Игра на контрастах

На прощание Сэм звенит связкой ключей от их входной двери и уходит за покупками в местный ближайший продуктовый магазин, который в двух-трех километрах от их нынешнего пристанища. На новую землю, так сказать. Барон желает ему не сгореть на улице, ведь там ужасная жара, под 35 градусов. А Баки вынужден спрятать внезапно появившуюся ухмылку в бионическом кулаке, потому что до него спустя мгновение доходит — барон на самом-то деле желает обратного. Перед тем как уйти, Сэм, конечно же, настоятельно просит не сводить с барона глаз. Да как просит — почти приказывает, если не приказывает вовсе, по-настоящему. Он всегда так делает, но ему удается говорить это так легко, будто сам уже сотню раз оставался наедине с Земо и единственное, что делал — не сводил с барона глаз. Наверное, даже и не моргал, бедный. Баки думает: «Легко сказать, да тяжело сделать». Но озвучивать даже не пытается, Сэму-то все равно будет. Они остаются вдвоем. Одни. Одни вдвоем. Земо тут же разворачивается на пятках и пропадает из виду, следуя по выученному наизусть маршруту прямиком в ванную комнату. Капризный барон как те многие дети, что находят утешение и спасение от обязанностей с родителями, сидя в ванне по несколько часов. Если бы Сэм сейчас вернулся по известной лишь одному ему причине (может, телефон забыл), то застал бы последствия того, как еще в самом начале его полупросьба-полуприказ влетела в одно ухо и вылетела из другого. Баки неподвижно сидит в кресле, буравя дощетчатый пол, а барона и вовсе след простыл. М-да уж… Хоть сиделку нанимай. Но на зло гипотетическому Сэму, проходит всего лишь десять минут, прежде чем отворяется дверь, выпуская наружу взъерошенного Земо. Он похож на новорожденного мокрого котенка, отчего и спешит пригладить торчащие завитки локонов ладонью. Баки делает глубокий вдох, незаметно вздымается его грудь под черными одеяниями, и он пытается снова. Как говорят, попытка — не пытка? Тяжело не сводить глаз, особенно если Земо который раз за день мотается в душ и обратно, не удосуживаясь надеть что-то помимо излюбленного халата. Баки и сам не знает откуда такая уверенность, что под ним ничего нет. Сказали бы ему, что под одеждой все люди голые, он бы натурально удивился. Тяжело не сводить глаз, когда Земо пушинкой приземляется на кожаный диван — тот даже не скрипит и почти не кукожится, — укладываясь на спину и подоткнув под шею подушку, когда он закидывает ногу на ногу, а полы его излюбленного халата растекаются вниз по бокам, оголяя икры, и затем бедра, а после — Баки отводит взгляд. Попытка — не пытка, а целая пыточная с изощренными инструментами, назначение которых знает только лишь их кузнец. Кажется, Баки слишком долго смотрел, даже по собственным меркам. Делал он это лишь по просьбе Сэма, но, судя по всему, успеха из их троицы вновь добился барон, хоть и был причастен косвенно. «Не своди с него глаз» — сказал Сэм и Баки воспринял буквально. Этим Земо и воспользовался, пока красовался перед ним все это время. Чертов манипулятор, думает Баки. Он Мстителей расколол, что ему какой-то Джеймс Бьюкенен Барнс. Каково бы было удивление Баки, если бы он узнал, что Земо просто ведет привычный и самый обыкновенный образ жизни, характерный для такой-то жары. Он просто торчит под ледяными струями несколько минут и возвращается, так сказать, обратно в свет, когда более не может терпеть, а пальцы на руках и ногах начинают коченеть. Но Баки не узнал. Кто ему скажет — барон даже не догадывается, что его подозревают в подобных манипуляциях. Поэтому Баки прикрывает глаза, чтобы совладать с собой, но тут же жалеет об этом — на изнанке век проявляются рассеянные картинки очень цветастого содержания. — Zimnyi Soldat', — вдруг мягким полушепотом произносит Земо, вспарывая голосом-острием сплошное полотно тишины. Картинки пропадают так же резко, как и появились, а Баки уже готов как полагается среагировать на ранее триггерные слова — то есть, подойти к их источнику и хорошенько отделать, на крайний случай, угрожающе попялиться, — но теплый, уставший тембр заставляет прислушаться, держать ухо востро. Прислушаться не только к барону, но и к самому себе, где слова продолжают отражаться стихающим эхом мольбы. Земо умоляет его. Единственной лишь фразой, двумя словами, из которых одно — Soldat' — с бархатно-хрупким, устремленным ввысь окончанием. После подобного становится ясно, что он не приказывает и не собирается. После этого не последует никаких команд. Никаких «Vpered», никаких «V ataku». Он не нашел способа лучше обратить на себя внимание, хотя прекрасно понимал, что оно обращено уже давно. — Хватит. Какого хрена ты до сих пор зовешь меня так? — Ну. Потому что, отчасти, это ты и есть, Джеймс. И еще я посчитал, что в данный момент, в такую поистине адскую жару это будет смешно, согласись? От тебя ж прямо холодок исходит, тянет как из приоткрытой морозилки, — он прыскает со смеху. Даже это выходит до того устало и лениво, отчего Баки сначала кажется, что с этим смехоподобным хрипом из барона заодно выпарилась и вся жизнь. Баки прикусывает щеку изнутри и будто проглатывает язык. С его словами точно не поспоришь. — Да, очень смешно. Прям живот надорвешь. — Раз теперь я привлек твое внимание, — Баки хмыкает, — я сердечно прошу тебя достать лед из холодильника. Пожалуйста, Джеймс. Я залил воду еще с утра, так что к данному времени, — задирая рукав халата, он сверяется с наручными часами, — она должна уже замерзнуть. — Да пошел ты, — возмущается он. — Я бы с превеликой радостью, да вот идти не получится. Мне кажется, если хоть на миллиметр сдвинусь, скончаюсь прям на месте. Баки откидывается обратно на спинку кресла и склоняет голову вбок, оценивающе. — Вот и отлично. — Нет здесь ничего отличного, Джеймс. Вам пока что нельзя меня терять, я — бесценный. Чертов манипулятор, снова думает Баки. Вставая из кресла, он проходит мимо Земо, вынужденно смотря вниз, на свои ботинки. — Прикройся для начала, — он легонько кивает в сторону того места, которое нужно прикрыть. Глаза Земо моментально округляются. Спохватившись, он вытягивает ноги по прямой и задирает полы халата так, чтобы ни одного участка кожи не осталось видно. Неловко поднимает плечи и начинает бездумно потирать большим пальцем середину ладони в своем привычном успокаивающем жесте. — Прощу прощения, Джеймс. При такой погоде я не ношу бель- — Я заметил, — Баки резко выставляет руку ладонью вперед, пресекая остаток предложения, уже успевшего завершиться в его голове. Пока барон по кругу мечется из состояния экзистенциального кризиса в состояние эйфории от одной лишь мысли о том, что Джеймс видел больше положенного, сам Баки старательно выковыривает бионическими пальцами кубики льда из формочек. Так он сохранит их буквально нетронутыми и те не растают. Возвращаясь, он становится напротив, не зная куда себя деть. Находясь от Земо на расстоянии вытянутой руки, Баки только сейчас замечает, как на его бледной коже проступают рваные, но крупные красноватые пятна, тянущиеся с живота по шею. На лице тоже есть несколько, но выделяется самое большое, на левой щеке, поглощающее под собой родинку. Это, что, аллергия на жару? Такая вообще существует? — Нахера он тебе? — Баки протягивает ладонь и Земо двумя пальцами изящно подхватывает с нее один кубик льда. — Жрешь его что ли, как эти твои турецкие конфеты? — Нет, не совсем, — говорит Земо, игнорируя желание исправить «турецкие конфеты» на настоящее название, и делает абсолютно обратное, закидывая кубик в рот, перекатывая его языком под нёбом. Затем берет еще один, на этот раз помещая его — без всякого предупреждения! — в яремную ямку, отодвигая при этом цепочку, съехавшую туда ранее. Земо блаженно выдыхает, чувствуя, как ледяные кристаллы отдают ему всю прохладу, постепенно превращаясь в капельки воды, которые заполняют ямку до краев и щекотно стекают по бокам, по итогу впитываясь в ворот халата. Когда половина кубика перешла в другое агрегатное состояние, Земо двигает остатки ниже, прям впритык к начинающемуся волосяному покрову. Он выводит причудливые фигуры, размазывая льдинку до тех пор, пока она совсем не исчезнет. Лед плавится с двух сторон: там, где касается груди и там, где зажат между подушечек пальцев. Барон считает, что может это исправить. — Знаешь, у меня появилась идея. — Нет. — Почему же так категорично? Выслушай хотя бы. Она основана на твоих, — он поднимает брови, выделяя это слово, — преимуществах. Баки угрюмо молчит и Земо считает это заинтересованным молчанием, поэтому продолжает. — Благодаря твоей руке лед не так быстро тает и… Я даю тебе разрешение проделать все то, чем сейчас занимался я. — Ты в курсе, как это будет выглядеть со стороны? — Баки с отвращением щурится. — Да. А что? Будет выглядеть обыденно. Мне уже так делали, в этой процедуре нет ничего постыдного, если ты это имеешь в виду. Выразительно цокнув языком, Баки закатывает глаза, понимая, что он уже не отвертится. Он опускается на колени перед диваном и выставляет металлическую ладонь перпендикулярно животу Земо, дожидаясь, когда тот ослабит пояс халата, оголяя кожу для «процедуры». Он предоставляет только лишь грудь и живот, с детской вредностью еще надежнее прикрывая все остальное. Кожа Земо выглядит липкой — от чистоты, от прохлады ледяных струек из душа — на вид, не до конца обтертой, влажной. Будто барон припудривался ворсинками махрового полотенца, а не вытирался насухо. Баки понятия не имеет, зачем ему все эти подробные наблюдения. Зажав остальные кубики льда в кулаке, он перемещает один между указательным и большим пальцами. Приходится держать крепко, но не настолько, чтобы расколоть вдвое, ведь лед скользит по гладкому металлу, грозясь упасть на обездвиженный от предвкушения живот Земо. Не успевает Баки коснуться льдинкой кожи, как с кулака падает несколько холодных капель. Несмотря на бионический материал, не предоставляющий никакого тепла, завышенную температуру в помещении никто не отменял. Земо дергается от неожиданности и тихонечко всхлипывает, боясь, что изо рта может вырваться нечто более звучное. Баки застывает в одной позиции и поднимает на барона обеспокоенный взгляд. В ответ ему одобрительно коротко кивают, намекая продолжать дальше. Коснувшись кубиком живота, Баки вдруг в панике осознает, что не знает, что конкретно нужно делать, поэтому начинает просто копировать круговые движения барона, которые тот ранее демонстрировал. Он елозит льдом туда-сюда, грубо, с нажимом, царапая, практически насильно вдавливая его в кожу. Земо дышит тяжело, а крылья носа сморщиваются от неприятных ощущений. Металлическую руку, не знающую нежностей, останавливают тонкие чувственные пальцы, перехватывая у запястья. — Джеймс, пожалуйста, будь ласковее. Баки сглатывает, но выходит с трудом — в горле неожиданно пересыхает. В голове тем временем рождаются достаточное количество сюжетов, где эта фраза озвучена в совершенно ином контексте. — Терпи уж. Сам же напросился, — огрызается Баки. И Земо терпит. Столько, сколько требуется. И Баки со временем входит во вкус, а движения его становятся мягче, плавнее и самое неожиданное — подмечает Земо — ласковее. Первый кубик становится негодным, превращаясь в воду, и Баки меняет на второй. Земо не знает куда себя деть, потому что прикосновения в геометрической прогрессии становятся более приятны, поэтому он растягивает время, намеренно избегая их. Он втягивает живот, но Баки хитро подлавливает его, переходя на ребра и начиная поглаживать их одно за другим сверху вниз. Раз, два, три — так, словно играет на ксилофоне. Понимая, что больше не выдержит, Земо предварительно закусывает нижнюю губу, чтобы исключить любые звуки, и выгибается дугой. Пальцы на ногах поджимаются от удовольствия прямо в тот момент, когда рука со льдом хозяйничает около тазобедренной кости. Чересчур близко. До одури напряженно. Баки поднимает на барона глаза, чтобы удостовериться, можно ли ему так далеко заходить. Но барон, судя по всему, находится в каком-то трансе. Смотрит он исподлобья, но взгляд его темных глаз помутнен. В складках век, что перетекают в морщинки, блестит пот. Он ведет взгляд чуть ниже, подмечая, что в ложбинке между носом и губами та же ситуация. Неужели ему все еще жарко? Ради кого он тут распинается?! Остатки второго кубика Баки оставляет в углублении тазобедренной кости, и они плавно стекают ниже по диагонали, теряясь в переплетении плотных волосков, отчего Земо натурально воет сквозь сжатые зубы и, изнываясь, спиной вжимается глубже в диван. К удивлению барона, который просто-напросто желал охладиться, произошло совершенно обратное. Остается последний кубик. Баки размещает его на солнечное сплетение, а сверху прижимает раскрытой ладонью. Он ведет вверх, скользя по коже, задевая растопыренными пальцами ореолы сосков. Земо сначала шипит, а потом вовсе задыхается — бионическая рука достигла горла и сжимается вокруг металлическим обручем. Даже сглотнуть не получается, кадык под давлением не может сдвинуться с места. Баки не сводит с него глаз, и впервые делает это по собственному желанию.