Бояться — естественно

Тобио всегда был влюблён в Шоё. В маленького центрального блокирующего из старшей школы. Вечно перевозбужденного. Импульсивного. Уязвимого. Наблюдать со стороны за этой оргией саморазрушения противно. Безысходно. Отвратно. Мысли путаются. Ты наверняка близка к безумию? Забавно. Ты знала эту часть жизни Кагеямы еще со времен учебы. Все о ней знали. Шептались по углам, смотрели на мальчишек косо. Тебе было плевать. Раньше. Ровно до момента, пока ты не уставилась на знакомое лицо в дверном проеме. Его голос был грубым. Его повадки были омерзительными. Все будто резонировало в теле, наполняя каждую, произнесенную Тобио фразу, глубоким раздражением. — Наша семья готова пойти на небольшой риск, — твой отец говорил это с такой легкостью, будто бы впаривал просроченный продукт на рынке. Кагеяма смотрел на тебя так пристально, что хотелось вырвать ему глаза. Ты ничего не могла поделать с этой мыслью, только таращилась как дура, пока обдумывала произошедшее. Эта жизнь больше тебе не принадлежит? Все что нужно для того, чтобы стать несчастной — родиться в семье, где ты сродни товару для удачной сделки. Выходя из помещения, ты думаешь лишь о том, каким будет твое будущее теперь — с фамилией Кагеяма. В доме, в котором будет ненавистно всё: от некогда любимой кружки, до "внимательного и заботливого" мужа. Складывая вещи по коробкам ты слышишь голос матери. Он похож на призрака — тонкий, тоскливый, пропитанный ощущением неизбежности. Хочется отстраниться, закрыть уши, немного покричать и выдохнуть. Не думать о том, что она тоже причастна к сделке. Не представлять все стадии внутреннего разложения, когда увидишь суженного на кухне, вашей, уже общей, квартиры. Следующий день был не особо теплым. И речь не о погоде. Просто, делая шаг через порог своего нового дома, ты внезапно осознала, что город для тебя опустел. Людей было много, вон они — за окном. Гуляют и щебечут о чем-то. Влюбляются. Дружат. А тебе хотелось просто невидимкой осесть между двумя собеседниками и на миг раствориться в чужих проблемах. Какими бы они не были — тяжелыми, как смерть близкого или также легко решаемыми, как непонятая тема из домашнего задания. Любыми, но чужими. Любыми, что займут твою голову и позволят не думать о собственной жизни, так стремительно мчащейся под откос. Также, как язык порой тыкается в разодранную на нервах щеку, так и ты, снова и снова возвращаешься к воспоминаниям о беззаботном существовании еще пару месяцев назад. Когда ты — еще обычная выпускница, боящаяся говорить громче или быть выделяющейся из общей толпы. Когда тебе не нужно по утрам натягивать улыбку и засыпать содержимое пакета в кофемолку. Теперь, ты лишь хватаешь первый кусок пережаренного бекона за завтраком и понимаешь, что твое привычное — такое же мерзкое, как стекающее по пальцам масло. Этой ночью для того, чтобы начать что-то чувствовать, слишком зябко. Но ты лишь украдкой присматриваешься к новому сожителю. Тогда, когда его черты лица разглаживаются и он перестает выглядеть таким опасным. — Хочешь еще? — повторяешь ты день изо дня за ужином, поднимая над плитой сковородку, демонстрируя содержимое. Получаешь лишь отрицательный кивок в ответ и замолкаешь. Потом идешь в ванную и вновь пытаешься смыть с себя этот вечер, выдирая его остатки мочалкой с кожи. Тебе кажется, что никто не знает твоего имени. Никто никогда не слышал сколько тебе лет, где ты училась, какой у тебя характер. Возможно, никому из всего твоего окружения это просто не интересно. Иначе почему они так просто тебя оставили? Начиная беседу за очередным ужином ты не знаешь, зачем еще раз пытаешься завязать разговор. Ваше общение откровенно пугает. Оно натянутое, совсем не такое, каким должно быть у людей, засыпающих в одной постели. Или просто люди с таким общением не должны делить тайну ночи вместе. И тем не менее — ты хочешь больше. Спрашиваешь лишнее, веселеешь от его глупых метафор. Тобио всегда был таким или это алкоголь так бьет в твою голову? Кагеяма редко смеялся вслух, но сейчас это было приятно. Он выбирает тебя, как невинную овцу, как пастух, направляет разговор в нужное русло. Ждет подходящего момента, будто камень. И говорит, а ты широко открываешь глаза и смотришь на его сведенные брови. Сомневаешься в том, что слышишь, но понимаешь, что ужас отступает. Шаг за шагом остается позади. Твое интеллектуальное высокомерие приводит его в восторг, а тебе начинает нравиться его бунтарская легкость. Он рассказывает тебе о школьных временах, о маленьких безрассудных мальчиках, которые не знали что делать со своими чувствами. О страхе. Говорит, что бояться естественно, а ощущать что-то к товарищу по команде — нет. Ты делаешь возмутительное замечание, а потом воздух пронизывает натянутое молчание. Тишина накаляется и вы отправляетесь спать. До свадьбы остается пара месяцев. Ты смотришь на захлопнутую с треском дверь и чувствуешь себя лучше. Потому что сейчас ты одна. И пробудешь без Тобио еще пару недель. Засыпая, ты почему-то вспоминаешь, наполненные светом, голубые глаза. Образы приходят к тебе в голову очень отрывисто, но ярко. Рука сама опускается между ног, а изо рта вырывается громкий стон. Он никогда его не услышит. Никто его не услышит. Выключив воду в раковине, ты вытираешь ладони полотенцем и смотришь на свое отражение в зеркале. Оно начинает казаться тебе мерзким, таким же, каким когда-то ты представляла себе Тобио. Теперь, кажется сам мозг тебя обманывает, рисуя перед глазами приятные образы. И ты начинаешь мириться со своим заточением. Ты нажимаешь кнопку пульта и усаживаешься перед телевизором. Видишь спину своего будущего мужа, и будто бы нарочно, оператор переводит фокус на рыжеволосого мальчишку из команды соперника. Кажется, будто бы ты начала ненавидеть даже его запах, который раньше никогда не слышала. Ревнуешь? Признайся. Не важно, ты все равно никому не можешь рассказать о своих беспокойствах. О кошмарах и ужасах, таящихся в ночи. Или в солнце. В яркой улыбке, которая озаряет все вокруг, когда их с Кагеямой глаза встречаются. Ты молча выключаешь телевизор и берешь телефон. Открываешь мессенджер и пробегаешь глазами по старым сообщениям: "Купи рис", "Буду в 10", "Сегодня заедут родители", "Отель снят еще на пару дней, но я вернусь домой после игр". Набираешь трясущимися пальцами короткое предложение и бросаешь гаджет на подушку. Умываясь ледяной водой, ты понимаешь, что он уже не придет. Неустанно продолжаешь нажимать кнопку вызова, но все тщетно. Какое-то странное чувство: будто бы тебя сначала загнали в угол, потом заставили в нем обжиться, а после — насыпали гвоздей на пол. Ты спешишь убраться прочь, быстро запихиваешь любые вещи в сумку, которые еще кажутся тебе твоими. Обводишь взглядом обжитую квартиру и закрываешь за собой дверь. Садясь в самолет, ты вспоминаешь, как пол года назад твоя жизнь еще была реальной, полной криков и смеха. А потом вспоминаешь, как тебя выбрасывают прочь, захлопывая клетку снаружи. Сейчас все кажется страшным сном. Иногда ты все еще кричишь по ночам, а потом чувствуешь, как теплые пальцы смахивают твои неконтролируемые слезы и выдыхаешь, утыкаясь носом в родную грудь. На зрительском ложе ты для того, чтобы поддержать единственного близкого человека. Того, кто собрал твой мир по кусочкам и сделал его цельным. Показал как жить заново. Это ведь Олимпиада, ты обязана быть здесь. Ты радуешься и кричишь на каждой его эйс-подаче и больше не вспоминаешь о своих ночных кошмарах. После игры вы подходите к автобусу. Твой муж суетится, с улыбкой отвечая всем друзьям, собравшимся уезжать вместе с вами. Озираясь по сторонам ты выцепливаешь в толпе черную, как уголь, макушку. Он оборачивается. Встретившись с Кагеямой взглядами, ты одариваешь его самой холодной ухмылкой и сильнее сжимаешь руку Тоору, отворачиваясь и садясь в машину.