Всё ради тебя

      Хонджун тихо открыл входную дверь и вошёл в блок общежития. Уставший до предела, он только что вернулся из студии. Не включая свет, подсвечивая себе лишь телефоном и стараясь не шуметь, Хон снял обувь и верхнюю одежду и поплёлся через весь коридор и гостиную в ванную. А оттуда, приведя себя в порядок и переодевшись в пижаму, в комнату, которую он делил с Сонхва. Несмотря на усталость, у Хонджуна сейчас прекрасное настроение. Он, наконец-то, закончил работу над новой песней, над которой трудился больше двух месяцев. Как и многие другие, для Хона, это была не просто песня, а очередное признание, признание в любви. И ни кому-то абстрактному, как могут подумать многие. И даже не признание Эйтини. Нет. Это очередная песня-признание персонально для Пак Сонхва. Да. Именно очередная. Потому что до этого уже была песня «Спасибо» и «Я влюблен», и даже легендарная песня «Стар1117». Да и все остальные тоже, так или иначе были посвящены только одному человеку — Пак Сонхва.       Тихо открыв дверь, счастливый предвкушением скорой развязки в отношениях с Хва, Хон проскользнул к себе на кровать. Увлёкшись мыслями о том, каким будет лицо Хва, когда он услышит эту новую песню, он не сразу обратил внимание, что что-то не так.       Хонджун привык к тому, что Хва уже спит, когда он приходит. И даже если Хон окликнет его, тот не проснётся. И хотя его самого всегда переполняли эмоции, которыми он бы хотел поделиться со своим лучшим другом, в конечном итоге, он так и не решался его будить.       Понятное дело, что Хва лишь старательно делал вид, что крепко спит, чтобы не дать Хону понять, как сильно он волнуется, ожидая его с работы. Что он не может уснуть, пока тот, наконец, не уляжется на соседней кровати.       Вот и сейчас, только после того, как Хон удобно устроился под пушистым теплым одеялом, он взглянул в сторону кровати Хва, как всегда размышляя, стоит ли попытаться его окликнуть или пусть лучше спит.       Каково же было его удивление , когда он наконец понял, что кровать была не просто пустой, а идеально застеленной. В этом он убедился лично, включив лампу на тумбочке и тщательно осмотрев не только кровать, но и всю комнату, как будто Сонхва додумался бы играть с ним в прятки в такой поздний час.       Естественно, что попытки Хонджуна оправдать отсутствие друга тем, что тот вышел в туалет или на кухню тут же провалились. Так как вспомнить, что он не видел света на кухне или в туалете не представляло труда. А ванную он сам занимал несколькими минутами ранее. Находиться в комнатах других мемберов в такое время, он тоже вряд ли мог. Так что отсутствие Сонхва в общежитии в такой поздний час, а именно половина первого ночи, после лихорадочных размышлений, неизбежно приводили Хонджуна к одной единственной, разумной, на его взгляд мысли: «Он ушёл на свидание».       «Он просто кинул меня! Я опоздал!» Шальная и безумно горькая мысль, так ошарашила несчастного Хонджуна, что он, в полном изнеможении, рухнул обратно на кровать. Теперь он точно мог легко себе представить, что чувствует человек, когда он действительно находится присмерти. И что означает фраза: «Последние силы покинули его». Он действительно в этот самый момент почти умирал. Его давний единственный лучший друг, а в глубине души и самый любимый им человек, его предал.       Сам не замечая того, Хон начал было хлюпать носом, когда его голову посетила ещё одна, более страшная мысль, что с Сонхва могло что-то случиться. Хонджун резко поднялся и трясущейся рукой схватил с тумбочки телефон, нервно пытаясь его разблокировать. Он уже нажал было кнопку быстрого набора номера, как остановился. «А вдруг у него всё хорошо? Возможно, прямо сейчас он наклонился над ней, чтобы поцеловать на прощание, а я… И потом, если бы с ним что-то случилось, мы все уже бы об этом узнали. Но младшие спят, а старший… Просто ему стало со мной скучно… Конечно, я же нытик и зануда… " Мысли Хона вернулись на исходную позицию, прокручивая самые гадкие и неприятные сценарии в его голове. В конечном итоге он решил написать СМС с лаконичными вопросами: «Где ты? У тебя всё ОК?»       После отправки сообщения, по меркам Хонджуна, прошла целая вечность, а по факту, всего минута, прежде, чем пришёл такой же лаконичный ответ. «В гостях, всё ОК». И пока Хонджун на воображаемой ромашке гадал, стоит ли отправлять СМС со следующим вопросом, а его палец дёргался в конвульсиях, над кнопкой с надписью «отправить», пришло ещё одно сообщение. Которое содержало ответ на его так и не заданный вопрос. «Не жди меня, я переночую здесь».       «Понятно», — пронеслось в голове у Хона, — «Осталось узнать кто она или он, и где это «здесь». И все мрачные мысли, что были во вселенной, с новой силой обрушились на несчастного беднягу Хона.       «За что он так со мной?» — горестно думал он, ворочаясь в кровати в четыре утра. Он так и не смог найти более подходящего ответа на свой вопрос, кроме как: «Значит мне так и не удалось покорить его сердца. Хва, всегда, с самого начала, был очень добр и дружелюбен по отношению ко мне, но я никогда не был его идеалом, в таком понимании. Да, я был для него кумиром, которым он восхищался, его коллегой и другом, о котором он заботился. Но я, увы, не тот человек с которым бы ему хотелось разделить всю свою жизнь. Думаю, он прав. Это перебор. И похоже, он дал мне понять, что пора мне перестать быть наивным мальчишкой, влюблённым в несбыточную мечту».       Несмотря на все здравые размышления о том, что рано или поздно этот день должен был настать, горло Хонджуна намертво сковала горечь обиды и обреченности, а грудь сдавила боль предательства и одиночества. В глубине души Хон надеялся, что этот день настанет как можно позже, а в идеале — не настанет вообще. Но это была горькая иллюзия, фарс, лишь временно защищавший их обоих от истинного одиночества. Ложь, которой они оба придерживались. И за которую, как оказалось, Хон держался гораздо крепче, чем Хва. И ещё более крепко, чем думал сам.       Никогда, даже когда был один в огромной студии компании или один в своём маленьком кабинетике, да и никогда прежде, до знакомства с членами его будущей группы Эйтиз, он не чувствовал себя настолько жалким и одиноким, чем в эту проклятую ночь. Ночь без сна и покоя. 2 Начало       Сонхва всегда восхищался целеустремлённостью, талантом, упорством, трудолюбием с одной стороны и застенчивостью, мягкостью, добротой, ранимостью и наконец, хрупкой красотой своего давнего лучшего друга Ким Хонджуна.       Да, Хва не сразу рассмотрел в нём все эти качества. Конечно нет. Да и как бы он мог это сделать, когда Хонджун был чересчур замкнут и застенчив в общении, когда дело касалось дружбы и тем более нежных чувств. Но со временем, Хон просто не оставил ему иного выбора, кроме как по уши в него влюбиться. От простого уважения за стойкость, проявленную Хонджуном со времён стажировки и до того момента, когда Хва услышал первую посвящённую ему Хоном песню, прошло уже почти пять лет. И чувства Сонхва претерпели с тех пор множество изменений, остановившись на данный момент, сначала на полном растворении Хва в личности Хона, а затем и в неизбежном разочаровании в оном. А всё потому, что с одной стороны, оба парня были весьма неординарными личностями, а с другой — им стал мешать сумасшедший ритм жизни, как это и бывает у теперь уже знаменитых людей.       Буквально недавно Пак Сонхва, пусть пока ещё робко и шёпотом, чтоб не сглазить, благодарил вселенную за дары, которые она ему преподнесла за последние пять лет. В виде дерзкого и бесстрашного с виду, но робкого и ранимого внутри миниатюрного, как фигурки, которые любил коллекционировать, паренька по имени Хонджун, а сейчас..... 3 Знакомство       Хва познакомился с Хоном на кастинге, где Хон и его напарник Чонхо, так же как и он сам, пытались добиться внимания сильных мира сего, чтобы заполучить собственный «лучик солнца» и в будущем отвоевать себе место под ним побольше.       Конечно же, учитывая бесчисленное количество претендентов, на этот самый «лучик», все трое неминуемо провалились. Но Ким Хонджун не был бы Хонджуном, если бы не имел кучу запасных планов и лазеек. И после испытания на жизнеспособность своего очередного безумного плана, он-таки получил свой «лучик» от сомбенима Идэна, а вместе с тем и возможность расчистить себе место побольше. Идан, предупредил своего юного последователя, что очистка пути к славе, будет гораздо труднее, если делать это в одиночку.       Однако, Хон не забыл своих коллег по несчастью, и вообще, был из тех людей, кто подает руку тому, кто в ней нуждается и пожимает её тому, кто протянет свою в ответ.       Так, первыми в списке «команды по расчистке» оказались имена Чхве Чонхо и Пака Сонхва, а позже, уже по 'наводке' Идена, там значились ещё четверо аутсайдеров кастинга. Сон Минги, Чон Юнхо, Чхве Сан. И последим должен был быть «самый красивый парень Кореи» — Кан Ёсан. В комплекте к которому прилагался второй «самый красивый парень», но пока ещё вполне себе действующий стажёр конкурирующей компании. И дабы не жертвовать первым красавчиком, пришлось взять и второго «шпиона», ставшим величайшим кошмаром и головной болью Хонджуна. Коим и является Чон Уён до сих пор существования группы Эйтиз. 4 Разные, но такие похожие       Пак Сонхва был высоким худощавым парнем, не верящий в себя и ни коим образом не принимающий свою внешность за эталон красоты. Наоборот, он считал себя абсолютно заурядным и некрасивым, полным амбиций без возможности их воплотить в жизнь, как он мечтает, но всё равно, продолжающий бороться. Борьба — это то малое и единственное, что он мог себе позволить и что делал изо дня в день, лишь робко мечтая «выбиться в люди». Он был так одержим своим комплексом неполноценности, что не желал замечать, как на концертах, к слову сказать немаленьких, пусть даже пока и чужих, представительницы прекрасного пола скандируют его имя. И как они млеют от его голоса, достаточно мягкого и тихого, чтобы проникнуть в их сердца и достаточно настойчивого и мелодичного, чтобы остаться там навсегда.       Движения его стройного подтянутого тела завершали начатое дело, превращая девиц, и не только их, в его верных фанатов, сдувающих пылинки с потрёпанных любительских фото черноволосого милого парня со смешным выражением лица и мягкой доброй улыбкой.       Ким Хонджун и Пак Сонхва были одинаковы в своём стремлении принадлежать миру искусства и музыки. Однако, к своей цели и пути её достижения, относились по-разному.       Да, у Пак Сонхва была группа и выступления на небольших концертах, наряду с другими артистами среднего звена. Но несмотря на внешнюю готовность следовать своей мечте, он никогда в неё, по-настоящему, не верил. И был, по сути, доволен уже тем, что имел.       Хонджун же был его противоположностью. Он не считал себя первым красавцев этого мира, но и комплексовать по поводу своей внешности даже и не думал. Он не считал, что его лицо идеально, но оно симметричное и вполне красивое для того, чтобы девчонки вздыхали позади него, когда он проходил мимо. Хон не был таким же высоким, как Хва, но человека с ростом в 175 см, всё же, сложно назвать низким.       Он был дерзким пареньком, не имеющим ни должных знаний, ни тем более какой-либо сносной подготовки, но упрямо следовавшим за своей заветной мечтой, во чтобы-то ни стало стать продюсером и композитором. Но, однако, совсем ни это сыграло решающую роль в том, что он стал стажёром компании индустрии развлечений.       Это позже он узнает, каким бывает, по его же словам, «по настоящему красивое лицо», когда познакомится с Ёсаном и тот отправит его в моральный нокаут. Это позже он поймёт, что рост в 175 см может быть низким, когда встретит на своем пути Юнхо и Минги. Только после того, как он подружиться с Уёном, он поймёт, что значит быть действительно сексуальным и быстро заводить друзей. И после того, как он встретит на тренировках Сана, он воочию увидит, что значит танцевать, выкладываясь физически «по полной».       Но надо же было в его жизни случиться такому, что перевернуло его жизнь с ног на голову.       Да, первым, кого он встретил на пути к своей цели по «завоеванию мира музыки» был Чонхо. И услышав, как тот поёт, Хон понял, что пока вовсе не так крут, каким себя считал. А после, он познакомиться с ним, персональным источником вдохновения и душевных мук, господином Пак Сонхва. И поймёт, что значит настоящий талант, сокрытый в действительно скромном пареньке. И насколько желание может быть сильным, что перед этим желанием крошатся любые прочные и, казалось бы, непреодолимые преграды. Кроме одной — завоевание чьего-то сердца.       Так, постепенно, под влиянием каждого из вышеупомянутых персонажей этой мелодрамы, в голове у Хонджуна что-то щёлкнет и он сломается. 5 Связи и союзы       Как было сказано ранее, все эти милые и талантливые, но пока ещё не отшлифованные бриллианты оказались в одной лодке, направление которой задавал Хонджун, не без помощи мудрых советов и поддержки сомбенима Идена. И она плыла по волнам популярности к дальним странам и сказочным мирам. Пока весь мир не заговорил об удивительной группе талантливых и обаятельных парней.       Вместе с ростом популярности, развивались и крепли отношения и партнерство внутри группы.       Естественно, что изначальные союзы Юнхо и Минги, как и двоих неразлучников Уёна и Ёсана, ожидали испытания на прочность.       С первых дней основания группы, Хва и Хон также заявили о своём союзе Мадз. Который сперва был больше похож скорее на обыкновенное рабочее партнёрство для поддержки в тяжёлые времена, чем на действительно крепкий союз, основанный на реальной проверенной дружбе и, как следствие, полном и безоговорочном доверии. По край мере, они оба так думали. И в соответствие с этим поступали.       В отличие от Чонхо, который в одиночку, с завидным спокойствием буддиста, брал всё новые вершины нотного стана, эти двое, хоть и были старше остальных, но по факту, нуждались в поддержке друг друга гораздо сильнее, чем младшие. Они были подобны муравьишкам в водовороте бескрайнего моря. Им не так легко покорялись вершины успеха в выбранном каждым из них деле и их постоянно штормило из стороны в строну.       Но со временем, всё менялось. И даже связи внутри одной из самых прочных союзов Уёна и Ёсана стали трещать по всем швам, ослабляясь и приводя к нестабильности всей группы, по вине третьего участника-одиночки Сана, желавшего «перетянуть одеяло» на свою сторону, пытаясь создать собственный новый союз.       И потребовалось долгих пять лет кропотливой и деликатной работы мастера своего дела, парламентёра Чона Уёна, по урегулированию внутригрупповых конфликтов, в любой момент норовивших погубить хлипкие связи между парами и одиночками внутри целой группы.       И, до недавнего момента, ему удавалось держать ситуацию под своим неусыпным контролем и оперативно решать возникающие разногласия. Хотя картина взаимоотношений начинала в корне меняться.       Многогранный, душевный и энергичный, но ранимый и склонный к драматизму Сан получил официальный статус «души компании». Боем, смехом, напором, измором, с истериками и слезами вперемешку, в итоге, завоевал расположение обоих неразлучников, которые перестали быть таковыми по сути, хотя и остались хорошими друзьями.       Юнхо и Минги, двое гигантов посреди группки карликов, с годами лишь упрочили свой союз. И хотя расставаний и прочих неприятностей им хватило с лихвой, они с честью всё выдержали, продолжая открывать для себя новые грани друг друга.       Чонхо, прослывший как силач и мудрый стратег, в период междуусобных войн Уёсанов, решил воспользоваться шансом, так любезно предоставленным ему судьбой и носившим для него имя Сан, и переманить сильнейшего после него в группе «игрока», наидобрейшего и невинного Ёсана. Это не потребовало от Чонхо ни малейших усилий. Так как Ёсан на деле был не так прост и наивен. Не разрывая «брачный контракт» с Уёном, он легко переходил из объятий в объятия Усанов, попутно выстраивая доверительные, как того желал Чонхо, отношения, закрепляя их ежедневными многочасовыми тренировками, что конечно же, не могло не растопить сердце сурового «короля фруктов».       Благодаря общему кропотливому усилию шести младшим мемберов, под неусыпным контролем гуру отношений Уёна, на своих примерах показавших, как выстраивать долгосрочные связи и преобразовать их в нечто прекрасное, союз СонДжунов, Мадз, окреп и расцвел. Хотя и более скромно, чем это делали Усаны.       Сонхва и Хонджун перестали быть такими уж зажатыми. И заявив права на опеку над младшими, получили официальный статус мамы и папы и были признаны родителями шести гиперактивных деток Эйтиз.       Теперь они вполне могли проявлять свои нежные чувства друг к другу более открыто, но Хон, по-прежнему не поощрял практику публичного проявления чувств в их с Хва союзе.       Для него, вообще, проявление своих чувств к Хва был настолько интимный процесс, что легче было бы увидеть, как взлетает страус, чем лицезреть картину нежных взаимоотношений СонДжунов.       Хону, как творцу, было проще написать очередную песню-признание и «молча» подарить её Хва.       Но всё по-прежнему оставалось нестабильным, так как суровая реальность жизни продолжала испытывать группу Эйтиз на прочность. Периоды домашнего заточения, на карантин, чередовавшиеся с периодами жесткого гарафика работы в 24 часа, оставляли след в ранимых душах старших мемберов. И стоило Уёну отвлечься всего на миг, чтобы насладиться плодами своего труда, как всё пошло наперекосяк.       Он познакомил, вечно раздраженного, изнывающего от недостатка внимания Хона Хва, со своими друзьями из Стрэй Кидс, чтобы тому было не так одиноко и он не маячил у них с Саном перед носом. Ведь друзья — это хорошо. И чем больше, тем лучше.       Хва бездумно доверившись совету своего любимчика Уёна, последовал его примеру. Но, конечно же, он не учёл, что Уён — это уникальный тип личности, без труда удерживающий огромное количество людей вокруг своей эпатажной персоны. Но главное, он не учёл, кем по натуре являлся Хон. И в этом была ошибка Уёна. 6 Тяжёлое решение       Сегодня Хва впервые решился выйти хоть куда-то совершенно один, без мемберов. И главное, без Хонджуна.       Он решился пойти на это только из-за того, что Уён на этом настаивал, говоря, что это пойдёт ему на пользу. Что ему нужно просто развлечься. Одному без Хона.       Но благие намерения, как известно, редко доводят до добра, чего не скажешь об обратном. Всё вышло с точностью до наоборот.       Находясь в гостях в общаге Стреев, несчастный Хва узнал две вещи: во-первых, он чувствовал себя менее нервным и раздраженным в обществе своих родных деток. И второе — в этот самый момент, по слова Минхо, Хон в студии вовсе не один, а с Чаном.       «Он прекрасно проводит время с Бан Чаном, в то время как я, даже просто расслабиться не могу», — уныло подумал Хва, узнав такую новость. Ему резко перестало хватать кислорода и просто жизненно необходимо было покинуть эту шумную, весёлую, но чужую ему компанию и выйти на свежий воздух.       «А ведь, когда я просился прийти к нему в студию, чтобы провести там время с ним, он мне отказал». Эта мысль невыносимо жгла сердце и сдавливала грудь. Спешно простившись, ссылаясь на плохое самочувствие, Хва выбежал на улицу. Его мысли перепрыгивали с темы на тему, пытаясь успокоиться. Хотя это ему не удавалось, так как он не мог не думать о Хонджуне. Всегда и везде в его мыслях был только он.       Первое желание, посетить студию прямо сейчас и устроить скандал, быстро сменилось апатией и депрессией. Потому что он, при всей своей злости, не мог направить её на Хона, боясь разрушить хотя бы то, что осталось от их отношений, хотя трудно было говорить о том, что они как таковые были вообще. Потому что все свои нежные чувства Хона к Хва сводились к бесчисленному количеству песен о них. И лишь в редких случаях, когда Хону действительно было одиноко или плохо, он позволял Хва его обнимать. Хва заботился он нём, как только мог. Готовил завтрак, но не смел подать его тому в постель, стирал его вещи, убирал, короче, делал всё, что делает, человек для своего любимого. Чтобы тот чувствовал себя комфортно. Но Хон в большинстве случаев не позволял ему проявлять свои чувства физически. Ласкать, целовать и делать всё то, что с легкостью позволяли себе Усаны. Он считал это неприемлемым, стыдился собственных чувств и появлении таковых по отношению к себе. И это не смотря на то, что и мемберы и фанаты, благодаря самому же Хону, прекрасно всё знали и понимали. Это лишь ещё больше смущало и замыкало Хона в себе.       Думая об всём этом, ноги сами домчали Хва до ставшего родным домом общежития.       Пак Сонхва посмотрел на часы, а затем на окна их с Хоном спальни. Одиннадцать тридцать. Ни там, ни в соседних спальнях света уже не было.       «Неужели он ещё не пришёл домой? Может что-то случилось с ним по пути? Или он уже спокойно лёг спать? Так и не заметив моего отсутствия?».       Склонный к преувеличению Хва, все события трактовал с позиции, что если что-то произошло, то обязательно худшее. И его гиперобидчивость, чуть было успокоившаяся от монотонной ходьбы, тут же дала о себе знать, путая его мысли и доводя до тихой истерики.       «Что они, вообще, так долго делают в студии?» — при этой мысли его воображение разыгралось окончательно. Его разрывали желание скорее вернуться домой и желание казаться сильным и стойким, не подающимся порывам чувств и не идущего на поводу у Хона. В этой борьбе перевес всегда был на стороне Хона, но сегодня Хва всеми силами старался сохранить чувство собственного достоинства и удержать превосходство.       Пока Хва, стоя в тени под окнами, колебался, стоит ли ему идти или нет, мимо него промчался, так и не признав в тёмном худощавом сутулом силуэте своего ненаглядного, напевая под нос себе любовную песенку, радостный Хонджун. Это окончательно поставило Хва в тупик и ввело в ступор.       Спустя час, он всё ещё стоял под окнами, гадая, что сейчас делает Хон и заметил ли он его отсутствие, когда его телефон, уставленный на вибрационный режим ещё «с гостей» вывел ошарашенного Хва из прострации.       «Сухое» сообщение от Хонджуна, заставило Хва принять окончательное решение не возвращаться в общежитие ночевать вообще.       Намотав около пяти кругов вокруг общежития, он отправился ночевать в снятую на ночь квартиру. Таких в Сеуле полно, специально для туристов «проездом», хотя стоил такой ночлег дорого. 6 Молчанка       Вернулся в общежитие Хва только к восьми утра.       Так и не уснув, он всю ночь просматривал их выступления. Вспоминая, как мило начинались их с Хоном отношения и как плачевно они выглядят сейчас.        Сегодня был относительно легкий день. Всего лишь очередная фотосессия и участие в местном шоу, где они смогут расслабиться, поиграть и снять стресс и волнение перед серьёзной работой по съёмкам клипов и выступлениями.       Однако, «ночное бдение» не пошло парням на пользу, да и настроение было «хуже некуда».       Хон не стал расспрашивать Хва, где тот пропадал всю ночь. «В гостях, так в гостях, какое моё дело у кого именно? Разве я имею право вмешиваться в его личную жизнь?», — в который раз подумал Хонджун, приводя себя в порядок и одевая сценический костюм, невзначай поглядывая на Хва, но только так, чтобы он и знать об этом не знал.       «Ну, не устраивать же мне семейный скандал, в самом деле? Тем более, что мы и не семья вовсе», — продолжал он свой унылый внутренний монолог, пытаясь одеть сценические брюки трясущимися руками, не разорвав их при этом в хлам.       Хва старался не смотреть на Хона вообще. Он уже глубоко сожалел обо всем, что случилось за последние сутки и сейчас был занят очередным самобичеванием. «Зачем я послушал Уёнку? Ведь этот неугомонный малец, не то что я. Это он может крутить всеми (и со всеми) как захочет. А я? Жил себе до этого счастливо, ну, может, не так, как мне хотелось, но всё же! Я был счастлив, спокойно ожидая моего Хонечку со студии. Ну, не спокойно, конечно. Я ведь за него волновался, мало ли, что в пути может случиться? Но я, в общем, ожидал чего угодно, но не этого. Не того, что узнал на этих «милых» соседских посиделках». Хва распинал себя и так и этак. Лишь бы не думать о том, что, возможно, Хон ему давно изменяет. Но силы винить того в этом, у него просто не хватало. Как он может обвинять это святого человека в том, что Хва такой никудышный и никчёмный. И потом, возможно, именно он сам и виноват. Может Хон ему просто мстит за то, что он отправился без него в «эти, будь они неладны, гости? Но?.. " Хва понимал, что это не так, ибо настроение Хонджуна, по возвращении из студии, вовсе не свидетельствовало о злости, ревности или мести. Но Хон для Хва всегда был неприкасаемым, чистейшим и любимейшим человечком. А значит это он, Хва — ничтожество и убожество, не заслужившее даже дышать одним воздухом рядом с ним.       Вот в такой «располагающей» атмосфере и началась фотосессия.       Ни Хон, ни Хва на фотосессии улыбаться категорически не желали. И как ни уговаривал их фотограф — держались максимально сдержанно и максимально далеко друг от друга, что, даже при всех «пунктиках» Хона на этот счёт, это выглядело уж слишком чересчур «топорно». И следующее за ним «уютное домашнее» шоу рисковало превратиться в семейную трагедию.       Уён, впрочем как и остальные, чувствуя, как искрится воздух вокруг этих двоих, своей пятой точкой, чуял, что виноват в этом он. «Недосмотрел. Но где именно? И когда именно?», — вертелись мысли в его голове, этого он понять не мог. Поэтому, от занятого сложными вычислениями по выявлению промаха Уёна, Сану перепадало гораздо меньше его ежедневного внимания. От чего у того настроение стремительно уходило в минус. А это уже точно грозило тем, что даже у вечно цветущих и жизнерадостных, с момента воссоединения, Юнки, может случиться припадок нестабильного депресняка. И тогда, пять лет кропотливой работы, можно смело слить в унитаз.       «Ладно, прорвёмся» — подумал Уён, покосившись на недовольного Сана в его объятиях и откладывая бесплодный самостоятельный поиск. — Что случилось? — спросил Уёнка у недовольной мамы Хва, предварительно предприняв обязательную попытку поцеловать в милую щёчку. — Хон был в студии с Чан Бином! Вот что! Вернулся радостный, мурлыкая песенку себе под нос. Даже меня не заметил, — одним махом выплеснул Хва свой неверно сформированный вывод. — Ну, это ещё не значит, что он тебе изменяет, — тут же возразил Уён, не найдя, что ещё он может ответить, на так неожиданно свалившееся на него надуманное обвинения Хва. Чем окончательно испортил истеричной мамуле настроение, высказав вслух, а значит подтвердив догадку о том, во что сам Хва, до последнего верить не желал. — Тогда почему он так себя ведёт? — как козырь, кинул Хва последнее обвинение. — Я попытался быть с ним милым во время фотосъёмок, а он от меня шарахается, как от чумы. — Хва состроил свою знаменитую непонимающе-обиженную моську и у бедного Уёнки защемило сердце.       «Как Хон может быть так слеп и так груб по отношению к Хва?», — пронеслась очередная досадная мысль в голове Уёна. «Ведь Хон так нежно любит Хва, как и он его?!». И тут ему в голову пришла лучшая идея с момента их дебютирования. Он вспомнил, как они должны были признаваться друг другу в любви на одном из первых их шоу. «Это не может не сработать!» — победоносно воскликнул он в своих мыслях, радостно потрепав волосы Сана. — Детка, не поможешь мне с нашими родителями? — нежнейшим голоском обратился он к своей второй половинке, одним махом убивая двух зайцев, восстанавливая пошатнувшуюся было уверенность Сана в его нежных к нему чувствах. — Похоже между ними черная кошка пробежала, нужно чтобы сейчас пробежала белая и отменила проклятье первой, — с этими словами он быстро направился к ведущей, а вернувшись, поведал план остальным, за исключением Хонджуна.       Парламентёру Уёну не составило большого труда шепнуть ведущей, что от неё требуется, и вот, коварный план от любвеобильного пройдохи, пришёл в движение.       Ведущая объявила, что за те достижения, что у них есть, они обязаны расцеловать своего невероятно талантливого и такого дипломатичного лидера.       И вот, очередь из желающих признаться в любви к своему «отцу-творцу» возглавляет доверенное лицо Уёна, Сан. Он, как душа их коллектива, должен первым, своим нежным поцелуем лапки Хона, растопить сердце «грозного папика». И только после всех остальных «деток», в бой должна была вступить «мамка».       Но Хва, оживленный такой идеей, увы, на этот раз, любимчика Уёнку, слушать не стал. И его план по быстрому примирению родителей, к его великому ужасу, только усугубил положение, так как Хва, бесцеремонно подвинув своих горячо любимых деток, нетерпеливо вклинился в очередь за уже начавшим действовать Саном.       Хва, отчаянно торопившийся показать, что его нежные чувства к Хону никуда, после проведенной вне дома ночи, не делись, были восприняты Хонджуном как фальшивка, скрывавшая тяжкий, нет, непростительный поступок — измену.       Бедный Хон пребывал не то что в ужасе, а в полном и безвозвратном ступоре. Но к счастью, дальнейшие признания деток, на этот раз воспринятые Хоном, как спасительный глоток свежего воздуха, не дали ему окончательно сгинуть в пучине тяжелых суицидально-депрессивных размышлений.       «В общем и целом, шоу спасено. И в записи, после обработки и вырезки всех неловких и незапланированных «выходок», будет выглядеть вполне себе живенько и даже интригующе», — утешал себя Уён, теперь уже скорее нервно теребя несчастные подопытные волосы всё того же Сана, всё также прибывающего на его коленях всё время поездки назад в общагу. «Чего не скажешь об отношениях СонДжунов», — грустно добавил он вдогонку своим мыслям, взглянув на этих взъерошенных и растрепанных возлюбленных, похожих на двух бойцовских петухов, после очередного боя, и теперь уже четко осознавая свой собственный промах. От всего этого ему стало так неуютно и не по себе, что он еле дождался, когда они с Саном останутся наедине. Чтобы наконец расслабиться в его нежных искренних объятиях, прийти в себя и собраться с мыслями, под действием его живительных поцелуев.       Да, там в машине он испытывал угрызения совести, за то, что сплавил Хва в гости к своим друзьям, но как только Сан припал к нему всем своим телом, он на время забыл обо всём, что терзало его нежную, восприимчивую к чужим страданиям душу. Это работало только в объятиях Сана, только так он мог очистить свой ум и сердце для полноценной жизни без боли и переживания за чужие страдания от недостатка любви. И Уён каждый день благодарил судьбу за то, что она подарила ему Сана. И для Уёна уже совершенно неважно то, что Сан сам себя подарил Уёну, долгих пять лет назад. Это было лишь подтверждением того, что они с Саном должны были принадлежать только друг другу и никому больше. «Добродушный и наивный Ёсан — ни в счёт, милый Хва тоже, медвежонок Чонхо, также в пролёте — он мой младший братишка, Юнхо и Минги тоже вне конкуренции — мои старшие братья, Хоня — понятное дело, родственная сочувствующая всем душа, сама страдающая от неумения проявлять свои нежные чувства…» Список Уён мог бы продолжать долго, но при мысли о Хонджуне Уён встрепенулся, невольно дернувшись в объятиях уже сладко спавшего Сана, спускаясь назад с розовых, похожих на вату, облаков в реальность. Его мысли теперь действительно были чёткими и ясными, как и причина произошедшего с СонДжунами инцидента. Теперь Уён точно в деталях мог представить себе всю картину целиком. Все было настолько просто, что Уён тихо рассмеялся, уткнувшись в волосы Сана, которые и послужили прообразом розовых облаков из его сна. «Ну, и как их теперь лучше помирить? При всех в общежитии или наедине в студии?», — задал себе Уён риторический вопрос, продумывая план действий на очевидный ответ. 8 «Двойной обман»       Вечер субботы, с момента провалившийся на шоу попытки примирения прошло три дня. Верная команда по спасению судна Эйтиз от потопления, следуя указаниям своего боцмана Уёна, за эти три дня тщательно выверенного плана за спиной капитана Хона и его первого помощника Хва, в нетерпении ждут развязки своих «преступных» деяний. Нервно переводя взгляд с экрана телевизора, где шёл новый суперфильм, который толком никто и не смотрел, на часы и обратно. Незаметно, бесшумно прижимаясь каждый к свое паре, от нарастающего волнения и напряжения.       Расчёт был прост, довести бедняг до ручки, расписав их воображаемые плачевные сценарии до предела, до финальной кульминации и заставить встретиться для полного и тотально выяснения отношений. Да, это было рискованно и тяжело, поддерживать шаткий баланс и гармонию в дни их выступлений и стараться по максимуму подвести конфликт к логической концовке.       Не обошлось и без участия добросердечных соседей Стрэев, согласившихся подыграть спектаклю, пустив слух, что Хва с кем-то встречается. Тем более, что это был и их промах, что Хва узнал информацию, не предназначенную для его ранимой психики. На самом деле Бан Чан лишь в этот единственный раз был студии с Хоном. Он помог Хонджуну оценить аранжировку его песни и доработать её.       Хва, после того неудачного раза, не заставить было и носа показать на улицу, не то что прогуляться. Он только и делал, что был вечно занят своей уборкой. То он до блеска, в очередной раз, полировал свои фигурки, то драил полы и иные поверхности, что попадались у него на пути. В другое время, его можно было найти на кухне, занимающимся изобретением волшебного сверхвкусного стейка, способного вернуть былое расположение Хона.       Хон же, большую часть своего времени проводил в их с Хва комнате, вылезая только от сильного голода на запах свежеприготовленного нежнейшего стейка. Но по-прежнему сохраняя километровую дистанцию по отношению к Хва. И оба упрямо играли в молчанку, что было только на руку ушлой команде подстрекателей. 9 Свидание в слепую       Фильм подходил к развязке, время к полуночи, а терпение и стойкость уставших шкодливых деток к концу. Весь сегодняшний день они науськивали одного и отвлекали другого. И теперь из последних сил делали вид, что ничего особенного в мире не происходит. А заодно и клевали носом, так как напряжение родителей всегда незамедлительно передавалось и детям. И в этой компании в последнее время хорошо спали только двое. Совершенно уверенные в своем гениальном плане.       Заботливый младшенький Чонхо, так как Уёну, а значит и Сану, а значит, также и Ёсану, верить теперь нельзя, скормил Хва информацию, считай из первых уст, что Хон хочет видеть его в студии, желая тет-а-тет раз и навсегда поставить точку в их конфликте на пустом месте.       Доверчивому Хонджуну, его правая рука Юнхо, поведал информацию о том, что Хва просил у него помощи снять дубликат с ключа Хона, чтобы показать кому-то студию и его кабинет. «Мол, он бы и сам попросил Хонджуна провести экскурсию по студии и его кабинету, если бы не эта дурацкая ссора и молчанка самого Хона». И, так как в искренности старшего, что Хва только проведёт экскурсию и ничего не тронет, оставив всё как есть, Юнхо не сомневался, дубликат он ему сделал и отдал, но на всякий случай, всё же решил предупредить Хона.       К вечеру Хонджуна, заметившего, как Хва приводит себя в порядок, мгновенно сдуло ветром в его драгоценный кабинет, чтобы успеть прибрать ценные для него и теперь такие неважные и ненужные для Хва стихи и песни. Ведь не мог же он силой забрать ключ или хотя бы сменить замок, не подставив под удар юного наивного Юнхо. А Хва, как истинная леди, ещё битых два часа после ухода Хонджуна, провёл в комнате, красясь и выбирая наряд. 10 Финальное шоу       Хон, примчавшись в студию, лихорадочно метался по кабинету, перекапывая и складывая вновь записки, тетрадки и маккулатуру, скопившуюся на полу и в мусорной корзине.       Его глаза застилали слёзы и он вытирал их внутренней частью рукава. Путался, терялся и начинал заново читать и складывать бумаги. Убирая одни бумаги и подкладывая другие, в то время как слезы, всё чаще норовили залить их все. Капая и на аккуратные строчки уже готовых записанных песен и на беспорядочные, зачёркнутые, подчёркнутые, с добавлениями и исправлениями записи, ещё только зарождавшихся шедевров.       «Как обидно и тяжело понимать, что весь твой труд, вот так в одночасье, становиться абсолютно бесполезным и ненужным».       Хон обессиленно упал в кресло, склонившись над листочком, который нежно сжимал в руках, листочком, который содержал в себе всю гамму чувств Хонджуна к его безграничному внутреннему миру и который с лёгкостью компактно умещался в одном конкретном человеке. Это его новая, но ещё не озвученная ни единой душе песня. Та самая, которую он писал и переписывал, исправлял и дополнял, перекладывая на музыку последних два месяца и которую закончил ровно три дня назад. — Хва! Что ты со мной сделал? — хлюпнул носом Хон, положив листок на стол и в очередной раз утирая слезы рукавом. Он вздохнул и включил синтезатор. Посидев ещё минуту молча, он, дрожащей рукой, ударил по клавишам и кабинет заполнила тихая мелодичная музыка, а затем и такое же тихое пение.       Слёзы продолжали капать, заливая листок кляксами, размывая буквы и превращая их в радужные пятна, но песня продолжала звучать, до самого конца. — Вот, что я готовил тебе на нашу очередную годовщину… — Пять лет, целых пять лет ты был моим всем. С того момента, как я увидев тебя на конкурсе и, не налюбовавшись твоим дебютным выступлением, решил, что должен тебя завоевать, во что бы то не стало. Я делал всё, только чтобы ты был рядом. — Ты хотел «выбиться в люди» и я добился этого для тебя, ты нуждался в своей группе — я для тебя её создал. Тебе нужны были песни — я сочинял стихи, музыка — я дарил её тебе. Всё, абсолютно всё, что я делал — я делал только ради тебя. Я бы и дальше для тебя это делал, но ты… предпочёл меня… кому-то другому…       Хон подтянул к себе ноги и обнял себя руками, уткнувшись носом в колени… — Прости… Прости меня! — послышался до боли знакомый голос позади него. И Хон, не оборачиваясь, не выдержал и зарыдал в голос. — За что? — выдавил из себя Хон, заливаясь слезами… — Ты ведь не виноват, я сам выбрал тебя, — и рукава модного свитера, за считанные секунды, превратились в бесформенные тряпки, насквозь пропитанные слезами убитого горем миниатюрного паренька. Похожего вовсе не на взрослого мужчину 23 лет, сильного лидера группы, а на обиженного мальчишку, чью машинку сломал более сильный и крупный мальчик из соседнего двора. Именно таким Хва запомнил его тогда, на конкурсе. Хрупкий паренёк, храбрившийся и выгибавший спину, как кот, на людях. А как только они оставались наедине — сдувался, мялся и переступал с ноги на ногу, как маленький бездомный, голодный котёнок, который и просить-то не умел, чтоб кто дал ему чего пожевать. Просто мялся и молчал.       Хва подошёл и обнял его со спины. Его горячие сухие руки нашли холодные мокрые руки Хона. — Я тоже люблю тебя, — произнёс Хва тихим, чётким и нежным голосом. И чмокнул притаившегося и умолкшего котёнка-Хона в макушку, которую тот так старательно прятал от посторонних глаз. — Тогда почему ты ушёл к… — Хон замялся, не зная правильное слово.«Нему или ней»? — ему было всё равно, но он не хотел задеть того, с кем пришёл Хва, застав Хона, как это бывает по закону подлости, в самый уязвимый момен. Хон, до сих пор, не набрался смелости повернуться и выяснить это. — Но, я ни к кому не уходил… Глупо, но всё это время я думал, что это ты меня оставил.       Хон недоверчиво, как маленький ёжик, раскрутил свой клубок, спустив одну ногу на пол, продолжая держать Хва за руку и медленно поворачивая кресло, оглядываясь по сторонам. Наконец, он взглянул на мягкий домашний спортивный костюм Хва и спросил: — Но? Я сам видел, как ты собирался… — Хон не стал договаривать, куда именно. — И тогда, ты же у кого-то ночевал?.. — Хон снова начал хомячиться в клубок, смутившись своих собственных слов.       Хва давно уже понял, как их любимые детки, одурачили своих доверчивых родителей, поэтому его лицо озаряла спокойная широкая улыбка, которая так нравилась Хону. И Хон, подобно ёжику, то втягивал голову в плечи, снова утыкаясь носом в коленки, то любопытно высовывался и рассматривал Хва.       Хва некоторое время молча наслаждался этим зрелищем, не переставая улыбаться. А затем взял крепче руку Хона, который так и не отпускал руку Хва и потянул на себя, заставляя этого милого ёжика раскрыться окончательно. Он перетащил того на диван, усадил напротив и тихо поведал свою историю. Начиная от похода в гости и заканчивая сборами на свидание с Хоном. — В конечном итоге, я подумал, что вся эта мишура, будет тебя лишь смущать и просто одел так любимый тобой мягкий спортивный костюм. — закончил своё повествование Хва, пододвигаясь к Хону ближе и предоставляя тому возможность самому убедится в этом. — В добавок, я стёр весь мэйкап, умылся и приехал, — Хва придвинулся ещё ближе и наклонился вперёд, демонстрируя свою безупречную кожу поворотами головы и закрыв глаза, в подтверждение своих слов. И Хон не выдержал, он купился. Потянув руку и проведя по гладкой шелковистой коже Хва.       Тот по-прежнему не открывал глаза, только замер, давая возможность Хону более детально изучить его лицо, чем тот и занялся. Продолжая гладить и ласкать Хва, проводя своими нежными тонкими пальчиками по его лбу, скулам, подбородку, губам, шее… жадно притягивая к себе другой рукой ближе и ближе…. пока их губы не соприкоснулись в едва уловимом поцелуе. Хон не закрывал глаза, он наблюдал и ждал. Теперь настала его очередь ждать, кусая собственные губы, чем ответит ему Хва. И Хва ответил. Он прикусил губу и открыл глаза. Встретившись взглядом с Хоном и удерживая зрительный контакт, он улыбнулся, обоими руками взял Хона за шею, притянул к себе и переведя взгляд на его губы неторопливо поцеловал. Один раз, два, три… Игра продолжалась, с каждым разом пауза становилась всё короче и короче, но всё же, это было слишком лениво… Пока Хон сам не подтянул его к себе за талию и не впился в него губами в сладостном упоении.       Спустя пару минут в комнате стало невыносимо жарко от бесчисленных поцелуев, которыми обменивались парни, изучая губы, шею, щеки друг друга. И им слишком мало оставалось места для изучения. И одежда полетела на пол. Предоставляя парням большую площадь для нарастающей бурной деятельности и избавляя от внутреннего жара рвущегося наружу.       Нет, младшие мемберы, детки Эйтиз, напрасно волновались и ждали старших, родителей, домой на ночь. Хва с Хоном не пришли. СонДжуны вернулись домой, когда солнце уже взошло. Обнаружив крепко спящие парочки бандитов у работающего телевизора. А до этого, они нежились в объятиях друг друга, впервые, по настоящему вместе, встречая рассвет и желая друг другу доброго утра, обмениваясь нежными поцелуями. — Аньё? — Анъё?