SwapFell: Мир минувшего ужаса

      Тяжёлые шаги медленно надвигались на него. Даже сквозь громкое журчание он ясно различал, как звенящая поступь всё ближе и ближе ложилась по каменистой земле. Мальчик осторожно попятился, отступая в глубину пещеры. В мертвенно-синем свете воды, плещущейся у самых колен, его глаза казались совершенно остекленевшими, а взгляд механически метался по единственному просвету, где измученное воображение раз за разом вычерчивало тёмные фигуры.       Они подбирались, с каждой секундой их становилось всё больше и больше, словно отовсюду, из-за чёрных скал, глухих ущелий, из каждой промозглой норы, только заслышав знакомые шаги, выбирались новые стражники и вот уже впятером, всемером, вдесятером... железной массой они надвигались на его укрытие.       Майкл опёрся на изъеденную сыростью стену и крепко прижал к груди своё единственное оружие — заржавевший пистолет с едва уцелевшим клеймом «Кольта», на который он случайно наткнулся на одной из близлежащих свалок. У его отца был такой же, только совсем новенький, полированный до чёрного блеска, и ещё способный бить оглушительнее грома, а не издавать лишь жалкие щелчки. Разумеется, он был совершенно бесполезен, но ничего лучше под рукой у него было.       Шум зарослей отчётливо влился в шумящий у ног ручей. Мальчик прикрыл глаза и представил себе длинную цепь гвардейцев, пробирающуюся сквозь болотистые заросли камыша, молчаливые тени, выдаваемые из мрака лишь тусклым блеском их лат. Они не подкрадывались, не выжидали, они маршировали во весь рост, без намёка на страх раскрыть себя, обнаружить себя и вспугнуть притаившуюся в закутке жертву. Нет, это больше походило на гон, неторопливую и оттого жуткую охоту, где каждый, кроме него, уже знал, чем и когда она закончиться.       Майкл в сердцах ударил кулаком по стене, содрав костяшки до крови. Дурак! Зачем он только решился высунуться ближе, а не держался и дальше вдоль обходной тропы, как ему и велели? Одна жалкая поблажка была готова вот-вот стоить ему жизни!       Наверху послышались голоса. Позабыв об осторожности, он машинально отскочил ещё дальше и тут же зажмурился — громкий всплеск воды эхом отозвался во всём гроте. Шаги, как по команде, оборвались. Тишина, разбавляемая только негромким журчанием, навалилась тяжёлым камнем на грудь, прижимая к тёмной стене. Несколько секунд он не шевелился, задержав воздух в зобу, и только оцепенело вслушивался во мрак, пока стучащий звон не раздался совсем поблизости.       Близко, так близко, будто звенело от ужаса его собственное сердце. Мальчик вздрогнул и прикусил запястье, в отчаянии пытаясь сдержать предательский крик, нарастающий в лёгких. Немигающий взгляд застыл на пороге, с какой-то неотвратимой силой рока ожидая, когда высокая фигура гвардейца загородит сумрачный вход.       И снова звон. Мелкий, дребезжащий, донёсшийся будто не сверху, не из-за стены, а... Майкл украдкой опустил взгляд и только сейчас увидел, как дребезжит сломанный курок пистолета в его дрожащей руке. Стиснув зубы, мальчик из всех прижал ладонь второй рукой, до боли прижимая холодное оружие к груди.       Шаг, шаг... Но теперь уже осторожнее, мягче. Он обернулся через плечо, там, в десяти шагах от него, синеватые отблески воды беззаботно играли на чёрной стене грота, отрезающей для него любые пути к отступлению и грозящийся в любой момент стать частью смертельной западни. Что будет, если они найдут его здесь? Схватят и будут бросят в темницу? Или раздерут на части прямо на месте? С судорожным вздохом Майкл закрыл глаза.       Интересно... насколько больно умирать?       В памяти снова зашевелилось грязно-жёлтое пятно света, посреди которого лежал Том, с тихим скулением вылизывая его бледные, обессилевшие руки. Врезался из темноты разорванный бок, из которого просочилась целая лужа крови, врезался холодный нос, уткнувшийся в его плечо, врезались широко распахнутые глаза, отчаянно цепляющиеся взглядом за закоптелую лампу, будто стоило им только моргнуть, сомкнуться хоть на мгновение и караулящая рядом смерть вырвала бы из стынущего тела последний комочек жизни.       Он боролся почти целый час — пока ей не наскучило ждать.       Земля захрустела над головой — над гротом застыла чья-то фигура. Майкл заставил себя замереть и только сердце продолжало биться так, что, казалось, вместе с глухим эхом ему отзывалась вся пещера. Стук колотил по воде, прогрызался через камень и долетал до ушей каждого монстра, стоящего поблизости. А, может, и дальше, туда, самым чёрным сводам горы, доносясь до каждого уголка Подземелья, которое не знало и не видело, но слышало, слышало, как на её просторах где-то испуганно бьётся ещё живое человечье сердце. Гора словно сжалась, став теснее грота, в котором он прятался.       Время с издёвкой никуда не торопилось. Даже вода в реке словно загустела и текла всё медленнее, ленивее, пока сверху не доносилось ни звука. Что они делали в этот момент? Прислушивались или просто с молчаливой усмешкой переглядывались друг с другом, свысока видя его насквозь через каменную толщу потолка. Может, просто ждали, когда у него не выдержат нервы?       — Ничего? — бросил наверху чей-то приглушённый голос.       — Пока тихо. — напряжённо отозвался второй. — Не понимаю, чего он тянет? Надеюсь, всё в порядке, иначе разгребаться придётся как в прошлый раз.       На короткое время молчание возобновилось.       — Эм, прошу прощения, господин... — робко подала голос девушка.       — Что случилось, Акэйн? — раздражённо отозвался второй. — Только коротко, умоляю.       — Сэр, — она откашлялась, не обращая внимания на несколько сдержанных смешков, — а что насчёт человека?       — О боже, — простонал монстр, — именем Её Величества, не напоминай мне о нём хотя бы до конца дня! Или лучше сразу признайся, что витаешь в облаках, потому что умираешь со скуки.       — Но я... я клянусь вам, что видела что-то неподалёку от...       — Довольно! — грубо оборвал её командир. — Акэйн, для слежки за людьми у нас есть тот, кто даст знать, когда это случится. Если она не сообщала о человеке, значит, его тут просто нет! — он тяжело вздохнул. — Так и быть, доложишь мне обо всех невидимых человечках в вечернем рапорте, а потом получишь увольнительную на неделю, чтобы не забивать себе голову всякой дрянью, вроде людей и мифических чудовищ, которые мерещатся тебе на каждом шагу!       — Но ведь я же... — она не успела договорить — Майкл увидел, как на поверхности воды за порогом расцвела яркая белая вспышка и тут же четвёртый гвардеец радостно вскрикнул:       — Сэр, сигнал!       — На переправу! — взревел второй и земля задрожала от грохота железных сапог. — Акэйн, не зевай! — гвардейцы ринулись куда-то вдоль берега, пока в воде продолжал дрожать свет белой звезды. Несмотря на спешку, их шаги утихли нескоро, но неразборчивая перебранка вдалеке ясно дала понять — к его укрытию они точно потеряли всякий интерес.       Спустя пару минут Майкл успел разглядеть, как несколько фигур промчалось вдоль синеватой кромки противоположного берега и ветер донёс до мальчика слабый шелест кустов, после чего над рекой всё окончательно стихло.

***

      Тишина казалась живой и осязаемой. Вместе с глубоким сумраком она пронизывала сыроватый воздух, нависая над скалистыми выступами, опутывая глубокие расщелины, вливаясь в текущие воды, чьё журчание словно терялось и робело во мраке. Несмотря, что шум доносился отовсюду, он был словно её частью, ровно как и могильные отблески синевы на чёрных сводах растворялись в темноте. Звуки и краски терялись вдали, превращая тенистые просторы в бескрайнюю картину мрачного и дурманящего наваждения.       И только собственные шаги напоминали девочке, что она всё ещё здесь, среди мшистых скал и ползучих порослей травы, тихо шелестящей под ногами. Ночь сбивала и спутывала заблудших, то на босых ногах неслышно подбираясь ближе, то снова прячась, и лёгким взмахом руки чертя обманные тропки, выплёскивая чернильные тени на редкие просветы и рассыпая зловещие шорохи во тьме, заигрывая с воображением и страхом. После белоснежных пейзажей Сноудина Чаре едва удавалось не поддаваться этим безмолвным увещаниям, не дрогнуть и не повернуть назад. Всякий раз, когда страх начинал тянуть её обратно, она резко одёргивала себя мыслями о брате.       Ждал ли он её здесь или где-то далеко впереди — неважно, сейчас между ними стоял мрак и ей ничего не оставалось, кроме как пройти через него.       — Знаешь, а Вотерфолл нравится куда больше, — сказала Ви, когда девочка спустилась поросшую тростником низину, — по крайней мере, здесь наши смертельные прятки станут немного честнее.       — Надеюсь, они не подумали о том же раньше нас. — шепнула Чара, осторожно минуя высокие заросли. — Мне не нравится, что здесь до сих пор никого нет.       — Но разве это не чудесно? Ты только задержись на минутку, прикрой глаза, послушай — ночь, тишина, шелест ветра и никого, никого, кроме тебя на всём свете. Наверное, когда-то таким и был наш мир, пусть одиноким, но зато спокойным. — её спутница грустно вздохнула. — Если бы однажды у меня появился шанс, я бы непременно взглянула на него хоть одним глазком.       — Но я ищу не одиночества, Ви, — со вздохом ответила Чара, взглянув в чёрную ввысь, на которой, словно бледная туманность, расползалось синее пятно света. — а в таком мраке ты... кажется, будто здесь невозможно отыскать хоть кого-то.       — Я понимаю, — ответила девушка, — прости, наверное, все эти фантазии кажутся тебе глупостями, но они то немногое, что осталось со мной здесь. После смерти приходится забывать о многом. Ты перестаёшь верить чувствам, которые пытаются тебя обмануть, кричат и надрываются, пытаясь доказать, что ты всё ещё жив. Но ты не сможешь вечно утешаться ими, не можешь больше верить, когда не слышишь собственного сердца, не чувствуешь ветра, продирающего до костей, не можешь утереть слёзы с лица, не знаешь усталости, не знаешь боли и постепенно смиряешься с тем, что никто на свете больше никогда не сможет знать тебя. Смерть лишает многих прелестей жизни, преподнося взамен целую вечность, где есть лишь ты и твоё нескончаемое время. И самое лучшее, как ты можешь обойтись с ним — дать волю мечтам, перебирать в душе воспоминания и часами любоваться тем немногим, что когда-то давно дарило тебе редкие минуты счастья.       Чара замерла, прислушиваясь к её тихим, вплетённым грустным журчаньем в шелест тьмы, словам.       — Боже, Ви... неужели, ты провела так целые годы?       — А разве у меня был выбор, глупышка? — спутница рассмеялась. — Поверь, нет ничего ужаснее, когда не можешь по-настоящему умереть от скуки. И эти откровения только сильнее изводят голодом твоё отчаяние. Оно набрасывается, хватает покрепче, и с удовольствием пожирает тебя, выпивает каждую мысль, каждую капельку сил, пока ты не обессиливаешь метаться в себе и не зажимаешься во мраке, не надеясь уже ни на что, кроме как, чтобы все мучения поскорее закончились. Но такой милости достойны живые, а ты...       — Но ведь ты и не мертва, Ви, если ты всё ещё можешь быть здесь... может быть, есть способ всё исправить, вытащить тебя оттуда...       — И ради чего мне возвращаться? — Чара насторожилась, почувствовав холодок в голосе девушки. — Я вовсе не говорила, что мне здесь по-прежнему плохо.       — А как же... но у тебя тоже остался где-то свой дом, близкие... твоя семья. Разве это не повод, Ви?       — Не повод. Особенно для того, у кого нет никакой семьи. Никого, к кому бы я могла вернуться. Уже нет. — её шепот почти утонул в беззвучном эхе водопадов. — Одних из-за алчности, других из-за ненависти, а третьих... третьих сгубила трусость... Всех их сгноила одна и та же зараза.       — Поэтому ты не осталась на Поверхности?       — Они сами привели меня сюда. Я же говорила, нам обеим просто не оставили иного выбора. Мы долго пытались отрицать, надеяться на лучшее, но как только поняли, что нам уже никогда...       —...не распутать этот узел, то просто разрезали его. — Чара взглянула на золотистую змею, ползущую по ножнам её кинжала. — И вот мы здесь...       — Трудно не поддаться искушению, когда тебя опутывает чужая ненависть. Но мы не смирились с ней. Не смирились с тем, что судьба уготовила для нас. Мне не хватило удачи, но в твоей крови всё ещё течёт сила, способная бросить вызов даже целому миру.       Бархатное дыхание ночи вокруг улеглось, мерцающий блеск в звёздных глазах мрака замер ледяным огнём, вглядываясь в неё — мир словно насторожился. Стало совсем вдруг тихо, точно она снова очутилась одна, в глубине заброшенных катакомб Руин, зарывшихся подальше от свет и жизни. Зарывшихся в самое сердце горы, стучащее каплями воды в пустоте и не разливая по каменным жилам ничего, кроме стужи, страха и сводящего с ума одиночества...       — Мне очень жаль, Ви.       Девушка только усмехнулась в ответ.       — Ещё успеется. Давай-ка лучше выбираться отсюда. Или ты уже прониклась местным антуражем?..       Путь через низину отнял ещё не меньше получаса. Между тем, шум воды приближался, смутно разливаясь по всему мраку и стараясь обвести доверчивого путника вокруг пальцы. Некоторое время ей приходилось пробираться почти наощупь, но туманное зарево уже поднималось где-то над гущиной, заставляя всё ярче сверкать рассыпанные над головой звёзды, а совсем скоро синие проблески света, наконец, пробились через тростник.       Раздвинув последнюю завесу зарослей, Чара огляделась по сторонам — слева показался скалистый утёс, монолитной тенью возвышающейся на фоне пенящегося вдалеке водопада, из пропасти под которым изливалось уже привычное голубоватое свечение. Впереди лощина разделялась змеиным языком, одним концом взбираясь наверх и соединяясь с обычной тропой, ведущей куда-то в глубину Вотерфолла, а другим концом — тонкой извилистой лентой ускользая вниз и сворачивая налево. Там, под лезвиями фиолетовых лучей, шарящих с далёких скал, раскинулись кишащие сумраком пустоши топей, прорезанные редкими синеватыми прожилками. Едва только свет касался сырой травы, как она мгновенно вспыхивала во мраке, замирая в ярком огне, словно кто-то хоронился под чужим взглядом, испуганно дожидаясь, пока ночь вновь не сомкнётся над его головой.       Дорога же заманчиво тянула к себе, прежде всего тем, что на ней не было ни души. Слишком подозрительно, слишком наивно для единственного пути, который попался ей на глаза. Но спускаться к тропинке Чаре хотелось ещё меньше. Поэтому, держа оружие наготове, и убедившись, что поблизости никого нет, она решилась было подняться наверх, как хрустящие шаги поблизости заставили её вовремя остановиться.       Прижавшись поближе к откосу, девочка бросила взгляд на чернеющую вершину утёса и только сейчас увидела, как невысокая фигура торопливо показалась на ней. Проскользнувший мимо луч поймал на секунду нежданного гостя, выхватив в пятне света встревоженное лицо Санса. Скелет растерянно повертелся на месте, будто что-то торопливо выискивая, его горящий взгляд нервно царапнул сгустившийся вокруг сумрак.       — Я здесь.       Чара вздрогнула, а Санс и вовсе подскочил на месте, обернувшись к свинцовому голосу, донёсшемуся откуда-то из мрака. Красный уголёк зарделся напротив него, уставив на скелета свой хищный тлеющий взор. Санс приосанился, вытянулся по струнке, и, отсалютовав, дрожащим голосом отрапортовал:       — К-коммандер Гвардии Альфис, к-капитан Гвардии Сноудина по вашему личному приказу п-прибыл!       — Где он? — коротко пророкотал голос в ответ.       — К-кто? Ах... — Санс нервно рассмеялся, — т-ты не предупреждала, чтобы я привёл с собой Папируса. Но если это неотложное дело, то я сию минуту...       — Хватит паясничать! — оборвала его Альфис и её смутная тень подступила ближе к скелету. — Я спрашиваю тебя: где тот человек, который объявился в Сноудине сегодня утром?       — О-о, так ты о нём, — Санс прочистил горло, тень задрожала на его лице, — видишь ли, нам пришлось искать очень долго, но за это время человек не причинил никакого вреда ни одному из местных, знаешь, он вообще оказался на редкость дружелюбным и я даже было подумал...       Альфис шагнула ещё ближе, и Чара услышала, как скелет тихо пискнул — она схватила его за шарф и рывком притянула к лицу.       — Смотреть на меня, — приказала командир, когда скелет предусмотрительно отвернулся подальше, — и выкладывай: что ты подумал о человеке?       — Я подумал... я подум-ал... — замялся Санс, — может, он будет достоин честного поединка?       — А дальше, ты дрался с ним? — огненный глаз продолжал буравить его взглядом. — Вижу, что дрался, на тебе живого места нет. Раз так, то где же его душа? Почему ты явился сюда без неё?       — П-понимаешь, мы вступили в схватку и я, я уже почти победил его, н-но он трусливо бежал с поля боя, как т-только понял, ч-что его жизнь уже висит... на волоске!       Последнее он едва успел выкрикнуть, когда оказался повисшем на самом краю пропасти, обрывающейся в черноту. Чара с ужасом затаила дыхания, видя, как скелет отчаянно барахтается, цепляясь рукавицами за руку командира — последнее, что удерживало его от неминуемой гибели.       — Ты его отпустил. — почти шёпотом изрекла Альфис.       — Н-нет, что за чушь! Как я мог отпустить человека?!       — Также просто, как и ударить меня в спину! — она придвинулась поближе к краю. — Зато не придётся трепыхаться насчёт тебя. Как думаешь, Папирус сунется в пропасть, чтобы сгрести себе пару костей на память?       — Альфис, подожди, я не...       — Тоже не веришь? Верно, этот сукин сын слишком ленив даже для такого повода. Ну ничего, я с радостью принесу ему их сама!       — Прекрати! Я не отпускал человека! — отчаянно возопил Санс, из последних сил схватившись за протянутую над бездной руку.       Она не ответила, какие-то несколько мгновений вглядываясь в его глаза и Чара едва сдержала крик, почувствовав, как холод пробежал в воздухе и по земле вместе с этим жутким молчанием. А затем пальцы Санса разжались, он слабо вскрикнул, серым пятнышком рухнул в черноту, но тут же был подхвачен второй рукой, швырнувшей его в сторону дороги.       Чара вскрикнула, прижавшись спиной к травянистому склону. Она только услышала глухой удар и треск, вместе с жалобным вскриком скелета. Стальной грохот сотряс землю и тяжёлые шаги подобрались так близко, что девочка невольно втянула голову в плечи.       — Чёрт... т-ты мне чуть ребро не сломала! — воскликнул Санс. — Альфис, какого чёрта...       — Какого чёрта?! — взревела она в ответ. — Какого чёрта ты пытаешься дурить меня насчёт этого человека? Какого чёрта он до сих пор разгуливает на воле? Какого чёрта я должна выслушивать оправдания от того, кто помогает людям?!       — Я н-никому не помогал...       — Заткнись! — ещё один удар заставил скелета слабо вскрикнуть. — Андайн всё прекрасно видела. Полчаса назад ты дрался с ним на окраине, а через пятнадцать минут человек снова был в городе — живой и здоровый!       — К-как «в городе»? — одновременно ошеломлённо вырвалось у Санса и пронеслось в голове Чары.       — Ах ты не помнишь? Может, тебе и вправду не хватает сломанного...       — Альфис, н-нет, прекрати! — взвизгнул скелет. — К-клянусь, ты всё неправильно поняла, человек сам убежал от меня!       Командир промолчала. Чара видела, как её зловещая тень скользнула по верхушкам зарослей, в которые она вжималась из всех сил. Казалось, ещё немного и прозорливый взгляд заметит девочку, замершую под тонкой вуалью сумрака — единственное, что защищало от её стражницы.       — Я хочу, — пророкотал жуткий шёпот в смертельной близи, — чтобы ты запомнил, сопляк: дай мне только один повод, один крошечный повод и я сверну тебе шею. Будь сейчас на твоём месте — я бы вырвала ему челюсть или лучше выдавила бы к чёрту глаза, но ради нашей дружбы, только ради неё, я сделаю эту маленькую поблажку. А сейчас слушай, я вызываю рейд на Сноудин и сама отправлюсь туда. Я найду твоего нового дружка, а потом изуродую этого мелкого гадёныша так, что ты его больше в лицо не узнаешь. А у тебя будет время полюбоваться. Я повешу тело на самой верхушке тополя, который растёт на вашем заднем дворе, так, чтобы днём и ночью ты видел его перед своим окном. Чтобы засыпая и просыпаясь, ты не забывал о том, как я была добра к тебе сегодня. Понял меня?       — Т-так точно...       — Хорошо. Значит, заступай на моё место и гляди в оба. Если увидишь человека — не пускай его дальше и сразу вызывай меня! Ослушаешься или промедлишь и, о, клянусь, ты узнаешь, как дорого стоит моё разочарование.       Она рывком поставила скелета на ноги и оттолкнула прочь. Некоторое время они молчали, стоя друг напротив друга. Санс, будто сгибаясь под тяжестью собственной тени на плечах, молча ломался, похоже тщательно обдумывая, стоит ли ему вообще пытаться ещё что-нибудь доказать. Но алый огонь, яростно рвущийся из-под шлема, выжигал в нём последние, самые отчаянные остатки уверенности. Он только протянул дрожащие пальцы к виску, отдав честь, и молча проковылял мимо своего командира, скрывшись с её глаз.       Альфис сплюнула на землю, коротко выругавшись сквозь зубы.       — Эй, Рэфф!       — Здесь, мэм! — тут же отозвался поблизости чей-то третий голос.       — Дай сигнал к сбору и передай весточку на радио, у нас намечается загонная охота на человека — пусть воткнут в эфир наше общее оповещение!       — О причине им ни слова?       — Пусть даже не рыпаются. Заикнуться — будут следующими на очередями!       — Слушаюсь, мэм! — воодушевлённо воскликнул гвардеец и его звонкие шаги понеслись куда-то вдоль тропы.       Чара только успела увидеть, как промелькнула его тень над песчаной кромкой дороги.       А затем яркая вспышка озарила тёмные скалы — искрящийся свет разорвался в воздухе. И следом, совсем неподалёку, ещё один, а за ним и третий, четвёртый, как сигнальные огни они с шипением взвивались над мраком Вотерфолла белыми звёздами, окружённые тусклым зеленоватым ореолом. Ночь обернулась бледными сумерками и в тишине, разом отовсюду, громом во тьме ударили медные фанфары.       Девочка вздрогнула, дыхание перехватило — с первых же секунд она узнала до боли знакомый мотив увертюры, так часто гремевший по вечерам из приоткрытого окна соседнего с ними дома. Словно колокольный бой, изгоняющий нечисть, он нёсся на железных крыльях над ночной долиной, с бесстрашным самозабвением набрасываясь на мрак. Так было до тех пор, пока заводящая рука не сжалась на разорвавшемся сердце.       Чара помнила, каждый аккорд, каждую ноту, помнила и ненавидела их, но была бессильна перед торжественным штормом, бегущим звонким галопом в ослепительных вспышках ракет. Она шагнула назад, но не удержалась и сорвалась с откоса, рухнув в высокие заросли. Ночь вскружилась перед глазами, она вскрикнула — чуть слышно, словно сама ночь, дрожащая от боли под победоносным громом «Марша швейцарских солдат». Поднимаясь из последних сил, она в отчаянии бежала прочь, прочь от праведного набата. И жёлтый свет из окна, как гончий пёс бросился за ней, а высокая фигура в землистой рубашке гордо стояла перед крыльцом, с исступлённой улыбкой провожая удирающей от света и музыки мрак.       И с ней он встречает взглядом чёрную колонну гвардейцев, мчащуюся через ночь под тяжёлую стальную дробь, с гордостью взирает на огонь, скачущий по чёрной броне, на глухие забрала из-под который сверкали точно такие же, очищенные от мыслей и наполненные зовом грядущей битвы глаза. Вот они, минуты настоящей жизни, захватывающие сердце и дух, уносящие тебя за сотни миль дома, туда, где пахнет страхом и кровью, где снова притаился в тени невидимый, но вечно живущий, вечно неистребимый враг!       Триумф накрывает его с головой, в последний раз затягивая в старый добрый и сладкий водоворот безумия. Он победоносно вскидывает руки, дорога содрогается от сотен шагов, чёрная лавина проносится перед лицом. Холодный порыв ветра ударом сметает лампу с окна — и сердце разрывается от радости.       Он вскрикивает — они молчат, он падает — они мчатся, он смертен — они сама смерть. Неустрашимая, безжалостная и свежая, в самом своём соку, холодным огнём томящаяся в железной скорлупе. Пока не пробьёт решающий миг. Пока ещё сыты клинки, пули и стрелы. Бегите же, прячьтесь по домам, хоронитесь в глубоких норах, ревите и молитесь за всех, кто вам дорог, ибо никто не знает, за кем мы явились сегодня!       Земля загудела под ударами сапог и кавалькада гвардейцев вынырнула перед утёсом, вышибая пыль из-под ног. Девочка машинально метнулась в сторону — к небольшой пещерке, вжавшись во мрак, подальше от адского грохота над головой и хищного блеска лучей, нацеливших свой взор на тропу. Казалось, это длилось целую вечность, наверху проносилась колонна за колонной, а музыка, как нарочно, гремела только громче, всё также одержимо играя вновь и вновь, не давая спокойствию подступиться и на кроткий шаг.       Чара припала щекой к холодной стене, судорожно дыша. Тёмная комната замаячила в сумерках перед её глазами, огненная полоса света, врывающаяся за порог, из-за приоткрытой двери, откуда всё неслись звуки неустанного марша...       «Х-хватит, х-хватит... п-пожалуйста, прекрати... угомонись, чёртов ублюдок!»       Перед глазами неожиданно вспыхивает резкое, побледневшее от гнева лицо отца. Тени, скачущие по его плотно сжатым уголкам губ, рытвинам на щеках, покрытых грубой щетиной, под чёрными бровями, покачиваясь в запавших глазницах, откуда, как из чёрного омута прорываются холодные огоньки. Абажур раскачивается над его головой, ночной ветер врывается навстречу из распахнутого окна вместе с невыносимым громом марша, снова тянущего его туда, куда ему не ни за что не хочется возвращаться.       Он делает шаг к двери.       «Не надо, Джордж, прошу тебя, не встревай!»       Мама. Её лицо, ещё более бледное робко появляется за его плечом и голос — едва слышный за гулом марша — заставляет его ощетиниться и резко развернуться к ней.       «А с каких пор он решил, что ему тут всё можно? Мы все барахтаемся в одной лодке, Хейли, и будем все в ней одинаково молчать!»       «Боже, Джордж, — испуганно шепчет она, испуганно хватая его за руках, — ты же знаешь, что он болен...»       «Болен?! Ничего, это поправимо! Майкл! Майк... куда опять подевался этот проклятый мальчишка? Майкл! Тащи сюда мой «Кольт», живо!..»       «Прекрати, Джордж, что ты несёшь?!»       «Не видишь, всем сердцем хочу его спасти!»       Он протискивается мимо неё и торопится к лестнице, вверх по высоким ступенькам, к запертому ящику стола, где мирно дожидается своего часа бережно завёрнутое в белое полотенце оружие. Вскрикнув от ужаса, мать бросается ему наперерез, в последний момент успевая загородить дорогу.       «Ты никуда не пойдёшь!...»       «Отвали!» — глухой стук.       «Не лезь!» — сдавленный крик.       «Прочь с дороги!» — разъярённый грохот.       Звон. Дребезг. Кавардак. Бой, сливающийся с громом марша.       Рыхлые тени сгущаются в пустой комнате, рука об руку зажимая её в углу. Страх сдавливает грудь, не давая вырваться, не давая даже вдохнуть. Девочка обхватывает голову руками, подбирая колени к груди, и слышит, слышит то знакомое оглушительное безмолвие, с которым пробирается по белой стене, медленно сползая к ней. Она чувствует, знает, но не может пошевелиться, с какой-то исступлённой, затравленной покорностью позволяя ужасу приближаться к себе. Как только первый холодок касается шеи, она сжимается ещё сильнее и крепко зажмуривает глаза, лишь бы ни за что не увидеть снова эту ослизлую, чёрно-лиловую пасть...       — Чара... — тёплые ладони вдруг осторожно ложатся на её дрожащие плечи, и ровный стук сердца пробивается через тишину и хаос, — Чара, не бойся, я здесь.       Свет за окном падает на лицо брата, роняя крошечные золотинки в его влажные глаза. Они долго смотрят друг на друга, пока уголки его губ не начинают дрожать, и он вздрагивает, подавшись комом, закатившимся поперёк горла. Отворачивает взгляд. Чара чувствует, как мелко дрожат пальцы, сжимающие её ладонь.       — Я хотел кое-что показать, — наконец, шепчет мальчик, — пойдём со мной, — его зелёные глаза ведут её взгляд к приоткрытому окну, за котором мелко стучит ночной дождь. — смотри, кажется... кажется, ты немного проспорила мне.       Она хлопает глазами, а затем смотрит на стекло, по которому ползут тонкие струйки воды, и как загадочно переливается унылый свет фонарей, зажигаясь серебряной, золотистой россыпью на чёрном полотне ночи. Свет переливается в росистой траве, покачивается на цветах, ещё несколько часов назад умирающих от палящей жары. Перед глазами ещё туманится широкая полоса поля, укрытая рыжеватой дымкой, прибитые пеклом цветы, казалось, смирившиеся со своей участью и готовые вспыхнуть в любой момент.       Ничто не предвещало ни капли влаги в тот жуткий час. Тяжёлым помрачнением опустились на глаза сумерки, с последним ударом солнца сгинул день, оставив после себя лишь бледную, измождённую, мечущуюся в бреду воспоминаний ночь.       Но теперь всё остаётся позади, тьма успокаивается, убаюканный прохладной капелью, срывающейся с тёмных козырьков крыш. Ручьи, бегущие вдоль дорог, уносят прочь обожжённую пыль, которой день насквозь пропитал раскалённый воздух. И звуки медленно стихают, вокруг не остаётся ничего, кроме тихих ударов капель по подоконнику и мягкого звона дождя на железной кровле. Свежий сквозняк вливается в комнату, разметая удушливый сумрак и вдыхая немного жизни охрипшие от брани каменные стены. Чара ловит его с наслаждением, со слезами и впервые за целый вечер на её лице расцветает слабая улыбка.       Сон, как лучшее лекарство покоя, медленно окутывает её и она не противится. Майкл поправляет одеяло на её плече, некоторое время они смотрят друг на друга, вместе вслушиваясь в безмятежный ночной шум. Брат украдкой следит за лестницей и, наконец, улыбнувшись, шепчет:       — Всё хорошо, они мирятся.       Наконец-то. Снова. Из раза в раз. Но для Чары имеет значение только случившееся здесь и сейчас. Майкл отходит в сторонку и замирает в нескольких шагах от двери, оборачиваясь к ней напоследок.       — Спокойной ночи.       — Спокойной, Майк... — бормочет она в ответ, уже закрывая потяжелевшие веки. Его светлый силуэт заходит за порог и когда пальцы ложатся на дверь, то её сердце сжимается — жёлтый луч света выхватывает багровой след, пятно, похожее на паука, расплывшееся на запястье брата. Она вскакивает, тянется за ним и её глаза в ужасе распахиваются, прежде мрак отрезает её прочь.       — Майк, подожди!       Замок щёлкнул. Чара вскочила на ноги.       Сумрачные заросли Вотерфолла колыхнулись перед лицом. Ночь сгустилась над серой стеной камышей, и только клубящиеся лучи света скользили вдалеке, по-прежнему осматривая затихшие просторы топей. Затихшие. Да, теперь ни музыка, ни железной бой шагов больше не гремели в туманистом воздухе, вспышки ракет давно канули во мрак и всё вокруг стало прежним, — немым, затаившимся и диким.       Чара в смятении огляделась по сторонам. Что с ней стряслось? Беспамятство? Сон? Всё вокруг казалось замершим, пойманным и пущенным по кругу в коротком промежутке времени, но одна только мысль о времени заставляла сердце колотиться быстрее. Ничто так жестоко не сражалось с ней, как оно, и ничто не делало его таким ужасающим, как это жуткое, душащее неведение, через которое тянулась единственная тонкая ниточка, теряющаяся где-то под сдавленными тьмой простором Вотерфолла.       Горло опалило сухим огнём, смертельно хотелось пить. Чара прислушалась, поймав тонкое журчание, доносящееся откуда поблизости, и зашагала на звук. С трудом прорвавшись через плотную стену тростника, она увидела тонкую жилу ручья, почти неприметную за высокими зарослями, если бы не одна странность. Смутное синеватое свечение поднималось с мелкого дна, бросая призрачную тень на тонкие стебли камышей, склонившихся к ручью, искрясь и маняще переливаясь в чистом течении. Мягкий свет, так похожий на расплывчатое пятно ночника, которое медленно уводили в темноту шелковистые ветры сна.       Девочка потянулась вперёд, почти коснувшись серыми от земли пальцами прохладного потока, когда невидимая рука схватила её за запястье и следом испуганный голос Ви прошипел в голове:       — Папирус же предупреждал тебя!       Чара испуганно отдёрнула ладонь и только сейчас увидела перед собой проволочную стену забора, железной сетью сплетённой вдоль высоких зарослей. Прямо перед ней, под шипастой спиралью, висел ярко-красный щит с предупреждением: «Внимание! Вы находитесь в зоне повышенной опасности! Допуск на периметр возможен только в порядке особого распоряжения».       — Ч-чёрт... — девочка отодвинулась подальше от ручья, — совсем забыла. Прости, просто... просто в голове как будто пожар.       — Что, даже воспоминания горят? — с лёгкой насмешкой переспросила девушка. — Так ты и меня скоро перестанешь узнавать, будешь опять думать, что сошла с ума, а я какой-нибудь злосчастный дух, который пытается утащить тебя на дьявольскую дорожку. Вот так и бывает обманчива и мимолётна дружба. Жестоко, впрочем, какая мне разница до того, как разобьётся моё сердце?       — Прекрати, — она только хмуро отмахнулась, сглотнув подступивший к горлу ком, — ты же видишь, что мне сейчас не до шуток.       — Как знаешь, — Ви сделала вид, что оскорбилась, — я просто хотела озаботиться насчёт твоего будущего, а ты...       — Я прекрасно знаю, что меня заботит в своём будущем, неужели непонятно? — вспыхнула Чара. — Найти его, вернуться домой вместе, всё, что мне нужно, Ви. Всё, что имеет сейчас значение...       Она отвернулась, поджав губы, и с горечью взглянула сквозь ржавую паутину забора, за которой стрекотала и роилась в глубоких дебрях взволнованная тьма. Фиолетовые лучи пылали вдалеке, прорезая клубящуюся дымку над их сумрачными просторами, исчезающими где-то в бескрайней мгле, хранящую свои тайны с жадностью, безучастной к угрозами мольбам, и беспощадной к отважившимся.       — Я просто хочу, чтобы это скорее кончилось...       — Но если не кончится никогда? — тихий, отрывистый вздох ночи пронёсся где-то вдалеке, уронив несколько горящих капель росы на землю. — Что, если ты не найдёшь его?       — Почему? — Чара задрожала, взгляд её вонзился во мрак, будто он вёл с ней этот разговор. — Ведь он же здесь, я знаю, и т-ты сама говорила, что видела его!..       — Четыре года тому назад. — напомнила девушка. — А ведь это огромный срок, для Подземелья и вовсе — целая жизнь. Четыре года в одиночестве, пойманным здесь, в месте, где любого человека многие готовы с радостью растерзать на части ради собственного блага.       — А многие готовы и защитить, если придётся! — процедила Чара. — Папирус видел его, следил, а он мог бы... мог бы напасть на него в любой момент и убить, если бы ненавидел на самом деле. Азгор говорил, что здесь осталось немало тех, кто готов поступить вопреки королеве. Он сам отвернулся от неё, когда мог просто согласиться, миссис Сьюзи спрятала меня, когда могла выдать стражникам, Санс смирился, когда мог сражаться до конца, Маффет... Маффет убила Догго. А монстры в Руинах? А Ральф? А Дуглас? Или этого всё ещё мало для тебя?       — Тише, я вовсе не пытаюсь разубедить тебя, партнёр, — спокойно ответила Ви, — я всего лишь хочу понять, насколько ты сама веришь в то, что так сильно пытаешься отыскать для себя. Но такие монстры и в самом деле могут стать неплохой гарантией нашего успеха. Чем сильнее выгода, тем надёжнее ты будешь чувствовать себя за его их спинами.       — Выгода? — Чара коротко усмехнулась. — А как же... обычное сострадание? Милосердие? Преданность?       — Милосердие, преданность, сострадание, — с небрежной усмешкой повторила девушка, — в этом мире сильны властны совсем не те чувства, о которых нам твердят с самого рождения. Ты, наверное, никогда не слышала, но души монстров, оказывается, тоже сотканы из любви, надежды и сострадания. По крайней мере так с гордостью записано в их заплесневелых книжонках. Скажи мне, по-твоему в душе Догго была хоть капля из того? Или, может, души Азгора или Маффет были настолько безупречны? — Ви засмеялась. — О нет, я думаю, им следует подправить свою слащавую историю: страсть, что куда голоднее и темнее любви, иллюзия, что безумнее и слепее надежды, и, наконец, корысть — о, именно то, на что я и уповаю, что сослужила и сослужит впредь нам добрую службу.       — Но... разве можно говорить так о всех, Ви? — Чара покачала головой. — Ты же никогда не выходила за порог Руин, почему ты думаешь, что они все желают нам зла?       — А разве у людей заведено не так? — протянула её спутница в ответ. — Они никогда не могут ужиться в мире, они рвут друг друга на части целыми народами, королевствами точно также, как малые детки в ярости бьются до полусмерти, когда не могут поделить какой-нибудь пустяк. Когда примыкают к сильному, чтобы травить слабых и неугодных, когда предают и унижают, когда загоняют и забивают, совсем забыв о том, что они ангельские цветы жизни, познающие чудесный мир кротким любопытством, а не чужой болью. Но я их не виню, — девушка ухмыльнулась, — я знаю, цветочки совсем не против, когда им дают распробовать, поживиться вкусом настоящей крови. Из крови прорастает новая жизнь, кровью она защищается и ею расплачиваются перед другими. Милосердие, преданность, сострадание — всё это после, всё это, от чего можно отказаться в угоду другим, истинным желаниям! — Ви тяжело вздохнула. — Просто поверь мне, эти миры одинаково сошли с ума и увещеваниями им, как и любому сумасшедшему, ни за что не поможешь.       — Что, значит, по-твоему, я здесь только потому, что гонюсь за... какой-то выгодой? — Чара сжала кулаки. — Так знай, я не пожалею ничего, чтобы его вытащить. Даже если мне придётся умереть, сто, тысячу раз... хоть навсегда, я не остановлюсь!       — Даже если придётся убить?       Девочка запнулась, прикусив язык, прежде чем брошенное в сердцах согласие успело вырваться на свободу. Жёлтый луч прорезал мрак, упав в зелёные глаза брата, резко обернувшиеся к ней с порога комнаты, и их мягкий блеск подёрнулся тревожным мерцанием. Чара испуганно замотала головой и виновато прошептала:       — Я н-не могу сказать, я не знаю, честное слово...       — Это не ответ. — отрезала спутница. — Представь, как кто-то из монстров стал бы между тобой и ним, кто-то бы держал его под замком, может, даже издевался, мучил и пытал, а ты бы всё равно упрямо осталась верна себе, даже во всех красках зная о тех страданиях, что он посмел причинить ему?       Чара вздрогнула — паучье пятно зашевелилось перед глазами, растекаясь по жёлтому запястью брата. Второе вползло на его грудь, медленно вскарабкалось по шее, жадно потянувшись к дрожащему подбородку. Свет поредел, остывая зеленеющим полумраком — пятно вцепились в побледневшее лицо мальчика и распахнутые от ужаса глаза взглянули на неё сквозь тонкие кровавые лапы. Она оступилась. Вскрикнула. Потянулась к нему.       Медальон ожог кожу, вырвав её из лап накатившего наваждения. Чара стиснула зубы, рванув золотистую цепочку и сверкающая брошь упала на ладонь, — горячая, горячая, словно калёное железо. Девочка машинально стряхнула её и украшение с всплеском упало в холодный ручей. Змеиное шипение на миг пробежало по воде.       Она растерянно взглянула на золото, лежащее на синеющем дне, и потянулась за ним дрожащей рукой, когда цепочка шевельнулась, скользнула вверх, приподнявшись над водой и вместе с ним незримая сила подняла медальон из воды, любезно вложив его обратно в руку Чары.       — Прости, это всё из-за меня, — мягко шепнула Ви, — я не хотела тебя пугать. Не принимай близко к сердцу, партнёр, — её рука сомкнула в кулак пальцы девочки, — просто подумай о моих словах как-нибудь на досуге. И реши для себя наверняка: что значит «быть готовым на всё».       — Да... я поняла, — Чара ещё в растерянности взглянула на свою руку, сжимающую холодный медальон. — спасибо.       — Только для тебя, — беззаботно ответила девушка, — раньше я такого ещё не пробовала. Может, ты и права: дружба действительно творит чудеса.       — Наверное, теперь мне не нужно с тобой ссориться, — неловко усмехнулась девочка, опустив кулон в карман. Смятение сдавливало сердце призрачной стеной камышей, обступившей её с четырёх сторон, — вдруг ещё заколешь во сне.       — Да брось, — рассмеялась Ви и легонько толкнула Чару в плечо, — я же для тебя от чистого сердца. В конце концов, мне не нужно оружие, я ведь могу и придушить в любой момент, так что, расслабься, дорогуша.       — По-моему, тебе следовало сдружиться с Папирусом. Вы бы уж точно быстро нашли общий язык.       — О, поверь, лучше будет связаться с Азгором или даже с Альфис, чем с ним.       Чара выбралась из зарослей и окинула взглядом тёмный край склона, по которому уходила единственная известная ей дорога через Вотерфолл. Сейчас она пустовала, лучи за спиной продолжали обшаривать сумрачные топи, воздух был тих, а пыль, поднятая гвардейскими отрядами уже давно улеглась...       Гвардейцы. Чара бросила взгляд в сторону Сноудина, надёжно закрытого непроницаемой стеной скал, и только тут её осенило.       — Послушай, Ви, — шепнула она, — если Альфис и стражники ищут меня там, значит, впереди путь должен быть свободен.       — Не считая Санса, — напомнила девушка, — а ведь он наверняка где-то поблизости.       Девочка приподняла голову, снова скользнув взглядом вдоль пустующей кромки, затем осторожно вскарабкалась по отвесной тропинке и взглянула на знакомую картину дороги, водопад, шумящий вдалеке, скалистый выступ, темнеющий на его фоне и самого скелета, замершего, как восковая статуя на самом краю утёса. Чара несколько секунд всматривалась в его неподвижный силуэт, прежде чем поняла что он не смотрит в сторону дороги, обернувшись к залитой светом пропасти, куда срывался шипящий поток водопада со скалы.       Она вздохнула и медленно поднялась на тропу, очутившись как на ладони перед взглядом гвардейца, но тот не шевельнулся, даже не повернул головы, когда дроблённая галька хрустнула под подошвой девочки. Чара сделала ещё несколько осторожных шагов, которые, впрочем, было нельзя не услышать на перемолотой железными сапогами дороге. Но Санс не услышал. Мешал ли ему шум воды, смешанный с собственными мыслями или же он попросту настойчиво не замечал её — она не знала.       Чара замерла посреди освещённой тропы, пару секунд размышляя о том, стоит ли ей окликнуть его, но едва вспомнив, что кто-то видел их сражение в Сноудине заставила её одёрнуть себя. Ей не хотелось уйти просто так, но иначе было подставить скелета во второй раз. Она вздохнула и, бросив последний взгляд, зашагала по пустующей тропе в тихие дали Вотерфолла.       Ночь шла рука об руку с ней, тихие ветра крались и кружили вдоль серой дороги и даже чернота над головой следила за ней — отстранённо, холодно, как всегда, не являя своих истинных мыслей и чувств. А где-то там, совсем рядом или держась неподалёку, за неё цеплялись взгляды невидимого следопыта, прячущего глаза в рое светлячков, ступающего тише темноты и служащего неизвестно кому. Взгляд Чары напряжённо метался по сумрачным просторам, раскинувшимся вокруг неё. Рука лежала на ножнах, а сердце всё ждало чего-то — шороха, ошибки, случайно тени, попавшийся под тусклый луч света.       «Где же ты прячешься?..»

***

      Не заметили. С души будто свалился целый хребет, грозящийся вот-вот не оставить от него и мокрого места. Правда, радости было не больше, чем от искры, ярко чиркнувшей и тут же пропавшей во мраке. Не заметили, но кто-то видел его, кто-то знал, что он прятался где-то поблизости. Если бы остальные послушались её, то этих нескольких минут спокойствия, жизни, уже могло и не быть.       Нужно было выбираться отсюда как можно скорее — из этого тёмного грота, из жутких сумрачных далей, из каменной ловушки горы, прочь, прочь, неважно, что будет после, лишь бы отыскать спасительный выход.       Вернуться к обходному пути. Не шуметь. Не высовываться. И никуда больше не сворачивать. Всё остальное — заботы, отдых, голод, жажда, всё прочь, пока он не сумеет добраться обратно. Это должно было занять не больше часа.       Майкл взглянул на запястье. Два часа и одиннадцать минут — именно в таком положении стрелки застыли под запотевшим стеклом циферблата. Казалось, всего пару минут назад он смотрел на то, как фосфорический чёрточки ещё исправно ползли вдоль тёмного кружка, с облегчением думая, что угроза миновала. Теперь они сломались. Скорее всего, уже безнадёжно.       Мальчик несколько раз встряхнул руку и снова взглянул на циферблат. Бесполезно. Два часа и одиннадцать минут. А сколько минуло с того момента? Сколько он уже просидел здесь? Пару часов? Сутки?.. Может, целую вечность? Майкл раздражённо взглянул на сломанный «Кольт», ещё дрожащий в его руке. Даже от обыкновенной палки или старой сковороды толку было бы сейчас больше, чем от него. Чёрт, и нужно же было догадаться сунуть руку в воду, даже не подумав как следует!       Но делать было нечего, ждать — означало обрекать себя на ещё большее бессилие, чем дольше он находился здесь, тем слабее чувствовалось время, текущее мимо него. Даже сердце сбивалось, путалось, пытаясь вспомнить дрожащую нить ритма, которую оно знало с самого первого удара.       Сжимая рукоять пистолета и во все глаза вглядываясь в сумрачный пролом, мальчик осторожно двинулся к нему. Журчание, шелест, редкий ветерок вдалеке и больше ничего. Отлично. Ещё несколько шагов. На то берегу не было видно ни души, ни один голос не тревожил сейчас мёртвое спокойствие Вотерфолла. Выбравшись на порог, Майкл миновал илистую отмель и поднялся на цыпочках, вытянув голову над покачивающимися початками рогоза.       Никого. Застывший в тёмной заводи. был нем и тих, как притаившаяся в песке рыба. Майкл судорожно вздохнул, и пригнувшись к земле, стал осторожно пробираться через гущину. Он не заметил, как дрогнули руки и мелкий дребезг курка вновь заставил его вздрогнуть.       Мальчик прижал пистолет к груди и дребезг вновь сразу же оборвался. Но оборвался тихим железным скрежетом, следом за которым над мшистым сводом пещеры, всего в нескольких шагах от него, безмолвна поднялась высокая тень. Майкл обернулся и сердце пропустило удар, когда в глаза бросился холодный блеск брони. Серебряное острие пики, украшенное алой шелковистой лентой, нацелилась в его смертельно бледное лицо — единственное, что безнадёжно выдавало мальчика, почти невидимого посреди сумеречной травы. Звёздный свет упал на плечо незнакомца и руна, очерченная им, разрушила последние иллюзии — треугольный щит с широкими крыльями, обрамляющими красный круг, напоминающий тёмную каплю крови.       — Я так и знала. — глухо изрекла фигура, не отводя нацеленного острия пики.       — О ч-чём? — машинально, почти вполшёпота переспросил Майкл.       — О том, что ты прячешься здесь, конечно, — несмотря на всю твёрдость, звенящую в голосе, он показался ему очень знакомым. — ещё никогда в своей жизни не приходилось так радоваться человеку!       — Ладно, — мальчик сглотнул, окинув одним взглядом кусочек берега рядом с собой. Если и бежать, то только напрямик, вдоль отмели. Рискованно, но сейчас... — тогда, наверное, привет, да?       — «Привет»? — удивлённо воскликнула стражница и он безошибочно признал в ней ту, кто пять минут назад рьяно и безуспешно уверяла в его собственном существовании уверяла других гвардейцев.       К его скромному счастью, никого из последних сейчас поблизости не было.       — Д-да, п-привет, — дружелюбно повторил мальчик, пытаясь унять накатывающую дрожь, — я... меня зовут Майкл, можно просто Мик, а тебя?       Зелёные огни воззрилась на него — с искренней насмешкой или изумлением, этого он понять не мог, но возникшая заминка ясно давала понять, что такой разговор не входил в её планы. Стараясь изо всех сил не бросать лишних взглядов в сторону берега, Майкл сделал чуть заметный шаг назад.       — Я бродил тут долгое время, — торопливо продолжил он, рассеивая внимание стражницы, — и, кажется, немного заплутал, — ещё шаг. Она не шевельнулась. — вот я и хотел узнать, если... если это возможно, — шаг. — могу ли я спросить у тебя, как мне выбраться к главной дороге?       — Я... я не пони.. — пробормотала она и раздражённо встрепенулась, — о чём, чёрт возьми, ты вообще говоришь?       — Просто хотел попросить помощи, — мальчик натянул вежливую улыбку, вместе с тем, как нервы в животе сплелись в тугой узел, — но если ты тоже не в курсе, — он нащупал ногой песок, — то я больше не стану докучать!       И, не дожидаясь ответа, он развернулся и рванул прочь со всех ног. Звонкий оклик, донёсшийся со спины, просвистел в ушах, но Майклу уже было не до него. Он не слышал ни стального звона брони, ни тяжёлых шагов, гремящих позади, всё его внимание было приковано к узкой полоске отмели, прямой лентой несущейся между шумящей стеной камышей и сияющим потоком реки, несущейся вперёд, в спасительный сумрак. Мысли проносились в голове, как ружейные выстрелы — быстрее, быстрее, искать поворот, нырнуть в укрытие, спрятаться. Спрятаться! Дробь команд бомбардировала мозг, отдаваясь бешеным градом ударов в сердце.       За ним он не сразу услышал свист, рассёкший воздух над головой. Яркая вспышка вдруг полоснула по глазам, заставив его резко остановиться. Майкл зажмурился на мгновение, когда воздух вокруг загудел и дыхнул холодом, словно на него снова налетел ледяной ветер Сноудина. Синий свет залил всё вокруг, одна... три.. пять... целых десять!.. куда не бросался взгляд, но всюду натыкался на сверкающие наконечники стрел, целящихся точно в его грудь. Ощетинившееся кольцо намертво замкнулось вокруг него, но страх, неминуемо убийственный, опоздал всего на миг перед инстинктивным. Майкл замер, даже не успев скомандовать себе мысленно. В тот же миг десятки сияющих стрел вонзились холодом в его грудь. Сердце встрепенулось, пропустив удар, но... ничего не произошло. Его пронзило без единой царапины, неосязаемо, словно тело прошили насквозь не острые иглы, а яркие лучи света. Мальчик чуть выдохнул, опустив глаза к синеватым древкам пик, сияющим вокруг него. Он лишь успел заметить, как странно они потускнели возле самой груди, прежде чем звенящие сталью шаги, вынырнувшие из сумрака, заставили вмиг позабыть об этом.       — И куда это ты собрался, братец? — насмешливо протянул уже знакомый голос. — Мы даже не попрощались по-человечески.       Майкл с радостью съёжился, если бы мог без риска для себя шевельнуть хоть одним пальцем, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как беспомощно наблюдать за происходящим. Сердце сжалось, когда стражница снова оказалась перед ним, но уже совсем близко, серебряное острие блеснуло в каких-то паре дюймов от его горла. Тусклый свет реки, упавший на незнакомку, теперь позволил мальчику разглядеть её получше.       Облачённая в чёрную пластинчатую броню, почти сливающуюся с сумраком Вотерфолла, опираясь на серебрящуюся во тьме пику, она возвышалась над ним, гордо приподняв увенчанную двумя тонкими усиками-антеннами треугольную голову, и свысока разглядывала мальчика своими причудливыми ярко-зелёными глазами, разбитыми, стоило только приглядеться, на тысячи малюсеньких сеточек — точно такие же он видел у монстров в Руинах. Впрочем, она и сама была на них очень похожа, только если обитатели тех древних катакомб напоминали муравьёв и мотыльков, то незнакомка куда больше смахивала на богомола, вроде тех, что иногда любили греться на вечернем солнышке возле их дома. Но если его сестра почти не чаяла в них души, то Майклу они никогда не внушали особого доверия.       В любой другой ситуации он мог бы порадоваться за собственную осмотрительность, но перед дышащей в лицо опасностью все мысли были заняты поиском спасения.       — Итак, — склонив голову, стражница изучающе оглядела его с ног до головы, — как будешь оправдываться, человек? Даю тебе шанс в последнем слове честно признаться во всех своих корыстных планах, с которыми ты явился сюда!       — В последнем с-слове? — Майкл похолодел, не сразу заметив, как по лазурным древкам пик медленно расползаются тёмные трещины.       — Никогда не слышал о таком? Или для тебя это слишком благородно? — насмешливо протянула девушка. — Но, зная людей, оно и неудивительно. Даже мне, как новичку, о вас известно больше, чем доброй половине монстров Подземелья. Вы не дали нам спокойной жизни на Поверхности, а теперь из кожи вон лезете, пытаясь отнять её и здесь! — в голосе стражницы полыхнула искра. — Ты первый вредитель, который подвернулся мне под руку, и, судя по твоему лицу, этим весьма впечатлён. — она наклонилась чуть ближе. — Кстати, ты, кажется, хотел познакомиться, да? Как ты там себя назвал? Майкл, верно?       — Д-да, — ответил он, сосредоточивая внимание на магии, удерживающей его в силках. Она, тем временем, продолжала слабеть, холод отступал от груди, давая ещё один шанс предпринять что-то, продержись он ещё минуту-другую, — можно просто Мик.       — Звучит не очень-то в духе людей, — озадаченно отозвалась стражница и, вздёрнув подбородок, уже с гордостью добавила: — А меня зовут Акэйн, стажёр и будущий член Королевской Гвардии Вотерфолла в рядах почётного штурмового отряда! Знаешь, не каждому новичку светят такие перспективы, и ты бы мог, конечно, возгордиться, что именно я и стала бы твоим персональным палачом...       — Палачом?! — воскликнул Майкл и на этот раз дрожь ощутимо пробежала по телу. Ещё чуть-чуть. — Но ведь я ничего не сделал!       — Рассказывай, шпион! — презрительно бросила Акэйн, — От всех предыдущих людей были сплошные проблемы, вот здесь, — она расстегнула подсумок, висящий на поясе и вытащила из него тонкую книжицу в чёрной обложке, — записано о каждом из вас и о том, ради чего вы являетесь сюда до сих пор. Так с какой стати ты у нас исключение? Всем людям вынесен смертный приговор, а хороший, плохой — не забота Гвардии, понимаешь? Ваше дело — сюда упасть, наше дело — уничтожить!       Кровожадный блеск, пробежавший по её улыбке, вместе с красными огоньками в глазах заставили мальчика содрогнуться. И тело послушно отозвалось страху. Указательный палец коснулся спускового крючка заведённого за спину пистолет. Майкл шевельнулся — но вместо ледяного ожога его ловушка лишь жалобно хрустнула. Он молча перехватил насторожившийся взгляд стражницы, а затем резко отскочил на шаг назад, одновременно вскинув руку, сжимающую оружие. Разумеется, это был всего лишь отчаянный жест, о котором знал он, но, едва увидев пистолет, Акэйн вытаращила глаза и попятилась, боязливо отступая от нацеленного на неё дула.       Майкл поджал губы, с трудом сдержав улыбку. Всё-таки сработало.       — Г-громобой? — пробормотала она, переводя взгляд от дрожащего пистолета к лицу мальчика. — Таким ранили Альфис!       — Понятия не имею, — как можно твёрже отрезал Майкл, — и я не собираюсь, просто... слушай, мне не нужны неприятности. Я ещё ни разу не стрелял и не стану пробовать, если мы просто разойдёмся сейчас. Я... я понимаю, это твоя работа, но я не дам себя убить!       — Ладно-ладно, — махнула Акэйн, всё ещё не спуская глаз с оружия, — д-допустим, от меня ускользнёшь, но... — она вдруг приподняла голову, бросив взгляд через плечо мальчика, — что ты скажешь вон тем парням?       Гвардейцы? Ещё? Сердце Майкла едва не оборвалось. Машинально он развернулся навстречу новой угрозе и тут же мощный удар сшиб его с ног. Пистолет вылетел из руки, рухнув в нескольких шагах от него. Железная подошва опустилась на грудь, а серебряное остриё пики холодом коснулось горла. Майкл дёрнулся, но Акэйн с шипением прижала его крепче к земле и процедила:       — Вот о чём я и говорила — ты ничем не лучше остальных! А, значит, я должна сейчас же...       — Подожди! — мысли отчаянно кружились в голове, пытаясь найти, ухватиться за последнюю соломинку. — П-пожалуйста... если... если так нужно, т-то я хочу защищаться! Если проиграю, то х-хорошо, з-забирай её себе и...       — Да угомонись ты! — раздражённо прикрикнула Акэйн. — Боже, ты мне до вечера не дашь договорить? Во-первых, мне, конечно, льстит возможность сразиться на равных с человеком, но это не в моих полномочиях, поэтому, во-вторых, я отконвоирую тебя прямиком к тому, у кого они имеются. То есть, к Альфис, разумеется. Только она у нас специалист по людям и по отнимаю их душ, а вот я нет, потому что новичкам такое нельзя.       — А н-нападать на людей тебе тоже нельзя?       — Можно и убить, если придётся! — огрызнулась стражница, прижав острие пики плотнее к горлу пленника. — Правда, для этого он должен вести себя агрессивно, скажем, угрожать, нападать и ставить жизнь гвардейца под смертельную опасность. — она покосилась на лежащий в песке пистолет. — Или мне расценить твою выходку, как агрессию?       — Н-нет, я понял, — Майкл примирительно поднял дрожащие руки, — этого больше не повторится.       — Так-то лучше.       Лицо Акэйн несколько смягчилось и она отступила в сторону, позволив ему подняться на ноги. Покрутившись по сторонам, девушка отыскала взглядом лежащий в песке пистолет, подняла его, и задумчиво повертев в руках, покосилась на мальчика.       — Это я заберу себе в качестве трофея. — она сунула оружие в подсумок. — Должна признать, маскировка зачётная, выглядит почти как настоящая рухлядь.       Майкл с сожалением проводил взглядом пистолет. Было, конечно, глупо сокрушаться из-за куска металла, с другой стороны — похоже, в здешних края даже в таком состоянии он был далеко не бесполезен. Акэйн, тем временем, пристально огляделась по сторонам, внимательно изучив обстановку вдоль сумрачной кромки противоположного берега и снова обернулась к мальчику.       — Надеюсь, рядом не прячется ещё охапка сообщников? Может, целый эскадрон в кустах, а ты у них просто мелкая шишка, навроде разведчика?       — Н-нет, я здесь один.       — Бедняга. — притворно вздохнула стражница. — Даже прикрытие тебе не организовали. Постой, или же ты настолько крутой мастак, что привык работать только в одиночку? — судя по энтузиазму во взгляде, последняя мысль пришлась ей по душе намного больше. — Ладно, договорились, с этого момента ты мой почётный пленник! — торжественно объявила она и бодро зашагала вперёд, вдоль песчаной отмели. Майкл растерянно посмотрел ей вслед, не тронувшись с места. Удалившись на двадцать шагов, Акэйн остановилась, развернулась, уставившись на пленника с неменьшим изумлением, а затем чертыхнулась и быстро вернулась назад.       — Думаю, ты прав, — с лёгкой досадой сказала она, — лучше я буду держаться позади.       Майкл отвернулся, едва сдержав смешок, но поймав грозный взгляд стражницы, только сдержанно кивнул и поскорее зашагал вперёд. Мрачно прищурившись, девушка вскинула пику и двинулась следом за ним.       — Cлушай, чудак, — проворчала она, — будь я на твоём месте, лучше бы продолжала трепетать от страха.       — Знаю, — ответил мальчик, — наверное, я просто слишком рад быть почётным пленником.       — Тоже мне, повод! — шикнула Акэйн, но глаза её загорелись от гордости.

***

      Ещё один звонок за сегодня. Впрочем, удивляться было нечему, узнай о происходящем широкая публика — у неё наверняка не осталось бы и свободной минутки. Самые отчаянные скоро непременно хлынут на улицы и станут мельтешить по всем окрестностям, создавая ворох ненужных проблем. От параноиков и фанатиков глупо было ожидать иного, значит, оставалось только действовать на упреждение, отводя голодные взгляды подальше от её лакомого кусочка.       Сколько суеты, сколько лишней мороки, от которой так просто было не отделаться. Но каждая заманчивая цель прихотлива и капризна, чем выше осознание её цены, тем сильнее она стремится от тебя улизнуть. Искусить ещё больше, поиграть, проверить — как далеко ты готов зайти, чтобы заполучить её в свои руки? Оправдывает ли она твои средства?       Сухой дребезг телефона вновь ворвался в тишину комнаты. Девушка сняла трубку.       — По-моему, ты ошиблась. — без обиняков прорычал голос.       — Разве вы всё ещё его не нашли?       — О, мы нарыли кое-что важное. Только вот насчёт города... никто из местных ничего не знает, либо молчат, как партизаны, либо все разом ослепли, а, может, на самом деле ни черта не видели!       — Боже, — она удивлённо вскинула брови, — получается, наш драгоценный гость ускользнул?       — Хочу спросить тебя о том же.       — Уверяю, он не покидал пределов Сноудина. Во всяком случае, моя система безопасности не сработала больше ни в одном районе.       — В самом деле? А вот мои ребята только что распутали след этого сопляка и он почему-то ведёт прямиком в Вотерфолл!       — Чутьё можно и обмануть. Не ты ли рассказывала мне о том, как искусно люди могут морочить головы? Или ты стала доверять своим ищейкам больше, чем мне?       — Я доверяю себе, а моя интуиция c ними полностью согласна. Здесь останется треть отряда, чтобы прочёсывать лес и дальше. Остальные перережут все пути из Вотерфолла, и как только этот выродок угодит в силки, то я непременно о нём позабочусь! — рычащий вздох. — Но если он всё-таки в Сноудине... клянусь, даю руку на отсечение, окажись ты права!       — Какие заманчивые предложения. А ты, похоже, совсем не любишь учиться на собственных ошибках. И откуда в тебе только так много уверенности?       — Я не уверена — я просто знаю! — гаркнула она. — Знаю, что он прячется где-то там!       Звонок оборвался гудками, задержав ответ на полуслове. Она раздражённо бросила трубку на рычаг и подняла взгляд на заснеженную тропу, вдоль которой уже мчалась из города первая колонна гвардейцев. Какая покладистость, непогрешимая до тошноты, какая надрессированная ярость в глазах, что не оставит девчонке и шанса уцелеть. Они выследят, настигнут, схватят, а затем изуродуют её нежную плоть, растопчут белоснежные кости, смешают с грязью чистую алую кровью... Всё ради единственной наживы, единственной, способной с лёгкой руки королевы разжечь в их душах проблеск милости.       Никакой целесообразности, только тупая, звериная работа, проделанная, как и всегда, с блестящей топорностью. Если бы можно было только затаиться, подкараулить, выцепить каждого из темноты и уничтожить, как свору взбешённых собак, её сердце не стеснили бы никакие сомнения. Но их не остановишь, не устрашишь и не проймёшь никакими уговорами. Против такой силы умному остаётся сражаться словно с неукротимым пожаром — огнём против огня.       Нужно было лишь вовремя зажечь его. А несколько лишних спичек про запас под рукой имелись всегда.       Она повернулась к терминалу и взгляд быстро выхватил из длинного списка имён нужную строчку в разделе «Кей». Телефонный номер уже лежал на её столе.       — Гвардейский штаб Хотленда? Ах, капитан Корсак, это вы, какая удача! Полагаю, мне не нужно представляться. Прошу прощения за звонок не по служебной линии, но у меня на руках был только личный номер, который любезно предложила ваша дочь, Кэсси. — Андайн с улыбкой взглянула на имя, горящее на мониторе. — Кажется, она исчезла четыре дня тому назад?