Исключение

Под ногами мерзко хлюпает, и Дима даже не хочет знать, что именно: размокшая грязь, кислопахнущая блевота или натёкшая из-под очередного мёртвого тела кровь. Последнее — тревожный звоночек, с таким отношением в полиции делать нечего. Но сейчас Диме плевать на несчастных жертв и ублюдков-преступников, на «Белую стрелу», перевязанные раны Игоря и на то дерьмо, в которое они влезли — ему плевать буквально на всё. Кроме людей, по его вине находившихся в прицеле снайперов пару часов назад. Дима застывает столбом, смеётся, запрокинув голову и резким движением сдёргивая очки. «По его вине» — «потому что любишь их». Мама, Вера, Сева, Валик. Последнее несмешно даже. И что этим хотела показать «Белая стрела»? Мы знаем о твоих грешках? О твоей ненормальности? Дима захлёбывается хохотом, сгибается в приступе кашля, словно пытается избавиться от ставших ненужными лёгких. Зачем они, если в этом городе дышать уже нечем? Распрямляется, надевает очки и внимательно оглядывается. На одном из домов мигает красным камера видеонаблюдения, направленная на него чёрная линза напоминает дуло пистолета. — Да пошли вы все, — выдыхает Дима себе под нос и показывает камере средний палец. На имидж приличного человека ему уже тоже плевать. Демонстративно достаёт мобильник, набирает номер из последних вызовов. Цель номер три. — Привет, Валь. Давай встретимся сегодня. Да, хорошо, через полчаса буду, — он кладёт трубку, про себя удивляясь тому, как спокойно и мягко прозвучал его голос. Валик точно начал волноваться, потому что в обычной жизни Дима так с ним по телефону не говорит. Только дома, наедине, когда они надёжно скрыты от мира стенами квартиры, ароматным паром от чая и музыкой, негромко играющей по радио. — Прости, — просит он, закрыв глаза. По-хорошему, лучшим вариантом было бы встретиться, расставить все точки над i и разорвать всё, что их связывает. Правильное, логичное решение. Только и на логику — плевать. Дима разворачивается на сто восемьдесят градусов, втягивает голову в плечи, защищаясь от ледяного ветра, бьющего в лицо, шагает, игнорируя тихий хруст под сапогами. Он имеет такое же право любить, как и остальные. И отказываться от своих чувств не будет. — Я не стану одним из вас, — беззвучно произносит он. — Я человек. Дима прибавляет шаг: не хочет, чтобы как обычно пришедший на пять минут раньше Валик лишний раз переживал. На это Диме — не плевать.