Мир иллюзий

Бессонная ночь прошла просто отвратительно. Какаши ни на минуту не прилёг и даже не присел, всё изучал и разведывал. И это — в своей же деревне, как в старые и совсем не добрые времена АНБУ. Правда, после множества противоречивейших открытий Какаши всё же пришёл к ясному (и кошмарному) выводу: это вовсе не его деревня. И даже не его реальность… А чья-то масштабнейшая иллюзия, в которую он угодил. Дома своего он так и не нашёл. Точнее, нашёл, но там почему-то жил кто-то другой, следовательно, дом был вовсе не его. Правда, этот факт волновал его гораздо меньше других. Ведь были живы его семья, друзья… Минато занимал пост хокаге, и с кланом Учиха тоже было всё в порядке. Всё это, конечно, было очень-очень-очень хорошо. Так хорошо, что цель создателя этой иллюзии была очевидно-ясной. Так хорошо, что Какаши даже сейчас было трудно смириться с мыслью о необходимости как можно скорее выбираться из этого мира. А ведь он даже ещё ни с кем не встретился и не поговорил. И пока не собирался, понимая, что иначе ещё больше привяжет себя к этой иллюзии. Какаши стоял, измученный, усталый, совершенно не представляющий, что ему делать дальше. Утреннее солнце начинало подниматься, отдавало в глаз неприятной резью. Какаши вздохнул и оперся о ближайшую стену, хотел обдумать всё, но… — Бакакаши! Я тебя везде ищу! Как же ты меня напугал, среди ночи пропал куда-то и… Тут Обито замер на полуслове, потому что Какаши, стоявший в ступоре несколько секунд, ничего не мог с собой поделать: бросился к нему и заключил в крепкие объятия. Обито обнял своего возлюбленного в ответ. Он успокаивающе гладил спину Какаши широкими движениями сильных рук. Шептал, что волновался за своего самого глупого и самого любимого Бакакаши. Просил, чтобы он больше никогда и никуда и не думал убегать. И каждую фразу заканчивал мягким поцелуем в ухо. Именно так всё было в самых лучших фантазиях Какаши. Взрослый Обито… Высокий, сильный, тёплый, родной, желанный, любимый… Прижаться сильнее — вплотную к жилетке, ближе к сердцу. Положить голову на плечо и окончательно потерять её от любви. Как давно Какаши об этом мечтал! Обито чуть отстранился, но только чтобы взять лицо Какаши в свои ладони — большие, грубоватые, так бережно прикасающиеся — и посмотреть на своего возлюбленного в упор. Увидеть слёзы, оснутость, бледность и — в уголке глаза — мелкую сеточку морщинок радости. — Какаши? Ты чего?.. Всё в порядке? Выглядишь неважно… Бессонница? Какаши прекрасно понимал, что он в иллюзии. Понимал, что его слова ничего не значат. Понимал, что ничего и ни для кого не изменят. Думал, что никогда больше не представится случай сказать их Обито. — Я… Люблю тебя… Очень люблю… Больше всего на свете люблю… Обито ещё сильнее сжал Какаши в объятиях, носом взъерошил его непослушные волосы, покровительственно поцеловал в макушку, замер… И улыбнулся — так, что у Какаши ноги подогнулись от одного ощущения этой улыбки на своей коже. — Какаши… Могу сказать про тебя то же самое, — еле слышным шепотом проговорил Обито, а потом продолжил громко, со всей искренностью и нотками своего фирменного упрямства, — И скажу! Я, Учиха Обито, больше всего на свете люблю тебя, Хатаке Какаши! — тепло рассмеялся и снова перешёл на заботливо-обеспокоенный шёпот, — Но что с тобой случилось? Дрожишь весь… Заболел? Нам сегодня на миссию… Пойдешь? Может, не надо? Какаши понимал, что это для него уже слишком. Слишком больно, слишком желанно. Слишком неправильно, слишком нужно… «Да пусть будет навечно проклят создатель этой иллюзии!»