История на двоих

The Paper Kites — Willow Tree March Raury — God’s Whisper

— Начинается! — Давно пора, полночь уже вот-вот. — Это что, сам Ворон? Смотри, вон там. — Он сегодня Облечённый? Серп луны с трудом пробивался сквозь грозовые тучи, нависшие прямо над нашими головами, и от того сгустившаяся мгла казалась всепоглощающей. Единственное, что могло разогнать её, испугать, это свет. Костры возвышались на несколько метров, снопы искр вздымали в небо, оттеняя нашу толпу от чернеющего позади леса. В центре полукругом стояли первокурсники, взирающие на своего Облечённого, того, кто ручался за них перед внимательным взором Богов. Вороном звали Севира Илларионовича, замдиректора академии и крайне известного в мире ведающего. Птичьи прозвища давались всем учителям без исключения — ещё одна многовековая традиция, пришедшая вместе с гимном, вот только преподаватели во многом ненавидели эти правдиво-глумливые словечки. Мало кому хотелось быть Чижом, Дудаком или Ягнятником. Севир Илларионович и вправду походил на ворона, даже слух ходил, что он умел в него оборачиваться, и если зайти ночью на самую высокую башню, можно заметить его, облетающим свои владения. Сейчас же искажённое тенями бледное скуластое лицо приобрело звериную хищность, длинные чёрные волосы разметались порывистым ветром, как и вздымающиеся полы извечно мрачных одеяний, которые в кои-то веке разбавила золотистая вышивка. Он возвёл руки к небу, и в тот же момент воцарилась тишина. — Опустите головы, Боги смотрят на вас. Встаньте на колени, вернитесь к земле, — испуганно внемлющие первокурсники не сдвинулись с места, и Ворону пришлось повторить с напором, — Встаньте на колени. Лишь тогда те, будто очнувшись ото сна, поняли, что обращаются к ним, и опустились на землю, пачкая белые рубахи. — Я — ваш Облечённый. Я представлю вас Богам и вознесу просьбы о силе. Этот ритуал, посвящение повторялось из года в год и, конечно, не могло быть так популярно среди учащихся. На деле же все пришли сюда за другим — танцами до рассвета, что тоже были в некотором роде частью ритуала, и потому никем не возбранялись. После того, как первачки исполнили требу: сорвали с шей носимые весь день красные ленты — облик их силы, — и бросили в пылающий костёр, началось всеми долгожданное празднество. Трель музыки: флейты, волынки и бубна, с ходу заставляла пуститься в пляс. За инструменты и веселье на этом вечере отвечали ребята из музкружка, желали они того или нет. — Пойдём! Я подзамёрз, как раз согреемся. — Нет, не хочу. Не смотри ты так, ты же знаешь какой из меня танцор, — это было полуправдой, ведь на деле все мысли поглотил странный чужеродный голос в голове, который резко появившись, так же резко испарился. Даже для ведающих такое ненормально. Только Измагарда так просто не пробьёшь, не тогда когда он уже всё решил за тебя. — Знаю, в том-то и дело. На Дожинках ты отжигал знатно, — долго стоять в стороне тот не мог, не умел и не хотел. Смех других подбивал приобщиться к пляскам, не теряя ни секунды, потому схватив меня за руку, он вытянул нас в самую гущу событий, — Чем ты опять забил голову? Давай веселиться, забей уже. Может, стоит послушаться? Всё равно сбежать из танцующей толпы отныне стало невозможным, ведь одна из девушек, задорно улыбаясь, втянула меня в кадриль, совершенно проигнорировав стоящего рядом Измагарда, который от такой наглости даже оторопел, а после вклинился к нам, желая проучить чертовку. Конечно, как же его великолепную сиятельную персону оставили без внимания, такое никак нельзя пустить на самотёк. И вот зажатый меж двух огней, я оказывался в паре то с ней, то с ним, как будто они делили меня, а не друг друга. Решилось всё в тот момент, как мы вновь меняли партнёров, и, слава восьми Богам, эти двое, наконец-то, встретились лицом к лицу, а меня высвободили из своей паучьей сети. Их выходка развеселила, я совершенно позабыл обо всём, став увлечённым зрителем сего спектакля. Губы даже растянулись в улыбке, и я перевёл взгляд на девушку, оказавшуюся в моих руках. Отчего-то она показалась мне знакомой, как дежавю, образ из сна. Её мягкие черты лица, свободно распущенные каштановые волосы, что растрепались танцами, теплота ладоней, сбитое дыхание — всё это я знал, видел. Глаза, как малахит, смотрели в мои с задором и любопытством, прищурившись. — Что? Ещё сильнее улыбнувшись и крепко сжав мою ладонь, та повторила: — Мы нигде не встречались? — Нет, — откуда такая уверенность, Север? — Правда? — мы подступили ближе к костру, и он осветил наши фигуры, — А вот у меня такое странное чувство, не знаю даже как объяснить… — Это самый ужасный подкат, что я слышал, — упустить шанс поддеть никак не мог, в довершении выгнув лукаво бровь и нацепив одну из Измагардовых улыбочек. Тот, к слову, давно скрылся из виду, да и мне как-то стало не до него. Всё внимание приковала улыбчивая девушка в моих руках. Что-то всё же было в ней странное, интересное… Что-то не дававшее покоя. Она даже не смутилась в ответ, как мне хотелось, а наоборот рассмеялась. Я недовольно вперился в неё. — Очень остроумно, — блеск на её губах отсвечивал, я лишь на секунду отвёл взгляд, — Я Селена, будем знакомы. — Севериан. Её брови удивлённо приподнялись, а взгляд изменился. Она посмотрела затаённо, как-то расчётливо и оценивающе. — Что-то не так? — Да нет. Просто необычное имя. Что-то не договаривает, ясно как день. Но, что? Боги, кто же так играет, когда хочет что-то скрыть? Только добавляет интриги. — Вроде самое обычное, а… Неожиданно, мелкая дрожь охватила тело. В груди закололо так сильно, будто сердце стало игольницей. Одна иголка, вторая, десятая… Боль накрыла разум, я неосознанно смял рубашку. Хотелось кричать, но горло будто сжали, ни звука не выдавить. Дыши-дыши-дыши. — А ну иди сюда! Думаешь, я спущу тебе это с рук, ублюдок?! И вот черная пелена спала, в миг вернув погасшие цвета и звуки. Я, тяжело дыша, приподнял голову и огляделся. Что это вообще было? Кричал какой-то парень со шрамом на лице. И кричал он на меня. Селена стояла за его спиной, напуганная и озадаченная одновременно. Её взгляд на меня утерял ту теплоту и сделался резким. Что я сделал? Что я, мать вашу, сделал?! — Язык проглотил, ага? А как на девчонок кидаться, так смелости охренеть как много, — он схватил меня за ворот рубашки и воззрился, не иначе как с желанием убить. — Я, что я сделал? Этот вопрос только сильнее взбесил его, желваки заиграли на лице. — Козлина, для тебя это ничего не значит, а?! — он уже занёс руку, а я зажмурился, не видя как уйти от удара, только бессильно вцепился в плечи. — Эй ты, отошёл от него! Кулак всё же прилетел по лицу, но часть силы утерялась из-за внезапного окрика. Вот же!.. Больно! Если это только половина, то ещё чуть-чуть и мне бы вышибли мозги. Так жгло, что даже слёзы выступили — никак не сдержать. Стойте, а не та ли это щека, по которой сегодня лупил отец? — Легрант! Хочешь, чтобы я тебя нашинковал, так пожалуйста! Дерёмся силой, как мужчины, а его не тронь! Иначе пожалеешь! Измагард помог мне подняться и, окинув беспокойным взглядом, удостоверился, что всё почти порядке. — По-мужски? Ты нигде не ошибся? Легрант, точно… Очередной враг Измагарда, у которого руки чесались всякий раз, стоило тому одеться не так или высказать неправильное мнение. Измагард уже вытянул руку, собираясь призвать посох. — Ошибся здесь только ты, дорогой, — ядовито выплюнул он. Легрант не отводил от того взгляда, распалённого и дикого, абсолютно утеряв какой-либо интерес ко мне. Ироничная улыбка говорила о его предвкушении достойной драки — как же, целое лето не виделись. Я удерживал Измагарда за плечи, пытаясь хоть как-то помешать им, но всё внимание приковала Селена и крутившиеся вопросы: «Что я сделал? Почему?..». — А ну убрали силу, разошлись! Вы захотели вылететь из академии?! Ох, дорогая Аделина, как же я рад тебя видеть, ты не представляешь! Она пришла не одна, а с Ирен, своей заместительницей, и вдвоём, те обладали мощью и влиянием достаточным, чтобы приструнить всех. — Мы!.. Внезапно костры погасли. Все разом, как по щелчку пальцев. Воцарилась кромешная темнота, глаза ничего не видели. Мы застыли. — Что за?.. Неосознанно все, стоящие рядом, подобрались ближе, лишь бы чувствовать присутствие друг друга. Я вцепился в Измагарда, а тот, подавшись тревоге, ухватился за руку Лукерия. Паника среди учеников нарастала, и поляну озарили напуганные крики. Стало только хуже, когда, перекрикивая всех, разнёсся девичий восклик: — Это Тени! Тени! Бегите, скорее!