Осьмушка

- Пенни? Пенелопа Уортон? Не бойся. Можешь не прятаться. Меня зовут Виктор Дрейк, я из управле... Костлявый лютый зверь бросается на Дрейка из тёмного простенка, бьёт бестолково, но сильно и с отменной яростью. Дрейк с маху прикладывает зверя об стенку, ловит за худую пясть. - Пенни! Спутанные неопрятные волосы, тусклые, в рыжину. Прыщавое юное лицо - черты вполне человеческие, и всё же с некой раздражающей неправильностью. Бледные брови выламывает "домиком", губы жалко трясутся, и Пенни принимается скулить: - Ы-ы-ы-ы-в-в-в-в-в-в... С кем другим бы сработало. Дрейк видит и чует больше - и успешно уворачивается от быстрого пинка в колено. Ну что же, не хочешь по-хорошему... Дом - давно заброшенная развалина - того и гляди обрадует проломом в гнилом полу или куском старой штукатурки с потолка, драться несподручно. Да только вот беда: пара лещей и встрясок отнюдь не могут образумить пойманное чудище, а только подзадоривают его злость. По сравнению с крупным и хорошо обученным всякому бою Дрейком Пенелопа Уортон - мелюзга. Но уж и лютости ей не занимать. Виктор Дрейк не в восторге от того, что приходится причинять боль, но заломленное запястье наконец-то заставляет Пенни перестать. - Да не враг я тебе, слышишь! - Дрейк проглатывает слово "тупица". - Вот!! Читай! Неловко левой рукой доставать ксиву из правого кармана, а что поделаешь. Держит удостоверение перед лицемордочкой Пенни. - Отдел нечеловеческих рас. - произносит она медленно, ломким подлеточьим голосом. - И при чём тут я. - Сейчас я тебя выпущу, - говорит Дрейк. - Можешь уйти, гоняться не буду. Но можешь и послушать, что я скажу. Дело твоё. Ввернёшься полицейским - церемониться не будут. - Ладно, - шмыгает носом Пенелопа Уортон. - Послушаю. Пусти. *** Сидят на полу друг напротив друга - Дрейк устраивается поудобнее, расстёгивает куртку - больше не для себя старается, а чтобы вроде как внятнее показать свои мирные намерения. Пенни сидит подобравшись - чтобы в любой момент вскочить. - Давай так. Я начну рассказывать о тебе, а ты поправь, если ошибусь где-то. Или дополни, если сочтёшь нужным. Пенелопа кивает, откидывает свесившиеся на глаза патлы. - Родилась ты шестнадцать лет назад и сразу попала в переплёт, так. - Синдром грёбаного Шмида, - хмыкает она. - Отклонения. Да вы сами видите. Неудивительно, что от меня сразу отказались. - Кошкин глаз и прочее, - кивает Дрейк. - Однако ошибусь ли я, если скажу - при этом ты почти никогда всерьёз не болела? - Ну... не чем все, - отвечает Пенни. Даже когда ветрянка ходила, а мне хоть бы хны. Или кишечная зараза тоже. Кашлять я притворялась пару раз, правда. Вши вот бывали. И какая-то хрень кожная. - Ты четыре приёмные семьи сменила. - Со мной трудно, блин. *** "И диагнозы у тебя как грибы плодились, что ни год, - думает Дрейк. - При твоём-то жильном здоровье. Я читал. Умственная отсталость, лёгкая степень. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. В двенадцать - аж три "косметические" операции..." Потом - аменорея. И в четырнадцать будьте нате: половая психопатия. Та ещё... формулировочка. Пенни потирает помятое запястье, смотрит в упор, не отводит взгляда. - Только Шмид этот у тебя всё равно не сходился, как ни крути. - Нетипичная картина, - кивает Пенни. - Разрез глаз... опять же и челюсти. Неправильные, да и не совсем шмидские, верно? И низкорослостью ты отродясь не страдала. Вот уж это точно. Небось к прозвищам вроде "дылды" и "переростка" ещё лет с пяти привыкла. - А ещё ты часто слышала... всякое. Что было вроде как не для твоих ушей. Через дверь. Через стену. Пенни неприятно усмехается. - Сперва, пока совсем дурёха была, ох и влетало мне за это. А потом ничего... наловчилась пользоваться. Некоторое время оба молчат. Виктор Дрейк думает, как же это трудно - по нескольку часов каждый день просиживать почти без движения над грамматиками и прочими задачками, когда ноют жилы по хорошей игре, плясовой, драке, по вольному бегу. Как давят все множества запахов и звуков, о которых толком никому и не расскажешь, потому что никто тебе их не объяснил - и ты даже не владеешь правильным языком, чтобы рассказать о том, что ощущаешь. - А скажи... шрам у тебя есть? Под животом, под низом. Извини, что спрашиваю. - Вот такенный. Вроде у меня там органы все были какие-то неправильные. А теперь вообще хрен пойми что. - ухмыляется нахально. - Показать? - Не надо. Так верю. *** - В третьей семье у тебя вроде всё шло неплохо, да? А потом что-то случилось. Скандал вроде какой-то. С этой девушкой из твоей тогдашней школы. Как её имя? Что-то я запамятовал. Пенелопа краснеет густо, персиковым румянцем по бледно-пепельной коже. Выдыхает трудно: - Мэй. - Красивая? - спрашивает Дрейк. Пенни пожимает широкими костистыми плечами. Тогда Дрейк спрашивает иначе: - Она хорошо пахнет, правильно? Пенни втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Трёт ладонью лицо. Прикусывает губу. Потом начинает говорить. Что Мэй пахнет как Мэй и никак иначе, и никто и ничто в мире больше не пахнет так, и нет никаких слов, чтобы об этом рассказать, а от молчания, оказывается, бывает очень больно. И башка будто становится набита сладкой ватой, между рёбер дерутся голодные виверны, а ниже, в животе, плавится хренова лава. А потом над тобой смеются, а потом на тебя орут, а потом всё летит к чертям собачьим, а потом тебя увозят, а потом... - А Дэвис и Атт здорово тебя доставали? - вдруг спрашивает Дрейк. Да уж наверняка. И не только они. Год назад ты однажды дала отпор. И наказали тебя. Тебя, а не их. - У меня есть один друг, - продолжает Дрейк. - Мне показалось, он немного похож на тебя. Иногда, если приходится драться, защищать себя, он вроде как себя забывает - ну, и машется как бешеный. А потом ему другой раз и вспомнить трудно, чего натворил. С тобой было так же? *** - Посмотри-ка, Вик. - ухмыляется Джек Холт. - Что скажешь? Новостейки в одном из пригородов Аргесты - то ещё месиво. Двое подростков найдены жестоко убитыми. Если точнее - забиты насмерть. И ещё одна девочка пропала. Из "особых", ха. С отклонениями. Холт - Тшешш из Пожирателей Волков - доволен, будто только что в карты выиграл. - На фотку глянь. Тупозубые иногда и в упор ничего не видят, твари. - Четвертинка? - спрашивает Виктор Дрейк. - Скорей осьмушка. Но не так тебе спроста осьмушка - золото. Я не я буду, Вик, если это не он... не она их так размазала. Отправляйся сейчас. Найдёшь мне эту Пенелопу Уортон, из-под земли мне достань. Если копы первые до неё доберутся - перейми как хочешь. Хрустит мослами пальцев, поводит плечами под дорогим пиджаком. - Считай, я нутром чую, Вик. Ведь людьми выращен этот ососок, как свой. Там и рожу особо сильно править-то не придётся. А ухватки их небось впитал словно родненький, и при этом силы и лютости не растерял, может, и больше только яду набрался. Нам теперь его дорастить пару-тройку лет - ты соображаешь, какая от него может быть польза?.. Пусть и правильной крови в нём всего осьмушка... ни за что не поверю, что человечик в нём сильнее орка. *** Виктор Дрейк глядит на бледно-пепельное лицо Пенелопы, усеянное там и сям вполне людскими прыщами. Едва различимая масть старых, коренных Каменных кланов, весточка последней Орды. - Не-ет, - тянет Пенни, покачивает кудлатой головой. - Никакого не было беспамятства. Они за мной шли... издевались. Но когда я начала бить, я понимала, что делаю. Молчит. Улыбается ласково. Настолько по-тшешшевски, что у матёрого перелицованного орка Вертая, Виктора Дрейка, лёгкая дрожь идёт по загривку. Добавляет: - Наверное, смерти они и не заслуживали. Но если бы пришлось, я бы то же самое повторила. Повторила бы... а ведь вы такой, как я. Правда? На вид не сказать, но оно аж зудит. Мы похожие. - Не совсем, - отвечает Вертай. *** Вертай за рулём уже много часов. Догоняется крепким кофе на заправке, покупает поесть. Когда нормальная дорога кончается, Вертай успевает крепко порадоваться выносливости славной своей тачки - где только не носят иногда черти помощника господина Джека Холта по различным рабочим задачам. Второй дорожный рассвет пылает над третьим из великих озёр Запада, и хорошо видны голубоватые дымки далёкого стойбища. - Жить будешь трудно, но весело, - говорит Вертай на прощанье косматой подлетке-осьмушке. - Недобитки тебя всему научат. - И они такие же, как я? - Много общего, - кивает Вертай. - Родня. Пенни, ты - кровный орк. На какую-то часть. Межняк, записанный когда-то как Пенелопа Уэртон, встряхивает грязноватыми патлами, глаза кошечьи горят. - Старшачат там двои - орк и человек. Самое то что надо для тебя. Придёшь, всё им расскажешь. Брехать не вздумай - орчара твои враки нюхом учует прежде, чем ты до конца доврёшь. - А вы со мной не пойдёте? - Если пойду, так глядишь на месяц там и останусь, как перед начальством потом покажусь. Теперь уж к зиме только навещу, если живой буду. - Ладно. Пенни немного мнётся, потом протягивает ладонь. Вертай отвечает человечьим рукопожатием. *** "Ещё лет пять назад я бы точно отвёз тебя к Тшешшу, - думает Вертай. - Может быть, ему-то я и смогу внятно обосновать, почему вместо этого я отправил тебя к недобиткам, к Штырь-Ковалям. Но себе-то я точно этого не объясню".