Фаталист

      Стив — фаталист. Настолько, что, пожалуй, это уже давно перешло все границы разумного и стало опасным. Вокруг невесть что происходит, хаос в чистом виде, а он всё думает, что так задумано задолго до нас. На вопрос «кто ж такое мог задумать?» он отвечает лишь долгим молчанием. Нет, семьдесят лет во льдах тут не причём, он самозабвенно верил в судьбу ещё до становления накаченным красавцем и погребения в вечной мерзлоте. Просто такова его натура: всё сваливает на веления судьбы. И то, что его до полусмерти избили в подворотне, и то, что родители так быстро умерли. Так ведь проще — просто перекладываешь ответственность на абстрактное понятия судьбы, и живёшь себе дальше, не тужишь. Но сегодня этот его фатализм перешёл все границы нормальности и ненормальности.       Мы сидели возле камина, болтали обо всём и ни о чем одновременно, выпивали. Стоит заметить — виски было на удивление хорошим. И тут, совершенно неожиданно, после недолгой фразы в нашем разговоре, Стив начал: — Я хочу проверить, нужен ли я этому миру? — такого вопроса я точно не ожидал, потому что разговор до этого был направлен на выяснение важности отелей для животных в сегодняшнем веке. — И как ты это сделаешь? Стив достал револьвер. Допотопный, со старинными гильзами, как будто приберег во льду рядом с собой про запас. Он достал пару-тройку пуль и бросил их на стол. Те со звоном рождественских колокольчиков ударились о красное дерево, неспешно и будто лениво отлетая не надолго, и ложась обратно. — Стив, какого чёрта ты делаешь? — я прекрасно понимал, что он собирается сделать. Не понять не возможно. Его глаза сверкали, словно у хищника, увидевшего добычу в паре метров, зрачки расширились, поглотив почти всю голубую кайму радужки. Руки тряслись, но чётко повиновались командам бредившего мозга вставить барабан в нужное положение, — Не смей делать этого! — Нельзя не доверять судьбе, Бак.— он приставил дуло к виску, — И сейчас я докажу тебе, что я всё ещё нужен этому миру. — Я и так знаю, что ты нужен ему. Мало того, ты мне нужен, дурак. Опусти пистолет, пожалуйста. — Значит себе докажу, — его голос задрожал, глаза налились кристально-чистыми слезами. Он посмотрел на меня, будто негласно посылая растёкшимися зрачками сигналы о помощи. Вроде и не моргал три точки — три тире — три точки, а «SOS» мысленно шлёт на всех частотах.       — Пять. — Стив, пожалуйста, опусти пистолет, — я не знал, что обычно говорят в таких ситуациях. На глазах умирали люди, бывало, но убивал некто-другой, по ту сторону баррикады, а не их собственная рука.       — Четыре. Стива трясло. Словно лихорадочный больной, его взгляд в секунду стал безумным, словно сознательная часть мозга перестала функционировать.       — Три. Моё тело охватил страх, пожалуй, впервые за лет сто, и это далеко не фразеологизм. Вот он — мой друг, мой брат, мой единственный оставшийся близкий человек, стоит с притянутой к виску пушкой, бьётся в истерике, трясется от холода, хоть и обливается потом ежесекундно.       — Два. Безумен. Болен. Охвачен неизвестным мне чувством, но я чувствую его всеми клетками своего тела. Словно на меня его безумие распространилось.       — Один, — он еле слышно прошептал. Я мгновенно встал, оторвал дуло от его виска, а Стив выстрелил. В пол. Пулей. Она разбила дорогущие доски напольного покрытия, но меня это волновало меньше всего. — Выходит, не очень-то я и нужен этому миру. — Стив, что с тобой? Я не понимаю, — я обхватил его лицо руками, отбросив за секунду до этого злосчастный револьвер, — Что на тебя нашло? — Из-за тебя моя судьба не свершилась. — Наоборот! Судьба послала тебе меня, чтоб ты эту чёртову русскую рулетку не смог проиграть, — и Стива будто осенило. Будто он вырвался из клетки своего сумасбродства. Я увидел в его глазах его самого. — Бак? Что случилось?