Искусство одного мгновения

— Мы много раз это обсуждали, — Дейдара лениво передвигает камушки по столу в разные стороны, касаясь их подушечками пальцев. — Да, но… — Я не уверен, что это самое лучшее решение. Мы могли бы подумать об этом позже? — он поднимает голову, чтобы взглянуть на своего возлюбленного, — Сасори, твоя идея насчёт кукол — потрясающая, да. Но и ты пойми… — Я понимаю, — он обнимает парня со спины, хватаясь руками за его плечи и погодя сжимая их в замок. — Не хочу после смерти стать одной из твоих кукол… — бурчит Тсукури, поправляя чёлку. — Нет, конечно, идея сама по себе неплохая — я останусь с тобой навсегда, это ли не круто? Но я же не буду ничего чувствовать, я буду мёртвым, разве это правильно? — Ты знаешь меня, Дейдара. Знаешь, что я об этом думаю. А ещё ты знаешь, как я к тебе отношусь, как много ты для меня значишь. Мы давным-давно решили, что если я брошу дело, связанное с куклами, то забуду постепенно о своём мастерстве- — Но в то же время мы решили, что если ты останешься в деле, то перестанешь переносить свои травмы на работу, ты пообещал мне похоронить нормально своих родителей! — Я сделал это, и ты помнишь. — Разве сделать из меня куклу после смерти — желание нормального человека, который адекватно пережил травму? — супится. — Дей.. — Сасори, — говорит уверенным спокойным тоном, буравя взглядом карие глаза, — ответь на вопрос. Мужчина вздыхает, водит ладонью по лбу. — Иногда мне кажется, что ты взрослее меня. — Когда дело доходит до серьёзности, во мне её больше, чем в тебе, Гёку, — он хитро улыбается, скрывая часть лица за плащ. Ему нравится называть возлюблённого в честь металлического кольца, надетого на палец. Тсукури подходит к нему со спины и, наклонившись, аккуратно касается губами чужих губ. Много времени прошло с той поры, когда они только стали встречаться. Сасори казалось, что его партнёр слишком молод и, соответственно, глуп, а Дейдара до последнего надеялся, что чувства ему только приснились. Парни не бежали от эмоций, что появлялись в них: Тсукури знал, что у него нет сердца, и покалывание в кончиках пальцах от чужих касаний было для него новшеством, еле ощутимым подарком. Осознав, он долго плакал, не хотел верить из-за окутывающего страха, а потом с излишним энтузиазмом (даже остервенением) отдался в чужие руки будто его ведут на казнь. Он принял смерть с достоинством и целовал палача перед уходом, который убил его минутой позже, коснувшись сердца стрелой. Сасори знал, что сердце у него есть; оно билось, но болезненно, словно умирающая птичка в клетке. Дышать было необязательно, но он «дышал» ради парня, поднимая и опуская плечи. Есть ему не хотелось, но они бродили между поселками в поисках лапшичной, чтобы устроить пикник возле деревьев, среди которых Сасори мог с радостью ощупать несколько стволов в поиске подходящих материалов для новой куклы. Он не умел спать, но лежал каждую ночь рядом с Дейдарой в надежде ощутить тепло его кожи. Обоняние было ему недоступно, деревянные пальцы не ощущали деталей, но мужчина мог с точностью сказать, что кожа у его возлюбленного до безумия мягкая, но в то же время натянутая, упругая словно тетива. Словно внешним слоем по нему прошлись мелкими шрамами от взрывов, которые теперь были его аурой. Он осторожно касается губами чужих рук. Скользит по ним кончиком языка, забираясь в маленькие впадинки. — Хочу сделать из тебя свою куклу, — шепчет поочередно в каждое ушко. Дейдара лишь краснеет и закрывает глаза, сидя в плаще на кровати, тщательно прикрывая нагое тело. — Прекрати, идиот, никаких тебе кукол, наслаждайся лучше мной живым, — хрипит куда-то вверх, в потолок. — Ты вечно жертвуешь собой и носишься не пойми куда, я боюсь, что ты умрёшь. Вдобавок, у тебя нет сердца, — хмычет куда-то в шею. — Намек на мою бессердечность? Отсутствие эмпатии, равнодушие? Да, Гёку? — улыбается, протягивая ко рту мужчины свои руки. Два огромных языка, высунувшись изо ртов с чавканьем, облизывают рот Сасори, покрывая его слюной, что тут же начинает стекать вниз. — Видимо, придётся заткнуть ротики, чтобы поговорить, — он говорит медленно и отчётливо, ведь они пытаются забраться ему меж губ, старательно облизывая передние зубы. Тянется за своей футболкой к шкафу, рвёт её на несколько частей, аккуратно берёт ладони Дейдары в свои, водит по ним большим пальцем, надавливая на подушечки и массируя. Он зажимает рты тканью и, обернув её по кругу несколько раз, затягивает позади маленькие узелки. Двигает парня к себе, схватив за ноги, и тот садится к нему на бёдра. — Мы поговорили серьёзно, что ты хочешь ещё обсудить? — он смотрит прожигающим взглядом, и Сасори понимает: его парень злится. Безумно злится. Тсукури сам был похож на взрыв: такой же эмоциональный, хаотичный, быстрый, заполненный оттенками как печальных, так и счастливых эмоций. Ему хватало секунды, чтобы вскипеть и лопнуть, это касалось всего: начиная оргазмом и заканчивая агрессией, которая становилась через минуту бесконечной любовью. Мужчина не боялся, потому что мог его усмирить, аккуратно коснувшись ладонью угловатого лица. — Я люблю тебя. Я боюсь потерять тебя. Если ты умрёшь как мои родители, пока меня не будет рядом, я всю оставшуюся вечность буду думать, что ты ушёл от меня — эта мысль больнее самой смерти, — он не двигается, храбро встречаясь взглядами с любовником. Мужчина мучительно высматривал в Дейдаре остатки эмоций, что сразу потускнели, стали блёклыми, а потом приобрели тёплый оттенок. Лицо его озарила лёгкая улыбка, а щеки залились румянцем. — Только потому?.. — Только потому, — отвечает, кивая. Тсукури полез за мягким поцелуем, обхватывая руками чужую шею, и через секунду застонал, чувствуя, как ткань давит на ладони. Сдавленный всхлип раскромсал тишину в комнате на куски. — Р-руки… — сдавленно хрипит, смотря в потолок. — Я помню, да. Всё хорошо, — Сасори толкается в рот любимого языком, намеренно притягивая к себе ближе. Сердцем чувствует — тепло. Они не занимаются сексом. Не в том понимании, о котором часто говорят парень с девушкой, сидя на веранде и заливаясь румянцем. Сасори не чувствовал физического возбуждения, он создал модель куклы лишь для того, чтобы драться, чтобы жить в вечности с огромными возможностями. Никто не знал, что Дейдара появится в его жизни столь скоро, внесёт в неё суматоху, разрушит множество стен, сокрушит к чертям дом и взорвет всё, что попадётся на глаза. Они выглядели гармонично, как часто утверждал Итачи, стоя с сигаретой в руках, и в то же время безумно. Тсукури привыкал к физической нечувствительности Сасори, Акасуна же — к эмоциональной. Спустя несколько месяцев начала отношений каждый заметил собственную особенность: Дейдара не мог перестать разглядывать полуголое тело мужчины, когда тот выбирался из Хируко. Угловатые длинные пальцы, сердце, заключенное в запрещенную технику, отдающее ритмическими вибрациями. Сасори, в свою очередь, не мог отвести взгляд от его рук: языки, покрывающие кожу густой слюной, казалось, могли вызвать тяжёлый вздох (если бы он дышал). Так и было решено: в ту ночь, когда Дейдара плакал от возбуждения в его руках, Акасуна сам был готов разреветься, лишь бы чувствовать его горячую кожу. Мужчина оставил слишком много синяков на теле, покрытом шрамами, к утру, не рассчитав. Тогда он впервые узнал и на всю жизнь уяснил: люди мягкие, слабые, но в то же время стойкие. Его партнёр — особенно. Чуткое внимание всегда уделялось огромным ладоням — Сасори мог чувствовать три языка, жадно вылизывающих его зубы и пробирающихся к глотке узорами. Акасуна развязывает узелки, снимает смоченные слюной тряпки с ладоней и тут же засовывает в рты несколько пальцев каждой руки, борясь с желанием ухватиться за языки и потянуть на себя. Спустя несколько минут он всё же слегка оттягивает их, и Дейдара стонет, потираясь бёдрами. Его стоны больше похожи на всхлипы — жалобные, приглушенные. И кожа всегда краснеет. Сасори часто ловил себя на мысли, что хотел бы по ней ударить, лишь бы сделать её горячее, окрасить в более багровый оттенок, лишь бы ощутить её жар своим телом. Он аккуратно обвязывает тряпкой рот парня, запихивая ткань в приоткрытые губы. Касается плаща пальцами, стягивает с плеч. Дейдара вертится под ним из стороны в сторону, закрывая глаза, наполненные слезами. Смазка давным-давно покрыла весь член, и Акасуна знал причину. Руки. Его любимому слишком сильно нравится, когда трогают его кисти (как ни странно, Сасори это нравилось ни капли не меньше). Акасуна не мог краснеть, и когда-то они договорились: если нравится, укуси слегка в шею. Прикусив кожу, чувствуя меж зубов выпирающую венку, он спускается к ладоням и вбирает языки в рот, один за другим, посасывая. Тсукури буквально пищит, и слюна начинает стекать каплями по его подбородку со рта, капая на грудь. — У тебя кинк на руки, у меня — на кукол, Дейдара. Парень моментально стягивает ткань с губ и, задыхаясь, бурчит: — И-извращенец… — Я не мечтаю их трахнуть, но если бы ты был куклой, я бы сделал так, чтобы мы занялись сексом. — В этом нет смысла, потому что я оргазма не почувствую! — кричит, раскрасневшийся, и в эту же секунду Сасори грубым движением опускает его ладони на член, и языки тут же начинают вылизывать головку, ни оставляя буквально ни одного миллиметра без липкого вязкого ощущения на коже. Тсукури дёргается, и слёзы начинают течь дорожками по разгоряченному лицу. — А так почувствуешь? — Какая к черту разница, Сасори?! — Какая к черту разница?! Хочу заполнить тебя спермой! Хочу, чтобы ты умолял меня тебя выебать! Хочу! Не понятно разве? — смотрит на него прожигающим взглядом, и Дейдара чувствует, как губы его дрожат. — А теперь закрой, нахрен, рот, — засовывает клочок ткани обратно меж губ, усиленно давя на зубы, пока тот не сдастся. Спустя пару секунд с выдохом парень широко открывает рот, облизывая кончики пальцев возлюбленного по пути. Языки, облизывая, издают чавкающие звуки. Вместо сердца у Дейдары — зияющая дыра, которую он намеренно ото всех скрывает. Во-первых, противнику необязательно знать о преимуществах, во-вторых, парень стесняется того, что сердца у него нет. Он сидит перед ним голый, и бёдра его укутаны в тёмный плащ. Сжимается, прикрыв глаза. Акасуна медленным движением снимает стежки ткани с кожи, последовательно поддевая пальцем. Парень скулит под ним, не смея убрать от члена рук — настолько сильно Сасори сжал его кисти, оставляя на коже багровые узоры. Чем дальше ткань сходит, тем сильнее открывается рот, измазанный чернилами — результат запрещенной техники и наложенной на своё тело печати. В этом они были схожи: привычка жертвовать собой ради результата была пагубной и давней. Акасуна аккуратно трогает огромный язык, желая насладиться горячим бархатом, выстилающим его (но он, конечно же, не может; лишь представляет). Он многое представлял в их отношениях и ощущал отголоски эмоций где-то там, внутри. Мужчина хотел почувствовать натянутость каждого шрама, их упругость и в то же время твёрдость, будто ранки в своё время были залиты бетоном. Хотел пройтись по ним языком, оставляя густую слюну, способную излечить. Сасори ласково раскрывает зияющий рот, и острые зубы, смакующие глину, его не страшат — у него деревянные руки. — Откуда вместо сердца это? — Акасуна печально вздохнул. — Я хотел сам стать бомбой и создать новую технику. Это моё искусство одного мгновения. — Если я коснусь… — Аккуратно, может и сожрать, — заливается смехом. — Меня не сожрёт. Никогда. Язык бродит по острым клыкам, и большой язык с чавканьем толкается Сасори в рот. На секунду его сердце защемило, но он продолжил целоваться с «сердцем» Дейдары, чувствуя, как тот инстинктивно двигается бёдрами навстречу. Потираясь пальцами правой руки о член, он смазывает фаланги вытекающей с головки жидкостью, затем касается ими ануса партнёра, и тот с шумом выдыхает, приподнимаясь. Он аккуратно водит подушечками по колечку сжатых мышц и вставляет их внутрь аккуратно, с характерными хлюпающими звуками. Дейдара стягивает со рта ткань, параллельно приподнимаясь и тут же опускаясь, двигая ягодицами в попытке поймать нужный угол. Он заливается слезами и кладёт голову Сасори на плечо, целуя каждый уголок. Парень знает — его возлюбленный не почувствует. Акасуна знает — чтоб он и не целовал? Его движения становятся более резкими и быстрыми, грубыми, будто тело стало каменным и менее чувствительным. — Ты сможешь сделать это с куклой? — шепчет в кожу. — Смогу. — Мне надо умереть для этого? — Если ты умрёшь, то эта кукла останется со мной в качестве вечного партнёра, потому что кроме тебя я никого не вижу, — он грубее вбивается пальцами внутрь, продолжает говорить сквозь сдавленные хрипы: — Я наслаждаюсь сердцем, Дейдара. Мне необязательно для этого иметь член, я могу сконструировать другую куклу, чтобы стало легче, но это всегда необязательно. Я лишь боюсь тебя потерять. Боюсь, и всё. Он спрашивает снова. — Мне надо умереть для этого? — приподнимает голову, ловя чужой взгляд. Сасори двигает пальцами более резко, сгибая их в фалангах, двигается навстречу парню тазом, давя на член, пока огромные языки смазывают его слюной. Дейдара кончает, закрывая глаза и падая на мужчину, заливая спермой ладони и партнёра. — Никогда. Я люблю тебя и всегда буду любить. Глухое молчание. Поцелуи, укрывающие твёрдое тело. — Люблю тебя, — шёпот куда-то внутрь. К сердцу.