Разве сердце влюблённое в свободу, может любить кого-то ещё?

      Бард делает глубокий вдох, наблюдая за тем, как город свободы медленно окрашивается в багряные краски заходящего солнца. Ночью, из-за его фонарей, кажется, что он будто пылает в огне. Пылает как и сердце его Архонта, прямо сейчас. Он открывает глаза... Её волосы. Её светлые волосы, тоже перенимают цвета позднего солнца, начиная отливать рыжиной. Прекрасно. Это так прекрасно.       Ему всегда нужно немного времени, для того чтобы успокоиться. Успокоить этот мандраж внутри себя, когда она стоит рядом. Когда она зовет его куда-то, когда они делают что-то вместе. Гуляют вместе. Хотя, он в любом случае всегда может прикинуться дурачком, или вовсе сказать что пьян. И все поверят в это. Всё. Ведь он простой бард, выступающий в тавернах и забегаловках ради стакана вина, что с него взять. Но Люмин больше никогда не поверит.       И когда она говорит с ним, спрашивает что-то, то он лишь громко смеётся. Смеётся так, чтобы она не поняла его искренних чувств. Вдыхая сладкий запах белых цветов Сесилии, а после заправляет их в волосы цвета пшена. Наверное это выдаёт его немного больше. Он смотрит в эти глаза. Смотрит в эти золотые глаза и все ещё надеется, что это все пройдёт...       Он надеется, что просто влюблен. Переменчивой, летней страстью с запахом луговых цветов и крепкого вина, с привкусом горечи. Что эта влюблённость пройдёт. Что она пролетит мимо, слегка задев его сердце, а после сразу покинув, как легкий летний ветерок над Монштадом.       Он надеется, что влюблен в Люмин также, как влюблен в цветы, влюблен в вино и в синее, чистое небо. Влюблен в природу и собственный город. Влюблен в свободу, за которую когда-то пал его друг. Тот... В кого он тоже был влюблен. И чей облик позже принял.       Потому что так не любят людей. Потому что так легче. Эта влюблённость оставляет после себя лишь мимолетную улыбку, звонкий смех, приятные воспоминания, и никаких глубоких ран. Она лёгкая как ветер, и сладкая как мед. Приятная и простая. Та, с которой можно быстро расстаться, и от которой не будет больно. Никогда больше не будет больно... Это не любовь. И именно поэтому влюблённость так хороша.       Поэтому что это не то, гнетущее вязкое чувство, захватывающее тебя с головой, наполняющее лёгкие, не давая сделать первый вдох. Любовь слишком серьёзная. Любовь делает слишком больно. Она слишком сложная и слишком ответственная для Бога ветра и свободы. Поэтому он продолжает твердить себе лишь одно:       Что он влюблен в Мондштад. Поэтому в любой момент может покинуть свой город, и его не будут терзать муки совести.       Что он влюблен в него. Поэтому до сих пор спокойно носит этот самый облик.       Что он влюблен в Люмин. Поэтому не будет плакать если она откажет ему. Не будет плакать если она покинет его. Если она умрёт... Влюблённость позволяет быть свободным. Любовь заставляет задуматься.       Окунуться в себе с головой. В свои страхи и прошлое, которые придётся преодолеть ради этой самой любви. Но Венти не готов. Венти не хочет. Ведь намного легче потопить это все в море из одуванчикового вина, рассказать об этом в глупых песенках, который все равно никто толком и не поймёт. Никто... Но она поняла...       Её глаза всегда смотрели на него так серьёзно. Так грустно и проницательно. Светлые, как холодная луна, посреди тёмного неба, разгоняющая своим светом тучи гнетущей ночи, освещая дорогу. Он знает. Она может выслушать. Она может принять. Она может понять. И она поймёт. Но Бард не готов открыться. Не готов окунуться в этот омут, разобрать в себе. Он не готов. Он не готов понять. Он не готов принять. В первую очередь самого себя. — Так что, ты не пойдёшь со мной? — наконец раздаётся звонкий девичий голос. Люмин улыбается, прикрыв глаза, держа чужие белые ладони в своих, слегка раскачивая их из стороны в сторону. — Ахаха, конечно же нет, глупенькая! Знаешь ли сколько много у меня дел вообще-то? М? — Громко смеётся бард, задрав голову вверх и вздернув нос. — И сколько же? —Игриво спрашивает путешественница. — Выступать за копейки в таверне а после напиватся! Вот и все твои дела. - вздыхает она.       Венти надувает белые щеки, делая вид что обиделся, но только из вежливости к самому себе. А после вновь заливается звонким смехом, когда больше не может сдерживаться, выдергивая свои руки из чужой хватки, держась за живот. Люмин лишь скептически наблюдает за этим, уперев руки в боки, но улыбка все ещё не сходит с её доброго, такого тёплого и светлого лица. — В любом случае, как бы сильно я не хотел, я бы все равно не мог пойти с тобой. — Спустя какое-то время отвечает Бард, смахивая лёгкие слезы с уголков глаз. — Я понимаю, и настаивать не стану, - спокойно произносит девушка, опуская взгляд в землю, но тут же поднимая его вновь, нежно улыбаясь.       Белые пальцы касаются чужой щеки, осторожно поглаживая ее. И Венти сам того не понимая льнет к ней. Льнет слишком сильно, для того кто правда не хочет идти с ней. Для того у кого правда слишком много дел. Для того кто не врет. Ни Люмин, ни самому себе.       Она права. Она абсолютно права. Всё его дела - это играть на бесполезной арфе свои глупые песенки, а после напиваться с такими же "занятыми" людьми в таверне, на деньги вырученные с них. Вот она, настоящая сила Архонта свободы. Топить свои чувства в вине и забываться.       Чужие губы касаются его лба, отдавая свое тепло, а после сразу отдаляясь. Венти ничего не успевает сказать, как она быстро произносит: — Тогда, прощай Венти!       И тут же растворяется летним ветром тёплым ветром, в цветах алеющего на горизонте заката.       Венти улыбается. Улыбается грустно. Прикладывая руку к своей груди и закрывая глаза. Стараясь подавить боль, доставая арфу. — Прощай... Моя любовь.

Нет...

Не может.