Эль-Чупакабра

Сегодня был первый день убывающей Луны. А это значило, что Мэйдэй собирался в гости к дедушке Ойшо. Дед его часто ругал за использование лунного календаря, но мальчик не видел смысла заучивать все эти дни недели, числа, делить время на будни и выходные дни. Тем более, что все вокруг жили ориентируясь только на Солнце и Луну, да песочные часы на центральной площади. Давным-давно на вершине ратуши шли большие механические часы, но они уже давно сломались. Возможно, лишь только старый Ойшо, древний, как само поселение, и помнил ещё, как их починить. А Ойшо был стар. Дэйтэрия, старшая сестра Мэйдэя, говорила, что деду больше лет, чем пальцев на руках и ногах у неё, мамы, папы и самого братца. Мэйдэй не знал как называется такое большое число, но точно знал, что его дед — самый старый человек на Земле. Во всяком случае, из тех, кто выжил после био-чумы. Он часто рассказывал различные небылицы про те времена: про огромных металлических птиц, которые бороздили небо; про людей, равных по силе богам и способных повелевать силами природы; про волшебные пилюли, после которых болезни отступали, и можно было не умирать. Раньше ребятишки помладше часто собирались у крыльца их дома послушать эти истории. Правда, по мере взросления они поняли, что мир устроен по-другому, а дед — просто старый выдумщик с хорошо подвешенным языком. Случилось это, когда Ной, главный заводила в их компании, взялся доказать, что никакого электричества не существует, а магический свет в уличных светильниках и домах по вечерам появляется благодаря лей-линиям, опоясывающим всё сущее. К досаде Мэйдэя, Ной оказался прав. Отойдя всего на пару миль от поселения, они действительно нашли линии жизни. Перепутать их с чем-то ещё было невозможно — огромные жгуты, перевитые всполохами молний, протянулись до самого горизонта. С тех пор послушать диковинные истории дедушки Ойшо приходил только малыш Мэйдэй. Он часто залезал к деду на колени и засыпал, убаюканный ровным речитативом рассказа и равномерным покачиванием кресла-качалки. Собственно, так было бы и сейчас, если бы родители после последней вспышки сумасшествия не отселили старика на окраину, в сиротливо стоявший на отшибе сарай. Вообще, дед часто вёл себя неадекватно. Так, стоило родителям сесть обсуждать очередное появление Эль-Чупакабры возле поселения, как дед будто сходил с ума. Он начинал орать низким старческим голосом — идиоты, имбицилы, полудурки! Это обычный Биохазард, сколько раз повторять! Но деда не слушали, а если он не унимался — надевали на него смирительную рубашку и выносили из кухни, чтобы он не бился головой об стол. Но всё же его терпели — как-никак старший член семьи, единственный, кто ещё помнил время ДО, пускай и почти выживший из ума. Но в прошлом месяце старый Ойшо отчебучил такое, что все решили за лучшее сплавить его куда-нибудь подальше. Тогда в поселение залетел шмель. Огромный шмель размером с человеческую голову и двумя парами крыльев — одной под брюшком и второй на спине. Он смешно и громко жужжал, оставляя за собой зелёный влажный шлейф. Никто не обратил на него внимание. Ну ещё один мутировавший вид, расплодившийся за последние десятилетия. Всяко, не Эль-Чупакабра — так чего бояться? А вот дед будто с цепи сорвался. Он схватил отцовскую охотничью двустволку и начал палить в шмеля истошно что-то вопя про Анклав и заговор мирового правительства. Вид полуголого деда в развевающемся рваном халате, под дождем стоявшего посреди центральной улицы и трясущимися руками заряжающего дробные патроны надолго врезался в память мальчика. И судя по тому, что с тех пор деда сторонились все — не только ему. За такими мыслями Мэйдэй не заметил, как дошел до обиталища старика. Обычно дед встречал его на пороге, но сейчас там никого не было. Внутри тоже оказалось пусто. И сколько мальчик ни звал и ни ходил вокруг — никто не откликнулся. Что странно — исчезли и вещи: котелок, кремний, запасы консерваций, даже латаный-перелатаный походный рюкзак и костыли. Всё что осталось от деда — прогорелая пеньковая трубка да старая выцветшая фотография в разбитой рамке. Мэйдэй бережно вынул её и стал разглаживать руками. С фотографии на него смотрел широкоплечий улыбающийся мужчина лет тридцати в белых одеждах и красивым гербом на груди: желтый треугольник внутрь которого было вписано пирамидкой три чёрных кольца, разомкнутых на внешних концах. А в центре — ещё один маленький кружок, объединявший их все и непонятная полуразмытая надпись «Ph.D. Karlin O., βCorp Inc». Дед утверждал, что это он в молодости, но Мэйдэй не мог представить, как крепкий мужчина может превратиться в сухого выцветшего старика с пергаментной кожей, будто натянутой на скелет. Вот его папа тоже старел, но у него просто белели волосы и на лбу появлялись борозды от морщин. Явно, еще одна дедова выдумка, — решил Мэйдэй, но все же аккуратно сложил фотографию вчетверо и положил в карман. Авось пригодится. Идти домой было рано — родители до восьмой склянки будут в Вечерней Страже охранять ворота от одичалых. Одичалыми в поселении называли людей, у которых не было иммунитета к био-чуме и которые мутировали и разносили заразу дальше, потеряв остатки цивилизованности. Отец гордился, что как-то смог подстрелить целую семью одичалых. Они пару лет назад подъехали на своём пикапе к воротам поселения и попросили убежища. Глупцы, на что они только надеялись?! Ведь общеизвестно, что за пределами поселения разумной жизни и не инфицированных людей не осталось. Но и что делать дальше было решительно не понятно, а целый день слоняться без дела не хотелось. А ещё Мэйдэю было жалко деда. Точнее — жалко себя и обидно, что он остался без восхитительных стариковских баек. Поэтому, прослонявшись бесцельно час вокруг, он решил отправиться на поиски деда. Благо, одичалые уже больше года не беспокоили поселение, а страшной Эль-Чупакабры, которая периодически терроризировала поселение, никто не видел с весны. Сборы были недолгими. Мальчик заткнул за пояс клинок — острый шампур, который ему подарил отец на семилетие. Такие выдавали всем детям, которые уже могли сами готовить, убирать за собой, читать Библию и писать своё имя, окончив начальную школу. И Мэйдей очень гордился, что теперь он тоже уже почти взрослый. Немного поразмыслив он решил, что знает всего одно место, куда мог направиться старый Ойшо, — скрипучий Левиафан. Левиафан раскинулся по обе стороны реки, своим хребтом доставая до неба, а клешнями глубоко впившись в землю. Иногда Левиафан гневался и опасно раскачивался — тогда от его воя подобного иерихонским трубам, невозможно было нигде укрыться. Дед в такие моменты порывался утащить со склада пару канистр и пойти к Левиафану, приносить жертву. Но горюче-смазочные материалы относились к Табу класса НЗ и его пару раз крепко побили за это. Малыш Мэйдэй не очень понимал значение всех этих слов, но знал, что это что-то очень важное и серьёзное. Так он и направился по тропе в поисках деда, держа в одной руке бутерброд, а в другой — шампурный клинок. До Левиафана оставалось пройти пару миль, когда внимание мальчика привлекли зелёные всполохи в ложбине неподалёку от дороги. Прикрывшись густым подлеском, Мэйдэй замер, обдумывая, что лучше — струхнуть и пойти обратно или продолжить путь. Но, в конце-концов, мальчишеское любопытство победило, и он стараясь не шуметь и не привлекать внимания, двинулся вперёд. По мере приближения стало видно, что всполохи исходят от попавшего в ловчий капкан Эль-Чупакабры, который уже не один год терроризировал поселение. Не узнать его было невозможно — зелёная чешуя, огромные остекленевшие глаза размером с кулак и хобот, заканчивавшийся пятачком, как у свиньи. А ещё огромный отвратительный горб на спине с кучей усиков различной длины и толщины. К счастью, чудовище было мертво — зубья медвежьего капкана перекусили его пополам. Наконец-то неуловимый Эль-Чупакабра, попался в одну из ловушек наших охотников. Нужно будет поскорей вернуться и всем рассказать! — радостно подумал Мэйдэй. Его передернуло от омерзения. Он впервые рассматривал мутанта так близко. Мальчик помнил, что они заразны, но до дистанции в пять футов с которой можно было заразиться, предусмотрительно не подходил. И тут горб на спине монстра внезапно ожил и начал говорить. — АААА! Мэйдэй бросился убегать, голося на всю округу. Его трясло от страха, он падал, подымался и снова падал. В панике потерял тапок, клинок, которым так гордился, и порвал футболку. И остановился, лишь когда ноги вынесли его к подножию Левиафана, где с размаху налетел на старого Ойшу, невозмутимо красившего опору. — Дед, дед, там такое, Чупакря, Чупакабр, он, он там, я его видел! — Мэйдэй задыхался от быстрого бега, слова путались у него на языке. Он одновременно хотел сказать деду, чтобы тот спасался; рассказать, как он рад его видеть; поведать самое страшное приключение в своей жизни. Наконец сбивчивое дыхание удалось восстановить, а крепкие объятия деда придали уверенности, что прямо сейчас Эль-Чупакабра не выскочит из кустов и не съест его. — Деда, я правда видел его. — Конечно, внучёк. — Нет, дедушка Ойшо, сейчас я не выдумываю! — Не так как в прошлом году, когда ты перепугал всё поселение, вопя «Чупакабра, Чупакабра», а потом оказалось, что это всего лишь чучело? — Да нет, деда! Всё взаправду! — И не так, как в позапрошлом году, когда ты играл с Ноем и до смерти напугал маму, измазавшись бычьей кровью и крича «Спасите, Эль-Диабло!»? — Клянусь мизинцем, деда, это было по-настоящему! — Ну хорошо, Мэйдэй, допустим, ты сегодня не «мэй-дэй» и действительно его видел. И что же он сказал, сын сына моего? — торжественно спросил дед, прищурившись. Мэйдэй напряг память и постарался воспроизвести незнакомые слова максимально похоже: — Мозгоклюй, Мозгоклюй, приём! Вызывает Пересмешник. Доложите статус по контрольному поселению инфицированных SARS-19.