(un) Pleasant evening

      Солнце весь день нещадно пекло, накаляя лучами асфальт. В городе, забитом грязно-бежевого цвета домами, изредка перемежающимися великанами из стекла и металла, было душно и тесно, поэтому, стоило солнцу хоть немного начать клониться в сторону горизонта, я направился в парк: пребывание в полом скелете одного из таких зданий стало невыносимым.       Назвать свою прогулку спокойной поначалу я не мог: воспалённый от учёбы мозг всё ещё не мог отвыкнуть от бесконечных потоков выливающейся на него информации. Не успею прочитать, не успею выучить, забуду название очередного из сотни важных белков… Но как-то понемногу это начало отступать.       Шелест листьев деревьев, заставших ещё наверняка не одно поколение прежних аристократичных владельцев парка, тихое журчание искусственного водопада, образующего пенную лужу источающую болотистый запах, зазывания птиц, переливистая речь отдыхающих в парке людей и, наконец, приторно-сладкий аромат цветущих растений — всё это мягким потоком вымыло любые мысли, оставив в голове приятную пустоту. Крайне желанное чувство после сотен страниц научной литературы, которую нужно было ещё понять.       Спокойствие понемногу завладело моей душой, если таковая имелась, заставив меня замедлить шаг. Я вгрызался взглядом в каждую деталь окружающего мира, стараясь запечатлеть в памяти этот момент. Но на удивление, моё внимание и чувство времени ослабели настолько, что я не заметил, как солнце начало окончательно заходить за линию горизонта, слабо охватывая красноватыми лучами небо.       С недавних пор я начал пугаться закатов, хоть раньше они были моим любимым зрелищем. Что-то начинало липким ядом подтачивать моё сердце. Тени от падающих предметов, казалось, расползались и всё тянули свои щупальца ко мне. И тогда единственным верным для меня решением было впасть в небытие, укутавшись с головой в одеяло и стараясь не слушать чей-то тихий голос, говорящий на чужом языке. Я не знаю, кто это был и что он от меня хотел — на просьбы перестать он лишь надменно смеялся.       Вспоминая всё это, я хотел было пойти домой, но парк меня всё равно будто удерживал. Я наматывал по нему круги, бродя абсолютно бесцельно. Пытался найти указатели, спросить у кого-то где выход. Но указателей не было, а люди призраками ускользали в тени растительности, становясь с ними словно одним целым.       Однако и на сей раз тревога, до того всё усиливающаяся, начала понемногу отступать — похоже, у истощённой нервной системы не было ресурсов. Уже почти не различая ничего в темноте, я устало брёл в тишине, старавшись не задерживаться в тех редких пятнах, где лили жёлтый свет фонари: я просто не хотел вглядываться в то, что может находиться в тени.       Но силы меня стремительно покидали, и не усесться на лавку, находившуюся под одним из таких фонарей, я не мог. Глубоко выдохнув, я уставился на небо и тут же тело расколол страх: звёзды были слишком уж тёмные, я бы даже сказал чёрные.       — Что за чертовщина, — смутившись пробормотал я.       Тщетно попытался протереть очки, закрыть глаза, быстро поморгать — сделать хоть что-нибудь. Но звёзды от этого белее не стали.       Внезапно образовалось стойкое ощущение, будто я тут не один. Будто кто-то вперил свой любопытный взгляд в мою спину. Поворачиваться не хотелось.       Затем тени густой сеткой щупалец начали медленно ползти на скамейку, перекидываясь и на меня: то ли заворожённый, то ли парализованный страхом, я не в силах был пошевелиться.       «Пора бы уже и к психиатру записаться», — усмехнулся я про себя.       Хотелось бы мне, чтобы это был лишь плод воспалённого воображения, а не защитный механизм психики. Но чья-то мертвенно холодная рука, лёгшая мне на плечо и слегка его сжавшая, почему-то отбросила остатки надежды.       Тьма липким дёгтем влилась в голову, окончательно вытесняя любые мои эмоции. Пришло осознание, откуда взялись чёрные звёзды и кто всё это время пытался со мной навязать контакт. Возможно, будь я полон сил и не вымучен месяцами бессонных ночей, я бы с рвением принялся сопротивляться и отрицать происходящее.       Но я лишь апатично поддался тому странному созданию, позволив ему утащить себя туда, откуда оно само и явилось — во тьму.