? — Почему они оставили меня? Слезы все же падают с ресниц, потому что океан выходит из своих берегов.

***

Знаете то чувство, когда вы активны настолько долго, что покой для вас становится тем, что вызывает отторжение? Сначала пираньи разрывали волков, не слыша скулеж, мольбы о помощи и пощаде. Когда все мясо было съедено, а клыки отточены о кости Минхо и кости жертв, рыбы не могли успокоиться. Вся нервозность передалась от хозяина им, и они двигались так быстро, так агрессивно, что сбивали друг друга, клыками впивались то ли случайно, то ли от жажды действий, в своих товарищей. Вскоре все это кровавое месиво переросло в ураган, который уничтожил в Минхо единственное живое. Ты думаешь, что безразличие лучше, чем горечь и печаль обо всем и ни о чем одновременно. Возможно. Но что, если ты своим болям и травмам дал форму, образ и имена? И ты лишился их. Ты постоянно слышишь белый шум, но вдруг — тишина. Спокойствие? Облегчение? Не в случае Минхо. Паника. Ужас. И одиночество. Собственные демоны покинули его. Если даже демоны отказываются от него, то как скоро покинут его планету реальные люди? Чан? Он справится с его безразличием? А Джисон? Он справится с громкой тишиной? Ничто не вечно. Никто не вечен. Даже он. И это вопрос времени.