The window to the soul

- Уходи, уходи, уходи! – голос гулко отражался от стен серой, голой подворотни, время от времени срываясь и переходя на хрип. – Да давай же, ну, покончим с этим раз и навсегда! Он исступленно бил ладонями стену какого-то облезшего дома в порыве бессильной ярости. Звенящая тишина была ему ироничный ответом. *** За 10 часов до этого… Сергей развалился на кресле в своём кабинете и по-кошачьи жмурил глаза, наслаждаясь моментом, или, проще сказать, скучая. Скука. Снова грациозные скульптуры в стекле, снова утренний Петербург расстилается перед ним из окна, он был даже был готов терпеть сотрудников, которые иногда так не кстати нарушали его интровертное пространство. Он, как и всегда, остался глубоко предан привычке с головой погружаться в работу, моментально забывая обо всем вокруг. Предельная внимательность и концентрация, которая сопровождалась меланхоличной отстранённостью, выхолаживала его глаза на холодный неживой оттенок светло-серого. Лишь благодаря ненавязчивым, насмешливым напоминаниям Игоря, он, может быть, впервые в жизни начал нормировать свой график. В контраст самому себе, Серёжа недовольно ворчал на майора за его задержки на работе и сомнительные приключения. Общими усилиями(хотя Серый справился бы сам, но Игорь больно гордый) они купили достаточно просторную квартиру недалеко от башни «Vmeste». Не смотря на то, что Разумовский безусловно уважал питерскую архитектуру, он настоял на более комфортном жилье, чем том, где местами зияют потрескавшиеся стены, деревянный скрипучий пол и туалет без двери. Его грело давно забытое чувство от которого тягучее тепло развивалось по телу. Ему было куда возвращаться. Ему было к кому возвращаться. День шёл относительно неплохо. Новые доработки пока удовлетворяли скептический взгляд Разумовского, серьёзное совещание было успешно проведено, а Марго не уведомляла о важных происшествиях в городе. Утро было на удивление тихим и спокойным. Он часто непринужденно болтал с ней: она скрашивала его незримое одиночество в башне. Сам того не замечая он привязался к ней. Бессмысленно рассказывая ей свои мысли, он искал в Марго поддержку и понимание, по которой парня иногда так ломало. Ее голос был таким же металлическим и правильным, как тонкий изящный клинок, но программисту уже начинали мерещиться в ней неяркие оттенки эмоций. Тем не менее в его душе поселилось липкое отвратительное чувство. Может, что-то неизбежное стремительно приближалось? Когда Разумовский вышел раздавать необходимых для поддержания рабочего духа, нагеняев, он почти физически ощущал прожигающие его взгляды. С десяток лиц, не стесняясь, провожали глазами каждое его мимолетное движение. От их внимания тело начинало предательски чесаться. Очевидно, они не ожидали, что могут быть замечены даже если Сергей стоит к ним спиной. Парень сразу почувствовал, как все замерло и замолчало, стоило ему только выйти из кабинета. Этого стоило ожидать. Ему было необходимо снова завоевать доверие людей, которым он предоставляет рабочее место. Конечно, он думал оставить в башне только сервера и иск.ин., но тогда соцсеть потеряла бы человечность и весь свой шарм. Компьютер это хорошо и точно, и так ужасно скучно. Одними из обязательных условий его творения была доступность и максимальная приближенность к обычным людям. Без человеческого взгляда здесь, увы, не обойтись. Он вытянул руку в сторону молодого человека с взлохмаченными вихрями волос, и задумчиво пощелкал пальцами перед собой в надежде вспомнит его имя. Ага! Кирилл, вроде. - Кирилл, переделайте этот отчёт. – он небрежно кинул папку ему на стол. – Только открыв, я заметил как минимум две ошибки, это не считая безобразного оформления. Если так будет продолжать, я вынужден буду с вами распрощаться. Этот Кирилл буркнул что-то нечленораздельное и удрученно уткнулся в листочки, не забыв наградить Разумовского перед этим испепеляющим взглядом. Последний же продолжил, со всей присущей ему грацией, дефилировать по пространству. Стоял промозглый сентябрьский вечер. Опять моросило. Мелкий дождик то надоедливо капал, то опять замирал где-то в тропосфере. Последние недели сентября демонстрировали «прекрасную» погоду, собственно, как это обычно и бывало в этом климате. Сергей в спешке забежал в подъезд, кутаясь в одну лишь толстовку. Желания промокнуть сегодня, как последняя собака не было вообще. Как назло тучи только сгущались над городом – парень не видел положительной альтернативы провести вечер на улице или, хотя бы, с открытым окном, из которого в комнату весело залетают струйки ветра. Как ни странно, сегодня Игорь умудрился вернуться домой первым. Разумовский сразу же расслышал лёгкое шебуршание бумаги и тихое борматание, которое бывает, когда ведёшь внутренний диалог ссобой, решая какую-то задачу. Он бесшумно подкрался к мужчине, и, коварно улыбнувшись, резко обнял его сзади за шею. Он удовлетворенно фыркнул, как только почувствовал, как напряглось и вздрогнуло сильное тело под ним. Гром повернул голову в сторону и столкнулся нос к носу с хитрющими зелёными глазами. Ему даже показалось, что в них танцуют жизнерадостные неугомонные огоньки. А, собственно, почему показалось? Взгляд рыжего в самом деле искрился светом и теплом, способным растопить льды вечной мерзлоты. - А какой холодный. Кошмар. Заболеешь -лечить не буду. Майор встал со стула, втягивая в поцелуй программиста. Последний, в свою очередь, попытался вяло оправдаться чем-то вроде “Мне не холодно”, но слова потонули под мягким напором мужчины. - У тебя даже губы ледяные. – усмехнулся он. - Ну что ж, в таком случае мне остается только лечь на диван и умереть. Но сначала, я чувствую, что мне жизненно необходима чашка чая. Он поскакал на светлую кухню. Вообще, он старался отойти от тёмной тематики в интерьере в новой квартире, но в то же время не допускал белой. Тёмный давал такой нужный покой, в нем бесконечный судорожный поток мыслей успокаивался и лениво замирал. Он поглощал. Внутри было так тепло и душно, что не хотелось даже двигаться. Совсем как мощные смоляные крылья Птицы на фоне белоснежных стен психиатрической больницы. И абсолютно точно это не мог быть белый. Такого ада снова он не переживёт. Этот цвет через чур обнажает его сущность, он успел надоесть ему там, когда его единственным занятием было втыкать в истинно-белую стену, оставшись наедине со своими личностями и загонами. Итак, он последовал в светлую бежевую кухню. Она была небольшой: стол с четырьмя стульями, холодильник, раковина, разделочный стол со всеми предлагающимися к нему шкафчиками и плита. Все самое необходимое, но выглядело довольно изящно. На верхних полках стояло пару тонких статуэток, а на столе был низкий и пузатый горшочек с суккулентом Crassula ovata. Он лениво ткнул на выключатель чайник, исподтишка бросив внимательный взгляд на любовника. Тот сосредоточенно записывал что-то в простую тетрадку, периодически хмурил молнебразные брови. Гром неосознанно прикусил щеку изнутри, обнажая сильнее обычного высокую скулу, ее плотно обтянула обветренная кожа. Его манера писать была такая же своеобразно уверенная и резкая, как и все остальные движения. Серёжа вздрогнул. Чайник забурлил, словно старые жигули какого-нибудь спиртного джентльмена во дворе. Кружка, пакетик, вода, обожжённый язык. Он удобно устроился с ногами на кресле в углу комнаты, подобно мышке. Не успел он открыть рот, как Игорь повернулся в его сторону, оставив спинку стула между ног. В его руке была стандартная картонная папка, какие используют для ведения дела. - Кто такой Олег Волков? Сергей опешил. Ничего не предвещало беды. Парень застыл, в следующую секунду, с запозданием, подавился глотком черного чая и беспомощно закашлялся, жмуря глаза. Сейчас он выглядел жалко, и отлично это понимал, отчего становилось еще хуже. -Кто? – все что смог из себя сдавлено выдавить. - Олег Волков. Я подробно изучил твоё дело, этот человек часто мелькал там. Причем последний раз меньше года назад. Ты заказывал его услуги, - мужчина мельком глянул на него. – насколько я понял. Я навел на него справки: вырос с тобой в одном дет.доме, пошел в армию, далее работал наёмником и, надо признать, весьма неплохим, по недавним данным он числится погибшим. Информации мало, скрытно работает, и все же, кто же он для тебя? Разумовский помрачнел. Его глаза стремительно заволок фиолетовый туман. ‐ Он умер. – губы казались чужими. – Олега больше нет. Кто он? Моя душа, наверное. – голос звучал глухо и отдалённо. – Был душой. Игоря кольнула ревность. Совсем неправильная и неуместная, но он был не в силах что-либо с собой поделать. На секунду он почувствовал сильнейшее отвращение к себе за эти слабость и эгоизм, такое, что в груди начали жалобно скребсти кошки. - Конкретнее. – безжалостно выдал он против своей воли. – Меня не интересуют твои сентиментальные речи, мне нужны факты которые помогут мне разобраться во всем дерьме, которое ты успел наворотить. “Нет, нет, нет, ты гребаный идиот. Перестань нести херню, оставь свои психи для преступников, ну, в крайнем случае для Прокопеныча. Заткнись, ради Бога" Послышались безразличны слова, в которых, однако, угадывалась еле уловимая горечь: - Волков Олег Давидович, 29 лет, на экономическом вроде учился..- неожиданно он мотнул головой, судорожно втянул воздух, как если бы задыхался и вскинул на мужчину слегка одуревшие фиалковые глаза. Он нетвердо, торопливо поднялся, задевая все на своём пути, запинаясь и пытаясь тщетно уберечь руками от урона окружающий мир. Чашка чая печально полетела на пол и разбилась на сотню осколков. Недоумение отразилось в стальных глазах, которые опасно балансировали с глубоким ярко-медовым цветом. Парень захлопнул за собой дверь. Олег. Неизвестно откуда взявшееся чувство ужасного осознания захватило его разум и сжало в тиски, отчего холодный пот выступил на спине. Он рванул вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Подъездная дверь громыхнула за ним. Бежать, бежать дальше от своих мыслей, убежать от них во что бы то ни стало. Птицы был всегда. Сергей знал это, чувствовал постороннее присутствие и чужие шуршащие движения за своей спиной. Томное и мерное дыхание над ухом часто щекотало выбивающиеся пряди. Серёжа побежал вдоль оживлённой улицы. Время от времени налетая на людей, он бормотал какие-то неосознанные бесполезные извинения. Холодный воздух больно бил по раскрасневшимся щекам, хотя это не волновало его от слова совсем. Мимо проносились, смешанным серым пятном, тусклые дома. Его вторая личность была с ним с детства. С того самого момента, как его родители трагично погибли. Птица появлялся в моменты, когда одиночество достигало пика: душило и истязало, казалось, просвета в этой мгле больше не будет никогда. Оно резало больно, словно тупым ножом живьём по ране. И хотелось кричать, швырять, оглушительно рыдать, чтобы хоть кто-то услышал, что он есть, вот он, тоже заслуживает кроху внимания и любви. Но в горле только появлялся ком от бессилия. …Лёгкие горели, их обжигало с каждым выдохом все сильнее, они готовы были разорваться на кусочки, лишь бы прекратить это безумие. Разумовский резко и судорожно откинул волосы рукой назад, не прекращая движения. Казалось, ноги сами его несли. Он попал в неизвестную ему часть города. Асфальт был чужим, запах в воздухе – престранный, даже гомон вокруг поменял тональность. А ярость росла. Неконтролируемый гнев в долю секунды вспыхнул из глубин души. Но пришёл Олег, и о да, Волков избавил его от одиночества. Лучший друг помогал ему справиться с доминированием второй личности. Серёжа ясно помнил, как сидел один в тёмном углу, в страхе навредить кому-либо, и Олег, каждый раз, своим нескончаемым оптимизмом, вселял в него уверенность в своих силах. Его задорно горящие темные глаза как бы говорили: «Не ссы, Серый, прорвёмся». Лукавый взгляд еще не обманывал. Птица ушел. Он начал постепенно стираться из памяти, заменяясь увлечением самым ценным, что у него есть - дружбой. ..Быстрее, быстрее, быстрее. Нельзя задерживаться в этом пространстве ни на мгновение. Злость захлестывает, до такой степени, что от нее на мгновение начинает кружиться голова, и жжёт в груди и в горле. Губы сжимаются в тонкую полоску до сомнения в их существовании. На Олеге Волкове все завершилось. И на нем же все началось. Янус гребанный. После того электронного письма что-то надломилось в душе. Сначала было непринятие. Сергей находил подтверждение информации и раз за разом отказывался верить. Потом гнев. Он ужасно злился на Волкова: как он посмел оставить его одного в этом мире? Они же поклялись всегда держаться вместе. Предательство никак не поддавалось прощению в соответствии с разумовскими моральными принципами. И тогда парень отдался в стихию ненависти и озлобления. И, надо сказать, стихия была определённо его. ...Асфальт противно скрипит под подошвой, ветер свистит в ушах. Серёжа завернул в какие-то гаражи, не в силах больше видеть лица людей. Он вполне себе мог пройти все стадии принятия, как нормальный человек, но кое-что начало настораживать его пытливый ум. Давно забытые ощущения из детства свалились, как снег на голову. Сергей с ужасом поймал себя на провалах в памяти или, что еще хуже, пассивно наблюдающим за происходящим из своего коммунального тела. Дальше – хуже. Птица без зазрения совести докучал своим присутствием, даже посмел прикрываться Олегом. Вторая личность росла вместе с хозяином. Что тогда, что сейчас Серёжа видел копию себя, но более хищную и имеющую ярко-жёлтые глаза. Маленький птенчик превратился в жутковатого, но безусловно красивого, молодого ворона. Его больше ничего не сдерживало. Последний блок слетел. Разумовский неловко споткнулся о свои ноги и полетел вперед вперёд руками. Руки больно садануло о камни. Он огляделся: кругом не было ни души, только высокие печальные стены и безразличное белое небо. В голове раздался противный заливистый смех, отчаянно хотелось закрыть уши руками, но он слишком быстро понял тщетность своих действий. Парень решительно шмыгнул носом. Его лицо приняло упрямое выражение, оставляя глаза кристально-фиолетовыми. Прядь огненных волос упала на левый глаз. Присутствие Птицы было очевидно. Сергей растерянно, нервозно подрагивая, обернулся вокруг своей оси. Никого. Он просто смеётся над ним, дразнит как маленького мальчика. Серёжа принялся ходить взад-вперёд и сосредоточенно прикусывать губы. Поймать контроль, это же так просто, всего лишь убить частичку себя и закопать подальше. Ему уже приходилось убивать, и много, в наше время совестливых людей все меньше, в то время как гниение души распространяется словно чума по крысам. Нельзя быть таким слабым. Если ты не в силах противостоять самому себе, то как можно говорить о противостоянии другим и тем более о том, чтобы вести их за собой? «Vmeste» не протянет долго без него. Тяжёлая рука легла на плечо. Разумовский резко повернул голову в сторону, готовясь ударить. Лицо Олега перед ним сияло самой благодушной улыбкой. Волков вальяжно прошёлся вокруг него, игриво касаясь кончиками пальцев тонкой кожи шеи парня. В следующую секунд его образ незаметно растворился в воздухе вне поле зрения. Ну нет, это переходит все границы. Он срывается с места, но сразу же оборачивается на сто восемьдесят градусов. Одновременно с этим чуть наклоняясь вперед и отходя назад на пару шагов. - Уходи, уходи, уходи! – голос гулко отражался от стен серой, голой подворотни, время от времени срываясь и переходя на хрип. – Да давай же, ну, покончим с этим раз и навсегда! Он исступленно бил ладонями стену какого-то облезшего дома в порыве бессильной ярости. Звенящая тишина была ему ироничный ответом. Снова бег, мысли и ветер. Он не знал куда идет, но подсознательно направился именно туда. Впереди показалось море; лёгкие, мелкие волны мягко гуляли по поверхности. В носу беспощадно щипало от сбившегося дыхания, а лёгкие хотелось выплюнуть от греха подальше. Он замедлил шаг и шумно вдохнул большой глоток солёного воздуха. Влажный ветер небрежно развивал растрепавшиеся пряди, и галька хрустела под ногами. Он остановился. Море такое пленительное, тёмное, от одного только взгляда на него уже хочется, чтобы оно поглотило тебя в ледяную глубину. Оно имеет сегодня, на удивление, одновременно грозный и кроткий вид. Заворожённый, он апатично качнулся и передёрнул плечами. Лёгкая полуулыбка коснулась его губ. Внешне он выражал абсолютно ничего, но внутри него развязалась самая настоящая буря. Схватка с Птицей некрасиво терзала душу. Разумовский упал на колени, прямо в холодную воду, не замечая, как на джинсах, на коленях, стремительно разрастаются мокрые пятна. Он не чувствовал холода, не чувствовал этого пробирающего до костей озноба. Стоять не было ни сил, ни желания. Он просто смотрел вперед своими, полными горечи, аметистовыми глазами. Ни за что и никогда он не посмеет так глупо испортить себе и другим жизнь. Он сильнее Птицы. Просто потому что он – это он, а пернатый – жалкая тень, которая возомнила о себе слишком много. Они оба принадлежали к людям огня. Одно только различие: Разумовский нес в себе миротворное пламя, каким совершается правосудие и очищение, а Птица содержал всепоглощающее и разрушительное. Море способно погасить горячие языки и нестерпимый жар, который уже пожирает самого себя. Синяя вода врезалась в самое сердце Птицы. Она затушила его огонь. Что-то сломалось окончательно. Оно больно надломилось и сначала выбило землю из-под ног, но он вздохнул свободно. До него донеслся обрывок мысли. “Это конец". Он вдруг ясно понял, что Птицы больше нет. И Олега тоже, так бывает, люди умирают, нужно жить дальше. Нужно гореть еще ярче, чем прежде, в их память. А Птица ушел. Не навсегда, нет, он остался в глубине сознания. И кто знает когда ему суждено появиться вновь?