Первенец

Озай в тревоге расхаживал по кабинету. Убить Зуко?! Убить Зуко. Это был приказ не только его отца, но и Хозяина Огня. У него не было другого выбора, кроме как сделать это. Не то чтобы он действительно так уж сильно возражал. Зуко был его первенцем и старшим ребенком. Слияние двух великих родословных Созина и Року. Он был умен и стремился угодить. Но он также был неуклюжим, цепким, никудышным покорителем огня и слишком стремился поставить в неловкое положение себя и свою семью. Он был слабым, трусливым и слишком часто уступал своей младшей сестре. Да, устранение Зуко было бы выполнимо. По крайней мере, это не оставило бы Озая бездетным и опустошенным, как бедного, жалкого Айро. Во многих отношениях это было бы действительно хорошо. Со смертью Зуко в его линии наследования не было бы посредственного препятствия. Когда Озай уйдет, его власть перейдет напрямую к Азуле. Да, все решено — Зуко умрет. Теперь главный вопрос заключался в том, как это сделать? Озай мог легко нанять убийцу. Зуко был членом королевской семьи, но ему было десять лет, и его положение не имело никакой реальной власти. У мальчика не было охраны. Убийце было бы легко проскользнуть внутрь и тихо выполнить свою работу. С посредственным покорением огня Зуко убийце даже не нужно быть покорителем, а это значит, что работа была бы простой. Но даже холодному сердцу Озая стало немного не по себе при мысли о том, что его маленького сына убьют, а его последние мгновения будут наполнены только страхом и болью. Не говоря уже о том, насколько грязным это будет. Нет, никакого убийцы. Если Зуко должен умереть, он не хотел, чтобы мальчик боялся. Или был в одиночестве. Озай мог бы сделать это сам. Зуко доверял ему и радовался любому времени, которое отец и сын проводили вместе. Таким образом, не было бы никакого страха. Зуко мог провести свои последние мгновения с кем-то, кого он любил, даже если этот кто-то не любил его в ответ. Было бы легко вывести мальчика на прогулку в сад и сжечь или заколоть его, как только они останутся одни. Но нет... Все равно было бы слишком много боли. Кроме того, как только Зуко поймет, что происходит, он ещё сильнее испугается. Не только за свою жизнь, но за то, почему его отец так поступил с ним. Так что нет, он не мог этого сделать. Когда он наконец определился с методом, он пошел на кухню и заварил чай. Он размешал немного меда. Частично для того, чтобы замаскировать вкус, но также и потому, что думал, что Зуко заслуживал чего-нибудь сладкого. — Привет, моя маленькая уткочерепашка, я приготовил тебе чай, — тихо сказал он. Зуко уже спал, но проснулся при появлении отца. — Хм-м? Папа? Я сделал что-то не так? — Конечно, нет, Зуко. Твоя мама сказала мне, что ты плохо себя чувствуешь, и я подумал, что тебе не помешает немного чая для горла. — Нет, я чувствую себя прекрасно. У меня не болит горло. — О, наверное, какое-то недоразумение. Мне жаль. Но я все равно приготовил тебе чай, мне бы не хотелось, чтобы он пропал даром. Я посижу с тобой, пока ты его пьешь. Глаза Зуко загорелись, и он мягко улыбнулся. — Хорошо, — сказал он тихо, почти застенчиво, но все еще улыбаясь. Озай сел на кровать и протянул сыну чашку. Зуко сделал несколько глотков, прежде чем посмотреть на своего отца и сменить улыбку с застенчивой на лукавую. — Папа, — сказал он, и Озай ласково взглянул на него. — Посмотри, что я могу сделать. — Зуко обхватил чашку обеими руками и сосредоточился. Вскоре от чая пошел горячий пар. Озай не был впечатлен этим простым трюком, но он все равно улыбнулся и сказал: — Это очень впечатляет, Зуко. Мальчик загорелся от похвалы отца. — Да? — Конечно! Тебе никогда не придется беспокоиться о том, что твой чай остынет! Зуко по-мальчишески хихикнул и залпом допил остатки чая, возвращая чашку отцу. — От этого чая мне захотелось спать, — объявил он, зевая. — Ну, тогда тебе лучше лечь спать, — сказал Озай, зная, что это будет последний раз, когда мальчик закроет глаза. Зуко завернулся в одеяло и бросил последний взгляд вверх. — Спокойной ночи, папа, — невинно сказал он. — Спокойной ночи, Зуко, — ответил Озай. — Я люблю тебя, — пробормотал Зуко в подушку. Озай на секунду замолчал. — Я тоже тебя люблю, — тихо сказал он. Он нежно поцеловал сына в лоб, но мальчик уже ушел.